лняться листами.
     - Автоматическая сверка с оригиналом. Остроумно, да? - заметила Дженнифер.
     - На основе программ "Мельвиль" и "Орион"? - спросил я.
     - Это неандертальцы среди программ. Всего на ступень выше, чем картотека.
     - Если бы ограниченная в средствах больница решила компьютеризировать поиск, могла бы она приобрести что-нибудь получше?
     - Конечно. Намного лучше. Существуют тонны новых видов компьютерного обеспечения. Даже практикующий врач может позволить себе значительно лучшую программу.
     - Ты когда-нибудь слышала о компании "БИО-ДАТ"?
     - Нет, не могу сказать наверняка, но это ничего не значит - я не знаток компьютеров. Для меня это просто орудие труда. А почему вы интересуетесь? Чем они занимаются?
     - Компьютеризируют библиотеку в Западной педиатрической больнице. Переводят каталог на программы "Мельвиль" и "Орион". Предполагалось сделать работу за три недели, но они сидят над ней уже три месяца.
     - Такая огромная библиотека?
     - Нет, вообще-то довольно маленькая.
     - Если все, что требуется, - это поиск материалов, то с печатающим сканером работы на пару дней.
     - А если у них нет сканера?
     - Тогда они из каменного века. Это означает, что данные будут переноситься вручную. По сути, перепечатка каждой карточки. Но почему наняли компанию с таким примитивным оборудованием, когда... А, вот и все.
     В корзинке лежала толстая стопка бумаги.
     - Раз-два и готово, быстро и без головной боли, - похвасталась Дженнифер. - Когда-нибудь они смогут запрограммировать и сшивание листов.

***

     Поблагодарив ее и пожелав всего наилучшего, я отправился домой с толстой стопкой документов, лежащих рядом со мной на переднем сиденье. Справившись о поступивших звонках у частной телефонной службы, просмотрев почту и покормив рыбок - выжившие японские карпы выглядели прекрасно, - я проглотил оставшуюся от вчерашнего ужина половину сандвича с ростбифом, запил пивом и принялся за домашнее задание.
     Люди, передающие своим детям...
     Спустя три часа я чувствовал себя крайне гадко. Даже сухая проза медицинских журналов была не в состоянии смягчить весь ужас картины.
     Дьявольский вальс...
     Отравление солью, сахаром, алкоголем, наркотиками, отхаркивающим, слабительным, рвотным, даже фекалиями и гноем, - все применялось, чтобы создать "бактериологически замученных детей".
     Ужасающий перечень издевательств над младенцами и малышами постарше вызывал в памяти нацистские "эксперименты". Приводились истории о детях, у которых был вызван пугающе обширный ряд ложных болезней, - казалось, что можно сфабриковать буквально любой вид патологии.
     Чаще всего преступницами являются матери.
     Жертвами - почти всегда - дочери.
     Характерные черты преступницы: образцовая мать, часто весьма обаятельная, с привлекательной внешностью, с высшим или средним медицинским образованием. Необычное хладнокровие перед лицом несчастья - удовлетворение, маскируемое под самообладание. Бросающаяся в глаза заботливость - один специалист даже предупреждал врачей опасаться "чересчур заботливых" матерей.
     Что бы это ни значило.
     Я вспомнил, как моментально высохли слезы у Синди Джонс, как только Кэсси проснулась. Как она быстро занялась дочкой, обняла, рассказала сказку, прижала к материнской груди.
     Что это - правильное общение с младенцем или нечто зловещее?
     И еще кое-что вызывало настороженность.
     Другая статья в журнале "Ланцет" первого исследователя синдрома, доктора Роя Медоу. Открытие, сделанное им в 1984 году на основе исследования историй болезни тридцати двух детей с искусственно вызванной эпилепсией.
     Семь детей, являвшихся братьями и сестрами, умерли.
     Все они скончались в младенческом возрасте.

7

     Я почитал до семи часов, затем поработал над только что полученными гранками моей монографии, посвященной эмоциональной адаптации детей из школы, которая в прошлом году находилась под прицелом снайпера. С директрисой школы мы стали больше чем просто друзьями. Потом она отправилась к себе в Техас ухаживать за больным отцом. Он умер, но она не вернулась в Калифорнию.
     Все те же необрубленные концы...
     Я дозвонился до Робин. Она была в своей студии. Сказала, что занята по горло - работа не из легких: надо изготовить четыре подходящих друг к другу гитары, похожих по форме на бомбардировщик "Стеллс", для группы хэви-метал, у которой нет ни денег, ни умения себя вести. Неудивительно, что в ее голосе слышалось напряжение.
     - Я не вовремя?
     - Нет-нет, приятно поговорить с тем, кто не надрался.
     В трубке слышны отдаленные крики.
     - Это они, те самые ребята?
     - Черти, а не ребята. Я их вышибаю, а они лезут обратно. Во все дыры. Занялись бы чем-нибудь - разобрали бы свой номер в отеле, но... Ой-ой, подожди. Лукас, брось! Пальцы тебе когда-нибудь еще пригодятся. Прости, Алекс. Он отбивал дробь рядом с циркулярной пилой. - Ее голос стал более мягким. - Слушай, мне надо идти. Как насчет пятницы? Устроит?
     - Вполне. У меня или у тебя?
     - Еще не знаю, когда освобожусь, Алекс, так что давай я заеду за тобой. Обещаю быть не позднее девяти. О'кей?
     - О'кей.
     Мы попрощались. Я сидел и раздумывал, какой же независимой она стала.

***

     Взяв в руки старенькую гитару фирмы "Мартин", я некоторое время перебирал струны. Потом вернулся в кабинет и еще пару раз перечитал статьи о синдроме Мюнхгаузена, надеясь отыскать в них что-то, что, возможно, упустил, - какую-нибудь подсказку из клинической практики. Но озарение не наступило. Доразмышлялся до того, что пухлое личико Кэсси Джонс стало мерещиться в могильно-серых тонах.
     Я задумался: а имеет ли этот вопрос вообще какое-нибудь отношение к науке и сможет ли дать мне ответ на него вся медицинская мудрость мира?
     Может, пришло время для специалиста другого рода?
     Я набрал номер телефона в Западном Голливуде.
     Послышался чарующий женский голос:
     - Вы звоните в "Блю  инвестигейшнс". Наше агентство уже закончило работу. Если вы желаете оставить несрочное сообщение, говорите после первого сигнала. Если ваше сообщение срочное, дождитесь двух сигналов.
     После второго гудка я сказал:
     - Майло, это Алекс. Позвони мне домой.
     И снова взял гитару.
     Проиграл десять тактов из "Ветрено и жарко", когда зазвонил телефон.
     - Что срочного, приятель? - раздался далекий голос.
     - Это "Блю инвестигейшнс"?
     - Как форма фараонов.
     - А-а.
     - Слишком абстрактно? - спросил Майло. - А у тебя только порнографические ассоциации?
     - Нет, нормальные - в духе Лос-Анджелеса. Чей голосок на автоответчике?
     - Сестренки Рика.
     - А, того дантиста?
     - Ага. Хорош, да?
     - Изумительный. Как у Пегги Ли.
     - А когда она сверлит тебе коренной зуб, вот тут-то и подрожишь.
     - Когда ты занялся частным сыском?
     - Ну, ты же знаешь, как это бывает - притяжение доллара. Вообще-то немного подрабатываю по совместительству. Пока днем меня держат на скучной работе в управлении, почему бы не заработать приличные деньги в свободное время?
     - Все еще не полюбил свои компьютеры?
     - Я-то их люблю, они меня не любят. Конечно, теперь говорят, что эти штуки испускают какие-то вибрации. Может, какая-нибудь электромагнитная пакость медленно разрушает мое великолепное тело.
     Последние слова утонули в статических помехах.
     - Откуда ты звонишь? - спросил я.
     - Из машины. Заканчиваю работу.
     - Из машины Рика?
     - Из своей. И телефон мой. Наступила новая эра, доктор. Быстро соединяет и еще быстрее ломается. Ладно, в чем дело?
     - Хотел с тобой посоветоваться... по делу, которым сейчас занимаюсь...
     - Больше ничего не говори...
     - Я...
     - Я серьезно, Алекс. Больше. Ни. Слова. Сотовая связь и секреты не сочетаются. Может подслушать любой, кто захочет. Потерпи.
     Он выключил телефон. Через двадцать минут раздался звонок в дверь.

***

     - Я был поблизости, - заявил он, топая на кухню. - В Уилшире, около Баррингтона. Слежка по поручению бешеного ревнивца.
     В левой руке он держал записную книжку Лос-Анджелесского департамента полиции и черный телефонный аппарат размером с кусок мыла. Одет для слежки: темно-синий клубный пиджак, того же цвета рубашка, серые брюки из твида и грубые коричневые башмаки. Может, он и сбросил фунтов пять с того момента, как я видел его в последний раз, но все равно весил не меньше двухсот пятидесяти фунтов, неравномерно распределенных по почти двухметровой фигуре: длинные тонкие ноги, выступающий вперед живот, свисающий на воротник подбородок.
     Он недавно подстригся - очень коротко сзади и по бокам, копна сверху. В свисающей на лоб черной челке несколько седых прядей. Баки доходят до кончиков ушей - на добрый дюйм длинней, чем положено по инструкции, - но это для департамента чуть ли не самая легкая из создаваемых им проблем.
     Моду Майло игнорировал полностью. Его внешний вид оставался неизменным с тех пор, как мы познакомились. Теперь же, когда стало модным пренебрегать модой, сомневаюсь, что он это заметил.
     Его крупное изрытое оспинами лицо было бледным от недосыпания из-за работы в ночную смену. Но поразительно яркие зеленые глаза казались даже более живыми, чем обычно.
     - Выглядишь взбудораженным, - заметил он.
     Открыл холодильник, не обращая внимания на бутылки пива, достал непочатую литровую бутыль грейпфрутового сока и свернул пробку быстрым движением двух толстых пальцев.
     Я дал ему стакан. Наполнив, он залпом осушил его, налил снова и снова выпил.
     - Витамин С, свободное предпринимательство, броское название фирмы - сразу столько перемен, что не могу уследить за тобой, Майло.
     Поставив стакан, он облизнул губы.
     - Вообще-то, - начал он, - Blue - это аббревиатура. "Big Lug's Uneasy Enterprise" - "Шаткая Затея Большого Олуха". Представление Рика об остроумии. Хотя, признаюсь, тогда это было близко к истине: броситься в частное предпринимательство - это тебе переход не из легких. Но я рад, что решился - как-никак кусок хлеба. Я теперь стал серьезнее относиться к обеспеченной старости.
     - Сколько берешь?
     - Когда как, от пятидесяти до восьмидесяти долларов за час в зависимости от дела. Поменьше, чем некоторые "лекари душ", но не жалуюсь. Если городу не жалко средств, затраченных на мое обучение, и он желает, чтобы я весь день торчал у экрана, то это проблема города. Зато ночью я упражняюсь как сыщик.
     - Есть что-нибудь интересное?
     - Не-а, чаще всего слежка для успокоения страдающих подозрительностью. Но, по крайней мере, это привычная для меня работа.
     Он налил еще соку и выпил.
     - Не знаю, сколько еще выдержу это... мою дневную работу.
     Он утер руками лицо, будто умылся. И куда делась напускная предпринимательская бодрость - передо мной сидел вконец измотанный человек.
     Я вспомнил о всех его злоключениях за прошедший год. Сломал челюсть начальнику, по вине которого чуть не погиб. Причем сделал это перед работающей видеокамерой. Управление полиции замяло дело, иначе выглядело бы нелепо в глазах общественности. Майло не было предъявлено никаких обвинений, вместо этого предоставили шестимесячный отпуск без сохранения содержания и затем вернули в отдел грабежей и убийств в Западном Лос-Анджелесе с понижением на одну ступень - до детектива второго класса. Через полгода он обнаружил, что ни в Западном, ни в каком другом отделении свободной должности детектива нет вследствие "непредвиденных" бюджетных сокращений.
     Его сунули - "временно" - в Центр Паркера на обработку информации, где отдали под опеку неимоверно женоподобного штатского инструктора и научили играть с компьютером. Тем самым департамент намекнул, что нападение на начальство - это еще туда-сюда, а что касается его постельных дел, то они не забыты и не прощены.
     - Все еще подумываешь подавать в суд?
     - Не знаю. Рик хочет, чтобы я дрался насмерть. Говорит, что, судя по тому, как они меня задвинули, они не дадут мне возможности опять выбраться на поверхность. Но я знаю, что, если обращусь в суд, с управлением придется расстаться навсегда. Даже если я выиграю дело.
     Он скинул пиджак и бросил его на кухонный стол.
     - Хватит ныть. Лучше скажи, чем я могу помочь тебе?
     Я рассказал о Кэсси Джонс и прочел небольшую лекцию о синдроме Мюнхгаузена. Он молча потягивал сок. Выглядел так, будто думал совсем о другом.
     - Когда-нибудь слышал об этом раньше? - в конце концов спросил я.
     - Нет. А что?
     - Обычно люди реагируют на это посильнее.
     - Я вбираю в себя информацию... Кстати, в связи с этим вспомнил один случай. Несколько лет назад. Какой-то парень заявился в пункт неотложной помощи в Седарсе. Кровоточащая язва. Рик обследовал его, спросил насчет стресса. Малый признался, что прикладывался к бутылке, потому что на нем убийство, и он пьет, чтобы забыться. Будто был с проституткой, спятил и зарезал ее. Зверски, как настоящий псих. Рик кивал, согласно мычал, а потом выскочил оттуда и позвонил в службу безопасности, а затем мне. Убийство было совершено в Уэствуде. В то время я был в машине с Дэлом Харди, занимался делом о грабежах в Пико-Робертсоне. Мы тут же помчались туда, взяли его за грудки и внимательно выслушали.
     Увидев нас, этот полудурок ошалел от радости. Изрыгал подробности, будто мы были его спасением, фамилии, адреса, даты, оружие. Отрицал какие-либо другие убийства и действительно в розыске не числился, аресту не подлежал. Обыкновенный, ничем не отличающийся малый. Даже свое дело имел - помнится, мастерскую по чистке ковров. Мы забрали его к себе, попросили повторить показания для записи на пленку и размечтались о том, что удалось заполучить преступление мечты - мгновенное раскрытие. Но затем стали проверять его показания и ничего не нашли. В указанном месте в указанное время никаких преступлений совершено не было, никаких вещественных доказательств убийства не обнаружено, по указанному адресу или где-то поблизости никогда не проживало никаких проституток. Никогда в Лос-Анджелесе не было проститутки, которая бы соответствовала указанному имени или описанию. Поэтому мы проверили неопознанные трупы, но ни одна Джейн Имярек в морге не подходила под описание. Ни одна кличка в картотеке полиции нравов не совпадала с названной. Мы даже проверили в других городах, связались с ФБР, предполагая, что он запутался - с психами это бывает - и забыл точное место. Но он продолжал настаивать, что все было именно так, как он рассказывал. Упорно требовал наказания.
     Мы убили целых три дня - и ничего не смогли установить. Парню против его воли назначили адвоката, который вопил, требуя или возбудить дело, или отпустить его клиента. Наш лейтенант тоже давит - давайте доказательства или кончайте волынку. Мы копаем дальше. Пусто.
     Тут мы стали подозревать, что нас порядком надули, и взялись за парня как следует. Он стоит на своем. Да так убедительно - Де Ниро мог бы у него поучиться. Тогда мы все проверили вновь. Возвращаемся к началу, проверяем и перепроверяем до одури. И снова пусто. Наконец убеждаемся, что нас надули - сделали из нас фараонов-полудурков высшей пробы, тут уж мы дали себе волю. Он в ответ тоже взвился. Но как-то нерешительно, стыдливо. Будто видит, что его раскусили, и огрызается, чтобы мы, а не он, защищались.
     Майло покачал головой и замурлыкал мотивчик "Сумеречная зона".
     - Ну и чем кончилось? - спросил я.
     - А чем могло кончиться? Выпустили его и больше не слыхали об этом дерьме. Могли, конечно, пришить дачу ложных показаний, но это привело бы к бесконечной писанине и мотанию по судам. А ради чего? На первый раз - нотация и штраф, да еще свели бы к судебному порицанию. Ну уж нет. Спасибо. Мы по-настоящему кипели, Алекс. В жизни не видел Дэла таким взбешенным. Неделя была очень трудной, много нераскрытых настоящих преступлений. А этот ублюдок лезет со своим дерьмом. - Майло даже побагровел от воспоминаний. - Исповеднички, - закончил он. - Дергают людей, внимания, видите ли, требуют. Похоже это на твоих попавшихся Мюнхгаузенов?
     - Здорово похоже, - согласился я. - Никогда не приходило в голову.
     - Вот видишь. Я настоящий кладезь знаний. Давай дальше свою историю.
     Я рассказал ему все остальное.
     - О'кей. Что тебе нужно? - спросил он. - Проверить прошлое матери? Или обоих родителей? Медсестры?
     - Об этом я не подумал.
     - Нет? Тогда что же?
     - Я и сам не знаю, Майло. Просто, наверное, захотелось посоветоваться.
     Сложив руки на брюхе, он склонился, затем поднял взгляд на меня:
     - Почтенный Будда правит делами. Почтенный Будда дает совет: стрелять всех плохих. Дальше пусть разбирается какой-нибудь другой бог.
     - Знать бы, кто плохие.
     - Вот именно. Поэтому я и предложил проверить прошлое. По крайней мере, у главного подозреваемого.
     - Тогда у матери.
     - Проверим первой. А пока я тычу в клавиши, могу в виде премии поглядеть и других. Во всяком случае, это занятнее дерьмовых списков денежного содержания, которые мне подсовывают в качестве наказания.
     - Что именно будешь проверять?
     - Есть ли уголовное прошлое. Это ведь банк полицейских данных. Твоей приятельнице-доктору будет известно, что я занимаюсь проверкой?
     - А что?
     - Когда я занимаюсь сыском, то предпочитаю знать условия работы. То, чем мы занимаемся, с формальной точки зрения незаконно.
     - Тогда нет. Лучше не посвящать ее в эти дела. Зачем подвергать риску?
     - Прекрасно.
     - Что касается уголовного прошлого, - заметил я, - то должен тебе сказать, что Мюнхгаузены обычно являются образцовыми гражданами. Как твой чистильщик ковров. О смерти первого ребенка мы уже знаем. Она списана на счет синдрома внезапной младенческой смерти.
     Майло задумался.
     - По этому делу должно быть заключение коронера, но, если ни у кого не возникло подозрений, на этом все и закончилось. Посмотрим, что можно сделать, чтобы достать документы. Ты и сам бы мог это найти - проверь больничные архивы. Разумеется, не привлекая внимания.
     - Сомневаюсь, что мне это удастся. Больница теперь совсем другая.
     - В каком смысле?
     - Намного больше охраны - меры безопасности.
     - Ну что ж, - заметил Майло. - Здесь не придерешься. Та часть города стала по-настоящему опасной.
     Он встал, отыскал в холодильнике апельсин и принялся чистить его над раковиной. Нахмурился.
     - В чем дело? - спросил я.
     - Пытаюсь придумать что-нибудь. Мне кажется, единственный способ разрешить такую проблему - это схватить подлеца за руку на месте преступления. Малютке становится плохо именно дома?
     Я кивнул.
     - Тогда единственный способ - наблюдение за их домом при помощи электронных средств. Скрытые аудио- и видеоприборы. Нужно постараться засечь, когда кто-то действительно пытается отравить ребенка.
     - Игрушки полковника, - заметил я.
     При этих словах Майло нахмурился.
     - Да, именно такие штучки доставили бы удовольствие этому хрену... Ты знаешь, он переведен.
     - Куда?
     - В Вашингтон, федеральный округ Колумбия. Куда же еще? Новая контора специально под него. Корпорация с одним из тех названий, которые ничего не говорят о ее деятельности. Ставлю десять против одного, что живет на денежки правительства. Прислал недавно записку и визитную карточку. Поздравления со вступлением в век информатики и несколько бесплатных программ для подсчета моих налогов.
     - Значит, знал, чем ты теперь занимаешься?
     - Очевидно. Но вернемся к твоей отравительнице младенцев. И к установке "жучков" в ее доме. Без судебного ордера все, что ты с их помощью обнаружишь, будет недействительным в качестве улики. Но судебный ордер можно получить только на основании веских доказательств, а у тебя всего лишь подозрения. Не говоря уж о том, что дед - большая шишка и тебе нужно быть сверхосторожным. - Он дочистил апельсин, отложил, вымыл руки и принялся разделять его на дольки. - Это дело может быть очень печальным - пожалуйста, не говори