под маской веселого
оживления. У противоположной стены комнаты на подлокотнике
большого кожаного кресла сидела девушка, которую я знал как
Джейн Делано. Поэт не преувеличил, утверждая, что она
прекрасна.
   - Ты? - буркнул Джоплин, когда увидел меня. - Чего ты,
к дьяволу, хочешь?
   - А что у тебя есть?
   Я не слишком сосредотачивался на этом обмене фразами, а
присматривался к девушке. Было в ней что-то знакомое, но я
никак не мог понять, что именно. Возможно, я никогда не
видел ее, а это ощущение возникло потому, что я так долго
всматривался в фотографию? С фотографиями так бывает.
   Тем временем Джоплин говорил:
   - Однако у меня не так много времени, чтобы бросать его
на ветер.
   - Если бы ты поберег время, которое получил от судей, у
тебя было бы его навалом.
   Где-то я уже видел эту девушку. Стройная, одета в
голубое платье, открывающее то, что стоило показать: шею,
плечи, спину. Густые, темные волосы и овальное розовое
личико. Широко расставленные серые глаза действительно, как
это определил поэт, напоминали полированное серебро. Я
мерил ее взглядом, но никак не мог вызвать нужную
ассоциацию. Килкурс продолжал сидеть на столе, покачивая
ногой.
   Джоплин начал терять терпение.
   - Может, ты перестанешь пялить глаза на девочку и
скажешь, чего ты хочешь?
   Девушка усмехнулась иронично, приоткрыв свои острые, как
иглы, мелкие зубки. И по этой улыбке я ее узнал.
   Меня сбили с толку ее волосы и кожа. Когда я видел ее в
последний раз - последний и единственный, - ее лицо было
мраморно-белым, а волосы короткими, цвета огня. Она, трое
мужчин, одна старушка и я забавлялись в тот вечер игрой в
прятки в одном доме на Турецкой улице. Ставкой в игре было
убийство банковского посыльного и кража акций стоимостью в
сто тысяч долларов. Трое участников организованной ею аферы
погибли в тот вечер, а четвертый, китаец, угодил на
виселицу.
   Звали ее тогда Эльвирой, и мы безуспешно разыскивали ее
по всей стране и за границей.
   Хотя я и старался не подавать вида, она догадалась, что я
ее узнал. По-кошачьи соскочила с кресла и двинулась ко мне.
Ее глаза теперь были скорее стальными, чем серебряными.
   Я вынул пистолет. Джоплин сделал шаг в моем направлении.
   - В чем дело?
   Килкурс спрыгнул со стола, расслабил галстук.
   - Дело в том, - сказал я, - что эта девушка разыскивается
за убийство, совершенное несколько месяцев назад, а может, и
за десять других тоже. Так или иначе...
   Я услышал щелчок выключателя где-то за моей спиной, и
комната погрузилась в темноту.
   Я двинулся, сам не зная куда, чтобы только не остаться
там, где меня застигла темнота.
   Ощутив плечом стену, я присел на корточки.
   - Быстро!.. - прозвучал резкий шепот со стороны, как я
догадался, двери.
   Но обе двери комнаты оставались закрытыми, свет из
коридора в комнату не проникал. В темноте я слышал какое-то
движение, но на фоне несколько более светлого окна не
появилась ни одна фигура.
   Что-то мягко щелкнуло почти рядом со мной. Это вполне
мог быть звук открываемого пружинного ножа, а я помнил, что
Джоплин Жестяная Звезда любит такое оружие.
   - Пошли!.. - резкий шепот, как удар, пронзил темноту.
   Приглушенный, неразгаданный звук прозвучал совсем рядом.
   Внезапно сильная рука стиснула мое плечо, чье-то крепкое
тело навалилось на меня. Я ударил пистолетом и услышал
стон.
   Рука переместилась к горлу.
   Я ударил в чье-то колено, и человек снова застонал.
   Что-то обожгло мне бок.
   Я снова ударил пистолетом, потом несколько отвел его
назад, чтобы освободить ствол от мягкого препятствия, и
нажал на спуск. Послышался выстрел. Голос Джоплина,
прозвучавший в моих ушах удивительно спокойно и деловито.
   - Черт! Он попал в меня.
   Я отодвинулся от него в направлении желтого пятна света,
падающего через открывшуюся дверь. Я не слышал, чтобы
кто-то выходил. Я был слишком занят. Однако я понял, что
Джоплин решил отвлечь мое внимание, чтобы дать возможность
удрать.
   Я не встретил никого, когда, спотыкаясь и скользя, сбегал
по лестнице, перескакивая через столько ступеней, сколько
удавалось. Возле танцевальной площадки навстречу мне шагнул
кто-то из официантов. Не знаю, сделал ли он это специально.
Я не спрашивал. Я просто врезал ему наотмашь пистолетом в
лицо и помчался дальше. Потом перепрыгнул через чью-то
ногу, пытавшуюся подсечь меня, а возле наружной двери
обработал еще одну физиономию.
   Уже на подъездной дороге я увидел задние фары автомобиля,
сворачивающего на шоссе.
   Подбегая к автомобилю Эксфорда, я заметил, что тело
Пэнбурна уже забрали. Несколько человек еще стояли возле
этого места и глазели на меня, разинув рты.
   Машина стояла с включенным мотором, как ее оставил
Эксфорд. Я дал газ, промчался по дороге мимо клумб и
свернул на шоссе. Через пять минут я уже видел впереди себя
красные огоньки.
   Машина Эксфорда - зверь, я просто не знал, куда девать
всю его мощь. Не знаю, с какой скоростью двигался
автомобиль впереди меня, но я приближался к нему с такой
быстротой, как если бы он стоял на месте.
   Два с половиной километра, может быть, три...
   Вдруг впереди я увидел человека, стоявшего еще за
пределом света фар моей машины. Когда свет упал на него, я
удостоверился, что это Грязный Рей.
   Он стоял посреди шоссе с пистолетом в каждой руке.
   Пистолеты внезапно полыхнули красным и погасли, вспыхнули
еще раз и погасли снова - как две лампочки в системе
сигнализации.
   Переднее стекло разлетелось.
   Грязный Рей - информатор, имя которого на всем
Тихоокеанском побережье было синонимом трусости, - стоял
посреди шоссе и стрелял в мчавшуюся на него металлическую
комету...
   Я не видел конца.
   Сознаюсь чистосердечно: я закрыл глаза, когда его
ожесточенное белое лицо появилось над капотом моей машины.
Металлический колосс вздрогнул - чуть-чуть, - и дорога
впереди меня снова стала пустой, если не считать удаляющихся
красных огоньков. Переднего стекла не было. Ветер трепал
мои волосы, прищуренные глаза слезились.
   Внезапно я осознал, что говорю сам с собой. Это был Рей.
Забавно. Я не удивился тому, что он меня обманул. Этого
можно было ожидать. Не удивило меня и то, что он прокрался
в комнату и выключил свет. Но то, что он встал так на
дороге и погиб...
   Оранжевая полоса, метнувшаяся с мчащего впереди
автомобиля, прервала мои размышления. Пуля не нашла меня, -
трудно метко стрелять из движущегося автомобиля, - но я
знал, что при моей скорости я вскоре стану очень хорошей
мишенью.
   Я включил фару-искатель. Я уже видел, что желтый
спортивный автомобиль ведет девушка, а с ней Килкурс.
   Я сбросил скорость. Невыгодное положение - одновременно
вести машину и стрелять. Следовало сохранять дистанцию,
пока мы не доберемся до какого-нибудь населенного пункта,
что в принципе неизбежно. В это время, еще до полуночи, на
улицах будут люди и полицейские. Тогда я приближусь, и моя
победа будет обеспечена.
   Однако через несколько километров дичь, на которую я
охотился, расстроила мои планы. Желтая машина затормозила,
развернулась и стала поперек шоссе. Килкурс и девушка
выскочили и спрятались за ней, как за баррикадой.
   Я почувствовал искушение попросту протаранить их, но это
было слабое искушение, и когда оно закончило свою короткую
жизнь, я нажал на тормоз и остановился. Потом поискал
рефлектором желтый автомобиль.
   Сверкнуло где-то на краю круга света. Рефлектор резко
дернулся, но не разбился. Ясно, что рефлектор будет первой
мишенью, и...
   Я съежился в автомобиле, ожидая, когда пули прикончат
рефлектор. Туфли и плащ я осторожно снял.
   Третий выстрел разнес рефлектор. Выключив остальные
огни, я пустился бежать и остановился только возле желтого
автомобиля. Надежный и безопасный номер.
   Девушка и Килкурс смотрели на яркий свет рефлектора.
Когда он погас, а я выключил остальные лампы, они были
совершенно ослеплены, их глазам требовалась, по меньшей
мере, минута, чтобы они приспособились к серо-черной ночи.
В носках, без обуви, я двигался бесшумно, и через минуту нас
разделял только желтый автомобиль. Я об этом знал, они -
нет.
   До меня донесся тихий голос Килкурса:
   - Я его попробую достать из канавы. Стреляй время от
времени, отвлекай его.
   - Ноя его не вижу, - запротестовала девушка.
   - Сейчас глаза привыкнут к темноте. Стреляй в сторону
его машины.
   Я прижался к капоту. Девушка выстрелила в сторону моего
автомобиля.
   Килкурс на четвереньках двинулся к канаве, тянувшейся
вдоль южной стороны шоссе. Сейчас нужен прыжок и удар
пистолетом в затылок. Я не хотел убивать, но мне нужно
убрать его с дороги. Ведь оставалась еще девушка, - по
меньшей мере, столь же опасная.
   Я приготовился к прыжку, а он инстинктивно обернулся и
увидел меня.
   Я выстрелил...
   Можно не проверять, попал ли я. С такого расстояния
промазать невозможно.
   Согнувшись вдвое, я проскользнул к багажнику автомобиля и
стал ждать.
   Девушка сделала то, что, наверное, и я сделал бы на ее
месте. Она не выстрелила и не бросилась туда, откуда
прозвучал выстрел. Она подумала, что я оказался в канаве
раньше Килкурса и что теперь я намереваюсь зайти ей в тыл.
Пытаясь меня опередить, она обогнула автомобиль, чтобы
устроить засаду со стороны машины Эксфорда.
   Ее изящный носик наткнулся на дуло моего пистолета...
   Она вскрикнула.
   Женщины не всегда рассудительны. Часто они пренебрегают
такими мелочами, как направленный на них пистолет. К
счастью, я успел схватить ее за руку. Когда моя рука
стиснула ее пистолет, девушка нажала на спуск, прижав курком
кончик моего указательного пальца. Я вырвал оружие из ее
руки и освободил палец.
   Но это еще не был конец. Я стоял, держа пистолет не
более чем в десяти сантиметрах от нее, а она вдруг бросилась
бежать к группе деревьев, которые чернели у дороги.
   Когда я опомнился от изумления, вызванного столь
дилетантским поступком, то сунул пистолеты в карманы и, не
жалея ног, пустился следом.
   Она как раз собиралась перелезть через проволочную
изгородь.
   - Перестань дурить, - сказал я неодобрительно. Сжав
левой рукой ее запястье, я потянул девушку к машине. - Это
серьезное дело. Не будь ребенком.
   - Больно!
   Я знал, что ей вовсе не больно, знал также, что она
виновата в смерти четырех, а может, пяти человек, но
все-таки ослабил захват чуть ли не до уровня дружеского
рукопожатия. Она послушно пошла рядом со мной к автомобилю.
Продолжая держать ее за руку, я включил фары. Килкурс лежал
на краю полосы света - лицом к земле, одна нога подогнута.
   Я поставил девушку на хорошо освещенное место.
   - Стой здесь и будь благовоспитанной. Одно движение, и я
прострелю тебе ногу.
   Я не шутил.
   Отыскав пистолет Килкурса, я спрятал его в карман и
опустился на колени возле тела.
   Мертв. Пуля продырявила его повыше ключицы.
   - Он... - Губы ее дрожали.
   - Да.
   Она взглянула на него, и по ее телу прошла дрожь.
   - Бедный Фэг, - прошептала она.
   Я уже говорил, что она была прекрасна, а теперь, в
ослепляющем свете фар, она казалась еще прекрасней. Она
могла вызвать глупые мысли даже у немолодого охотника на
преступников. Она была...
   Именно поэтому я взглянул на нее сурово и сказал:
   - Да, бедный Фэг и бедный Хук, и бедный Тай, и бедный
посыльный из Лос- Анджелеса, и бедный Барк... - Я
перечислил тех, о которых знал, что они умерли потому, что
любили ее.
   Взрыва ярости не последовало. Ее большие серые глаза
смотрели на меня проницательно, а прекрасное овальное лицо,
обрамленное массой темных волос (я знал, что они крашеные),
было печально.
   - Ты, наверное, думаешь... - начала она.
   С меня было достаточно. Чары перестали действовать.
   - Идем. Килкурс и автомобиль пока останутся здесь.
   Она не ответила, но прошла со мной к машине и сидела
тихо, пока я надевал туфли. На заднем сиденье я отыскал
какую-то одежду.
   - Будет лучше, если ты набросишь это. Переднего стекла
нет. Может быть холодно.
   Она без слов последовала моему совету, но когда мы
объехали желтый автомобиль и поехали по дороге на восток,
положила руку на мое плечо.
   - Мы возвращаемся в "Уайт Шэк"?
   - Нет, мы едем в Редвуд-Сити, в тюрьму.
   Мы проехали примерно полтора километра, и, даже не глядя
на нее, я знал, что она изучает мой не слишком правильный
профиль. Потом ее ладонь снова легла на мое плечо, она
склонилась ко мне так, что я чувствовал на своей щеке тепло
ее дыхания.
   - Остановись на минутку. Я хочу тебе... Хочу тебе
кое-что сказать.
   Я остановил машину на обочине и повернулся.
   - Прежде чем ты начнешь, - сказал я, - я хочу, чтобы ты
знала, что я остановился только для того, чтобы ты
рассказала мне о Пэнбурне. Как только ты свернешь с этой
темы, мы тронемся в Редвуд-Сити.
   - Ты не хочешь узнать о Лос-Анджелесе?
   - Нет. Это уже закрытое дело. Вы все, ты и Хук Риордан,
и Тай Чун Тау, и супруги Квейр несете ответственность за
смерть посыльного, даже если фактически его убил Хук. Хук и
супруги Квейр погибли в ту ночь, когда мы встретились на
Турецкой улице. Тай повешен в прошлом месяце. Теперь я
нашел тебя. Мы имели достаточно доказательств, чтобы
повесить китайца, а против тебя я имею их еще больше. Это
уже пройдено и закончено. Если ты хочешь сказать что-нибудь
о смерти Пэнбурна, то я слушаю. В противном случае...
   Я протянул руку к стартеру.
   Меня удержало ее прикосновение.
   - Я хочу рассказать тебе об этом, - сказала она с
нажимом. - Хочу, чтобы ты знал правду. Я знаю, что ты
отвезешь меня в Редвуд-Сити. Не думай, что я ожидаю... что
у меня есть какие-то глупые надежды. Но я хочу, чтобы ты
знал правду... Зачем - не знаю.
   Ее голос дрогнул.
   А потом она начала говорить, очень быстро, как человек,
который боится, что его прервут прежде, чем он закончит; она
сидела, наклонясь вперед, а ее прекрасное лицо было почти
рядом с моим.
   - Выбежав из дома на Турецкой улице, когда ты сражался с
Таем, я намеревалась убежать из Сан-Франциско. У меня было
около двух тысяч, я могла бы уехать, куда угодно... А потом
я подумала, что вы ждете именно этого, и решила, что
безопаснее оставаться на месте.
   Женщине легко изменить внешность. У меня были короткие
рыжие волосы, светлая кожа, я одевалась ярко. Я покрасила
волосы, а чтобы удлинить их, купила шиньон; с помощью
специального крема изменила цвет кожи и приобрела темную
одежду. Затем, под именем Джейн Делано, я сняла квартиру на
Эшбери-авеню...
   Я надеялась, что меня никто не узнает, но сочла разумным
побольше сидеть дома. Чтобы убить время, много читала. И
случайно наткнулась на книгу Барка... Ты читаешь поэзию?
   Я покрутил головой. Со стороны Халфмун-Бей подъехал
какой-то автомобиль - первый, который мы увидели с того
момента, как оставили "Уайт Шэк". Она подождала, когда
машина пройдет, после чего все так же быстро продолжала.
   - Барк, - это, разумеется, не гений, но в его стихах было
нечто волнующее. Я написала ему на адрес издателя... Через
несколько дней получила ответ от Барка и узнала, что он
живет в Сан-Франциско, этого я не знала. Мы обменялись еще
несколькими письмами, прежде чем он предложил встретиться.
Не знаю, любила я его или нет... Мне он нравился, а его
любовь была так горяча, и мне так льстило, что за мной
ухаживает известный поэт, что я приняла это за любовь. Я
пообещала выйти за него замуж.
   Я не рассказала ему всего о себе, хотя теперь знаю, что
для него это не имело бы значения. Я боялась сказать ему
правду, а солгать не могла бы, поэтому я не сказала ничего.
   А потом однажды я встретила Фэга Килкурса, он узнал меня,
несмотря на мои новые волосы, кожу и наряд. Фэг не был
особенно умен, но его трудно провести. Мне его не жалко. У
него такие принципы. Он следил - и пришел ко мне на
квартиру. Я сказала, что намерена выйти замуж за Барка...
Это было глупо. Фэг был человеком по-своему порядочным.
Если бы я сказала, что хочу обработать Барка, поживиться за
его счет, он оставил бы меня в покое и следил издалека. Но
когда я сказала ему, что хочу завязать, то стала добычей, на
которую стоило поохотиться. Ты знаешь, как это бывает среди
преступников - человек для них либо приятель, либо
потенциальная жертва. А поскольку я уже не была
преступницей, он решил, что я могу стать добычей.
   Он узнал о родственных связях Барка и поставил вопрос
ребром. Двадцать тысяч долларов, или он меня выдаст. Он
знал, что меня разыскивают. У меня не было другого выхода.
От него мне не сбежать... Я сказала Барку, что мне нужно
двадцать тысяч долларов. Я не знала, что он сможет их
раздобыть. Спустя три дня он дал мне чек. Я понятия не
имела, откуда деньги, но даже если бы и знала, то это бы
ничего не изменило. Мне нужны были эти деньги.
   Вечером Барк сказал, откуда у него эти деньги. Сказал,
что подделал подпись своего родственника. Он боялся, что
если это раскроется, меня могут счесть сообщницей. Может, я
и испорчена, но не до такой степени, чтобы посадить его в
тюрьму. Я рассказала ему все. Он даже глазом не моргнул.
Настаивал, чтобы я заплатила Килкурсу и обезопасила себя.
   Барк был уверен, что шурин не посадит его в тюрьму, но на
всякий случай хотел, чтобы я переселилась, снова сменила имя
и укрылась где-нибудь, пока мы не увидим, как реагирует
Эксфорд... Он ушел, а я обдумала свой собственный план. Я
любила Барка - слишком любила, чтобы сделать из него козла
отпущения, и не слишком верила в доброе сердце Эксфорда.
   Было второе число. Если не вмешается случай, думала я,
Эксфорд не узнает о фальшивом чеке до начала следующего
месяца, когда банк пришлет ему реализованные чеки. В моем
распоряжении - месяц.
   На следующий день я сняла со счета свои деньги и написала
Барку, что должна уехать в Балтимор. Я запутала след до
Балтимора, багажом и письмами занялся один мой приятель.
Сама же я поехала к Джоплину и попросила, чтобы он укрыл
меня. Я дала знать Фэгу, и когда он явился, сказала ему,
что через пару дней отдам деньги.
   С тех пор он приходил ежедневно, и каждый раз обманывать
его становилось все легче. Однако я понимала, что письма
Барка вскоре начнут к нему возвращаться, и я хотела быть на
месте, прежде чем он сделает какую-нибудь глупость. И все
же я решила не вступать с ним в контакт, пока не буду в
состоянии вернуть деньги, прежде чем Эксфорд узнает о
мошенничестве.
   С Фэгом дело шло все легче, однако он не хотел отказаться
от двадцати тысяч долларов, которые, разумеется, все время
были при мне, если я не пообещаю, что останусь с ним
навсегда. А мне казалось, что я люблю Барка и не нужен мне
никакой Фэг.
   И тогда однажды вечером меня увидел Барк. Я была
неосторожна и поехала в город в автомобиле Джоплина - на
том, желтом. И, конечно же, Барк мена узнал. Я сказала ему
всю правду, а он рассказал, что нанял детектива... В
некоторых делах он был совсем ребенком. Ему не пришло в
голову, что шпик прежде всего раскопает дело с деньгами.
Теперь я знала, что фальшивый чек может быть обнаружен в
любой день.
   Когда я сказала об этом Барку, он совсем сломался. Вся
его вера в прощение со стороны Эксфорда испарилась. Он
выболтал бы все первому встречному. Поэтому я взяла его к
Джоплину. Хотела продержать его там пару дней, пока дело не
прояснится. Если в газетах не будет ничего о чеке, это
будет означать, что Эксфорд готов замять дело, что Барк
может спокойно возвращаться домой и подумать о возмещении
убытка. Если бы газеты написали обо всем, Барку следовало
бы подыскать надежное укрытие, да и мне тоже.
   Во вторник вечером и в среду газеты поместили информацию
об исчезновении Барка, однако без упоминания о чеке.
Выглядело это неплохо, но мы все же решили подождать еще
день. Килкурс уже все знал, поэтому вынуждена была отдать
ему двадцать тысяч долларов. Но я надеялась их вернуть,
поэтому держала его при себе. Я попросила Жестяную Звезду,
чтобы он немного попугал его, и с тех пор Барк был в
безопасности.
   Сегодня вечером человек Джоплина сказал, ч