любезный фермер, который их кормит и
обеспечивает им кров, делает это лишь ради того, чтобы продать их, чтобы
их убили и съели. Они будут хрюкать и крякать, он будет носить им корм, и
возможно они считают его за некую прислугу.
   Он также задумывался, а нет ли какого-либо высшего фермера, который так
же поступает с людьми. Это организм другого рода, с которым сталкиваешься
ежедневно, считаешь его полезным, обеспечивающим еду и кров, защиту от
врагов, но организм, который выращивает людей для своего собственного
выживания, который пожирает их и использует их совокупную энергию для
своих собственных целей.
   Позднее он понял: да, есть такой Гигант. И люди рассматривают
социальные структуры этого Гиганта точно так же, как коровы и лошади
рассматривают фермера:
   не похожий на нас, непостижимый, но доброжелательный и привлекательный.
А социальная структура города пожирает их в своих собственных целях, точно
так же, как фермеры пожирают плоть домашних животных. Организм высшего
порядка питается организмом низшего и достигает при этом большего, чем
низший организм мог бы добиться сам по себе.
   При метафизике материи увидеть Гиганта трудно. Привычно думать о таком
городе как Нью-Йорк как о "творении человека", но кто именно изобр„л его?
Какая группа людей выдумала его? Кто сидел и придумывал, как это должно
быть вс„ вместе?
   Если общества и города изобретены "человеком", то почему тогда они так
давят на него? Зачем "человеку" нужно было изобретать внутренне
противоречивые стандарты и произвольные социальные институты, для того,
чтобы попортить себе кровь? Этот "человек", который изобретает общества,
подавляющие его самого, кажется настоящим только тогда, когда
рассматриваешь его абстрактно, но он тут же испаряется, как только
начинаешь вдаваться в детали.
   Иногда полагают, что где-то существуют какие-то "люди", которые
эксплуатируют нас, какой-то тайный клан капиталистов, или "Четыреста", или
"Банкиры Уолл-стрита" или женщины-л„тчики или любая из групп меньшинств,
которые периодически собираются и проводят тайные совещания о том, как бы
поэксплуатировать вас лично. Этих "людей" надо бы считать "врагами
народа". Вс„ так запутывается, но никто как бы не замечает этого.
   Материальная метафизика наводит на мысль, что эволюция прекращается при
достижении высшей материи развития, физическом теле человека. Возникает
суждение, что города, общества и структуры мышления представляют собой
подчин„нные производные от физического тела человека. Но глупо полагать,
что город или общество созданы человеческими телами, так же как тело
человека - порождение клеток или считать, что клетки созданы протеином и
молекулами ДНК, или же что ДНК порождена углеродом и другими
неорганическими атомами. Если следовать этой ложной посылке достаточно
долго, то можно придти к выводу, что в отдельных электронах содержится
интеллект, нужный для построения города Нью-Йорка. Абсурд.
   Если можно представить себе два красных кровяных тельца, сидящих рядом
и вопрошающих: "Будет ли когда-нибудь более высокая форма эволюции в
сравнении с нами?", затем осмотревшись вокруг и не увидев ничего, решают,
что нет, тогда можно также представить себе двух человек, прогуливающихся
по улице Манхэттена и вопрошающих, будет ли когда-либо более высокая форма
эволюции чем "человек", подразумевая под этим биологического человека.
   Биологический человек не изобретает города и общества, точно так же,
как поросята и куры не изобретают фермера, откармливающего их. Сила
эволюционного творчества не содержится в материи. Материя - лишь один из
видов статической структуры, оставшейся после творческой силы.
   Город - это ещ„ одна статическая структура, оставленная после себя
творческой силой. Он состоит из материи, но материя не создала его сама по
себе. Не создал его и биологический организм под названием "человек".
Город - более высокая структура в сравнении как с материей, так и с
биологической структурой, называемой "человек". Как биология эксплуатирует
материю в своих собственных целях, так и социальная структура под
названием город эксплуатирует биологию в своих собственных интересах. Так
же как фермер выращивает коров с единственной целью поглощения их, так
иэта структура выращивает живых людей с единственной целью пожирания их.
Вот этим в действительности и занимается этот Гигант. Он превращает
накопленную биологическую энергию в те формы, которые служат ему.
   Если рассматривать общества, культуры и города не как изобретения
"человека", а как более высокие организмы по сравнению с биологическим
человеком, то становятся более понятными и такие явления как война,
геноцид и все прочие формы эксплуатации человека. "Человечество" вовсе не
заинтересовано в собственном уничтожении. А суперорганизм, Гигант,
представляющий собой структуру ценностей, наложенную на тела биологических
людей, не против утраты нескольких тел ради защиты своих высших интересов.
   Этот Гигант начал материализоваться из динамических снов Федра ещ„
тогда, когда он учился в колледже. Один профессор химии как-то сообщил в
сво„м кругу, что крупная химическая фирма предлагает прекрасную работу
выпускникам их факультета, и почти все присутствовавшие посчитали это
отличной новостью. Только что закончилась Вторая Мировая война, и все
вроде бы только и думали, что о хорошей работе. До революции шестидесятых
годов ещ„ было двадцать лет. В те времена никто и не думал о создании
фильма "Выпускник".
   Федр всегда считал, что наука - поиск истины. Настоящий ученый не
должен помышлять о продаже этой цели корпорациям, которые лишь стремятся к
увеличению прибыли. И если ему приходитсяпродаваться, чтобы выжить, то
радоваться тут нечему. Его же коллеги вели себя так, как если бы никогда и
не слыхали о том, что наука - истина. Федр вдруг увидел щупальце Гиганта,
протянувшееся к ним, и он был единственным, кто заметил это.
   Так вот он, этот Гигант, эта безымянная, безликая система, стремящаяся
к нему, готовая сожрать его и переварить. Он использует его энергию, чтобы
усиливаться все больше и больше в течение всей его жизни. А когда станет
старым и слабым, когда от него будет уже мало пользы, он превратится в
экскремент, а на его место найд„тся другоймолодой человек, преисполненный
энергии, который проделает вс„ это снова.
   Вот почему он бежал в тот день сквозь все движение, сквозь системы и
подсистемы острова. Он направлялся в Индию, покончив с корпоративной
псевдонаукой, продолжая искать истину и зная, что для е„ достижения ему
нужно будет сначала освободиться от Гиганта.
   Здесь, высоко в небе над ним, прямо сейчас находятся главы корпорации,
которые подсказали тому профессору химии поговорить в своих кругах об этом
много лет тому назад. Здесь был мозговой центр этой корпоративной сети в
окружении других сетей: финансовых, информационных, электронной передачи
данных. Эти крохотные тела и занимаются этим на высоте стольких сотен
футов над головой в небе. Они участвуют в Гиганте.
   Так что Федр был прав, убегая тогда. А теперь - как забавно- это ведь
фактически его дом. Он получает отсюда весь свой доход. Единственный его
постоянный адрес тоже здесь: это адрес издательства на Мэдисон-авеню. Он в
такой же степени часть гиганта, как и все остальные.
   Как только поймешь что-либо достаточно хорошо, то незачем больше бежать
от него.
   В последние годы каждый раз при возвращении в Нью-Йорк он чувствовал,
как слабеет его страх перед этим чудовищем, и возникает некое знакомое
приятное чувство, что он раст„т.
   С точки зрения Метафизики Качества пожирание человеческих тел -
моральная деятельность, ибо более морально, когда социальная структура
пожирает биологическую, чем биологическая - социальную. Социальная
структура - более высокая форма эволюции. Этот город в своем бесконечном
пожирании человеческих тел создает нечто лучшее, чем мог бы сотворить сам
по себе любой биологический организм.
   Ну да! Господи! Глянь-ка на это! Мощь этого места! Фантастична! Какое
отдельное произведение искусства может хотя бы отдал„нно приблизиться к
этому? Несомненно:
   грязный, шумный, грубый, опасный, дорогой. Он всегда был таким и
возможно всегда таковым и останется. Всегда был чертовой колдобиной, если
ты ищешь стабильности и покоя: Но если уж хочешь стабильности и покоя, то
отправляйся на кладбище, не ходи сюда! Это самое Динамичное место на земле!
    
  
 Теперь Федр ощущал это вс„ вокруг себя: скорость, высота, толпы и их
напряженность. И бывшая ранее отстран„нность теперь прошла. Он уже в своей
тарелке.
   Он припомнил, что его важным символом когда-то были серпантин и
конфетти, выдававшие непредсказуемые удачи каждую секунду, то возникая, то
пропадая, великий символ счастья. Счастье. Когда Е.Б.Уайт писал: "Если
хотите жить в Нью-Йорке, надо гореть желанием быть счастливым", то он имел
в виду не просто "счастливым", а гореть желанием быть счастливым - то есть
быть Динамичным. Если цепляешься за статические структуры, то при
появлении возможности, ты ею не воспользуешься. Надо быть раскрепощенным
и, когда прид„т время стать счастливым, тогда и будь счастливым - в этом
Динамика.
   Если это называют свободой, то это неверно. "Свобода" ничего не значит.
Свобода - это лишь уход от чего-то отрицательного. Настоящая причина
такого понимания в том, что когда люди говорят об этом, то подразумевают
Динамическое Качество.
   До этого ещ„ не додумались ни социалисты, ни капиталисты. Со
статической точки зрения социализм более морален, чем капитализм. Это
более высокая форма эволюции. Это интеллектуально руководимое общество, а
не общество, направляемое бездумными традициями. В этом и есть натиск
социализма. Но то, что упустили социалисты, и что почти свело на нет вс„
их предприятие, так это отсутствие концепции неопредел„нного Динамического
Качества. Поезжайте в любой социалистический город, и вам он покажется
скучным, ибо в н„м мало Динамического Качества.
   С другой стороны, консерваторы, которые не устают трубить о
достоинствах свободного предпринимательства, как правило лишь поддерживают
этим своекорыстные интересы. Они лишь обеспечивают обычное прикрытие для
богатых в вечной эксплуатации бедных. Кое-кто из них вроде бы чувствует,
что в системе свободного предпринимательства есть нечто таинственно ценное
и видно, что они стараются выразить это словами, но у них, так же как и у
социалистов, нет для этого метафизического словаря.
   Такой словарь предоставляет Метафизика Качества. Свободный рынок - это
Динамичный институт. То, что люди покупают, и то, что продают, другими
словами, то что люди ценят , нельзя выразить какой-либо интеллектуальной
формулой. Рынок заставляет работать Динамическое Качество. Рынок постоянно
меняется и направление этих изменений предопределить нельзя.
   Метафизика Качества гласит, что свободный рынок обогащает всех,
предотвращая застывание экономических структур, что мешает экономическому
росту.
   Вот по этой причине капиталистические экономисты во вс„м мире добились
гораздо больших успехов со времени Второй Мировой войны, чем основные
социалистические экономисты. Это не значит что викторианские социальные
экономические структуры более моральны, чем социалистические
интеллектуальные экономические структуры.
   Как раз наоборот. В плане статичных структур они менее моральны.
Превосходство системы свободного предпринимательства в том, что
социалисты, мысля интеллектуально и объективно, в процессе купли-продажи
нечаянно захлопнули дверь к Динамическому Качеству. Они закрыли е„ потому,
что метафизические структуры их объективности так и не сообщили им о
существовании Динамического Качества.
   Люди, как и вс„ остальное, работают лучше параллельно, чем
последовательно, и именно это и происходит в этом городе свободного
предпринимательства. Когда вс„ организовано по социалистически в
бюрократической последовательности, то любое усложнение увеличивает
вероятность провала. Но при организации по параллели свободного
предпринимательства усложнение превращается в разнообразие, более
способное реагировать на Динамическое Качество, и тем самым увеличивает
вероятность успеха. Вот это разнообразие и параллелизм и являются движущей
силой города.
   И не только этого города. Наше величайшее национальное экономическое
достижение, сельское хозяйство, организовано почти полностью на
параллелизме. Параллелизм встроен во всю нашу жизнь. Клетки работают в
параллели. Большинство органов тела работают в паре: глаза, мозг, л„гкие.
Многие виды действуют в параллели, демократии функционируют параллельно,
даже наука вроде бы работает лучше, когда организована по параллельным
научным обществам.
   Как это ни парадоксально, философия науки не оставляет места для
какой-либо неопредел„нной Динамической деятельности, превосходство е„
состоит в уникальной организации обращения с Динамикой. Наука пришла на
смену старым религиозным формам не потому, что по е„ утверждению она
вернее в любом абсолютном смысле (каковым бы он ни был), а потому, что она
более Динамична.
   Если бы уч„ные просто заявили, что Коперник прав, а Птолемей - неправ,
без дальнейшего желания исследовать предмет, то тогда наука просто
превратилась бы в ещ„ одну незначительную религиозную секту. Научная
правда всегда содержала в себе подавляющее отличие от теологической
правды: она обусловлена. В науке всегда есть стирающее средство, механизм,
посредством которого новое Динамическое видение может стереть старые
статические структуры, не разрушая самой науки. Таким образом наука, в
отличие от ортодоксальной теологии, постоянно способна на непрерывный
эволюционный рост. Как Федр записал на одной из своих карточек: "Карандаш
мощнее пера".
   В том-то и дело: получить статическое и Динамическое Качество
одновременно. Если у вас нет статических структур научного знания, на
которых можно что-либо строить, то вы откатываетесь назад к пещерному
человеку. А если нет свободы менять эти структуры, то вам закрыт любой
дальнейший рост.
   Можно проследить: там, где в течение веков произошли какие-либо
перемены, обычно просматривается некая статично-Динамическая комбинация.
Король или конституция сохраняют статичное, парламент или суд действуют
как Динамическая очистка, то есть механизм, посредством которого новый
Динамический подход может очистить старые статические структуры не
разрушая при этом самого правительства.
   Федр поразился тому, как эта идея вкратце выражена всего в двух
предложениях "Правил порядка Роберта". Меньшинство не имеет права мешать
большинству проводить правовую работу по организации. Большинство не имеет
права мешать меньшинству в попытках стать большинством мирными средствами.
Сила этих двух предложений в том, что они создают стабильную статическую
ситуацию, при которой может процветать Динамическое Качество.
   По крайней мере в абстрактном виде. Когда начинаешь вдаваться в детали,
вс„ оказывается не так уж просто.
   Представляется также, что любой статический механизм, открытый для
динамического Качества, должен быть также открыт для разложения, то есть
для возврата к более низким формам качества.
   При этом возникает проблема получения максимальной свободы для
возникновения Динамического Качества и предотвращения разложения,
разрушающего эволюционные достижения прошлого. Американцы очень любят
разглагольствовать о свободе, но полагают, что она оторвана от того, что
европейцы часто видят в Америке:
   разложения, сопутствующего Динамизму.
   Получается, что общество, нетерпимое ко всем формам разложения,
закрывает путь к собственному Динамическому росту и становится статичным.
Но и общество, терпимое ко всем формам разложения, также приходит к
упадку. Любое из направлений может быть опасным. И очень трудно, почти
невозможно определить механизмы, при которых общество раст„т и не
разлагается.
   Как же различить эти два направления? Оба они не согласны со status quo.
   Радикальные идеалисты иногда очень даже смахивают на разложившихся
хулиганов.
   Когда впервые возник джаз, его как правило считали упадочнической
музыкой.
   Упадком считали и "модернистское" искусство.
   Если дать научное определение морали, как нечто, укрепляющее эволюцию,
то получается, что действительно решена проблема того, что же такое
мораль. Но если попытаться конкретно выразить, что есть эволюция, а что -
нет, и куда движется эволюция, то снова попадаешь как кур во щи. Штука в
том, что невозможно точно сказать, является ли конкретная перемена
эволюционной именно тогда, когда она происходит. И только век спустя или
около того задним умом доходишь, что она эволюционна.
   Например, у жрецов Зуньи не было никакой возможности узнать, что тот
человек, которого они подвесили за руки, в будущем окажется спасителем их
племени. Тогда был лишь пьяный трепач, подглядывавший в окна и посылавший
власти ко всем чертям, с ним ничего нельзя было поделать. И что они должны
были предпринять?
   Что ещ„ они могли сделать? Не могли же они допустить, чтобы каждый
проклятый негодяй у Зуньи делал, что хочет, только потому, что
когда-нибудь в будущем он, возможно, спас„т племя. Они должны были
соблюдать правила, чтобы сохранить племя.
   Вот в этом и состоит центральная проблема статически-динамического
конфликта эволюции: как отличить спасителей от негодяев? В особенности,
когда они выглядят одинаково, одинаково разговаривают и нарушают правила
схожим образом? Свободы, спасающие спасителей, так же спасают и негодяев и
дают им возможность раздирать вс„ общество на части. Ограничения, мешающие
негодяям, также мешают творческим Динамическим силам эволюции.
   Сложился чуть ли не обычай: люди приезжают в Нью-Йорк, предрекают
судный день того или иного рода а затем ждут, когда он исполнится. Это
бывает и сейчас. Но судный день до сих пор так и не наступил. Нью-Йорк
постоянно катится в ад, но каким-то образом никак не может попасть туда.
Постоянно меняется. Всегда меняется, как кажется, к худшему, но вдруг
среди всего этого появляется нечто Динамичное, о котором никто раньше и не
слыхал, и худшее забывается, ибо это новое Динамическое (которое тоже
меняется к худшему) занимает его место. Что выглядит как ад, всегда
оборачивается чем-то иным.
   Когда нечто новое и Динамичное стремится попасть в этот мир, оно
частенько выглядит ужасно, но такое может родиться в Нью-Йорке. Такое
может случиться.
   Думается, что такое может случиться где угодно, но это не так. Должен
быть человек определ„нного склада, который глянул бы и воскликнул: "А
ну-ка погоди!
   Это ведь хорошо!", без оглядки на то, не говорит ли кто-либо ещ„ в том
же духе.
   Это уже редкость. Это одно из немногих мест в мире, где люди не
спрашивают, одобрено ли это кем-либо ещ„.
   Вот так, подумал Федр, Метафизика Качества объясняет невероятные
контрасты лучшего и худшего из того, что видишь здесь. И оба существуют
здесь в потрясающей интенсивности, ибо Нью-Йорк никогда не зарекался
сохранять свои статические структуры. Он всегда готов к переменам.
Несмотря на то, готовы ли вы к ним или нет. Из этого возникает его ужас, в
этом его сила. Сила его в распущенности. Это свобода быть настолько
ужасным, которая да„т и свободу быть таким хорошим.
   Таким образом жизнь бь„т здесь ключом вс„ время, и возникает та
Динамическая искра, которая спасает вс„. Среди всего того, что не так, она
вс„-таки вспыхивает.
   Так же как и с детьми. Их и не видать, но они-то ведь здесь, растут как
грибы в потайных местах. Однажды в будний день Федр пош„л в музей и там
оказались их многие сотни. Они показывали пальцами на минералы и
динозавров, хватали друг друга за руки, держались за руки и время от
времени оглядывались на учителя, чтобы удостовериться, вс„ ли в порядке. И
затем вдруг они все исчезли, как будто бы их там никогда и не было.
   То, что вы видите в Нью-Йорке, зависит от ваших статических структур.
Динамичным Нью-Йорк делает то, что он всегда нарушает каки