ольше.  Благодаря  официально  сложившейся  системе
воспитания   и  образования  и  легкости   овладения  социальными   навыками
формируется  тип  человека, приспособленного  жить  именно в  такой среде  и
неспособного  жить в иной.  Так  что страхи  начальства по поводу  возможной
массовой  эмиграции  лишены  оснований.  Именно  этот  тип   человека  затем
оказывает обратное влияние  на вид  техники, организацию дела,  искусство  и
прочие  сферы  общественной жизни, поддерживая  тенденцию  к  развитию более
грубых  отраслей  производства, более  примитивных форм  организации  труда,
деперсонифицированных форм  искусств,  лишенных социального  содержания, что
опять-таки  устраивает  большинство.   Круг  замыкается.   Картина   слишком
пессимистическая,  сказал  Социолог. Смотря с  какой  точки  зрения,  сказал
Шизофреник. Мы стоим у самых истоков желаемого. Надо все начинать сначала. А
если мы начнем, то нам снова придется пережить все хрестоматийные ситуации и
образцы.  Конечно,  моя  позиция пессимистична с  точки зрения  одной жизни.
История  не считается  с тем, что жизнь коротка. Но  с точки зрения вечности
никакого пессимизма  тут нет.  Существуют  конфликты людей, неконтролируемые
последствия,  разнородность  районов  и стран. Кстати,  если человечество  и
погибнет, то не от разъединения и драк, а именно от единения и однородности.
Наконец, не  исключается возможность появления высоконравственных личностей.
Хотя состояние нравственности самое неустойчивое для социального индивида, а
нравственная жизнь -- мученический подвиг, вероятность появления таких людей
все  же  выше   нуля.  А   влияние  таких  людей  на  ход  истории  мы  явно
недооцениваем.  Я во многом согласен  с Вами, сказал Мыслитель. И фактически
мы делаем  то же самое  Дело, что и  Вы. Но  иначе. И, как видите,  с  иными
последствиями.  Там  вверху  ведь тоже  не  все  злодеи и дураки сидят.  Они
кое-что понимают. Но практически действовать они не могут. Попробовали бы Вы
провести хотя бы одну маленькую реформочку социального значения  в масштабах
государства,   тогда,  может  быть,  поняли  бы,  что  это  такое  на  деле.
Критиковать  и строить утопии теперь всякий может.  Мы должны вместе  делать
одно Дело. Я никого не критикую и ничего не предлагаю, сказал Шизофреник.  Я
ничего не делаю в Вашем смысле. Я только думаю. А то, что Вы называете "Мы",
действительно есть  пустейшая абстракция. Вы даже не догадываетесь (если то,
что  Вы  говорите, искренне), насколько наши  позиции  различны.  Казнимый и
палач  тоже  делают  одно  дело.  И  палачи  всегда  призывали  казнимых   к
сотрудничеству.   К   сожалению,  как  правило,  они  имели   успех.  А  Вы,
оказывается,  моралист,  сказал  Сотрудник. Нет, сказал Шизофреник. Морализм
есть  формула  демагогии,  обмана   и  насилия.  Я  морален.   А  это  нечто
противоположное морализму. Моральный человек -- Красная  Шапочка, а моралист
--  Серый  Волк,  нарядившийся  Красной Шапочкой. Еще в том трактате, сказал
Сотрудник, Вы утверждали, что мораль не имеет никаких основ,  кроме  решения
отдельных  индивидов  стать моральными.  Значит, по-вашему,  она  -- продукт
свободной воли.  Но это же  примитивная ошибка, непростительная  для  такого
человека,  как Вы.  Я  этого не утверждал и не утверждаю, сказал Шизофреник.
Как же так,  сказал Сотрудник. У Вас же тут прямо так и  написано. Написано,
сказал Шизофреник. Но это  утверждаю не я,  а Уклонист. Я же по этому поводу
определенного  мнения   пока  не  имею.  Это  софистика,  сказал  Сотрудник.
Писали-то  все  равно Вы.  Из  того,  что я  пишу какое-то  утверждение,  не
следует, что  я  его принимаю за  истинное, сказал Шизофреник. Вот Вы сейчас
сами повторили  фразу,  которая  написана в моем  трактате. Но  Вы  же ее не
считаете своим  убеждением.  Конечно, нет, сказал  Сотрудник.  Но что-то  Вы
хотите сказать своим трактатом. Что именно? Хочу, сказал Шизофреник,  но это
вопрос  не  юридический.  Ответьте  нам  на  него   просто  как  на   вопрос
человеческий,  сказал Социолог.  Не буду, сказал Шизофреник. Вы не являетесь
людьми,  которых я  признаю равноправными собеседниками. И я не хочу с  вами
говорить ни  в каком  ином  плане,  кроме юридического. Но  Вам  же  отлично
известно,  что такого плана тоже нет, сказал Сотрудник.  Есть лишь иллюзорно
юридическая фразеология. А кроме  того, какими бы безупречными  с логической
точки зрения ни были Ваши парадоксы, они для  обычного человека выглядят как
бесчеловечные   отклонения  от  нормы.  Все  лучшие  достижения  цивилизации
появились  сначала  как  отклонения  от  нормы  и  изображались  обычно  как
враждебные человеку, сказал  Шизофреник.  Цивилизация вообще есть уклонение,
протест и  защита  от  нормы.  А что  Вам  цивилизация,  сказал  Претендент,
живем-то мы  один раз. Мы уже не живем, сказал Шизофреник. Нас уже  нет. Так
что  подумайте  лучше о тех,  кто будет потом. Кто  знает,  может  быть, мой
потомок вот так же  будет допрашивать Вашего. Это  не имеет значения, сказал
Сотрудник.   Через  два  или  три  поколения  биологическое  родство   людям
безразлично. Но не безразлична  причастность  к прошлому, сказал Шизофреник.
Вы просто не любите наш изм, сказал  Мыслитель. И этим  все  объясняется.  А
если, действительно, не люблю, сказал Шизофреник. Но разве это преступление?
Не  преступление, конечно,  сказал Сотрудник,  но  нечто более  серьезное, а
именно  -- возможность и угроза преступления.  Но я не питаю к  нашему  изму
любви  и  ненависти,  сказал  Шизофреник. Я  к нему  отношусь  иначе: я  его
понимаю. Вы ко  всему прочему еще и наивны,  сказал  Претендент.  Неужели Вы
думаете, что познание сути нашей жизни играет какую-то роль? В конце концов,
все  решают люди  дела. А  они всегда имеют или специально изобретают ложные
представления о жизни. Иначе они не могут действовать. Чтобы нанести удар по
какой-либо  стороне изма,  надо выступать в качестве  человека, укрепляющего
ее. Наивность есть  тоже идеология, сказал Шизофреник. А знание  правды есть
первое чисто человеческое дело. Вы это  знаете не  хуже меня.  Знаем, сказал
Социолог. И потому  мы Вам не  завидуем.  Я  не сделал  ничего  преступного,
сказал  Шизофреник. Помимо юридической преступности,  сказала Супруга,  есть
социальная  преступность.  Вы  же  сами  об  этом  писали  постоянно.  Я  не
употреблял такого выражения,  ибо оно двусмысленно,  сказал Шизофреник.  Оно
означает  осуществление  действий,  опасных  или  вредных  для  общества,  и
осуществление действий, которые направлены на ограничение социальных законов
или противодействуют им, но которые не опасны и не  вредны  для общества как
целого Скорее  наоборот.  Что Вы  имеете  в виду? Перестань  выпендриваться,
сказала Супруга и захихикала, ты такое же дерьмо, как  и мы. И они все сразу
же исчезли.
     За  перегородкой поносил свою  не менее агрессивную жену пьяный хозяин.
Плакал  ребенок. У  соседей гремел телевизор. За окном  грохотал грандиозный
мир, конструируемый согласно теории конструирования именно такого мира  и на
основе великих достижений реабилитированной релятивистской кибенематики.

ИТОГИ
     Сотрудник сложил в  папку трактат  Шизофреника  и  заключения экспертов
Социолога и Мыслителя и опечатал  ее. Затем  он дал указание  принять меры к
нераспространению  или  к  пресечению  распространения,  если таковое  имело
место. Впрочем, подумал он,  как и в тот раз, все это  заглохнет само собой.
Эту галиматью никто читать не будет. Скучно,

ДОКЛАД
     Доклад Заведующего был закончен досрочно и с перевыполнением  плана  на
сто  пять  процентов. Заведующему  его  доклад  очень  понравился,  и он его
зачитал  дважды и  велел опубликовать  тремя  изданиями.  Через весь  доклад
красной нитью проходила правильная мысль о  том, что у нас все правильно, за
исключением некоторых неправильных пустяков,  на которые надо обратить самое
серьезное внимание,  и что все у нас  ведут  себя правильно, за  исключением
некоторых единичных сумасшедших  и еще  более единичных  врагов,  которых мы
единогласно осуждаем и  по  отношению к которым  принимаем правильные  меры.
Приняли  решение  считать  главным направлением работы  всех  сотрудников до
следующего доклада пропаганду  этого доклада и  подготовку нового. В Журнале
напечатали  сто  статей  и  заказали еще  двести  с разъяснениями  глубокого
содержания  доклада  Заведующего,  комментариев   Заместителей   к   докладу
Заведующего  и разъяснений Помощников к комментариям Заместителей  к докладу
Заведующего.

ИДЕЯ ЗАГОВОРА
     Претендент в широком кругу незнакомых сказал после доклада Заведующего,
что  Заведующий вовсе не дурак. Мыслитель в узком кругу знакомых сказал, что
Заведующий не такой уж кретин, как все  мы  думали раньше. Но ему это  может
повредить, так  как другие там еще  хуже. Поэтому его нужно  поддержать. И в
воздухе  повисла идея  заговора с целью  укрепления  существующего положения
вещей.  Наметились  три  враждебных  направления.  Радикальное  левое  крыло
настаивало  на том, чтобы не допустить никаких улучшений  сверх тех, которые
захочет осуществить само Руководство. Правое умеренное крыло  стремилось  не
допустить  никаких ухудшений  сверх тех,  которые  захочет осуществить  само
Руководство. Центристское болото не стремилось ни к чему, мечтая лишь о том,
чтобы  все осталось как есть,  а  уж если  должно  быть  хуже,  то чтобы оно
коснулось их в наименьшей степени. Сразу же начались разногласия.

КОНЕЦ
     Конец все ждали и точно предвидели, читал Инструктор последнюю страницу
рукописи Шизофреника. И потому он наступил неожиданно. Однажды среди ночи их
подняли и объявили, что создана маршевая рота  на фронт, им всем простили их
тяжкие грехи и всех, за исключением Патриота,  Литератора и Сачка, зачислили
в  роту.  Патриот  и  Литератор  разошлись  по  своим  подразделениям. Сачок
перевернулся на другой бок на койке в санчасти. Остальные собрали вещички  и
присоединились к собравшимся во дворе. Пехотный старшина скомандовал: "В две
ширинки  виссссь!",   потом:  "С   места  песню  шагыыыым  аррш!".  Паникер,
окончивший  в начале  войны полковые курсы  ротных запевал, рявкнул так, что
завыли сразу все ибанские собаки:
     Ты не хныкай, твою мать,
     Моя дорогая!
     Коль придется подыхать,
     Знать, судьба такая.
     "Выше  головку,  тверже ножку, подтянииииись!",  крушил  ночную  тишину
пехотный Старшина. И, как сказано в "Балладе",
     Пошагали они прочь
     Навсегда куда-то в ночь.
     После их ухода губу перевели в  подвал. Началась ее нормальная история.
Она общеизвестна. В этой истории их уже не было.

ПЕРСПЕКТИВЫ
     Окончив  читать  рукопись  Шизофреника,  Инструктор  плюнул  в  нее  от
разочарования  и велел уничтожить за  отсутствием подходящих улик. Потом  он
стал ждать дальнейших указаний снизу.

СКУКА
     Клеветнику  стало  невыносимо  скучно.  Нет  друзей.   Нет  семьи.  Нет
соратников.  Нет  учеников.   Нет   собеседников.  Нет  зарплаты.  Нет  даже
противников.  Никого. Ничего.  Дело, оказывается, гораздо серьезнее,  чем он
предполагал. Исчез Человек. Индивиды вроде меня тут совершенно не нужны. Они
тут  чужие. Клеветник  пошел к  Ларьку. Там, как  всегда, толпились пьяницы.
Гремела жизнерадостная музыка. И нельзя было понять, откуда она исторгается.
Вот хор ибанской тряски завел популярные частушки на слова Литератора:
     Ты, подружка, твою мать,
     Пропоем страдание.
     Сперва было бытие,
     А потом сознание.
     Последние две строчки Клеветник понял совсем иначе:
     Сперва было битие,
     А потом признание.
     Их  яма  была  занята  незнакомой  компанией.  Когда   он  приблизился,
молоденькая девочка с  широченными плечами и  полуобнаженным костлявым задом
процедила ему сквозь сигарету, чтобы он мотал отседова, пока не схлопотал по
рылу. Хотел бы я знать, подумал он, к какой категории  отнес бы это  явление
Шизофреник?   К   антисоциальности?   Вряд   ли.   Это  --  не   протест,  а
приспособление.
     Жена выпить не дает,
     Как собака лается.
     Все по-прежнему течет
     И даже развивается.
     И Клеветник куда-то ушел, так  как никому  не был нужен. А над пустырем
гремел и гремел жизнеутверждающий мотив:
     У моей зазнобы в попе
     Сломалася клизма.
     Снова бродит по Европе
     Старый призрак изма.

        НАДГРОБИЕ
     ЭПИТАФИЯ ЖИВОМУ
     Чуть свет ты вскакиваешь с кровати. Наспех одеваешь заспанного ребенка.
И торопишься  отвести  его  в детский сад. И ты видишь, такой  же  человечек
ведет такого же ребенка в такой же детский сад.
     Схватив авоську,  ты бежишь в  магазин. И стоишь в  очереди.  И рядом с
тобой  стоит этот  человечек.  Человечек нервничает. Человечек опаздывает на
работу. А продавщица работает медленно. Ей некуда спешить. Она на работе. Ей
наплевать на работу. Ей все равно. А  без очереди лезут другие человечки.  А
того, что  нужно  человечку,  здесь нет. И нужно бежать в другой  магазин. И
стоять в другой очереди.
     Ты с трудом втискиваешься в вагон метро. И рядом с тобой протискивается
тот же человечек. Он наступает тебе на ногу. Ты проскальзываешь на место, на
которое он метил по праву первопробившегося.
     Ты  прибегаешь в свое учреждение. Перевешиваешь свой номерок. И рядом с
тобой все тот  же человечек  перевешивает свой номерок.  И садится  рядом  с
тобой за стол. И шуршит, как и ты, никому ненужными бумажками.
     Он идет  с тобой на  собрание.  И  на другое  собрание. И на  третье. И
вместе с тобой подыхает со скуки. И с нетерпением ждет бессмысленного конца.
Вместе  с тобой  он  голосует За.  Вместе одобряет.  Вместе голосует против.
Вместе осуждает. Вместе... Вместе... Вместе...
     Ты о нем знаешь все. Знаешь, какой у него шкаф и стол. Какой диван. Как
работает его унитаз. Какое у него давление. Куда поступают его дети.
     Ты о нем не знаешь ничего. Ты не знаешь, что  в  его  маленькой головке
каждый день и каждый час  думается маленькая-маленькая книга. Она никогда не
будет написана.  Никем  не  будет прочитана. В ней нет событий. Есть  только
маленькие мысли. Унылые мысли. Никчемные мысли.
     Человечек  думает  свою  жалкую  жизнь.  И  эта  жизнь  есть  главная и
единственная его книга. И последняя.
     Этот человечек есть Никто. Он всего лишь твой ничтожный сослуживец.
     Этот человечек есть Все. Он полновластный господин твоей судьбы.
     Этот человечек есть ты сам.

ИЗ СТАТЬИ СЕКРЕТАРЯ
     Нас  часто спрашивают, есть бог или  нет,  писал Секретарь. Мы  на этот
вопрос отвечаем утвердительно: да, бога нет.

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИБАНСКОЙ ИСТОРИИ
     История  Ибанска   складывается   из  событий,  которые  чуть  было  не
произошли;  почти  что  произошли,   но  в  последний  момент  все-таки   не
состоялись; ожидались, но так и  не наступили; не ожидались,  но несмотря на
это случились; произошли не так, как следовало, не тогда,  когда  следовало,
не  там,  где следовало;  произошли,  но  признаны  не  имевшими  места;  не
произошли, но стали общеизвестными. Эту классификацию предложил  Клеветник в
узком  кругу  разномышленников  в  пивном  баре  на  площади  Учителя  после
четырнадцатой  кружки. Его  сослуживец  Кис,  наложивший  в  штаны совсем по
другому поводу, заодно сообщил и  об этой классификации. Клеветник исчез. Но
к  удивлению  коллег,  он  через  много-много  лет   посмертно  вынырнул  на
девственно  гладкую  поверхность культурной жизни Ибанска, публично  дал  по
морде Кису и начал искать  подходящее место.  Произошло это  уже после того,
как ибанцы, обливаясь горючими слезами, наконец-то проводили в  долгожданный
последний (как некоторые тогда наивно думали) путь Хозяина и наспех прикрыли
кто чем мог  свои разукрашенные шрамами и синяками голые зады,  теоретически
подготовленные  для  очередной всеобщей  порки. Ожидаемая порка, к  великому
огорчению ибанцев, не состоялась, и они в ужасе предались робкому ликованию.
Претендент  за  мужество  был  удостоен  избрания.  Мыслитель  обозвал  всех
трусами, как  они  того и заслуживали,  и сократил  число  цитат  из Хозяина
вдвое. И опять  ничего не произошло. Мыслитель успешно защитил  диссертацию.
Социолог вместо обычного титула Хозяина "самый гениальный сверхгений из всех
гениальнейших гениев" употребил сильно ослабленный титул "величайший гений".
Ничего не произошло и на этот раз. И Социолог опять уехал за границу. Никого
не брали.  Боже  мой, заплакал после  этого от  радости  Кис, что же  теперь
будет, одна надежда теперь  -- китайцы. Китайцы обрадовались не меньше Киса,
но сделали все по-своему.
     Вернувшегося  из  небытия  Клеветника  с   перепугу  назначили   чем-то
заведовать.   Воспользовавшись  кратким   замешательством,   он   изловчился
напечатать малюсенькую  книжонку  о чем-то таком, о чем писать было еще рано
тогда  и  стало  уже поздно потом.  В книжонке он  все исказил, а  остальное
изложил  неправильно.  Вышестоящее  начальство,  которое  после  упомянутого
радостного трагического  события стало  еще более вышестоящим  и  радикально
изменило точку зрения, публично заявило по  адресу Клеветника, что как волка
не корми, он все равно смотрит в лес, и разослало закрытое письмо о том, что
горбатого могила исправит. Клеветника тут же  освободили от обременительного
заведования и хотели выселить  из Ибанска обратно как бездельника.  Но время
было уже не то. И Клеветник  устроился (вот пройдоха!) в какое-то  захудалое
учреждение самым  младшим сотрудником с  самым низким окладом. Социолог,  не
сумевший  помешать  этому,  приписал заслугу  себе.  Мыслитель  сказал,  что
Хозяина  воскресить уже не удастся, хотя к этому никто и не стремился. А  на
горизонте Истории Ибанска уже  маячила колоритная фигура Хряка. В одной руке
фигура  держала маленький кукурузный початок, не достигший  молочно-восковой
степени зрелости, а другой делала большой кукиш.  Одна  нога у  фигуры  была
босая,  фигура громко икала  и  бормотала лозунги: НОНИШНОЕ  ПАКАЛЕНИЕ, ТВОЮ
МАТЬ, БУДИТ  ЖИТЬ ПРИ  ПОЛНОМ ИЗМЕ.  Посмотрев в  сторону  абстракционистов,
фигура погрозила им пальцем.

ПОХОРОНЫ ДИРЕКТОРА
     Неожиданно  для себя самого сдох Директор. Врачи пустили слух, будто от
рака. Но Болтун утверждал, что это вранье. Директор сдох от самодовольства и
калоизлияния в  мозг. Его  хотели  повысить  чуть  ли не в самый  верх, и от
чрезмерного  ликования  у  него  лопнула кишка  в  голове. Подслушавший речь
Болтуна способный сотрудник  Кис  заявил  на  это (так,  чтобы  слышали  все
присутствовавшие  на кладбище), что  это, во-первых,  совсем  не  смешно,  а
во-вторых,  острота  тут  совсем неуместна. Даже школьникам известно, что  в
голове помещаются  большие полушария головного мозга, снабженные (правда, не
у всех)  извилинами, а не  кишками.  Стоявший  рядом  и  подыхавший от скуки
Неврастеник сказал, что Болтун прав, так как у высокого начальства  в голове
размещается  именно кишка с  соответствующим  ей  содержимым. Вспомните, что
сказал Секретарь,  когда  Директор обещал написать девятитонную теорию нашей
практики! Он сказал, что у Директора кишка тонка!
     Хоронили Директора на  Старобабьем кладбище. Помимо тех, кто обязан был
присутствовать  на  похоронах  по  закону,  а  также  тех,  кто  не  мог  не
присутствовать  в  силу  отсутствия  закона,  разрешавшего  безнаказанно  не
присутствовать, пришли все  те, кто имел  шансы стать директором,  а,  может
быть,  и повыше. Они приложили огромные коллегиальные  усилия к  тому, чтобы
Директора похоронили  именно здесь, ибо  это была  забота об их  собственном
будущем. Похороны  Директора на  Старобабьем кладбище создавали невиданный в
прошлом  и заманчивый в  будущем прецедент. Это было конкретной  реализацией
новой   установки   повысить   руководящую   роль   руководящих   кадров   и
активизировать инициативу снизу. И вместе с тем  они с нескрываемой завистью
смотрели на пылающий кумачом гроб Директора. Вот проходи