ая, да-да, солнышко мое. Все в порядке. Да?
     Заставила себя улыбнуться, глядя на Кэсси. Кэсси протянула руку и коснулась щеки Синди.
     - О, ты такая милая, моя малышка, - говорила Синди срывающимся голосом. - Ты так добра к своей маме. Ты очень, очень добра.
     - Ма-ма.
     - Мама любит тебя.
     - Ма-ма.
     - Ты очень добра к своей маме. Кэсси Брукс Джонс - самая хорошая девочка, самая нежная девочка.
     - Ма-ма, мамама.
     - Мама так любит тебя. Мама очень-очень любит тебя. - Синди взглянула на меня. Посмотрела на столик для игр. - Мама любит тебя, - проговорила она на ухо Кэсси. - И доктор Делавэр очень хороший друг, миленькая. Вот видишь?
     Она повернула головку Кэсси ко мне. Я попытался изобразить еще одну улыбку, надеясь, что она выглядит лучше, чем то, что я в данный момент чувствовал.
     Кэсси яростно затрясла головой:
     - Не-е!
     - Помнишь, он наш друг, радость моя. Все те красивые рисунки, которые он сделал для тебя в больни...
     - Не-е!
     - Зверьки...
     - Не. Не!
     - Послушай, девочка, совсем нечего бояться...
     - Неее!
     - Хорошо, хорошо. Все хорошо, Кэсси.
     Я встал.
     - Вы что, уходите? - воскликнула Синди. В ее голосе звучала тревога.
     Я указал на ванную комнату:
     - Можно?
     - О, конечно. Есть еще одна, рядом с холлом.
     - Подойдет и эта.
     - Конечно... А тем временем я попробую успокоить ее... Я очень, очень сожалею.

***

     Я закрыл дверь на ключ, то же самое сделал с той, что выходила в спальню, спустил воду в унитазе и облегченно вздохнул. Вода была такой же голубой, как и кафель. Я заметил, что стою, уставившись на маленький лазурный водоворот. Включив воду, я умылся, вытер лицо, мельком увидел свое отражение в зеркале.
     Страшное и постаревшее от подозрений. Я испробовал несколько улыбок и наконец выбрал одну, которая не походила на усмешку продавца подержанных автомашин.
     Зеркало служило передней дверцей аптечного шкафчика. Замок, недоступный детям. Я открыл его.
     Четыре полки. Я включил воду на полную мощность и быстро обыскал шкафчик, начав с верхних полок.
     Аспирин, тайленол, бритвенные лезвия, крем для бритья. Мужской одеколон, дезодорант, пустая полка, бутылка жидкого антацида . Маленькая желтая коробочка с капсулами противозачаточного желе. Перекись водорода, тюбик жидкой мази для ушей, лосьон для загара...
     Я закрыл дверцу. Выключив воду, я услышал голос Синди, доносившийся из-за двери, она пыталась успокоить дочку.
     Пока она не сунула Кэсси мне на руки, девочка принимала меня.
     - Может быть, мне просто не предназначено быть матерью... Я ужасная мать.
     Терпение лопнуло? Или пытается сорвать мое посещение?
     Я протер глаза. Еще один шкафчик под умывальником. Еще один замок, недоступный детям. Такие осторожные родители - поднимают ковры, моют кукол...
     Синди ворковала с Кэсси.
     Я бесшумно опустился на колени, отодвинул защелку и открыл дверцу шкафчика.
     Под змеевиком трубы сложены коробки салфеток и рулоны туалетной бумаги в пластиковых пакетах. За ними - два флакона с мятной жидкостью для полоскания рта и аэрозоль. Я осмотрел баллон. Дезинфицирующее средство с запахом хвои. В тот момент, когда я ставил баллон на место, он выскользнул у меня из пальцев; я рванулся, чтобы поймать его и не наделать шума. Это мне удалось, но моя рука наткнулась на какой-то предмет с острыми углами.
     Я отодвинул коробки с салфетками в сторону и вытащил этот предмет.
     Белая картонная коробка размером пять квадратных дюймов, на крышке которой была изображена красная стрела, а под ней - стилизованные красные буквы: "МЕДИЦИНСКАЯ КОРПОРАЦИЯ ХОЛЛОУЭЙ". Над логотипом красовалась наклейка в виде стрелы из золотой фольги и надпись: "Образец. Предоставлен: Ральфу Бенедикту, доктору медицины".
     Коробка перевязана тесьмой с наклеенным посередине кружком. Я развязал ее, открыл крышку и обнаружил лист гофрированной коричневой бумаги. А под ним - ряд белых пластмассовых цилиндров размером с шариковую ручку, уложенных на подстилке из стирофома. К каждому прикреплен сложенный листок бумаги с инструкцией.
     Я вынул один цилиндр. Легкий, как перо, тонкий, как папиросная бумага. Нижнюю часть стержня опоясывало градуированное кольцо. На одном конце отверстие с тонкой, как нить, винтовой нарезкой. На другом - вращающаяся, но не снимающаяся крышка.
     Черные буквы на корпусе: "ИНСУДЖЕКТ". Я снял листок с напечатанным текстом. Инструкция производителя, запатентовано пять лет назад. Базовое представительство "Холлоуэй медикал" наводится в Сан-Франциско.
     Первый параграф гласил:
     "ИНСУДЖЕКТ" (торговая марка) - это дозорегулирующая сверхлегкая система, предназначенная для подкожного впрыскивания человеческого или очищенного свиного инсулина от 1 до 3 доз. "ИНСУДЖЕКТ" следует применять с другими компонентами системы "ИНСУИЗ", а именно, с одноразовыми шприцами "ИНСУДЖЕКТ" и капсулами "ИНСУФИЛ".
     Второй параграф расхваливал преимущества системы: портативность и сверхтонкую иглу, которая снижала боль и риск подкожных абцессов, повышала "легкость применения и точность дозировки". Серия рисунков иллюстрировала этапы присоединения иглы, введение капсулы в цилиндр и правильный метод инъекции инсулина под кожу.
     "Легкость применения".
     Сверхтонкая игла оставит всего лишь крошечную ранку от прокола кожи, именно такую, как описывал Эл Маколей. А если вдобавок и место, куда вводили иглу, не слишком бросается в глаза, то след может остаться незамеченным.
     Я пошарил внутри коробки, отыскивая иглы и инсулин. Ни одной, только цилиндры. Я засунул руку в углубление шкафчика, но и это не дало результатов.
     Кто-то достаточно хладнокровен, чтобы хранить инсулин, а может быть, он осторожен. Не могут ли капсулы инсулина находиться в кухне, на одной из полок хромированного холодильника?
     Поднявшись с колен, я положил коробку на стойку перед зеркалом, а брошюрку засунул в карман. Вода в унитазе только что перестала журчать. Я прочистил горло и снова спустил воду, оглядывая комнату в поисках других тайников.
     Единственное возможное место - это сливном бачок туалета. Я поднял крышку и заглянул туда. Только грузило и приспособление для подкрашивания воды.
     Сверхтонкая игла... Ванная комната была идеальным местом, где их можно спрятать, - лучший путь из спальни в детскую трудно найти.
     Удобнейшее место, чтобы подготовить полуночную инъекцию.
     Закрываешь на ключ дверь спальни, достаешь из-под умывальника инсуджект, собираешь шприц и на цыпочках отправляешься в комнату Кэсси.
     Укус иглы своей неожиданностью разбудит малышку. Возможно даже, девочка заплачет, но она не будет знать, что случилось.
     Об этом не узнает и никто другой. Для ребенка ее возраста просыпаться в слезах - это нормальное явление. Тем более она так часто болеет.
     Может ли темнота скрыть лицо человека со шприцем?
     По другую сторону двери, в детской, продолжала ворковать Синди, ее голос был нежен.
     Но, помимо этого, возможно и другое объяснение. Эти цилиндры могли предназначаться ей. Или Чипу.
     Нет. Стефани говорила, что проверяла их обоих, - с обменом веществ у них все в полном порядке.
     Я взглянул на дверь спальни, потом на свои часы. Всего три минуты я провел в отделанной голубым кафелем темнице, но мне казалось, что сижу здесь все выходные дни. Открыв дверь, я прошел в спальню, радуясь, что плотный ворс коврового покрытия поглощает звук моих шагов.
     Комната с закрытыми ставнями обставлена неуклюжей викторианской мебелью. Огромная кровать. На одном из ночных столиков - высокая стопка книг. На стеллаже над кроватью расположился телефон. Рядом со столом - деревянная вешалка с бронзовой отделкой, на ней - пара джинсов. На другом столике стояли вновь вошедшая в моду реставрированная лампа от Тиффани и кофейная кружка. Покрывала с кровати сняты, но аккуратно сложены. Комната пахла хвойным дезодорантом, который я нашел в ванной.
     Изобилие дезодорирующих средств. Почему?
     Против кровати стоял двойной комод. Я открыл верхний ящик. Бюстгальтеры и трусики, чулки и цветочное саше в пакетике. Я пошарил в ящике, закрыл его и открыл следующий, представляя, какое возбуждающее чувство испытывала Дон Херберт от мелкого воровства.
     Девять ящиков. Одежда, две фотокамеры, коробки из-под пленок и пара биноклей. В глубине комнаты кладовая. Опять одежда, теннисные ракетки и коробки для мячей, складной гребной тренажер, коробки и чемоданы и опять книги - все по социологии. Телефонный справочник, электролампочки, карты автодорог. Еще одна коробка противозачаточного желе. Пустая.
     Я пошарил в карманах одежды и не нашел ничего, кроме ниточек. Может быть, темные углы кладовой и скрывали что-то, но я находился в спальне слишком долго. Закрыв дверь кладовой, я прошмыгнул обратно в ванную комнату. Туалет перестал урчать, и Синди больше не разговаривала.
     Стала ли она что-то подозревать из-за моего затянувшегося отсутствия? Я вновь прочистил горло, открыл кран, услышал голос Кэсси - так она выражала протест, потом Синди опять начала говорить.
     Отцепив ролик для туалетной бумаги, я снял старый рулон и затолкнул его в шкафчик. Распаковав новый, надел его на ролик. Реклама на обертке обещала, что бумага будет мягкой.
     Взяв белую коробочку и улыбнувшись так, что у меня заныли зубы, я открыл дверь в комнату Кэсси.

28

     Они сидели у столика для игр и держали в руках мелки для рисования. Несколько листов бумаги были покрыты разноцветными каракулями.
     Заметив меня, Кэсси схватила мать за руку и начала хныкать.
     - Все хорошо, милая. Доктор Делавэр наш друг.
     Синди заметила у меня в руках коробочку и прищурилась.
     Я подошел ближе и показал ей свою находку. Женщина уставилась на нее, затем подняла глаза на меня. Я пристально смотрел на Синди - нет ли признаков вины?
     Простое замешательство.
     - Я искал туалетную бумагу, - объяснил я, - и мне попалось вот это.
     Синди наклонилась и прочла золотую наклейку. Кэсси наблюдала за матерью, затем взяла мелок и бросила его на пол. Когда это не возымело действия, она опять принялась хныкать.
     - Шшш, малышка. - Синди прищурилась еще больше. Она все еще пребывала в недоумении. - Как странно.
     Кэсси вскинула руки вверх и воскликнула:
     - Ах, ах, ах!
     Синди прижала девочку покрепче и проговорила:
     - Не видела их очень давно.
     - Я не собирался что-то вынюхивать, - оправдывался я. - Но мне известно, что "Холлоуэй" производит препараты для диабетиков, и, увидев этикетку, я заинтересовался и сразу вспомнил о проблемах с содержанием сахара у Кэсси. Вы или Чип страдаете диабетом?
     - О нет, - ответила Синди. - Это принадлежало тете Хэрриет. Где вы нашли их?
     - Под умывальником.
     - Как странно. Нет, Кэсс, это для того, чтобы рисовать, а не бросаться. - Она подняла красный мелок и изобразила на листе зубчатую линию.
     Кэсси наблюдала за этим действием, а затем спрятала лицо в блузке Синди.
     - Вот это да. Действительно очень давно их не видела. Я вычистила дом, но мне казалось, что я выбросила все ее лекарства.
     - Доктор Бенедикт был ее лечащим врачом?
     - И боссом.
     Синди слегка подбрасывала дочку. Кэсси выглядывала из-под руки матери, затем начала толкать ее под подбородок.
     Синди засмеялась и сказала:
     - Ты щекочешь меня... Как странно, под умывальником все это время? - Она тревожно улыбнулась. - Думаю, это говорит о том, что я не слишком хорошая хозяйка. Простите, что вам пришлось искать бумагу. Я обычно замечаю, когда на валике ее остается мало.
     - Ничего-ничего, - ответил я, припоминая, что на коробке не было пыли.
     Вынув цилиндр, я покрутил его в пальцах. Кэсси проговорила:
     - Кар-аш.
     - Нет, это не карандаш, милая. - Никакого беспокойства в словах. - Это просто... такая штучка.
     Кэсси потянулась за цилиндром. Я дал его ей, глаза Синди округлились. Кэсси засунула цилиндр себе в рот, состроила гримасу, поднесла его к бумаге и попыталась рисовать.
     - Видишь, я тебе говорила, Кэсс. Если хочешь рисовать, то рисуй вот этим.
     Кэсси не обратила внимания на предложенный мелок и продолжала рассматривать цилиндр. Наконец она бросила его на столик и засуетилась.
     - Послушай, милая, давай рисовать с доктором Делавэром.
     Услышав мое имя, девочка захныкала.
     - Кэсси Брукс, доктор Делавэр приехал в такую даль, чтобы играть с тобой, рисовать зверей - бегемотиков, кенгуру. Помнишь кенгуру?
     Кэсси захныкала громче.
     - Успокойся, дорогая, - продолжала Синди, но в ее голосе не было уверенности. - Нет, не ломай мелки, милая. Этого нельзя делать. Перестань, Кэсс.
     - Ax, ax, ax. - Кэсси попыталась спуститься с колен Синди.
     Синди взглянула на меня. Я молчал.
     - Мне ее отпустить?
     - Конечно, - ответил я. - Не хочу, чтобы девочка связывала меня с какими-то ограничениями.
     Синди отпустила дочку, Кэсси сползла на пол и залезла под стол.
     - Мы немного порисовали, пока ждали вас, - сказала Синди. - Мне кажется, что ей это уже порядком надоело.
     Она наклонилась и заглянула под стол.
     - Ты устала рисовать, Кэсс? Хочешь что-нибудь еще?
     Кэсси не обращала на мать никакого внимания и выщипывала ковер.
     - Мне очень жаль, доктор, что так все получилось, - вздохнула Синди. - Я... это просто... Я действительно все испортила, да? Я на самом деле все испортила. Не знаю, что нашло на меня.
     - Иногда эмоции накапливаются, - проговорил я, перекладывая коробку инсуджекта из одной руки в другую. Я специально держал ее перед глазами женщины и высматривал какие-либо признаки беспокойства.
     - Да, но тем не менее я испортила отношения между вами и Кэсси.
     - Может быть, нам обоим важнее просто поговорить, как вы считаете?
     - Конечно, - согласилась она, дотрагиваясь до своей косы и бросая взгляд под стол. - Мне, безусловно, нужна некоторая помощь, я согласна. Как насчет того, чтобы вылезти оттуда, мисс Кэсси?
     Никакого ответа.
     - Мог бы я попросить вас налить мне еще немного охлажденного чая? - спросил я.
     - О, конечно, конечно. Кэсс, мы с доктором Делавэром уходим на кухню.
     Мы направились к двери детской. Как только мы дошли до порога, Кэсси выползла из-под стола, кое-как встала на ноги и, протянув ручки, подбежала к Синди. Синди подняла ее и понесла с собой, держа девочку на одном бедре. Я последовал за ними, неся в руках белую коробочку.
     Все еще поддерживая дочку одной рукой, Синди другой открыла дверцу холодильника и потянулась за кувшином. Но не успела она его вынуть, как Кэсси сползла ниже, и Синди пришлось взять девочку обеими руками.
     - Занимайтесь малышкой, - предложил я, кладя коробку на кухонный стол и беря из рук Синди кувшин.
     - Дайте я хоть достану для вас стакан.
     Она прошла к открытым полкам на другой стороне комнаты.
     Как только она повернулась спиной, я, как маньяк, быстро осмотрел холодильник. Единственное, что хоть как-то можно было отнести к медицине, - упаковка не содержащего холестерин маргарина. Масло лежало в отделении для масла, в отделении с надписью "СЫР" оказался нарезанный ломтиками американский чеддер.
     Взяв кувшин, я закрыл дверцу. Синди ставила стакан на сервировочную салфетку. Я налил полстакана и выпил. Мое горло горело. Чай казался еще более сладким, чем раньше, - почти до тошноты. Или, может быть, мне так казалось, оттого что я только и думал, что о сахаре.
     Кэсси наблюдала за мной с детской пронзительной подозрительностью. От моей улыбки она только нахмурилась. Раздумывая, может ли доверие быть когда-либо восстановлено, я поставил стакан на стол.
     - Могу ли я предложить вам еще что-нибудь? - поинтересовалась Синди.
     - Нет, благодарю. Я лучше пойду. Вот. - Я протянул ей коробку инсуджекта.
     - О, она мне не нужна, - ответила женщина. - Вдруг в больнице кто-нибудь сможет этим воспользоваться. Они очень дорогие, именно поэтому доктор Ральф обычно отдавал нам образцы.
     Нам.
     - Очень мило с вашей стороны. - Я взял коробку.
     - Да, - сказала она. - Мы точно не можем воспользоваться ими. - Она покачала головой. - Как странно, что вы нашли их... они навевают мне воспоминания.
     Уголки рта поползли вниз. Кэсси увидела это, проговорила:
     - Ax! - и завертелась.
     Синди сменила недовольную гримасу на широкую улыбку.
     - Привет, моя милая.
     Кэсси ткнула пальчиками в рот матери. Синди поцеловала детскую ручонку.
     - Да, мама любит тебя. Давай теперь проводим доктора Делавэра.

***

     Когда мы вышли в холл, я задержался, чтобы посмотреть на фотографии, и обнаружил, что здесь нет ни одного снимка родителей Чипа. Мой взгляд вновь задержался на портрете Синди и ее тети.
     - В тот день мы гуляли, - мягко пояснила женщина. - Вдоль дока. Тетя много гуляла. Из-за диабета. Нагрузка помогала ей сдерживать его.
     - Ей это удавалось?
     - О да. И не из-за него... не это унесло ее жизнь. С ней случился удар. Она в самом деле очень серьезно относилась к болезни, была осторожна в отношении всего, что отправлялось ей в рот. Когда я жила с ней, мне не разрешалось никаких сладостей или спиртного. Поэтому у меня так и не развился вкус к ним, и у нас в доме обычно ни того, ни другого много не бывает. - Она поцеловала Кэсси в щечку. - Я думаю, если Кэсс не попробует их теперь, то, может быть, позже они не будут ей нужны.
     Я отвернулся от фотографии.
     - Мы делаем все, что возможно, чтобы она была здорова, - проговорила Синди. - Если нет здоровья, то нет... ничего. Так ведь? Разговоры об этом мы слышим с детства, но только много позже начинаем понимать значение подобных слов.
     Ее глаза были полны страдания.
     Кэсси завертелась и забормотала что-то нечленораздельное.
     - Совершенно с вами согласен, - заявил я. - Как вы смотрите на то, чтобы завтра опять встретиться?
     - Конечно.
     - Какое время подойдет?
     - С ней или без нее?
     - Без нее, если это возможно.
     - Тогда, может быть, когда она спит. Обычно она спит с часу до двух или двух тридцати, а вечером ложится в семь или восемь. Может, в восемь, чтобы наверняка? Не слишком поздно для вас?
     - В восемь часов, отлично.
     - Возможно, Чип тоже сможет присутствовать. Это было бы очень хорошо, как вы думаете?
     - Безусловно, - согласился я. - До завтра.
     Она коснулась моей руки:
     - Благодарю за все и очень сожалею. Я знаю, вы поможете нам пройти через это.

***

     Выехав обратно на Топангу, я остановился у первой попавшейся бензоколонки и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Майло на работу.
     - Как раз кстати, - отозвался он. - Только что закончил разговор с Форт-Джексоном. Кажется, малышка Синди в самом деле была больна. Именно тогда, в восемьдесят третьем году. Но не воспалением легких и не менингитом. А гонореей. Из-за этого ее и изгнали из армии - она прослужила меньше ста восьмидесяти дней. Это означает, что от нее захотели избавиться как можно быстрее, чтобы потом не выплачивать пособие.
     - Только из-за гонореи?
     - Из-за гонореи и того, что привело к ней. Похоже, за те четыре месяца, что Синди пробыла там, она установила своего рода рекорд по неразборчивости в связях. Так что, если она водит муженька за нос, это означает, что она просто последовательна в своих действиях.
     - Неразборчивость, - повторил я. - Только что я уехал от нее, и именно сегодня у меня впервые возникло ощущение ее сексуальности. Я приехал рано, сделал это умышленно, мне было любопытно, почему она не хотела, чтобы я приезжал до двух тридцати. У нее были распущенные волосы. Буквально. Была одета в короткие шорты и тенниску без бюстгальтера.
     - Занялась тобой?
     - Нет. На самом деле, она чувствовала себя неловко.
     Спустя несколько минут рассыпала землю из цветочного горшка, испачкала одежду и поспешила выйти, чтобы переодеться, а когда появилась вновь, ее костюм был не столь легкомысленным.
     - Может быть, ты только-только разминулс