шее. Меня до сих пор пугает, когда она вскрикивает по ночам, - никогда не знаешь, что случится дальше.
     Синди вновь заплакала и стала промокать глаза смятой салфеткой. Я подал ей свежую.
     - Простите, доктор Делавэр. Это просто непереносимо - видеть, что она страдает.
     - Вполне вас понимаю, - сказал я. - Но, по злой иронии судьбы, именно то, что могло бы ей помочь, - анализы и процедуры, - причиняют девочке больше всего боли.
     Тяжело вздохнув, она кивнула.
     - Именно поэтому доктор Ивз и попросила меня встретиться с вами, - продолжил я. - Существуют психологические методы, помогающие детям преодолеть страх перед процедурами, а иногда даже ослабить ощущение боли.
     - Методы, - повторила она, подобно Вики Боттомли, но без свойственного медсестре сарказма. - Это было бы прекрасно - я была бы очень признательна за все, что вы смогли бы сделать. Смотреть, как она страдает, когда у нее берут кровь на анализ... Просто ужасно.
     Я вспомнил, что говорила Стефани по поводу самообладания Синди во время процедур.
     Словно читая мои мысли, она призналась:
     - Каждый раз, как кто-то входит в эту дверь со шприцем, у меня все застывает внутри, хотя я продолжаю улыбаться. Мои улыбки для Кэсси. Изо всех сил я стараюсь не показать ей, насколько я взволнованна, но я знаю, что она уже понимает это.
     - Тот самый радар...
     - Мы так тесно связаны друг с другом - она у меня одна-единственная. Она только взглянет на меня, и уже понимает. Я ничем не помогаю ей, но что я могу поделать? Просто не могу оставить малышку наедине с ними.
     - Доктор Ивз считает, что вы держитесь молодцом.
     В карих глазах что-то промелькнуло. На краткий миг открылась жесткость? Затем последовала усталая улыбка.
     - Доктор Ивз замечательная. Мы... Она была... Она так прекрасно обходится с Кэсси, даже несмотря на то что Кэсси не желает с ней общаться. Знаю, все эти болезни были тяжелы и для нее. Каждый раз, когда ее вызывают в Отделение неотложной помощи, я чувствую себя неловко из-за того, что опять вынуждаю ее заниматься с нами всем этим.
     - Это ее работа, - заметил я.
     В ответ на мои слова Синди взглянула на меня так, будто я ударил ее.
     - Я уверена, для нее это значит гораздо больше, чем просто работа.
     - Да, конечно. - Я понял, что все еще сжимаю в руках игрушечного кролика.
     Взлохматив ему животик, я поставил кролика обратно на полку. Синди, поглаживая косу, наблюдала за мной.
     - Я не хотела быть резкой, - проговорила она. - Но то, что вы сказали - о докторе Ивз и ее отношении к работе, - заставило меня задуматься о своей работе. Работе матери. Видно, я справляюсь с ней не очень-то хорошо, так ведь? Никто нас этому не учит.
     Она отвернулась.
     - Синди, - проговорил я, наклоняясь к женщине. - Через это нелегко пройти. Это не совсем обычное дело.
     На ее губах промелькнула улыбка. Печальная улыбка мадонны.
     Мадонны-чудовища?
     Стефани просила меня быть беспристрастным, но я чувствовал, что все равно исхожу из ее подозрений.
     Виновна, пока не доказано обратное?
     Это то, что Майло назвал бы ограниченным мышлением. Я решил исходить из того, что вижу перед собой.
     Пока ничего явно патологического. Никаких признаков эмоциональной неуравновешенности, никакой очевидной наигранности или неестественного стремления привлечь к себе внимание. Тем не менее, я задавал себе вопрос, не удалось ли ей при помощи своей спокойной манеры поведения добиться желаемого - сосредоточить все внимание на собственной персоне. Начав разговор о Кэсси, она закончила его сетованиями о своем неумении быть матерью.
     Но, с другой стороны, не сам ли я вызвал ее на откровенность? Взглядами, паузами, недомолвками, то есть различными психологическими приемами, сам заставил ее раскрыться?
     Я подумал о том, как она подавала себя, о ее внешности - коса, заменяющая ей четки, отсутствие макияжа, подчеркнуто простая для женщины ее положения одежда.
     Это можно было рассматривать как игру от противного. В полном условностей месте она становилась заметна.
     Кое-что другое также застревало в моем аналитическом сите, когда я пытался подогнать Синди под определение Мюнхгаузена "по доверенности".
     Свободное владение больничным жаргоном - температурный скачок... тянуть двойную смену.
     Синюшная...
     Остатки знаний от ее учебы на медсестру, специализирующуюся на дыхательной системе? Или же свидетельство неуемного влечения ко всему, связанному с медициной?
     А может быть, ничего зловещего, а всего-навсего результат многих часов, проведенных здесь. За годы врачебной работы я встречал слесарей-сантехников и домохозяек, водителей грузовиков и бухгалтеров - родителей хронически больных детей, которые ночевали, питались и жили в больнице и в конце концов начинали разговаривать, как врачи первого года работы.
     Ни один из них не отравил своего ребенка.
     Синди тронула косу и снова посмотрела на меня.
     Я улыбнулся, пытаясь выглядеть спокойным, но не оставляя мысли об ее уверенности в существовании между ней и Кэсси почти телепатической связи.
     Случай слишком разросшегося "эго"?
     Разновидность патологического отождествления себя с ребенком, превращающегося в издевательство над ним?
     А с другой стороны, какая мать не утверждает - и часто весьма справедливо, - что у нее и ее ребенка существует подобная радару связь? Почему тогда надо подозревать такую мать в чем-то большем, нежели в тесной привязанности?
     Только потому, что на долю ее детей не выпало здоровья и счастья.
     Синди продолжала смотреть на меня. Я понимал, что не могу и дальше взвешивать каждую деталь и оставаться искренним.
     Я взглянул на лежащую в кроватке малышку, прекрасную, как фарфоровая куколка.
     Кукла злого колдуна для экспериментов ее матери?
     - Вы делаете все, что от вас зависит, - сказал я. - Большего и требовать нельзя.
     Я надеялся, что это звучит более искренне, чем я чувствовал на самом деле. Прежде чем Синди успела ответить, Кэсси открыла глаза, зевнула, потерла глазки и, еще сонная, села в кровати. Теперь обе ручки были наружи. Та, что раньше лежала под одеялом, оказалась опухшей, на ней виднелись синяки от уколов и желтые пятна бетадина.
     Синди устремилась к дочери и подхватила ее на руки.
     - Доброе утро, детка.
     Новые нотки в голосе. Она поцеловала Кэсси в щечку.
     Кэсси взглянула на мать и прижалась к ней. Синди вновь погладила дочку по голове и обняла покрепче. Зевнув еще раз, Кэсси начала озираться, пока ее взгляд не остановился на зверюшках, стоящих на ночном столике.
     Указывая пальчиком на одну из мягких игрушек, она требовательно захныкала:
     - И, и...
     Синди протянула руку и взяла розовую игрушку.
     - Вот, детка. Это забавный зверек, и он говорит: "Доброе утро, мисс Кэсси Джонс. Тебе приснился хороший сон?"
     Нежный, неторопливый лепет матери, с гордостью показывающей своего малыша.
     Кэсси схватила игрушку. Прижала ее к груди, закрыла глаза и принялась покачиваться из стороны в сторону так, что я подумал, будто она снова засыпает. Но спустя мгновение глаза девочки вновь широко раскрылись. Огромные, карие, такие же, как у матери.
     Эти большие глаза осмотрели комнату и в конце концов остановились на мне.
     Наши взгляды встретились.
     Я улыбнулся.
     Она завизжала.

5

     Синди держала ее на руках, укачивала и приговаривала:
     - Все в порядке. Это наш друг.
     Кэсси бросила игрушку на пол, а потом расплакалась, требуя ее назад.
     Я поднял игрушку и протянул девочке. Кэсси отстранилась и прижалась к матери. Я передал игрушку Синди, взял с полки желтого зверька и сел на свое место.
     Начал играть со зверюшкой, двигая ее лапки, и болтая чепуху. Кэсси продолжала плакать, а Синди негромко успокаивала дочку, слов я расслышать не мог. И поэтому продолжал заниматься игрушкой. Через минуту-другую плач стал утихать.
     - Посмотри, милая, - раздался голос Синди. - Видишь? Доктору Делавэру тоже нравятся игрушки.
     Кэсси всхлипнула, глотнула воздуха и вновь залилась громким плачем.
     - Да нет же, он не будет делать тебе больно, милая. Он наш друг.
     Я разглядывал зубастый рот зверька и шевелил его лапкой. Белое пятно в форме сердечка на животе украшено желтыми буквами "Глупышка" и торговым знаком "R" в кружочке. А скрытая между лапок бирка гласит: "СДЕЛАНО НА ТАЙВАНЕ".
     Кэсси остановилась передохнуть.
     - Все в порядке, милая, - продолжала утешать ее Синди, - все в порядке.
     От кроватки донеслось всхлипывание и шмыганье носом.
     - Хочешь послушать сказку, детка, а? Давным-давно жила-была принцесса, и звали ее Кассандра. Жила она в огромном замке, и снились ей прекрасные сны о конфетах и облаках из взбитых сливок...
     Кэсси подняла глаза. Ручка с синяками прикоснулась к губам.
     Я положил желтого зверька на пол, открыл портфель, вынул блокнот и карандаш. На мгновение Синди замолчала, но затем продолжила свой рассказ. Захваченная волшебным миром сказки, Кэсси успокоилась.
     Я начал рисовать. Кролика. По крайней мере, я надеялся на это.
     Через несколько минут стало ясно, что работникам студии Диснея нечего опасаться конкуренции. Тем не менее мне казалось, что конечный продукт моего творчества оказался забавным и в чем-то походил на кролика. Я добавил шляпу и галстук-бабочку, снова залез в портфель и вынул коробку цветных фломастеров, которую держал там всегда вместе с другими орудиями своей профессии.
     Стал раскрашивать, фломастеры визжали по бумаге. С кроватки донесся шорох. Синди перестала рассказывать свою сказку.
     - О, посмотри, милая, доктор Делавэр рисует. Что вы рисуете, доктор Делавэр?
     Прежде чем я успел ответить, слово "доктор" вызвало еще одну бурю слез.
     И опять материнские уговоры.
     Я поднял свой шедевр.
     - О, посмотри, милая, это кролик. В шляпе. И в галстуке-бабочке. Разве это не забавно?
     Молчание.
     - Да, я все-таки думаю, это забавно. Как ты считаешь, он не из наших игрушек, Кэсс?
     Вновь молчание.
     - Как ты думаешь, доктор Делавэр нарисовал одного из наших кроликов?
     Всхлипывание.
     - Ну, Кэсс, не нужно плакать. Доктор Делавэр не сделает больно. Он такой доктор, который никогда не делает уколы.
     Нечто вроде поскуливания. Синди потребовалось некоторое время, чтобы успокоить дочку. Наконец она вновь начинает рассказывать свою сказку. Принцесса Кассандра скачет на белом коне...
     Я нарисовал подружку для мистера Кролика. Такая же зубастая мордочка, но уши покороче, платьице в горошек - мисс Белочка. Подрисовал что-то похожее на желудь, вырвал листок из блокнота и положил на кроватку у ног Кэсси.
     Она метнула взгляд на картинку, как только я уселся на свое место.
     - О, посмотри! - воскликнула Синди, - тут еще нарисована... собачка... и это девочка. Кэсс, взгляни на ее платьице. Разве это не смешно? Большие горошины по всему платью, Кэсс. Так смешно - собачка в платье!
     Мягкий материнский смех. А следом за ним - хихиканье ребенка.
     - Так забавно. Интересно, может быть, она идет в этом платье на вечеринку... или отправляется по магазинам, или... куда же она идет? Как ты думаешь? Разве это не смешно, собачка отправляется за покупками в пассаж? Со своим приятелем мистером Кроликом, а на нем такая потешная шляпа. И в самом деле - одеты они очень смешно. Может, они направляются в магазин игрушек и купят там себе кукол - вот интересно-то, а, Кэсс? Да, это будет забавно. Подумать только, доктор Делавэр рисует такие потешные картинки... Интересно, что же он еще собирается нарисовать?
     Я улыбнулся и взялся за карандаш. Что-нибудь полегче. Бегемота... просто ванну на ногах...
     - Как зовут вашего кролика, доктор Делавэр?
     - Бенни.
     - Кролик Бенни. Как смешно!
     Я улыбнулся, скрывая муки творчества. Ванна выглядела слишком свирепой... Проблема заключалась в усмешке... Пока бегемот слишком агрессивен - больше смахивает на носорога, которому отпилили рог... Что бы сказал по этому поводу Фрейд?
     Я проделал на пасти животного пластическую операцию.
     - Бенни-Кролик в шляпе. Когда-нибудь слышала что-нибудь подобное?
     Заливистый детский смех.
     - А что вы скажете насчет собачки, доктор Делавэр? Как ее зовут?
     - Присцилла...
     Продолжаю упорно работать. Бегемот наконец становится похож на себя, но чего-то не хватает... улыбка слишком подхалимская - масленая ухмылка подлеца... Может быть, собачку было бы проще...
     - Собачку зовут Присцилла! Подумать только!
     - Пилла...
     - Да, Присцилла!
     - Пилла!
     - Очень хорошо, Кэсс. Просто отлично! Присцилла. Скажи еще раз.
     Молчание.
     - Присцилла - Прис-цил-ла. Ты ведь только что сказала. Смотри на мой рот, Кэсс.
     Молчание.
     - Ну хорошо, не хочешь, не надо. Давай опять про принцессу Кассандру Серебряная Искорка, которая на скакуне Снежные Хлопья летит в Сверкающую Страну-Бегемот наконец закончен. Весь в шрамах и пятнах от ластика, но, по крайней мере, не слишком страшный. Я положил рисунок на одеяло.
     - О, посмотри, Кэсс. Мы знаем, кто это, правда? Бегемот - и он держит...
     - Йо-йо , - подсказал я.
     - Йо-йо! Бегемот с йо-йо - это уж совсем смешно. Знаешь, что я думаю, Кэсс? Я думаю, что доктор Делавэр, когда захочет, может быть занятным, хоть он и доктор. Как ты считаешь?
     Я повернулся к девочке. Наши взгляды опять встретились. В ее глазах на секунду вспыхнула искорка. Ротик, подобный розовому бутону, надулся, нижняя губка поджалась. Трудно представить, что кто-то способен причинить ей страдание.
     - Хочешь, нарисую что-нибудь еще? - спросил я.
     Она посмотрела на мать и вцепилась в ее рукав.
     - Конечно, - ответила Синди. - Давай посмотрим, какие еще смешные картинки может нарисовать доктор Делавэр, о'кей?
     Едва заметный кивок. И тут же Кэсси зарылась лицом в блузку мамы.
     Снова за рисование.
     Лохматый и грязный охотничий пес, косоглазая утка, потом хромая лошадь; Кэсси все еще терпела мое присутствие.
     Постепенно я начал передвигать стул все ближе к кровати. Болтал с Синди об играх, игрушках и любимых блюдах. Когда Кэсси, казалось, начала принимать меня как должное, я придвинулся к самой кроватке и научил Синди игре - мы поочередно превращали нарисованные на листе бумаги закорючки в различные предметы и фигурки. Методы детского психоаналитика, служащие для того, чтобы достичь с ребенком взаимопонимания и безболезненно проникнуть в его подсознание.
     Используя Синди как посредника, я одновременно изучал и ее.
     Тщательно исследовал.
     Нарисовав нескладную закорючку, я передал бумагу Синди. Они с Кэсси прижались друг к другу и могли бы послужить моделью для плаката к Национальной неделе семьи. Синди превратила закорючку в дом и передала бумагу мне со словами:
     - Не очень удачно, но...
     Уголки губ Кэсси слегка поползли вверх. Затем вновь опустились. Глазки закрылись, и она уткнулась в блузку Синди. Вцепилась ручонками в грудь. Синди нежно освободилась от ручек и опустила их к себе на колени. Я заметил на коже девочки следы уколов. Черные точки, похожие на укусы змеи.
     Синди тихо ворковала. Кэсси устроилась поуютнее, зажав в кулачке мамину блузку.
     Снова хочет спать. Синди поцеловала ее в макушку.
     Меня учили исцелять, учили верить в открытые, искренние отношения с пациентами. Находясь в этой комнате, я чувствовал себя обманщиком.
     Но затем я вспомнил об ужасной температуре, кровавых поносах и сотрясающих кроватку конвульсиях, вспомнил о маленьком мальчике, умершем в своей постельке, и раздиравшие меня сомнения рассыпались в прах.

***

     К десяти часам сорока пяти минутам я пробыл здесь более получаса, наблюдая главным образом Кэсси, лежащую на руках Синди. Но кажется, девочка чувствует себя более спокойно в моем присутствии, даже улыбнулась пару раз. Пора уходить, считая визит успешным.
     Я поднялся. Кэсси начала вертеться.
     Синди принюхалась, поморщилась и проговорила:
     - Ага.
     Осторожно уложив девочку на спину, сменила пеленку.
     Но и после того, как ее припудрили, похлопали и переодели, Кэсси продолжала ерзать. Указывая на пол, она повторяла:
     - О! О! О! О!
     - На пол?
     Энергичный кивок.
     - Ол!
     Поднявшись на колени, она пыталась встать в кроватке, покачиваясь на мягком матрасе. Синди взяла ее под мышки и опустила на пол.
     - Хочешь походить? Давай наденем тапочки.
     Они направились к шкафу. Пижама Кэсси была великовата, и штанины волочились по полу. Стоя на полу, она казалась еще более крошечной. Но крепенькой. Нормальная, твердая походка, хорошее чувство равновесия.
     Я взял портфель.
     Опустившись на колени, Синди надела на ноги Кэсси пушистые розовые тапочки в форме кроликов. У этих грызунов были ясные глазки из пластика с подвижными черными бусинками зрачков, и при каждом шаге раздевалось посвистывание.
     Девочка попыталась подпрыгнуть, но лишь слегка оторвала ножки от пола.
     - Отличный прыжок, Кэсс, - ободрила ее Синди.
     В это время дверь открылась, и в комнату вошел мужчина.
     На вид ему было под сорок. Ростом около пяти футов, и очень стройный. Волосы темно-каштанового цвета, волнистые и очень густые, были зачесаны назад и завивались над воротником. Полное лицо, не соответствующее его худощавому телосложению, казалось еще более круглым благодаря пушистей, подрезанной каштановой с проседью бородке. Черты его лица были мягкими и приятными. В левом ухе золотая сережка. Одежда свободно висела на нем, но была отличного покроя: застегивающаяся до самого низа рубашка в голубую и белую полоску, серый спортивный пиджак из твида, мешковатые черные вельветовые брюки, черные, выглядевшие совершенно новыми кроссовки.
     В руке он держал чашку с кофе.
     - А вот и папочка! - воскликнула Синди.
     Кэсси протянула ручонки.
     Мужчина поставил чашку и сказал:
     - Доброе утро, дамы.
     Поцеловав Синди в щеку, он подхватил Кэсси на руки.
     Малышка завизжала, лишь только отец поднял ее вверх. Быстрым движением он прижал ее к себе.
     - Как поживает моя крошка? - спросил мужчина, прижимаясь к дочке бородой. Он зарылся носом в ее волосы, девочка захихикала. - Как наша маленькая гранд-дама общества пеленок?
     Кэсси запустила обе руки в его волосы и дернула.
     - Ой!
     Хихиканье. Снова рывок.
     - Ой-ой!
     Заливистый смех младенца.
     - Ой-ой-ой-ой!
     Они повозились еще немного, затем мужчина отстранился и заявил:
     - Ух, ты делаешь мне больно, Царапка!
     - Это доктор Делавэр, дорогой, - представила меня Синди. - Психолог, правильно? Доктор, это папа Кэсси.
     Мужчина, продолжая держать дочку, повернулся ко мне и протянул свободную руку.
     - Чип Джонс. Рад познакомиться.
     Крепкое рукопожатие. Кэсси все еще дергала отца за волосы, взлохмачивая их. Но он, казалось, не замечал этого.
     - Психология была вторым предметом, по которому я специализировался, - улыбнулся мужчина. - Почти все забыл. - И, обращаясь к Синди: - Как твои дела?
     - Все так же.
     Он нахмурился, взглянул на часы. Еще одна дешевая марка.
     - Уже убегаешь? - спросила Синди.
     - К сожалению. Просто хотелось взглянуть на вас.
     Он взял чашку и предложил жене.
     - Нет, спасибо.
     - Уверена?
     - Нет, все в порядке.
     - Что-нибудь с желудком?
     Она дотронулась до живота.
     - Только слегка как будто одурманена. Сколько ты можешь побыть с нами?
     - В общем-то, одна нога здесь, другая там. - Он пожал плечами. - В двенадцать часов занятия, потом разные заседания целый день... Может, это и глупо - сделать такой крюк, но я, дорогие мои, соскучился по вам.
     Синди улыбнулась.
     Чип поцеловал ее, затем Кэсси.
     Синди объяснила:
     - Папочка не может остаться, Кэсс. Бяка, да?
     - Па-па.
     Чип нежно ущипнул Кэсси за подбородок. Она продолжала трепать его за бороду.
     - Я попробую заскочить поближе к вечеру. И останусь до тех пор, пока буду