одходил, прикинул, с кем имею дело. Высокий,
широкоплечий, широкогрудый, узкий в поясе, он весил,
пожалуй, килограммов восемьдесят пять. Смуглое лицо его
было твердым, как кулак, но ничто в нем не говорило о дурном
характере. Синий костюм на нем был хороший и сидел хорошо.
   Усевшись, он завернул в коричневую папиросную бумагу
заряд табака и объяснил
   - Я брат Пэдди Мексиканца.
   Я решил, что это, возможно, правда. По масти и повадкам
Пэдди был похож на гостя.
   - Значит ваша настоящая фамилия - Каррера, - обронил я.
   - Да. - Он раскурил самокрутку. - Альфредо Эстанислао
Кристобаль Каррера, если желаете подробнее.
   Я спросил его, как писать "Эстанислао", записал на
листке, добавив: "Он же Том- Том Кери", вызвал Томми Хауда
и попросил, чтобы в архиве посмотрели, нет ли у нас чего на
эту фамилию. Томми ушел с листком, а смуглый человек с
растяжкой проговорил в дыму:
   - Пока ваши люди раскапывают могилы, я объясню, зачем
пришел.
   - Нескладно как Пэдди погиб, - сказал я.
   - Такие доверчивые долго не живут, - объяснил его брат.
- Но такой уж он был человек... последний раз я видел его
четыре года назад, тут, в Сан-Франциско. Я тогда вернулся
из экспедиции в... не важно куда. Короче, я сидел на мели.
Вместо жемчуга привез из поездки только пулевой шрам на
бедре. А Пэдди был жирный, только что нагрел кого-то на
пятнадцать тысяч. В тот день, когда мы встретились, он
собирался на свидание и опасался тащить с собой такие
деньги.
   Том-Том Кери выдул дым и мягко улыбнулся, мимо меня,
своим воспоминаниям.
   - Такой уж он был человек. Верил даже родному брату. А
я в тот же день уехал в Сакраменто, оттуда - поездом на
восток. Одна девочка в Питтсбурге помогла мне истратить эти
пятнадцать тысяч. Лорел ее звали. Любила запивать ржаное
виски молоком. И я с ней пил, покуда внутри у меня все не
свернулось - на творог с тех пор смотреть не могу. Так,
значит, за голову этого Пападопулоса назначили сто тысяч?
   - И шесть. Страховые компании предложили сто тысяч,
ассоциация банкиров - пять и город - тысячу.
   Том-Том Кери бросил окурок самокрутки в плевательницу и
начал монтировать новую.
   - А если я вам его поставлю? - спросил он. - Куда и как
разойдутся деньги?
   - Здесь они не застрянут, - уверил я его. - Сыскное
агентство "Континентал" наградных не берет и служащим брать
не позволяет. Если полиция примет участие, они захотят
долю.
   - Но если нет, все - мои?
   - Если возьмете его без посторонней помощи или только с
нашей помощью.
   - Возьму. - Он сказал это небрежно. - Так, с арестом
ясно. Теперь насчет суда. Если его возьмут, это точно, что
он там не отмажется?
   - Должно-то быть точно, но он ведь предстанет перед
присяжными, а тут все может случиться.
   Мускулистая коричневая рука с коричневой сигаретой
ответила на это беспечным жестом.
   - Тогда, пожалуй, надо получить у него признание до того,
как я его притащу, - предложил он не задумываясь.
   - Так будет надежнее, - согласился я. - Вам стоило бы
опустить кобуру сантиметров на пять. А то рукоять очень
высоко. Выпирает, когда садитесь.
   - Ага. Вы - про тот, что под левой рукой? Снял с одного
человека, когда свой потерял. Ремень коротковат. Сегодня
достану другой.
   Вошел Томми с папкой: "Кери, Том-Том. 1361-К". Там
были газетные вырезки - самые старые десятилетней давности,
самые свежие восьмимесячной. Я прочел их, передавая по
одной смуглому человеку. Тома-Тома Кери описывали как
наемника, торговца оружием, браконьера по тюленям,
контрабандиста и пирата. Но все это только предполагалось,
допускалось и подозревалось. Его многократно задерживали,
но ни по одному делу не осудили.
   - Они ко мне несправедливы, - мирно пожаловался он,
закончив чтение. - Например, что украл китайскую канонерку
- так это не я виноват. Меня же вынудили - меня на пулю
взяли. Товар к себе погрузили, а платить не хотят. Я же не
мог один выгрузить. Пришлось и канонерку взять, и все. А
страховым компаниям этот Пападопулос, видно, очень нужен,
если назначили сто тысяч.
   - За такую поимку - недорого, - ответил я. - Может быть,
газеты на него липших собак навешали, но хватит и того, что
есть на самом деле. Он собрал тут целую армию бандитов,
захватил квартал в финансовом центре, ограбил два самых
больших банка, отбился от всей городской полиции, ушел,
потом улизнул от армии, с одними своими помощниками перебил
других помощников - вот тут и вашему брату Пэдди досталось,
- потом с помощью Окуня Рива, Большой Флоры Брейс и Рыжего
0'Лири убрал остальных помощников. И, учтите, это были не
школьники, это были тертые ребята, вроде Бритвы Вэнса,
Дрожащего Мальчика и Котелка Маклоклина - молодцы, которые
знали, что к чему.
   - Угу. - Кери остался невозмутим. - А все-таки дело
накрылось. Деньги вы отобрали, а сам он едва ноги унес.
   - Ему не повезло, - объяснил я. - Выложился Рыжий 0'Лири
со своей любовью и фанаберией. Тут Пападопулос не виноват.
Не думайте, что он дальше пяти не умеет считать. Он опасный
человек, и страховые компании не зря решили, что будут спать
спокойно, если его поместят туда, где он не сможет
устраивать пакости застраховавшимся у них банкам.
   - Не очень много знаете об этом Пападопулосе, да?
   - Да. - Я сказал правду. - И никто не знает. Эти сто
тысяч сделали из половины воров в стране осведомителей. Они
гоняются за ним не хуже, чем мы, - не только из-за денег, а
из-за того надувательства. И знают о нем так же мало, как
мы: что он приложил руку еще к десятку дел, что он стоял за
аферой Бритвы Вэнса с облигациями и что его враги имеют
обыкновение умирать молодыми. Но никто не знает, откуда он
взялся и где живет - когда живет дома. Не думайте, что я
подаю его как Наполеона или какого-то стратега из воскресных
приложений, но это хитрый, изобретательный старик. Вы
правильно сказали, я мало о нем знаю, но на свете много
людей, о которых я мало знаю.
   Том-Том Кери кивнул, показывая, что понял последнюю
фразу, и стал сворачивать третью самокрутку.
   - Когда я был в Ногалесе, Анжела Грейс Кардиган передала
мне, что Пэдди убили, - сказал он. - Это было с месяц
назад. Она, наверное, думала, что я сразу понесусь сюда, а
мне что, больше всех надо? Не к спеху. Но на прошлой
неделе я прочел в газете, что за этого человека, который,
она сказала, виноват в смерти Пэдди, назначена награда. А
это уже разница - в сто тысяч разница. И вот я мотнул сюда,
поговорить с ней, а потом к вам пришел - узнать, не встанет
ли кто между мной и деньгами, когда я заарканю вашего
Папу-до-полу.
   - Вас ко мне послала Анжела Грейс? - спросил я.
   - Угу... только она этого не знает. Она помянула вас,
когда рассказывала - сказала, что вы приятель Пэдди и
хороший человек, хоть и сыщик, что спите и видите, как бы
поймать Папу-до-полу. Я подумал: он-то мне и нужен.
   - Когда вы уехали из Ногалеса?
   - Во вторник на прошлой неделе.
   - Это значит, - сказал я, покопавшись в памяти, - на
другой день после того, как за границей убили Ньюхолла.
   Смуглый человек кивнул. В лице его ничто не изменилось.
   - Это случилось далеко от Ногалеса? - спросил я.
   - Его застрелили около Окитоа, километрах в ста к
юго-западу от Ногалеса. Интересуетесь?
   - Нет... просто подумал, что вы уехали оттуда, где его
убили, на другой день и приехали туда, где он жил. Вы его
знали?
   - Мне показали его в Ногалесе: миллионер из
Сан-Франциско отправляется с компанией покупать шахты в
Мексике. Я решил: попозже попробую кое-что ему продать, но
мексиканские патриоты добрались до него раньше меня.
   - И тогда вы поехали на север?
   - Этот шухер испортил мне коммерцию. У меня там было
аккуратненькое дело... скажем так, с поставками через
границу и обратно. После убийства все очень
заинтересовались этой частью страны. И я решил: поеду
сюда, получу сто тысяч, а там пока все уляжется. Честно,
друг, не помню уже, сколько недель не убивал миллионера -
если вы об этом волнуетесь.
   - Это хорошо. Значит, насколько я понял, вы
рассчитываете поймать Пападопулоса. Анжела Грейс вызвала
вас, решив, что вы изловите его в отместку за убийство
Пэдди, вас же интересуют деньги, поэтому вы намерены
работать и со мной и с Анжелой. Так?
   - Точно.
   - Вы понимаете, как она отнесется к тому, что вы
связались со мной?
   - Угу. Будет биться в падучей - щекотливая насчет связей
с полицией, а?
   - Да, кто-то однажды объяснил ей про воровскую честь, и
она не может выкинуть это из головы. Ее брат отбывает срок
на севере - его продал Джон Водопроводчик. Ее возлюбленного
Пэдди расстреляли дружки. Открыло ей это глаза? Ничего
подобного. Боже упаси помочь нам, пусть лучше Пападопулос
гуляет на свободе.
   - Не страшно, - успокоил меня Том-Том Кери. - Она
думает, что я хороший брат - Пэдди вряд ли много обо мне
рассказывал, - и я с ней полажу. Вы за ней следите?
   - Да, с тех пор как ее выпустили. Ее арестовали в один
день с Флорой, Окунем и Рыжим, но у нас на нее ничего не
было - просто подруга Пэдди, - и я договорился, чтобы ее
отпустили. Какие она дала вам сведения?
   - Обрисовала Папу-до-полу и Нэнси Риган, больше ничего.
Она про них знает больше меня. А эта Нэнси как сюда
вписывается?
   - Да никак - разве что выведет нас на Пападопулоса. Она
была подругой Рыжего. Он пришел к ней на свидание и
испортил всю обедню. А когда Пападопулос выкрутился, он
взял с собой и девушку. Не знаю почему. К налету она не
причастна.
   Том-Том Кери свернул четвертую самокрутку, закурил и
встал.
   - Работаем на пару? - спросил он, взяв шляпу.
   - Если вы доставите Пападопулоса, я добьюсь, чтобы вы
получили все причитающееся вам до цента, - ответил я. - И
обещаю свободу рук - не буду мешать вам слишком пристальным
наблюдением.
   Он ответил, что согласен, сказал, что остановился в
гостинице на Эллис-стрит, и ушел.
   Я позвонил в контору покойного Тейлора Ньюхолла, и мне
было сказано, что если я хочу получить сведения о его делах,
надо связаться с его загородной резиденцией, в нескольких
милях к югу от Сан-Франциско. Так я и сделал. Министерский
голос сообщил мне, что я разговариваю с дворецким и что
встретиться мне надо с адвокатом Ньюхолла Франклином
Эллертом. Я пошел к Эллерту в контору.
   Это был раздражительный шепелявый старике выпученными от
давления глазами.
   - Есть ли основания предполагать, - спросил я напрямик, -
что убийство Ньюхолла - не просто выходка мексиканских
бандитов? Могло ли быть, что его убили умышленно, а не
просто в перестрелке с теми, кто хотел их захватить?
   Адвокаты не любят, чтобы их допрашивали. Этот брызгал
слюной, строил мне гримасы, еще больше выпучивал глаза и,
конечно, ответа не дал.
   - То ешть? То ешть? - огрызнулся он. - Объяшните, что
вы имеете в виду!
   Он свирепо посмотрел на меня, потом на стол, дрожащими
руками поворошил бумаги, словно отыскивая полицейский
свисток. Я рассказал ему свое дело - рассказал про
Тома-Тома Кери.
   Еще немного побрызгав, Эллерт спросил:
   - Что вы имеете в виду, черт возьми? - И устроил уже
полный кавардак на столе.
   - Ничего не имею в виду, - проворчал я в ответ. - Что
имею, то и сказал.
   - Да! Да! Понимаю! - Он перестал выпучивать на меня
глаза, и голос у него сделался менее сварливым. - Но нет
шовершенно никаких ошнований подожревать что- либо подобное.
Совершенно никаких, шер, шовершенно!
   - Может быть и так. - Я повернулся к двери. - И все же
я в этом немного покопаюсь.
   - Подождите! Подождите! - Он вскочил с кресла и побежал
вокруг стола ко мне. - Мне кажетша, вы ошибаетесь, но раш
вы вше равно будете рашшледовать, сообщайте мне, пожалуйшта,
о режультатах. И лучше вшего - берите ш меня ваш обычный
гонорар и держите меня в курше дела. Шоглашны?
   Я сказал, что согласен, вернулся к столу и начал его
расспрашивать. По словам адвоката, в делах Ньюхолла не было
ничего такого, что могло бы насторожить нас. Капитал его
составлял несколько миллионов и в основном был вложен в
шахты. Почти половину денег он получил в наследство.
Никаких сомнительных сделок в прошлом, никаких незаконных
претензий на чужие горные участки, никакого мошенничества,
никаких врагов. Вдовец; единственная дочь. При жизни отца
у нее было все, чего она только могла пожелать, и они очень
любили друг друга. Он отправился в Мексику с группой
горнопромышленников из Нью-Йорка, которые собирались продать
ему там участки. На них напали бандиты, нападение отбили,
но в перестрелке погибли Ньюхолл и геолог Паркер.
   Вернувшись в контору, я составил телеграмму в наше
Лос-анжелесское отделение с просьбой послать в Ногалес
агента и выяснить что можно об убийстве Ньюхолла и о делах
Тома-Тома Кери. Сотрудник, которому я дал зашифровать ее и
отправить, сказал, что меня хочет видеть Старик. Я пришел к
нему в кабинет, и он познакомил меня с маленьким круглым
человеком по фамилии Хук.
   - У мистера Хука, - сказал Старик, - ресторан в Сосалито.
В прошлый понедельник он взял на работу официантку по имени
Нелли Райли. Она сказала, что приехала из Лос-Анджелеса.
По описанию мистера Хука ее приметы в точности совпадают с
тем, как вы с Кониханом изобразили Нэнси Риган. Верно? -
спросил он толстяка.
   - Совершенно верно. В точности то, что я прочел в
газетах. Рост- метр шестьдесят пять, среднего сложения,
голубые глаза и каштановые волосы, лет двадцати двух или
двадцати одного, красивая, но самое главное - фанаберия
неслыханная, мнит о себе неизвестно что. Я тут попробовал
перейти с ней как бы на более дружеские отношения - так она
мне сказала: уберите ваши грязные лапы. А потом я выяснил,
что она почти не знает Лос-Анджелеса, хотя говорит, что
прожила там два или три года. Могу спорить, это она самая.
- И дальше он стал интересоваться тем, сколько из обещанного
вознаграждения придется на его долю.
   - Вы сейчас туда отправляетесь? - спросил я его.
   - Да, скоро. Мне тут надо зайти узнать кое о каких
блюдах. А потом уже сюда.
   - Девушка будет на работе?
   - Да.
   - Тогда мы пошлем с вами человека - он знает Нэнси Риган.
   Я вызвал Джека Конихана из комнаты оперативников и
представил его Хуку. Они договорились встретиться через
полчаса у парома, и Хук вразвалочку ушел.
   - Нелли Райли не Нэнси Риган, - сказал я. Но мы не можем
пренебречь даже одним шансом из ста.
   Я рассказал Джеку и Старику о Томе-Томе Кери и о моем
визите к Эллерту. Старик выслушал меня с обычной вежливой
внимательностью, молодой Конихан, всего четыре месяца назад
ставший охотником за людьми, - с широко открытыми глазами.
   - Ты, пожалуй, беги на встречу с Хуком, - сказал я,
закончив рассказ, и вместе с ним вышел из кабинета. - А
если окажется, что она - Нэнси Риган, вцепись и не отпускай.
- Старик уже не мог нас слышать, и я добавил: - И, ради
Бога, постарайся в этот раз не получить по зубам за свою
юношескую галантность. Сделай вид, что ты взрослый.
   Мальчишка покраснел, сказал: "Идите к черту!", подтянул
галстук и отправился на свидание с Хуком.
   Мне надо было написать несколько отчетов. Покончив с
ними, я положил ноги на стол и, множа полости в пачке
сигарет, до шести часов думало Томе-Томе Кери. Потом я
Пошел в ресторан есть свой лангет и похлебку из морских
ушек, а потом - домой, чтобы переодеться и закончить вечер в
клубе за покером. Переодевание мое прервал телефонный
звонок. Звонил Джек Конихан.
   - Я в Сосалито. Девушка не Нэнси, но я набрел на кое-что
другое. Не знаю, как быть дальше. Вы можете приехать?
   - Дело стоит того, чтобы отказаться от покера?
   - Да... по-моему, это в самом деле нить.
   - Ты где?
   - Тут, на пароме. Не в Золотых воротах, на другом.
   - Ладно. Приеду с первым же паромом.
   Часом позже я сошел с парома в Сосалито. Джек Конихан
протолкался сквозь толпу и начал говорить:
   - Когда я уже возвращался и пришел сюда...
   - Подожди, пока выйдем из толпы, - остановил его я. -
Должно быть, что-то потрясающее - восточный уголок твоего
воротничка загнулся.
   Пока мы шли к улице, он механически поправил эту деталь
своего безупречного в остальном костюма, но даже не
улыбнулся - его мысли были заняты чем-то другим.
   - Сюда, - сказал он, заводя меня за угол. - Кафе Хука -
на углу. Если хотите, можете сами взглянуть на девушку.
Она такого же роста и масти, как Нэнси Риган, но и только.
Стервоватая девчонка, с последней работы, наверное, уволили
за то, что плюнула жвачкой в кастрюлю с супом.
   - Хорошо. Значит, она отпала - так чем ты взволнован?
   - Я посмотрел на нее и пошел обратно, на паром. Паром
подвалил, когда я был еще квартала за два. Навстречу мне
попались двое - наверное, только что сошли с него. Оба были
греки, довольно молодые, уголовного вида, и в другой раз я
вряд ли обратил бы на них внимание. Но поскольку
Пападопулос грек, они нас интересуют, и я к ним
присмотрелся. Они спорили о чем-то на ходу. Негромко, но
смотрели друг на друга сердито. Когда они проходили мимо,
тот, что шел ближе к обочине, сказал другому: "Я ему
говорю, прошло двадцать девять дней".
   Двадцать девять дней. Я подсчитал - ровно двадцать
девять дней, как мы ищем Пападопулоса. Он грек, и эти
ребята греки. Когда я кончил считать, я повернулся и пошел
за ними. Они провели меня через весь город - и на горку, на
окраине. Вошли в домик - три комнаты самое большее, -
который стоит на отшибе, посреди поляны в лесу. На нем
вывеска: "Продается". Окна без занавесок, вид нежилой, но
на земле перед черной дверью было мокрое место, как будто
выплеснули ведро или кастрюлю воды.
   Я сидел в кустах, пока не начало смеркаться. Тогда я
подошел. Услышал разговор внутри, но через окна ничего не
мог увидеть. Они были забиты досками. Немного погодя эти
двое вышли, говоря что-то на непонятном языке тому, кто был
в доме. Пока они уходили по тропинке, дверь оставалась
открытой, и я не мог идти за ними - меня увидели бы из
двери.
   Потом дверь закрылась, и я услышал в доме шаги людей - а
может быть, одного человека, - запахло кухней, из трубы
поднялся дым. Я ждал, ждал, но ничего больше не произошло,
и тогда решил, что надо связаться с вами.
   - Интересно, - согласился я.
   Мы проходили под фонарем. Джек остановил меня, схватив
за руку, и вытащил что-то из кармана пальто.
   - Посмотрите! - Он протянул мне предмет. Обожженный
лоскут синей материи. Это могли быть остатки женской
шляпки, на три четверти сгоревшей. Я осмотрел лоскут под
фонарем, потом зажег свой фонарик, чтобы изучить тщательнее.
   - Я подобрал его за домом, пока там шнырял, - сказал
Джек, - а...
   - А на Нэнси Риган в ту ночь, когда она исчезла с
Пападопулосом, была шляпка такого же цвета, - закончил я за
него. - Пошли к домику.
   Уличные огни остались позади, мы поднялись на горку,
спустились в небольшую долину, свернули на извилистую
песчаную тропу, с нее по траве под деревьями перебрались на
грунтовую дорогу, прошагали по ней чуть меньше километра, а
потом Джек повел меня по узкой тропинке, петлявшей в черной
чаще кустов и мелких деревьев. Я засомневался в том, что он
помнит дорогу.
   - Почти пришли, - прошептал он.
   Из кустов выскочил человек и схватил меня за горло.
   Руки у меня были в карманах пальто - одна на фонаре,
другая на револьвере. Я повернул револьвер в кармане дулом
к напавшему - нажал спуск.
   Выстрел погубил мое семидесятипятидолларовое пальто. Но
человек отпустил мое горло.
   Очень кстати. Другой человек бросился на меня сзади.
   Я пытался вывернуться - не успел... почувствовал на
спине лезвие ножа.
   Это уже было некстати - но все же лучше, чем острие ножа.
   Я попытался ударить его затылком в лицо - не попал,
продолжал извиваться и вертеться, наконец вытащил руки из
карманов и схватил его.
   Лезвие ножа плашмя прижалось к моей щеке. Я поймал руку,
державшую нож, повалился на спину - он подо мной.
   Он сказал:
   - Ой!
   Я перевернулся, встал на четвереньки, кулак смазал меня
по лицу, и я вскочил.
   В лодыжку мне вцепились пальцы.
   Я повел себя не спортивн