о. Я ударил по пальцам ногой -
нашел тело человека - ударил ногой два раза, сильно.
   Голос Джека шепотом произнес мое имя. Я не видел его в
темноте и не видел того, в кого выстрелил.
   - Тут все нормально, - сказал я Джеку, - как ты?
   - Высший класс. Это все?
   - Не знаю, но рискнем поглядеть, кого я поймал.
   Я направил фонарь на человека, лежавшего у меня в ногах,
и включил. Худой блондин с окровавленным лицом; он
изображал жука-притворяшку, и красные веки его дрожали в
луче фонаря.
   - Не валяй дурака! - приказал я.
   В кустах грохнул крупнокалиберный пистолет... и другой,
полегче. Пули прошили листву.
   Я выключил свет, наклонился к лежавшему, ударил его по
макушке пистолетом.
   - Пригнись ниже, - шепнул я Джеку.
   Меньший пистолет снова выстрелил, два раза. Где-то
впереди, слева. Я сказал Джеку на ухо:
   - Мы пойдем в домик, даже если они против. Держись ниже
и не стреляй, пока не увидишь, куда стрелять. Вперед.
   Пригибаясь к земле, я двинулся за Джеком по тропинке.
Порез на согнутой спине натянулся, и от лопаток почти до
пояса меня обожгло болью. Я чувствовал, что кровь стекает
по бедрам, или так мне показалось.
   В этой тьме красться было невозможно. Что-то трещало под
ногами, шуршало вокруг плеч. Наши друзья в кустах
пистолетов не студили. К счастью, хруст веточек и шуршание
листьев в кромешном мраке - не лучшие ориентиры. Пули
взвизгивали там и сям, но в нас не попадали. Мы не отвечали
на огонь. Мы остановились у кромки кустарника, где ночь
разжижилась до серого.
   - Здесь. - Джек показал на прямоугольную тень впереди.
   - Ходу, - буркнул я и бросился к темному дому.
   Длинноногий Джек легко нагнал меня, пока мы бежали, по
поляне.
   Из-за черного дома выглянула тень человека, и его
пистолет замигал нам. Выстрелы шли один за другим так
часто, что слились в прерывистый грохот.
   Потащив с собой Джека, я плюхнулся на землю и прижался к
ней плашмя, если не считать того, что лицо мое остановила
зазубренная консервная банка.
   С другой стороны дома закашлял другой пистолет. Из-за
дерева справа - третий. Мы с Джеком тоже стали тратить
порох.
   Пуля набросала мне в рот грязи и камушков. Я выплюнул
грязь и предупредил Джека:
   - Высоко бьешь. Возьми ниже и на спуск жми плавно. В
черном профиле дома образовался горбик. Я послал туда пулю.
   Мужской голос вскрикнул:
   - 0-о-ой! - А потом тише, но с большим огорчением: -
Сволочь... сволочь!
   Несколько горячих секунд пули шлепали вокруг нас. Потом
ночь стихла, и тишина ее не нарушалась ни звуком.
   После пяти минут затишья я встал на четвереньки и пополз
вперед, Джек за мной. Почва была не приспособлена для
такого передвижения. Трех метров нам хватило. Мы поднялись
и оставшееся расстояние прошли как люди.
   - Подожди, - шепнул я и, оставив Джека возле угла, обошел
домик кругом: никого не увидел, ничего не услышал, кроме
звуков, которые издавал сам.
   Мы попробовали парадную дверь. Заперта, но хлипкая. Я
вышиб ее плечом и вошел, фонарь в одной руке, револьвер - в
другой.
   Дом был пуст. Ни мебели, ни людей, ни следов их в двух
пустых комнатах - только голые дощатые стены, голый пол,
голый потолок с дымоходом, ни к чему не присоединенным.
   Стоя посреди комнаты и оглядывая пустоту, мы с Джеком
прокляли эту дыру от крыши до фундамента. Не успели мы
кончить, как за дверью послышались шаги, в раскрытую дверь
ударил белый луч света и надтреснутый голос сказал:
   - Эй! Выходите по одному - и без фокусов!
   - Кто это говорит? - спросил я, выключив фонарь и
отступив к боковой стене.
   - Целая стая помощников шерифа, вот кто, - ответил голос.
   - Можете просунуть к нам одного, чтобы мы посмотрели? -
спросил я. - Меня сегодня столько раз душили, резали и
обстреливали, что уже ничьим словам неохота верить.
   В двери появился долговязый человек с худым задубелым
лицом и Х-образными ногами. Он показал мне бляху, я вытащил
свою карточку, и тогда вошли остальные помощники. Всего их
было трое.
   - Мы ехали по мелкому делу в сторону мыса и услышали
стрельбу, - объяснил долговязый. - Что происходит?
   Я рассказал ему.
   - Дом давно пустует, - сказал он, когда я кончил. - Тут
кто угодно мог поселиться. Думаете, это Пападопулос, да?
Будем поглядывать, может, его, а может, его друзей заметим -
тем более обещаны такие деньги.
   Мы поискали в лесу и никого не нашли. И тот, с которым я
боролся, и тот, в которого я стрелял - оба исчезли. Мы с
Джеком доехали до Сосалито с помощниками шерифа. Там я
отыскал врача, и мне забинтовали рану. Врач сказал, что
порез длинный, но не глубокий. Потом мы вернулись в
Сан-Франциско и разошлись по домам.
   Так закончился этот день.
   А вот что случилось на другое утро. Я этого не видел. Я
услышал об этом около полудня, а ближе к вечеру прочел в
газетах. Тогда я еще не знал, что меня это лично касается,
но позже узнал - и расскажу по поряжу.
   В десять часов утра на людную Маркет-стрит спотыкаясь
вышел человек, голый от разбитой макушки до окровавленных
пяток. С его голой груди, спины и боков свисали узкие
ленточки мяса, сочившегося кровью. Левая рука была сломана
в двух местах. Левая сторона лысого черепа вдавлена. Часом
позже он умер в больнице скорой помощи - не сказав никому ни
слова и все с тем же отсутствующим выражением в глазах.
   Полиция без труда прошла назад по следу из кровавых
капель. Он окончился красным пятном перед маленькой
гостиницей в переулке рядом с Маркет-стрит. В гостинице
полиция нашла комнату, откуда выпрыгнул, упал или был
выброшен этот человек. Постель, пропитанная кровью. На ней
- разорванные, скрученные и завязанные узлами простыни,
служившие веревкой. Кроме того, полотенце, которым
пользовались как кляпом.
   Судя по находкам, голому человеку заткнули рот, связали
его и стали обрабатывать ножом. Врач сказал, что ленты на
теле вырезаны, а не вырваны. Когда орудовавший ножом ушел,
голый человек вывернулся из пут и, вероятно, обезумев от
боли, выпрыгнул или выпал из окна. При ударе о землю он
проломил себе череп и сломал руку и тем не менее сумел
пройти еще полтора квартала.
   Администратор гостиницы сказал, что человек прожил здесь
два дня. Поселился под именем Х. - Ф. Барроуз. У него
был черный саквояж, где помимо одежды, бритвенных
принадлежностей и прочего полицейские нашли коробку патронов
9,65 Миллиметров, черный платок с прорезанными отверстиями
для глаз, четыре отмычки, фомку, шприц с морфием. Кроме
того, в комнате была еще одежда, револьвер 9,65 миллиметров
и две бутылки спиртного. Денег не нашли ни цента.
   Полицейские предположили, что Барроуз был взломщиком и
что его связали, ограбили и пытали, возможно, сообщники,
между восемью и девятью часами утра. Никто ничего о нем не
знал. Никто не видел у него гостей. Соседняя комната слева
пустовала. Жилец из комнаты справа ушел на работу, на
мебельную фабрику, до семи утра.
   Пока все это происходило, я сидел у себя в кабинете,
подавшись к столу, чтобы не тревожить спину, и читал отчеты,
из которых явствовало, что агенты в местных отделениях
сыскного агентства "Континентал" по-прежнему ничего не могут
выяснить о прошлом, настоящем и будущем место пребывании
Пападопулоса и Нэнси Риган. Никаких новых данных в этих
отчетах не было - я читал подобные уже три недели.
   Обедать мы пошли вместе со Стариком, и за едой я
рассказал ему о ночных похождениях в Сосалито.
   Лицо доброго дедушки было, как всегда, внимательным,
улыбка вежливой и заинтересованной, но, когда я дошел до
середины рассказа, он перевел кроткие голубые глаза с моего
лица на свой салат и не сводил их с салата, покуда я не
закончил. Тогда, по-прежнему не поднимая глаз, он выразил
мне сочувствие в связи с тем, что меня порезали. Я
поблагодарил его, и мы продолжали есть.
   Наконец он на меня посмотрел. Кроткие и любезные
интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он
прикрывал свое бессердечие, - все было на месте.
   - Итак, первое свидетельство того, что Пападопулос еще
жив, мы получили сразу после приезда Тома-Тома Кери.
   Теперь уже я отвел глаза.
   Я посмотрел на булочку, которую только что разломил, и
сказал:
   - Да.
   К концу дня мне позвонила женщина из района Миссии - она
наблюдала ряд весьма таинственных происшествий и была
уверена, что они как-то связаны со знаменитым налетом. Я
поехал к ней и, проведя там почти весь конец дня, выяснил,
что половина ее происшествий - воображаемые, а вторая
понадобилась этой ревнивой женщине для того, чтобы разузнать
о делишках мужа.
   В агентство я вернулся только к шести. Через несколько
минут мне позвонил Дик Фоули. Зубы у него стучали так, что
я едва разбирал слова.
   - М-м-можешь п-п-приехать в-в-п-п-ртовую бахх-аль-ницу?
   - Что? - спросил я и услышал то же самое, если не хуже.
Но тут я сообразил, что он просит меня приехать в портовую
больницу.
   Я сказал, что буду через десять минут, и, поймав такси,
поехал.
   Маленький канадец встретил меня в дверях больницы.
Волосы и одежда у него были совершенно мокрые, но он уже
выпил виски, и зубы у него перестали стучать.
   - Идиотка бросилась в залив! - рявкнул он, словно это
была моя вина.
   - Анжела Грейс?
   - А за кем же я ходил? Поднялась на оклендский паром.
Отошла в сторонку, к поручням. Думал, хочет что-то
выбросить. Смотрю за ней. Оп! Прыгает. - Дик чихнул. -
Я, дурак такой, прыгнул за ней. Держал на воде. Нас
выудили. Там. - Он кивнул мокрой головой в сторону
вестибюля.
   - Что происходило до того, как она поднялась на паром?
   - Ничего. Целый день дома. Оттуда на паром.
   - А вчера, например?
   - Весь день в квартире. Вечером - с мужчиной.
Придорожный ресторан. В четыре - домой. Нескладно. За ним
не смог проследить.
   - Какой он с виду?
   По описанию Дика это был Том-Том Кери.
   - Хорошо, - сказал я. - Давай-ка домой, прими горячую
ванну и переоденься в сухое. - Я пошел посмотреть на
несостоявшуюся самоубийцу.
   Она лежала навзничь, уставясь в потолок. Лицо у нее было
бледное - впрочем, как всегда, - и зеленые глаза глядели не
угрюмее обычного. Если не считать того, что ее короткие
волосы потемнели от воды, с ней, казалось, не произошло
ничего чрезвычайного.
   - Странные фокусы ты устраиваешь, - сказал я, когда
подошел к кровати.
   Она вздрогнула от неожиданности, рывком повернулась ко
мне. Тут она узнала меня и улыбнулась - улыбка вернула ее
лицу привлекательность, обычно скрытую угрюмым выражением.
   - Подкрадываетесь к людям, чтобы навык не потерять? -
спросила она. - Кто это вам сказал, что я здесь?
   - Об этом все знают. Твои фото - на первых страницах
всех газет, и твоя биография, и что ты сказала принцу
Уэльскому.
   Она перестала улыбаться и пристально на меня посмотрела.
   - Поняла! - воскликнула она через несколько секунд. -
Этот недомерок, который за мной прыгнул, - ваш агент,
следить послали. Так или нет?
   - Я не знал, что за тобой надо прыгать, - ответил я. - Я
думал, ты накупалась и сама приплыла к берегу. Тебе не
хотелось на сушу?
   Она не улыбнулась. Ее глаза уставились на что-то
ужасное.
   - Ох! Ну чего ко мне все лезут? - прохныкала она и
поежилась. - Гнусная штука - жизнь.
   Я сел на стульчик возле белой кровати и погладил ее по
плечу, закрытому простыней.
   - В чем дело? - Я сам удивился тому отеческому тону,
каким мне удалось это произнести. - Почему ты хотела
умереть, Анжела?
   Слова, просившиеся наружу, блестели у нее в глазах,
тревожили лицевые мышцы, кривили рот - но и только. Те
слова, которые она произнесла, прозвучали равнодушно, но с
какой-то неохотной решительностью:
   - Нет. Вы сыщик. Я воровка. Мне к вам дороги нет.
Никогда про меня не скажут...
   - Ладно! Ладно! - Я сдался. - Только, ради Бога, не
заставляй меня снова слушать этические рассуждения. Я могу
тебе чем-нибудь помочь?
   - Нет, спасибо.
   - Ты ничего не хочешь мне сказать?
   Она покачала головой.
   - Ты себя лучше чувствуешь?
   - Да. За мной следили? Иначе вы бы не узнали так
быстро.
   - Я сыщик - я все знаю. Не балуйся.
   Из больницы я пошел во Дворец юстиции, в бюро уголовного
розыска. За столом капитана сидел лейтенант Дафф. Я
рассказал ему о том, как Анжела бросилась в воду. Когда я
закончил, он спросил:
   - Есть предположения, почему она так поступила?
   - Она с большим заскоком, не поймешь. Пусть ее заберут
за бродяжничество.
   - Ну? Я думал, вы хотели ее выпустить, чтобы потом
ловить.
   - Эта затея себя исчерпала. Попробуем посадить ее на
тридцать суток. Большая Флора ждет суда. Анжела знает, что
Флора была среди тех, кто убил ее Пэдди. А Флора, может
быть, не знает Анжелу. Посмотрим, что может выйти за месяц
их сожительства.
   - Это можно, - согласился Дафф. - У Анжелы нет видимых
средств существования, и нечего ей прыгать в общественные
заливы. Я передам куда следует.
   Из дворца юстиции я пошел в гостиницу на Эллис-стрит, где
остановился Том-Том Кери. Его не было. Я передал, что
вернусь через час, и потратил этот час на еду. Когда я
вернулся в гостиницу, высокий смуглый человек сидел в
вестибюле. Он отвел меня к себе в номер и угостил ужином,
апельсиновым соком и сигарами.
   - Анжелу Грейс видели? - спросил я.
   - Да, вчера вечером. Ходила по кабакам.
   - Сегодня ее видели?
   - Нет.
   - Сегодня под вечер она хотела утопиться.
   - Да бросьте. - Он как будто слегка удивился. - И что?
   - Ее выловили. Ничего страшного.
   Тень, мелькнувшая в его глазах, могла выражать и легкое
разочарование.
   - Девчонка со странностями, - заметил он. - Не скажу,
что Пэдди проявил плохой вкус, когда ее подобрал, но она
чудачка!
   - Как идет охота на Пападопулоса?
   - Идет. А вы зря нарушаете слово. Вы мне почти обещали,
что за мной не будет хвоста.
   - У меня есть начальство, - извинился я. - Иногда я хочу
не того, чего оно хочет, но вам это не должно очень мешать -
вы же можете потерять его?
   - Угу. Этим и занимаюсь. Но страшно надоедает:
вскакиваешь в такси, выскакиваешь, убегаешь через черный
ход...
   Мы говорили и пили еще несколько минут, а потом я покинул
номер Кери и гостиницу, пошел в аптеку, позвонил из автомата
Дику Фоули домой, дал ему адрес смуглого человека и описал
внешность.
   - Дик, мне не надо, чтобы ты следил за Кери. Выясни, кто
пытается за ним следить, и этого возьми под наблюдение. До
утра просохнуть успеешь и приступай.
   Так кончился этот день.
   Утро было дождливое и пробуждение неприятное. Может
быть, из-за погоды; может быть, я чересчур порезвился
накануне; так или иначе, порез на спине ощущался как
полуметровый нарыв. Я позвонил доктору Канова, жившему подо
мной, и попросил осмотреть рану перед уходом на работу. Он
сменил повязку и велел мне денька два не перетруждаться.
После того как он поковырялся в спине, мне стало легче, но я
позвонил в агентство и сказал Старику, что, если ничего
волнующего не произойдет, я побуду сегодня на положении
больного.
   Весь день я просидел в кресле перед газовым камином с
чтением и сигаретами, то и дело гасшими из-за сырости.
Вечером я по телефону организовал компанию для покера, но
больших переживаний в игре на мою долю не выпало - ни в
отрицательном смысле, ни в положительном. Кончил я с
пятнадцатью долларами выигрыша, что было на пять долларов
меньше, чем стоимость выпивки, которую я поставил своим
гостям.
   На другой день спине моей стало лучше - да и сам день
тоже. Я отправился в агентство. На столе у меня лежала
записка: звонил Дафф - Анжела Грейс Кардиган арестована за
бродяжничество, месяц тюрьмы. Лежала и привычная стопка
отчетов из разных отделений - их агенты по-прежнему не могут
напасть на след Пападопулоса и Нэнси Риган. Пока я листал
их, вошел Дик Фоули.
   - Засек его, - доложил он. - Тридцать-тридцать два года.
Метр шестьдесят восемь. Пятьдесят восемь - пятьдесят девять
кило. Светлые песочные волосы. Глаза голубые. Лицо худое,
ободрано. Пакость. Живет в меблирашках на Седьмой улице.
   - Что он делал?
   - Хвостом за Кери один квартал. Кери стряхнул его.
Искал Кери до двух ночи. Не нашел. Домой. Следить дальше?
   - Ступай в его клоповник и узнай, кто он.
   Маленький канадец ушел на полчаса.
   - Сэм Арли, - сказал он, вернувшись. - Здесь - шесть
месяцев. Якобы парикмахер - когда работает, - если вообще
работает.
   - У меня насчет Арли две догадки, - сказал я Дику. -
Первая: это он порезал меня прошлой ночью в Сосалито.
Вторая: с ним что-то случится.
   Тратить слова понапрасну было не в правилах Дика, и он
ничего не ответил.
   Я позвонил в гостиницу Тома-Тома Кери и вызвал его к
телефону.
   - Приходите сюда, - пригласил я смуглого человека. - У
меня для вас новости.
   - Сейчас, только оденусь и позавтракаю, - пообещал он.
   - Когда Кери уйдет отсюда, пойдешь за ним, - сказал я
Дику, повесив трубку. - Теперь, если Арли за него
зацепится, может получится дело. Постарайся это увидеть.
   Затем я позвонил в бюро уголовного розыска и условился с
сержантом Хантом зайти на квартиру к Анжеле Грейс Кардиган.
После этого я занялся бумажками, а немного позже Томми
объявил, что пришел смуглый человек из Ногалеса.
   - Этот жук, который следит за вами, - сообщил я ему,
когда он сел и начал изготовлять самокрутку, - парикмахер по
фамилии Арли. - И я рассказал ему, где живет Арли.
   - Да. С худым лицом, блондинчик?
   Я воспроизвел портрет, данный Диком.
   - Он самый, - сказал Том-Том Кери. - Что-нибудь еще о
нем знаете?
   - Нет.
   - Вы посадили Анжелу Грейс.
   Это не было ни вопросом, ни обвинением, поэтому я не
ответил.
   - Тоже неплохо, - продолжал высокий человек. - Мне все
равно пришлось бы от нее отделаться. Когда я начну его
арканить, она со своей дуростью только будет путаться под
ногами.
   - И скоро это будет?
   - Это зависит от того, как получится. - Он встал, зевнул
и расправил широкие плечи. - Но кто решит не есть, покуда я
его не поймаю, тот от голода не умрет. Зря я упрекнул вас,
что вы за мной следите.
   - Ничего, переживу.
   - Пока, - сказал Том-Том Кери и лениво вышел вон.
   Я поехал во Дворец юстиции, забрал там Ханта, и мы вместе
отправились в меблированные комнаты на Буш-стрит, где жила
Анжела Грейс Кардиган. Управляющая - сильно накрашенная
толстуха с жестким ртом и мягким взглядом - уже знала, что
ее жилица за решеткой. Она с готовностью отвела нас в
квартиру девушки.
   Хозяйкой Анжела оказалась не важной. В комнатах было
чисто, но все вверх дном. Раковина в кухне полна грязной
посуды. Складная кровать застелена кое-как и даже хуже.
Одежда и мелкие женские принадлежности висели повсюду от
ванной до кухни.
   Мы спровадили управляющую и основательно обыскали
квартиру. Узнали все, что можно, о гардеробе Анжелы и
многое о ее привычках. Но ничего указывающего в сторону
Пападопулоса не нашли.
   Никаких известий о тандеме Кери - Арли ни в конце дня, ни
к вечеру я не получил, хотя ждал звонка Дика все время.
   В три часа ночи телефон на тумбочке оторвал мое ухо от
подушки. Я услышал голос маленького канадца.
   - Арли выбыл, - сказал он.
   - Насовсем?
   - Да.
   - Как?
   - Со свинцом.
   - Нашего приятеля?
   - Да.
   - До утра терпит?
   - Да.
   - Увидимся в конторе. - И я опять уснул.
Я пришел в агентство в девять часов, и один из служащих только что кончил
   расшифровывать ночной отчет лос-анжелесского агента,
посланного в Ногалес. Телеграмма была длинная и давала пищу
уму.
   В ней говорилось, что Тома-Тома Кери на границе хорошо
знают. Около полугода он занимался перевозками через нее:
оружия - на юг, алкоголя и, возможно, наркотиков и
иммигрантов - на север. Перед отъездом на прошлой неделе он
наводил справки о некоем Хенке Барроузе. Приметы этого
Хенка Барроуза совпадали с приметами Х. - Ф. Барроуза,
разрезанного на ленточки, выпавшего из окна гостиницы и
умершего.
   Лос-анжелесскому агенту не удалось собрать много сведений
о Барроузе - только что он явился из Сан-Франциско, пробыл
на границе всего