ую
архитектонику   дела   рассказ   этот   не  очень  вписывается.
Какой-нибудь  аляповатый  балкончик  модерн  над   классическим
римским порталом.
     В   училище   НКВД   Харитон  направлен  был  студенческим
комитетом комсомола со второго курса Московского архитектурного
института - семь с половиной лет  назад.  Сейчас  почти  уже  и
странно  казалось  ему  вспоминать то время, те планы на жизнь,
которые он строил тогда над  первым  своим  курсовым  проектом.
Планы  эти оставались планами, а нищета и убожество общежитской
студенческой  жизни,  которой  не  виделось  тогда   конца,   в
сравнении  с  тем,  что  предложила  ему  незамедлительно новая
неожиданная карьера, оставили в  душе  его  немного  места  для
сомнений  и  колебаний.  И,  по  правде  сказать, до сих пор не
приходилось ему жалеть о сделанном выборе.
     Большая группа однокурсников его, со  многими  из  которых
он,  уйдя  из института, продолжал поддерживать отношения, едва
получив дипломы, вдруг обнаружила себя в  команде,  проигравшей
конкуренцию  за  право участвовать в перестройке Москвы. Кто-то
успел тогда вовремя почуять запах жареного  и  переметнулся,  а
кто-то  по  неопытности  опоздал.  И, размышляя трезво, отлично
понимал теперь Харитон - не было бы и у него гарантий того, что
не окажется он среди этих - последних. Так что очень даже могло
быть, что, не сделай он тогда, на втором курсе, своего  выбора,
очутился  бы он в один прекрасный день по другую сторону такого
же стола, за которым сидел теперь.
     Затушив   папиросу   в   стеклянной   переполненной    уже
пепельнице,  Харитон  поднялся  со  стула,  подошел  к  окну  и
распахнул единственную створку его.
     Погода баловала нынче. Запахи майской погожей ночи рванули
в прокуренный кабинет. Узкое зарешеченное окно кабинета -  одно
из  немногих  в  здании  -  смотрело  не  в  мощеный булыжником
переулок, не во внутренний  асфальтовый  двор,  а  на  укромное
церковное  кладбище  -  закрытое  с недавних пор, примыкавшее к
Вознесенской  церкви  Зольска.  Полная  луна  рисовала  в  небе
контуры облаков, отражалась в окнах храмового барабана.
     Неоклассического стиля церковь с отбитым крестом, кладбище
и дом,   из  одного  из  окон  которого  смотрел  Харитон,  два
последних года были объединены общим глухим забором  с  колючей
проволокой  наверху.  В церкви планировали поначалу оборудовать
новое  тюремное  помещение,  но   слишком   много   требовалось
переделок,  поэтому  затею  оставили  и  разместили в ней склад
конфискованных РО НКВД вещей. Запахи же исходили в основном  от
кладбищенских кустов сирени.
     Харитон  обернулся  уже,  чтобы вернуться к столу, когда в
кабинете у Баева начало бить полночь. Бой часов, слышимый через
потолок и из окна одновременно, получался объемным.  Машинально
считая  удары,  Харитон  сел  на место, достал из ящика стола и
положил перед собой бланк обвинительного заключения,  вынул  из
чернильного  прибора  перо,  кончик  его  потер  между пальцев,
освобождая от соринок, и уже занес было руку, чтобы обмакнуть в
чернильницу, когда и началась вся эта белиберда.
     Началась она с того, что  за  окном  явственно  послышался
вдруг треск патефона, и довольно громко заиграла музыка. Музыка
была  классическая,  тревожная и, как будто, знакомая Харитону,
но  чья  именно,  он  не  знал  -  никогда   особенно   ею   не
интересовался.
     В недоумении он встал, вернулся к окну и, стоя у раскрытой
створки,  попытался  определить,  откуда  может она доноситься.
Явно, что патефон играл не на улице, а где-то у раскрытого окна
в этом же здании. Точно, что не у Степана  Ибрагимовича  -  его
окна  были  прямо над ним, а музыка слышалась откуда-то справа.
Кто же это  однако  обзавелся  патефоном  у  себя  в  кабинете?
Леонидов  что  ли?  Но  размышлять  на  эту  тему  пришлось ему
недолго. В следующую секунду  из-за  ближайших  к  дому  кустов
сирени   вдруг  плавно  вылетело  небольших  размеров  нечто...
долженствующее изображать, по-видимому, привидение, и  бесшумно
поплыло   по   воздуху.  Это  нечто  представляло  собой  белую
простынку,  наброшенную  на  округлый   предмет.   Летело   оно
неспешно, по прямой, наискось - вверх и к дому.
     "Что  еще  за  шутки,"  -  подумал  Харитон  и нахмурился,
провожая привидение глазами.
     Оно пролетело метрах в десяти от его окна, поднимаясь  все
выше,  и  довольно  скоро растворилось в ночном небе. Несколько
секунд Харитон еще пытался различить его между слабо  мерцающих
звезд,  но  затем  он опустил голову, потому что взгляд его был
привлечен новым явлением. Из-за  мраморной  могильной  плиты  в
левом  купеческом  углу  кладбища  возник  вдруг еще один белый
предмет - на этот раз куда как больших размеров;  предмет  этот
направился  прямиком  к нему, и Харитон увидел, что это молодая
девушка, одетая в белую ночную сорочку.
     Через несколько секунд он разглядел,  что  и  смотрит  она
именно  на  него,  стоящего  за решеткой окна. Волосы у девушки
были распущены, губы накрашены ярко-красной помадой. На вид  ей
было  что-нибудь  около  двадцати, и в лунном серебристом свете
выглядела она, в общем, довольно привлекательно. Харитон не без
любопытства ждал, пока она подойдет. Кто бы это мог разыгрывать
его? И, главное, каким это образом попала она на кладбище? Лицо
ее было незнакомо ему, попасть на кладбище  можно  было  только
пройдя  через  здание,  а  женщин,  имеющих доступ в него, было
наперечет.
     Наконец, она подошла, остановилась в нескольких шагах  под
окном, и некоторое время они смотрели прямо в глаза друг другу.
Харитон  отметил  про  себя,  что, несмотря на весь антураж, на
покойницу она не  слишком  похожа.  Под  сорочкой  сверху  вниз
различим  ему  был  довольно пышный бюст, да и вообще фигура ее
вызывала не слишком мистические ассоциации.
     - Добрый вечер, - сказал он ей, улыбнувшись.
     Она  не  ответила.  Постояв  еще  несколько  времени   без
движения,  она  дождалась,  покуда  музыка  в патефоне достигла
некой кульминационной ноты, тогда вдруг  протянула  к  Харитону
обе  руки  и произнесла каким-то однако действительно загробным
голосом:
     - Беспокойно лежится  мне,  Харитон.  Чувствую  ясно,  как
приближается  суд. Уже трубят вокруг трубы, уже несутся по небу
всадники, и апокалипсис вершится на наших глазах.
     И вот тут-то Харитона, наконец, проняло.
     Сказав ему то, что хотела,  девушка  отвернулась  и  пошла
обратно.
     - Эй!   -   закричал   ей  вслед  Харитон,  обеими  руками
схватившись за прутья решетки. - Ты кто такая? А ну-ка стой!
     Но она, не оборачиваясь, шла к могиле. Харитон отскочил от
окна и метнулся через кабинет к выходу. Из кобуры, висевшей  на
вешалке,  он выхватил наган, отпер и быстро распахнул дверь. Но
за  дверью  оказалась  почему-то  кромешная   темнота.   Кто-то
потрудился  выключить  лампочку  в  коридоре.  Харитон замер на
пороге,  снял  наган  с  предохранителя  и,  нащупав  на  стене
выключатель,  зажег  верхний  свет  у  себя в кабинете. В ту же
секунду показалось ему, какая-то тень метнулась  в  полутьме  в
дальнем конце коридора и скрылась направо за углом его. Харитон
почувствовал  с неприятностью, что страх закрался-таки в тело к
нему. Он оставил открытой дверь кабинета, и, дулом кверху держа
наган, шаг за шагом стал продвигаться вдоль стены  к  повороту.
Подойдя  к нему, он повременил несколько секунд, перевел дух и,
пригнувшись, выскочил за угол, выбросив руку  с  наганом  перед
собой.
     Но  коридор  был  пуст.  Харитон опустил наган и, пройдя к
концу его,  где  находились  выключатели,  зажег  свет.  Быстро
вернувшись  затем к своему кабинету, он запер его, снова прошел
через коридор, вышел на черную лестницу, сбежал по  ступенькам,
отпер дверь и оказался на кладбище.
     Музыки  больше  не  было.  Отойдя от дома несколько шагов,
Харитон обернулся и внимательно осмотрел все окна. Свет горел в
двух окнах у Степана Ибрагимовича, в кабинетах у  Леонидова,  у
Тиграняна  и  в  его собственном. Если патефон играл в одном из
этих  кабинетов,  то,  по-видимому,  у  Леонидова.  Оглядевшись
вокруг, Харитон направился прямиком в купеческий угол кладбища,
туда,   где   возвышались   над   могилами   черные   гранитные
прямоугольники.  Из-за  какого  именно  появилась   девушка   в
неглиже,  сообразить  на  месте оказалось не так-то просто, но,
так или иначе, ни самой ее, ни каких-либо следов  у  памятников
не осталось.
     Однако  деться-то  ей  было  некуда.  Выхода  на  улицу  у
кладбища не было, перелезть через забор она не  могла,  церковь
была  закрыта, ключи от единственной двери, через которую могла
бы она уйти, которую отпер сам Харитон, были во всем  здании  у
нескольких человек.
     Кладбище  было  в  общем не слишком большим - что-нибудь с
четверть гектара. И Харитон предпринял  последовательный  обход
его.  Он  ходил  среди купеческих, иерейских, дворянских могил,
среди простонародных  чугунных  крестов,  тщательно  осматривал
кусты  сирени  и,  наконец,  убедился,  что,  кроме самого его,
никого на кладбище нет. Он вернулся тогда  назад  и  подошел  к
плите,  из-за  которой,  как  он  предполагал все же, появилась
девушка. Он остановился перед могилой и несколько раз перечитал
надпись, выгравированную на плите:
     "Елена Александровна Бруно. 1877-1898. Покойно спи до Века
золотого."
     - Бруно, - со злобой в  голосе  произнес  Харитон.  -  Вот
черт!
     Он  резко  развернулся  и,  поглядывая  на светящееся окно
Леонидова, решительно зашагал обратно к дому. Заперев за  собою
дверь,  взбежал  по  лестнице  на третий этаж и через несколько
секунд  уже  молотил  кулаком  запертую   дверь   леонидовского
кабинета.  В  паузе  между  ударами ему послышалось, как что-то
скрипнуло за дверью - по-видимому, створка шкафа.
     - Иду, иду, - послышался, наконец, голос  Алексея.  -  Кто
там еще?
     - Открывай, - сказал ему Харитон, и Леонидов отпер дверь.
     Это  был  совсем  еще молодой невысокого роста парнишка со
светло-русым цветом  волос,  живым  и  умным  лицом.  Китель  с
петлицами  младшего  лейтенанта  был  расстегнут  на нем, и под
кителем виднелась белоснежная майка.
     - Чего стряслось?  -  спросил  Алексей,  пропуская  его  в
кабинет. - Эй, в чем дело?!
     Отодвинув  Леонидова в сторону, Харитон прошел на середину
кабинета, первым делом огляделся и  заглянул  под  стол.  Затем
шагнул   к   застекленному  книжному  шкафу,  повернул  ключ  и
распахнул обе хлипкие створки. Что-либо спрятать от посторонних
глаз можно было в этом шкафу только на самой нижней  -  где  не
было стекла - полке. Харитон, нагнувшись, увидел там среди книг
и  бумаг  початую  бутылку  коньяка. Патефона не было. Больше в
кабинете ему и негде было быть. В сейфе - таком же точно, как у
Харитона, не поместилась бы даже труба от него.
     - Да что тут  вообще  происходит?  -  Леонидов  возмущенно
всплеснул руками. - Ты чего ищешь?
     - Это ты сейчас патефон заводил?
     - Какой еще патефон? Делать мне больше нечего.
     - Ну, ты слышал, как патефон играл?
     - Нет, - покачал он головой.
     - Да  как  ты  мог  не слышать?! - разозлился Харитон. - У
тебя же форточка открыта.
     - Ей-богу, не слышал. А чего ты, собственно, нервничаешь?
     - И к окну ты тоже не подходил последние полчаса?
     - Не подходил. Да у меня работы по горло, - кивнул  он  на
бумаги,  разбросанные по столу. - Ты можешь толком объяснить, в
чем дело?
     Харитон  молчал  и  смотрел  в  глаза  Леонидову,  пытаясь
различить в них отблеск лукавства.
     Леонидов  работал  у  него в отделе первый год. А до этого
вообще нигде не работал. Прошлым летом  окончил  он  московский
юридический  институт,  и  почему  направлен  был  на  работу в
Зольск, для многих до сих пор оставалось загадкой. Дело в  том,
что  отцом  его был никто иной, как Серафим Иванович Леонидов -
комиссар безопасности второго ранга, начальник отдела УГБ НКВД.
Ходили слухи, будто Алексей поссорился с отцом  из-за  каких-то
своих  московских  проказ,  и за это был им сослан в Зольск, но
Харитон знал, что все это ерунда.
     Леонидов смотрел на него изумленно-невинным взглядом.
     - Ладно, -  буркнул,  наконец,  Харитон.  -  Ты  домой  не
собираешься еще?
     - Какое  там,  - махнул он рукой. - С обеда сижу над этими
"воинствующими". И до утра еще буду сидеть, чтобы  на  выходные
голова   не  болела.  Старик,  кстати,  не  давал  тебе  читать
циркуляр?
     - Насчет "Союза безбожников"? Я не просил. А что?
     - Любопытно было бы узнать, централизованная это  кампания
или  его  личное  рвение,  - Алексей посмотрел на часы. - Между
прочим, можно его уже, наверное, поздравить, как ты думаешь?
     - Успеешь... - Харитон подошел к окну, помолчал,  глядя  в
него. - Сейчас по кладбищу ходила какая-то женщина, - сказал он
через некоторое время, не оборачиваясь.
     - Женщина? - удивился Леонидов. - Как же она туда попала?
     - Ты меня спрашиваешь?
     - Кого же мне еще спрашивать? А что, хорошенькая?
     - Ничего,  -  ответил  Харитон, подумав. - Странно это все
вообще-то.
     - Так ведь это...  Сегодня  ж  у  нас  пятница,  Харитоша,
тринадцатое  число.  Это  ж  обязательно  должно было случиться
что-нибудь странное. Ну, всякая там чертовщина.
     - Во-первых, уже суббота.
     - Неважно!  Полночь,  да  еще  и  полнолуние.  Слушай!   -
оживился  Леонидов.  -  У  нас на даче лет пять назад в пятницу
тринадцатого с потолка сорвалась люстра. Представляешь?  Висела
там  сотню  лет, а тут - ба-бах! - вдребезги, весь дом загудел.
Честное слово!
     - Хватит ерунду молоть, - поморщился Харитон.
     - Ты что, не веришь? Я тебе клянусь!  Так  там  у  нас  на
комиссарских  дачах  сплошной  материализм.  А тут и церковь, и
кладбище под боком. А ты ее хорошо разглядел? Она во что  одета
была? Может, это было привидение?
     - Привидение   было   само  по  себе.  Воздушный  шарик  с
простынкой... Ладно, все, я пошел, - направился он к выходу.  -
Пока.
     - Пока,  пока,  -  сказал  ему  Алексей. - До завтра. Буду
теперь смотреть в окно.
     Уже в дверном проеме Харитон подумал вдруг,  что  Леонидов
улыбается  ему вслед. Он обернулся. Леонидов доставал из пачки,
лежащей на столе, папиросу и даже не смотрел на него.
     Харитон спустился по лестнице до первого этажа и прошел  к
главному  входу.  Охранник,  увидев  его,  поднялся  со  стула.
Широкое скуластое лицо его было знакомо Харитону, но, как зовут
его, он не помнил.
     - Послушай, - спросил его Харитон. - Тут  у  тебя  сегодня
женщина молодая не проходила - туда или обратно?
     - Не-а,  -  покачал он головой. - Вообще никто не проходил
пока.
     - Как это никто?
     - Никто не проходил, товарищ старший лейтенант. Я ж только
заступил в двенадцать. А до двенадцати Николай сидел -  у  него
спросить  нужно.  Да  и  какие  тут  женщины ходят? Секретарши,
буфетчица - я их всех наизусть знаю.
     - Понятно,  -  кивнул  Харитон.  -  Если  будет   выходить
незнакомая женщина, запомнишь, кто ей пропуск подписывал.
     - Слушаюсь, товарищ старший лейтенант.
     По  парадной,  устланной  ковром лестнице Харитон поднялся
снова в третий этаж. Он прошел  по  коридору  и  остановился  у
двери,  ничем не отличающейся от прочих. Из-за двери раздавался
стрекот пишущей машинки. Перед тем,  как  толкнуть  эту  дверь,
Харитон  одернул  под ремнем китель, ощупал нагрудные карманы и
застегнул пуговицу на одном из них.
     За дверью, в ярко освещенной секретарской сидела за столом
коротко  стриженная   девушка   в   зеленой   вязаной   блузке,
сосредоточенно  стучала  по  клавишам "Ундервуда". Секретарская
эта была такая же комната, как и его кабинет, только по  правую
руку от входа была здесь дополнительно двустворчатая дверь.
     - Лиза,  привет,  -  чуть улыбнулся ей Харитон и кивнул на
дверь. - У себя?
     - У себя, у себя. Нервничает только. С  телефоном  у  него
что-то  творится  -  звонят  ему,  а  ни  слова  не  слышно. Ты
постучись.
     Харитон  подошел  к  обитой  черным  дерматином  двери   и
костяшками пальцев постучал по косяку.
     - Да! - раздался раздраженный голос из-за дерматина.
     Харитон открыл дверь.
     В просторном - с двумя большими окнами - кабинете стол был
расположен  в  дальнем  от  входящего углу. Степан Ибрагимович,
сцепив пальцы рук на  столе,  в  упор  смотрел  на  идущего  по
кабинету Харитона. Вид у начальника РО НКВД был мрачноватый.
     Майор  Степан  Ибрагимович Баев был средних лет полноватый
мужчина с совершенно круглой, недавно начавшей лысеть  головой.
На аккуратно выбритом лице его хранилось выражение энергичного,
волевого, привыкшего руководить человека.
     - Что   там   у   тебя?   Говори  короче,  -  произнес  он
недружелюбно, когда Харитон  подошел  вплотную  к  столу.  -  С
Гвоздевым закончил?
     - Почти  уже. Заключение пишу. Сегодня закончу, - пообещал
Харитон. - Степан Ибрагимович, вы знаете, у  нас  тут  какая-то
женщина под окнами ходит.
     - Чего-чего? Какая женщина? Под какими окнами?
     - Да вот под этими самыми. По кладбищу.
     - Кто ее туда пустил?
     - Мне это и самому хотелось бы узнать.
     Баев  резко  встал  из-за  стола,  шагнул к окну, отдернул
штору.
     - Нет-нет,  Степан  Ибрагимович,  сейчас   уже   нету,   я
проверял.  А  полчаса  назад  ходила.  Молодая женщина в ночной
сорочке.
     Степан Ибрагимович помолчал несколько секунд.
     - Послушай, Харитон, тебе заняться нечем?
     - Да честное слово,  Степан  Ибрагимович.  Я  собственными
глазами видел. Еще и патефон играл.
     - При чем тут патефон?
     - Я  не знаю, может, и ни при чем. Но вы ведь слышали, как
патефон играл?
     - Ничего я не слышал! У меня тут весь вечер  с  телефоном,
черт  его знает, что творится, - >Баев с ненавистью взглянул на
черный аппарат.
     - И знаете, что самое  странное,  -  вдруг  резко  понизив
голос, произнес Харитон. - Эта женщина...
     Но  он  не  смог  договорить.  В  ту же секунду телефон на
баевском столе, коротко звякнув,  выдержал  небольшую  паузу  и
разразился затем пронзительной непрерывной трелью.
     Баев чертыхнулся и схватил трубку.
     - Алло!  -  заорал  он  в микрофон с откровенной злобой. -
Алло! Говорите! Говорите громче! Алло. Черт вас возьми!.. Алло,
алло! Да! Вот теперь слышно... Да, я слушаю. Баев  у  аппарата.
Говорите!..  Кто?..  А-а,  ну  добрый  вечер. Это вы мне сейчас
звонили?.. Да вот последние полчаса... А вы  откуда  звоните?..
Из  сельсовета?..  Ну  ладно,  что  там  у вас?.. Так... Так...
Понятно... Встретиться? Когда? Это что, срочно?.. А  вы  можете
объяснить,  в  чем  дело? Рядом никого нет?.. Так... Кто-кто? -
Баев взял из вазочки на столе химический карандаш, придвинул  к
себе  блокнот,  принялся  что-то записывать. - Епископ Евдоким?
Постойте, а откуда он у нас взялся?.. Нет, я не  в  курсе  всех
этих  дел... Ну ладно, подробности мне сейчас не нужны. Короче,
вы считаете, что есть основания?.. Я говорю, вы сами уверены  в
том,  что  есть  основания?..  Так... Ну, хорошо, мне все ясно.
Нет, встречаться не будем. Сделаем так: вы изложите это все  на
бумаге,  а  когда  приедут наши люди, бумагу передадите с ними.
Договорились?.. В котором часу им подъехать?..  Ну,  давайте  в
девять,  чтобы  наверняка...  Хорошо, я понял. Семнадцатого, во
вторник, в девять часов... Да, я все понял. Всего  хорошего,  -
Баев повесил трубку.
     Харитон,  покуда  он говорил, тихонько присел на стул и не
отрываясь смотрел теперь в одну точку - в угол слева от  стола,
где  стояли  большие  напольные  часы.  Баев,  повесив  трубку,
некоторое время молчал, глядя на записанные им несколько строк.
     - Слушай, Харитон, - произнес он  через  минуту.  -  Через
тебя  же  у нас прошлый год попы шли. Должен помнить - епископа
нашего взяли ведь вроде этой зимой.
     - В декабре еще взяли - на Лубянку.
     - Похоже, тут еще