ода. В клубе.
     - В ночном клубе?
     Оба закивали головами. Ответила Бобби:
     - Насколько я понимаю, это был один из клубов "новой волны". Как это называется, Бен? Что-то индейское, да?
     - "Майян", - подсказал Бен. - "Муди Майян"  , или что-то в этом роде. - Он невесело улыбнулся. - Полицейский спросил, бывали ли мы в нем. Да, точно так и спросил.
     - А Дон принадлежала к "новой волне"?
     - Сначала нет, - ответила Бобби. - То есть я хочу сказать, что, когда мы познакомились, она выглядела вполне нормальной. Даже чересчур - в некотором роде чопорной. Мы боялись, она подумает, мы слишком свободно ведем себя. Затем постепенно она начала меняться в худшую сторону. Но одного у нее не отнимешь - она была способной. Это я могу подтвердить. Все время в учебниках. Занималась, хотела получить степень доктора философии. Биоматематика или что-то в этом духе. Но по вечерам она становилась другой - наряжалась для выхода в свет. Именно это подразумевал Бен, когда говорил, что у нее была куча одежды, в стиле панков, много черного. Она красила волосы легко смывающейся краской. А косметика - как у семейки Аддамс  Иногда она при помощи мусса делала такую прическу, что все волосы торчали вверх. В известном стиле. Но на следующее утро, когда она шла на работу, все опять было нормально. Вы бы ее и не узнали.
     - Ее убили в самом клубе?
     - Не знаю, - ответила Бобби. - Мы старались не слушать подробности, только хотели, чтобы полицейские забрали отсюда ее вещи. И поскорее забыть об этой истории.
     - Вы помните фамилию детектива?
     - Гомес, - ответили музыканты вместе.
     - Рей Гомес, - уточнила Бобби. - Он болел за "Лос-Лобос" и любил ду-уоп . Неплохой парень.
     Бен кивнул. Их колени были так тесно прижаты друг к другу, что побелели от напряжения.
     - А то, что случилось в больнице? - спросила Бобби. - Пострадает ли ребенок из-за того, что Дон стащила его историю болезни?
     - Мы сможем обойтись и без нее. Но лучше, если бы ее вернули.
     - Безобразие, - воскликнул Бен. - Очень жаль, что не можем помочь вам. Полиция забрала все вещи, но я не видел среди них никакой медицинской карты. Конечно, я не очень присматривался.
     - А в украденных вещах ее нет?
     - Нет, - ответила Бобби. - Точно нет. Полиция работала не очень тщательно, раз не обнаружила ее тайник, правда? Но давайте я проверю, чтобы быть уверенными, - может, среди складок, в карманах или еще где.
     Она направилась в кухню и вскоре вернулась с коробкой из-под обуви и полоской бумаги.
     - Пусто. Вот та фотография, которую она положила поверх вещей. Будто подтверждала свое право на них.
     Я взял фото. Из тех черно-белых снимков по двадцать пять центов за четыре штуки, которые можно сделать в автомате на автобусной станции. Четыре варианта лица, которое когда-то было хорошеньким, а теперь вспухло от жира и было искажено недоверчивостью. Темные прямые волосы, большие темные глаза. Глаза, познавшие боль. Я собрался вернуть фотографии, но Бобби сказала:
     - Оставьте у себя. Мне они не нужны.
     Прежде чем положить снимки в карман, я еще раз взглянул на них. Четыре одинаковых лица, мрачных и настороженных.
     - Грустно, - проговорил я.
     - Да, - согласилась Бобби. - Она никогда особенно не улыбалась.
     - Может быть, - предположил Бен, - она оставила ее в своей конторе в университете, я имею в виду историю болезни?
     - Вы знаете, на каком отделении она занималась?
     - Нет, но у нее там был прямой телефон, она нам его дала. Два-два-три-восемь, правильно?
     - Думаю, да, - подтвердила Бобби.
     Я вынул из папки лист бумаги и ручку и записал номер.
     - Она готовила диссертацию?
     - Да, она так нам сказала, когда обратилась по поводу комнаты. Биоматематика или что-то в этом духе.
     - Она когда-нибудь упоминала фамилию своего профессора?
     - Она дала нам какую-то фамилию для справки, когда въезжала, - ответила Бобби. - Но, честно говоря, мы так и не позвонили.
     Неловкая улыбка.
     - Мы были стеснены в средствах, - пояснил Бен. - И хотели побыстрее получить квартиранта, а она производила приличное впечатление.
     - Единственный начальник, о котором она говорила, это тип в клинике, тот, которого убили. Но она никогда не называла его фамилию.
     Бен кивнул:
     - Она не была от него в восторге.
     - Почему?
     - Не знаю. Она не вдавалась в подробности - просто сказала, что он дерьмо, очень придирчив и она собирается уходить. А потом, должно быть, она ушла. Еще в феврале.
     - И устроилась на другую работу?
     - Она нам не говорила, - пожала плечами Бобби.
     - Вы знаете, как она оплачивала свои счета?
     - Нет, но у нее всегда водились денежки.
     Бен болезненно улыбнулся.
     - Что такое? - спросила Бобби.
     - Она и ее начальник. Она его ненавидела, а теперь оба они в одной лодке. Лос-Анджелес поглотил их.
     Бобби передернулась и съела булочку.

17

     То, что я узнал об убийстве Дон Херберт и ее склонности к воровству, заставило меня задуматься.
     Вначале я полагал, что она забрала карту Чэда для Лоренса Эшмора. А вдруг для себя, вдруг ей стало известно нечто, способное принести вред семье Джонсов, и она собиралась использовать для своей выгоды?
     А теперь она мертва.
     Я проехал к зоомагазину, купил сорокафунтовый пакет корма для рыбок-кои и попросил разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в город. Парнишка за прилавком немного подумал, взглянул на сумму на кассовом аппарате и указал на старую черную коробку с диском, висящую на стене в углу:
     - Вон там.
     Рядом с телефоном стоял большой аквариум с соленой водой, в котором плавала небольшая леопардовая акула. Пара золотых рыбок плескались на поверхности. Акула мирно скользила по дну. Ее глаза были спокойными и такими же синими и красивыми, как глаза Вики Боттомли.
     Я позвонил в Центр Паркера. Подошедший к телефону мужчина сказал, что Майло нет и неизвестно; когда он вернется.
     - Это Чарли? - поинтересовался я.
     - Нет.
     Я набрал домашний номер Майло. Стоящий за прилавком парень наблюдал за моими действиями. Я улыбнулся и поднял указательный палец, показав, что займу только одну минуту. Голос Пегги Ли произнес тираду о "Блю инвестигейшнз". Я проговорил:
     - Дон Херберт была убита в марте. Вероятнее всего, девятого числа где-то в центре города вблизи музыкального клуба панков. Детектива, занимающегося расследованием, зовут Рей Гомес. В течение ближайшего часа я, наверное, буду в больнице - можешь попросить, чтобы меня разыскали, если захочешь переговорить по этому поводу.
     Я повесил трубку и направился к выходу. Какое-то движение пены привлекло мое внимание, и я обернулся к аквариуму. Золотые рыбки исчезли.

***

     Голливудская часть бульвара Сансет была по-воскресному спокойной. Банки и места развлечений, расположенные до Хоспитал-роу, были закрыты, немногочисленные бродяги и бедные семьи топтались на тротуарах. Машин на дороге мало - только отдыхающие по воскресным дням и туристы, заехавшие слишком далеко от Вайна. Я добрался до ворот автостоянки для врачей менее чем за полчаса. Стоянка вновь работала. Множество свободных мест.
     Прежде чем подняться наверх, в отделение, я зашел в кафетерий выпить кофе.
     Ленч заканчивался, кафетерий был почти пуст. Как раз когда я подошел заплатить за кофе, Дэн Корнблатт, держа пластиковый стаканчик с крышкой в руке, получал сдачу у кассира. Кофе просочился из-под крышки и грязными ручейками тек по стенкам стаканчика. Усы Корнблатта, напоминавшие велосипедный руль, обвисли, сам кардиолог выглядел поглощенным какой-то мыслью. Он сунул мелочь в карман, заметил меня и быстро кивнул.
     - Привет, Дэн. Что случилось?
     Моя улыбка, казалось, раздражала его.
     - Читал сегодняшнюю газету?
     - Да в общем только просмотрел.
     Он прищурился. Заметное раздражение. Я почувствовал себя так, будто неправильно ответил на устном экзамене.
     - Что тогда я могу сказать? - резко бросил он и отошел.
     Я заплатил за кофе и задумался, какое сообщение могло так обеспокоить его. Оглядел кафетерий в поисках брошенной кем-нибудь газеты, но ничего не обнаружил. Сделал пару глотков кофе, выбросил стаканчик и направился в читальный зал. На сей раз он был закрыт на ключ.

***

     Палаты Чэппи пустовали, двери всех палат, кроме комнаты Кэсси, были открыты. Свет выключен, с кроватей убрано белье. Пахло дезодорантом с запахом луга. Мужчина в желтой спецодежде пылесосил коридоры. По отделению разливалась какая-то венская, медленная и сладкая музыка.
     Вики Боттомли сидела за столом на посту медсестер и читала карту. Ее чепчик чуть съехал на сторону.
     - Привет, что нового? - спросил я.
     Она покачала головой и, не глядя на меня, протянула историю болезни.
     - Читайте дальше.
     - Я уже дочитала.
     Я взял карту, но не стал открывать ее. Прислонившись к столу, спросил:
     - Как сегодня себя чувствует Кэсси?
     - Немного лучше, - все еще не поднимая на меня взгляда, ответила Вики.
     - Когда она проснулась?
     - Около девяти.
     - Ее отец уже здесь? И...
     - Все здесь, и все написано, - проговорила она, не поднимая головы и ткнув в историю болезни.
     Я перелистал страницы, открыл записи за сегодняшнее утро и прочитал выводы Эла Маколея и невропатолога.
     Вики взяла какой-то бланк и начала его заполнять.
     - Последний припадок Кэсси, - заметил я, - кажется весьма серьезным.
     - Ничего такого, что бы я не видела раньше.
     Я положил карту на стол и остался стоять у сестринского поста. В конце концов Вики взглянула на меня. Голубые глаза часто заморгали.
     - Вам приходилось видеть много случаев детской эпилепсии?
     - Видела все. Работала в онкологии. Занималась младенцами с опухолью мозга. - Женщина пожала плечами.
     - Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь.
     - А-а...
     Опять вернулась к своему бланку.
     - Ну что ж, - заметил я. - По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли.
     Молчание.
     - Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку.
     - Ага.
     - Я думаю нанести им домашний визит.
     Ее рука мчалась по бумаге.
     - Вы ведь были у них дома, да?
     Никакого ответа.
     Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня.
     - Если я и была у них, что в этом такого?
     - Нет, я просто...
     - Вы просто болтаете, вот что. Правильно? - Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. - Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой?
     Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше.
     - Почему вы так считаете?
     - Потому что я знаю, о чем все вы думаете.
     - Это был совершенно простой вопрос, Вики.
     - Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси.
     - Какую медсестру?
     - Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору.
     - Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?
     - А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру?
     - А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно?
     Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом.
     - Мне надоела эта игра, - заявила она, вставая и отодвигая стул. - Для вас это всегда только игры.
     - Под "вами" вы подразумеваете психологов?
     Она сложила руки на груди и что-то пробормотала. Потом повернулась ко мне спиной.
     - Вики?
     Никакого ответа.
     - Все это сводится к тому, - заявил я, стараясь говорить спокойным тоном, - чтобы в конце концов обнаружить, что же, черт возьми, происходит с Кэсси.
     Вики притворилась, что читает доску объявлений, висящую за письменным столом.
     - Значит, вот как оборачивается наш маленький договор о мире? - заметил я.
     - Не беспокойтесь, - быстро повернулась ко мне Вики. Ее голос поднялся - пронзительное соло, наложенное на сладкую мелодию. - Не беспокойтесь, - повторила она. - Я не буду вам мешать. Если что-то нужно - просто спросите. Потому что вы доктор. И я сделаю все, что угодно, если это поможет бедной малютке, - хотя вы считаете по-другому, я все же беспокоюсь о ней. Я даже спущусь вниз и принесу вам кофе, если это поможет вам сосредоточиться на ее проблемах - на том, на чем вам и следует сосредоточиться. Я не одна из тех феминисток, которые считают грехом делать что-то еще, кроме как давать пациентам лекарство. Но не притворяйтесь, что вы мой друг, хорошо? Давайте оба будем выполнять нашу работу без всяких разговоров, идти своим путем, ладно? А если вы желаете, чтобы я ответила на ваш вопрос: да, я посещала их дом только два раза несколько месяцев назад. Довольны?
     Она отошла на другой конец поста, нашла еще какой-то бланк и принялась читать. Прищурившись, она держала его на расстоянии вытянутой руки. Ей явно требовались очки для чтения. На губах вновь появилась самодовольная улыбка.
     - Вы ничего не делали ей, Вики? - спросил я.
     Ее рука дернулась, бумага упала. Женщина наклонилась, чтобы поднять бланк, но в этот момент с ее головы слетел чепчик. Наклонившись второй раз, она подняла и его и напряженно выпрямилась. На ресницах было много туши, и пара кусочков отвалилась.
     Я был непреклонен.
     - Нет! - прошептала Вики, вкладывая в ответ всю твердость, на какую была способна.
     Звук шагов заставил нас обернуться. В холл вошел уборщик, он тянул за собой пылесос. Латинос среднего роста со старческими глазами и усами под Кантинфласа .
     - Что-то еще? - спросил он.
     - Нет, - ответила Вики. - Ступай.
     Мужчина взглянул на медсестру, приподнял брови, дернул пылесос и потащил его к тиковым дверям. Вики наблюдала за ним, ее кулаки были сжаты.
     Когда уборщик ушел, она продолжала:
     - Какой страшный вопрос! Почему у вас такие безобразные мысли в голове? Почему вообще кто-то должен делать Кэсси гадости? Она больна!
     - Все симптомы свидетельствуют о какой-то таинственной болезни.
     - А почему бы и нет? Почему? Это больница. Именно поэтому мы здесь - из-за больных детей. Именно этим и занимаются настоящие врачи. Лечат больных детей.
     Я продолжал хранить молчание.
     Ее руки начали подниматься, и она прилагала усилия, чтобы удержать их внизу, как подопытный, сопротивляющийся гипнотизеру. На том месте, где раньше сидел чепчик, жесткие волосы образовали подобие купола размером со шляпу.
     - Настоящие врачи не добились особого успеха, не так ли? - возразил я.
     Она фыркнула.
     - Игры, - вновь прошептала она. - Всегда у вас, психологов, игры.
     - Такое впечатление, что о нас, психологах, вы знаете очень много.
     Казалось, Вики внезапно встревожилась. Она протерла глаза - тушь потекла, костяшки пальцев стали серыми, но женщина не замечала этого. Ее полный злобы взгляд был сосредоточен на мне.
     Самодовольная улыбка вернулась на ее лицо.
     - Еще что-нибудь, сэр? - Она вынула из волос заколки и закрепила ими края накрахмаленного чепчика.
     - Вы делились с Джонсами своими мыслями по поводу терапевтов? - поинтересовался я.
     - Я держу свои мысли при себе. Я профессионал.
     - А вы не говорили им, что кто-то подозревает нечистую игру?
     - Конечно, нет. Повторяю, я профессионал!
     - Профессионал, - согласился я. - Вам просто не нравятся психотерапевты. Шайка шарлатанов, которые обещают помочь, но у них ничего не получается.
     Ее голова дернулась назад. Чепчик опять затанцевал на волосах, и Вики быстро поддержала его рукой.
     - Вы не знаете меня, - проговорила она. - Вы ничего обо мне не знаете.
     - Это правда, - соврал я. - И это стало проблемой для Кэсси.
     - Просто смешно, что...
     - Ваше поведение начинает мешать ее лечению, Вики. Давайте больше не будем обсуждать это здесь. Пройдем туда, - Я указал на подсобку, расположенную за медицинским постом.
     Вики уперла руки в бока:
     - Зачем?
     - Затем, чтобы все обсудить.
     - Вы не имеете права.
     - В общем-то имею. И только благодаря моему доброму отношению вы все еще занимаетесь этой пациенткой. Доктор Ивз восхищается вашим мастерством, но ваше поведение начинает действовать и на ее нервы.
     - Да?
     Я поднял телефонную трубку:
     - Позвоните ей.
     Вики шумно втянула воздух. Потрогала чепчик. Облизала губы.
     - Что вам от меня нужно? - В голосе послышались ноющие нотки.
     - Не здесь, - сказал я. - Там, в той комнате. Вики. Прошу.
     Она начала протестовать. Но слова застряли в горле. Губы задрожали. Она подняла руку, чтобы прикрыть их:
     - Давайте просто забудем об этом, - предложила она. - Я прошу прощения. Хорошо?
     Ее глаза были полны страха. Вспомнив, при каких обстоятельствах она в последний раз видела своего сына, и чувствуя себя полной дрянью, я покачал головой.
     - Больше никаких ссор, - умоляла она. - Обещаю. Честное слово. Вы правы. Мне действительно не стоило лезть не в свое дело. Это все потому, что я беспокоюсь о ней так же, как и вы. Я буду вести себя хорошо. Простите. Больше это не повторится...
     - Прошу вас, Вики. - Я указал на подсобку.
     - ...Я клянусь. Прошу вас, сделайте мне некоторое снисхождение.
     Я настаивал на своем.
     Она двинулась ко мне, сжала руки в кулаки, будто готовилась нанести удар. Затем опустила руки, внезапно повернулась и направилась в комнатку. Шла она медленно, с опущенными плечами, едва переставляя ноги.
     Там стояли кофейный столик, оранжевый диван и кресло под стать дивану. На столике - телефон рядом с выключенной кофеваркой, которой, видимо, не пользовались и давно не мыли. Над большим плакатом, на котором было написано: "Медсестры, выполняйте свою работу с нежностью и любовью", висели календари с кошками и щенками.
     Я закрыл дверь и сел на диван.
     - Это подло, - неуверенно сказала Вики. - Вы не имеете права - я позвоню доктору Ивз.
     Я поднял трубку, связался с оператором и попросил ее разыскать Стефани.
     - Подождите, - проговорила Вики. - Не надо.
     Я отменил заказ и повесил трубку. Вики немного потопталась и в конце концов, постоянно поправляя чепчик, опустилась в кресло. Я заметил то, что никогда раньше не видел: крошечную маргаритку, нарисованную лаком для ногтей на ее новом пропуске прямо над фотографией. Лак начал облупливаться, и цветок казался разорванным на клочки.
     Вики сложила руки на обширных коленях. На ее лице появилось странное выражение - как у заключенного, которому только что прочитали приговор.
     - У меня много работы, - пыталась объяснить она. - Мне еще нужно сменить простыни, проверить, чтобы в диетическом отделе столовой повара получили правильный заказ на обед.
     - Насчет той сестры из Нью-Джерси, - начал я. - Почему вы заговорили о ней?
     - Вы все не можете забыть об этом?
     Я молча ждал.
     - Ничего особенного в этом нет, - оправдывалась она. - Я уже сказала вам, что есть такая книга и я ее прочла. Вот и все. Я не люблю читать о подобных вещах, но кто-то дал мне эту книгу, и я ее прочла. Понятно?
     Вики улыбнулась, но внезапно ее глаза наполнились слезами. Она вскинула руки, пытаясь вытереть слезы пальцами. Я оглядел комнату. Бумажных салфеток нигде не видно. Мой носовой платок был чистым, и я предложил его женщине.
     Она взглянула на него и не взяла. Ее лицо все еще оставалось мокрым, в густом слое наложенной на лицо косметики тушь пролагала борозды, похожие на следы от кошачьих когтей.
     - Кто вам дал эту книгу?
     Лицо медсестры будто отяжелело от боли. Я чувствовал себя так, будто пырнул ее ножом.
     - Это не имело никакого отношения к Кэсси. Поверьте.
     - Хорошо. А что именно делала эта медсестра?
     - Она травила младенцев - при помощи лидокаина. Но она не была настоящей медсестрой. Сестры любят детей. Настоящие медсестры. - Ее взгляд упал на плакат, и она вновь зарыдала.
     Когда женщина не