ничего не услышала, но была испугана:
   Сделала ещ„ шаг впер„д. Что ещ„ поделаешь? Надо пройти мимо. Она
затаила дыханье и повернула за угол:
   Вот она, пристань для яхт! И полноводная река. Вс„ на месте! Ух, как
приятно вернуться назад. Она услышала, как канаты постукивают на ветру:
тук-тук-тук.
   У ворот яхтклуба какой-то негр что-то стал ей говорить, но она не
ничего не поняла. Он размахивал руками, показывал ей что-то, но не помешал
ей пройти мимо него на яхту.
   Она прошла по пирсу, и вот он е„ корабль! Лаки наш„л вс„-таки дорогу.
   А где же он сам?
   Она поискала его глазами, но того нигде не было. Она позвала, но он не
появился.
   Она посмотрела на реку, не поплыл ли он обратно на остров, но увидала
лишь огни вдалеке, размытые дожд„м.
   Переступив через лееры судна, она уселась в рулевой рубке. Как хорошо
вс„-таки посидеть снова! Зубы у не„ стучали, одежда промокла насквозь, но
теперь это было неважно. Ей всего лишь надо теперь дождаться капитана, и
они отправятся на остров.
   На реке поднялось волнение. Оно было заметно по свету, мерцавшему на
верхушках волн. Судно приподнялось и качнулось, а чуть погодя вс„
успокоилось.
   Вода у борта была грязной, на ней было много мусора. Там плавали
обломки старых пластмассовых бутылок, грязные водовороты пены, водорослей,
каких-то веток, мертвая рыба, зацепившаяся за одну из них. Рыба неуклюже
висела боком, и часть е„ была обглодана. Затем ветка с рыбой поплыла
дальше, и Лайла почувствовала запах рыбы. Затем ветка вернулась, попала в
водоворот, завертелась в его центре и исчезла.
   Мусор вс„ время кружился в водовороте. Казалось, что он засасывает весь
мусор на дно реки. Она вспомнила, как наблюдала за рыбами когда-то. Одна
из них вс„ время заваливалась на бок, а остальные набрасывались на не„ и
кусали. Затем она выпрямилась. Но некоторое время спустя снова завалилась
набок и не смогла подняться. А остальные набросились на не„, и она больше
не сопротивлялась.
   Хоть бы они не трогали Лаки, пока он плыв„т обратно на остров. Если
только замешкаться, рыбы сожрут тебя живь„м. Нельзя показывать виду, что
ты замешкался, иначе они накинутся на тебя.
   Они не посмеют грызть Лаки.
   Ну что же нет до сих пор капитана?
   Ей так уж надоело быть на этом берегу. Она готова даже пуститься
вплавь. Она понятия не имела, когда прид„т капитан, а ждать его больше не
хочет.
   Лайла сняла свитер. Без него лучше.
   Затем опустила руку в воду.
   Вода теплая! Действительно тепло тут у реки. Если поплыть на остров, то
холодно больше не будет.
   Она снова стала смотреть в воду.
   Ей не хочется больше м„рзнуть. Ей так надоело бороться с холодом.
Бросить вс„.
   Пусть будет как будет.
   Просто бросить. Вот из воды торчит рука. Рука торчала в том месте, где
раньше была ветка, тянулась, чтобы е„ взяли. Рука подплыла ближе, а затем
небольшой бурун отн„с е„ дальше. Из воды торчала детская рука. Рука
младенца.
   Ручонка торчала из воды. Детская рука. Она разглядела пальчики. Но рука
была чуть дальше, чем она могла дотянуться. Затем она снова приблизилась,
Лайла схватила е„, сердце у не„ замерло, и она вынула тело из воды.
   Тельце было неподвижно и холодно.
   Глаза закрыты. Слава Богу. Она обт„рла муть с тела и увидела, что вс„
тело цело.
   Рыбы ещ„ не обгрызли его. Но оно бездыханно.
   Тогда она взяла свитер с пола рубки, положила его себе на колени,
завернула в него младенца и прижала к себе. Она стала укачивать младенца и
почувствовала, что холодность в н„м стала пропадать. "Вс„ в порядке, -
прошептала она. - Все хорошо. Ты теперь в безопасности. Вс„ прошло.
Успокойся. Никто больше тебя не обидит".
   Немного погодя Лайла почувствовала, что младенец стал согреваться
вместе с е„ телом. Она снова стала покачивать его. Затем она стала
мурлыкать ему песенку, которую помнила с давних пор.
    
  
 Часть третья  
  
 24
  
  
 "Есть ли Качество у Лайлы?" Вопрос кажется неисчерпаемым. Ответ, который
Федр придумал раньше: "Биологически - есть, социально - нет", вс„ же не
доходит до самой сути. Здесь есть нечто помимо общества и биологии.
   В коридоре послышались голоса, которые стали ближе и громче.
   Со врем„н Первой Мировой войны произошло вот что: в картину вписался
интеллектуальный уровень и занял в ней господствующее положение. И этот
интеллектуальный уровень спутывал все карты. Вопрос о том, моральна ли
распущенность, был решен с доисторических врем„н до конца викторианской
эры, но вдруг вс„ стало с ног на голову, так как при новом
интеллектуальном господстве говорится, что половая распущенность ни
моральна, ни аморальна, - это просто аморальное поведение человека.
   Возможно поэтому-то Райгел так разозлился ещ„ в Кингстоне. Он считал
Лайлу аморальной потому, что она разбила семью и разрушила положение
мужчины вобществе - биологическая структура качества и секса разрушила
социальную структуру качества, семью и работу. И больше всего Райгела
бесило то, что на сцене появляются подобные Федру интеллектуалы, которые
утверждают, что подавлять биологические порывы - неинтеллигентно. Такие
проблемы надо решать на основе разума, а не на основе социальных кодексов.
   Но если Райгел посчитал Федра защитником кодекса "интеллект против
общества" и причиной социальных волнений, то он, конечно, не туда попал.
Ведь Метафизика Качества устраняет интеллектуальный источник этой
путаницы, доктрину гласящую:
   "Науку не интересуют ценности. Науку интересуют только факты".
   В субъектно-объектной метафизике этот постулат неприступен, но
Метафизика Качества спрашивает: "Какие ценности не интересуют науку?"
   Гравитация - неорганическая структура ценностей. Науку это не волнует?
Истина - интеллектуальная структура ценностей. Науке безразлично? Ученый
может вполне резонно спорить о том, что моральный вопрос: "Правильно ли
убивать соседа?" - это не научный вопрос. А согласится ли он с тем, что
вопрос: "Можно ли фабриковать научные данные?" - не научный вопрос? Может
ли он как уч„ный сказать: "Фабрикация научных данных не имеет отношения к
науке"? Если же он попытается хитрить и попробует утверждать, что это
моральный вопрос о науке, который не является частью науки, то тогда он
впадает в шизофрению. То есть при этом он допускает наличие реального
мира, который наука постичь не в состоянии.
   Метафизика Качества уясняет, что науку не интересуют только социальные
ценности и мораль, в частности церковные ценности и мораль.
   И тому есть важные исторические причины:
   Доктрина об отсутствии связи между наукой и моралью восходит ещ„ к
древнегреческим верованиям в то, что разум не зависит от общества, что он
сам по себе, рожд„н без родителей. Древние греки, такие как Сократ и
Пифагор, проложили путь к основополагающему принципу науки: истина
независима от общественного мнения. Е„ надо устанавливать непосредственным
наблюдением и опытом, а не понаслышке. Религиозные авторитеты всегда
считали этот принцип ересью. Для ранних верующих мысль о том, что наука
независима от общества, была очень опасным понятием. Люди за это платились
жизнью.
   Те, кто защищали науку от господства церкви, утверждали, что науку не
интересует мораль. Интеллектуалы отдавали мораль на откуп церкви. А более
общая структура Метафизики Качества проясняет: политическая борьба науки
за освобождение от господства кодексов социальной морали по существу
является моральной битвой! Это битва более высокого интеллектуального
уровня эволюции за то, чтобы не быть поглощ„нной более низким, социальным
уровнем развития.
   Как только эта политическая борьба завершится, Метафизика Качества
может вновь вернуться к вопросу: "Насколько же в действительности наука
независима от общества?" И ответ она да„т: "Нисколько". Наука, при которой
социальные структуры - не в сч„т, так же нереальна и абсурдна, как и
общество, в котором не в сч„т биологические структуры. Это невозможно.
   Если общество непричастно к научным открытиям, тогда откуда же берутся
научные гипотезы? Если исследователь полностью объективен и фиксирует лишь
то, что наблюдает, то где же он тогда находит гипотезы? Атомы в сво„м
багаже не имеют никаких гипотез на свой сч„т. Стоит лишь допустить наличие
исключительной субъектно-объектной науки, науки разум-материя, то вся
проблема неизбежно попадает в интеллектуальную черную дыру.
   Наше научное описание природы всегда выводится из культуры. Природа
гласит нам лишь то, к чему предрасполагает нас культура. Выбор того, какие
неорганические структуры надо исследовать, а какие игнорировать, делается
на основе социальных структур ценностей, а если не на них, то на основе
биологических структур ценностей.
   Декартово "Я мыслю - следовательно существую" исторически было
провозглашением независимости интеллектуального уровня развития от
социального, но сказал бы он это, если бы был китайским философом
семнадцатого века? И если бы он был им, то стал ли кто-либо слушать его в
Китае в семнадцатом веке, назвали ли бы его блестящим мыслителем и занесли
бы его имя в историю? Если бы Декарт заявил:
   "Существует культура Франции семнадцатого века, а посему я мыслю, и
значит существую", вот тогда он был бы прав.
   Метафизика Качества упорядочивает взаимоотношения между интеллектом и
обществом, субъектом и объектом, разумом и материей посредством включения
всех их в более широкую систему понимания. Объекты - это неорганические и
биологические ценности, субъекты - социальные и интеллектуальные. Они не
представляют собой двух таинственных вселенных, плавающих кругами в
каком-то субъектно-объектном сне, который не да„т им возможности по
настоящему контактировать друг с другом.
   Между ними имеются практические эволюционные взаимоотношения. В эти
взаимоотношения входит и моральный аспект.
   В рамках эволюционных отношений можно видеть, что интеллект обладает
функциями, покушающимися на науку и философию. Эволюционная задача
интеллекта никогда не состояла в том, чтобы открыть конечный смысл
вселенной. Это относительно недавнее поветрие. Историческая задача его
заключается в том, чтобы помочь обществу находить пищу, выявлять опасности
и уничтожать врагов. И это делается хорошо или плохо в зависимости от
концепций, которые придумываются для достижения этой цели Клетки
Динамически изобрели животных, чтобы сохранить сво„ положение и улучшить
его. Животные динамически изобрели общества, а общества динамически
изобрели интеллектуальные знания в силу тех же самых причин. Поэтому на
вопрос : "Какова цель всех интеллектуальных познаний?" Метафизика Качества
отвечает:
   "Основополагающая цель познания состоит в динамическом улучшении
общества и его сохранении". Познание уже переросло эту историческую цель и
стало самоцелью, так же как и общество переросло свою исходную цель
сохранения физического человеческого существа и стало самоцелью. Такой
отход в результате роста от исходных целей в направлении лучшего Качества
и является моральным ростом. И вс„ же исходные цели никуда не делись. И
когда что-то теряется или что-то получается не так, то весьма полезно
помнить об этой отправной точке.
   Метафизика Качества исходит из того, что с социальным хаосом двадцатого
века можно справиться посредством возврата к этой отправной точке и
пересмотром пройденного пути. Она гласит: аморально, если общество
господствует над интеллектом. по тем же причинам, как аморально угнетение
детей родителями. Но это вовсе не значит, что дети должны убивать
родителей, а интеллектуалы должны уничтожать общество. Интеллект может
поддерживать статичные структуры общества без опасений появления угнетения
посредством тщательного разграничения социально-биологических моральных
проблем и интеллектуально-социальных вопросов и недопущения посягательств
с какой бы то ни было сторон.
   На карту поставлено не столкновение между обществом и биологией, а
противоречие двух совершенно различных кодексов морали, средним членом
которых является общество. Имеется моральный кодекс "общество против
биологии" и кодекс "интеллект против общества". И Райгел набрасывался
вовсе не на Лайлу, а на моральный кодекс "интеллект против общества".
   В битве общества против биологии новые интеллектуалы двадцатого века
стали на сторону биологии. Общество может обходиться с биологией только
посредством тюрем и оружия, полиции и военных. А когда интеллектуалы,
господствующие в обществе, становятся на сторону биологии против общества,
то общество оказывается под перекр„стным огн„м, от которого нет защиты.
   Метафизика Качества гласит: кодексов морали не два, их по существу пять:
   неорганически-хаотический, биологически-неорганический,
социально-биологический, интеллектуально-социальный и
Динамически-статичный. Последний из них полагает, что хорошее в жизни
определяется ни обществом, ни интеллектом, ни биологией.
   Хорошее состоит в свободе от господства любых статичных структур, но
эту свободу не следует добывать разрушением самих этих структур.
   Вероятнее всего Райгелово толкование недавней истории морали достаточно
просто:
   старые кодексы против нового хаоса. А Метафизика Качества утверждает,
что не вс„ так уж и просто. При анализе отдельных систем морали история
двадцатого века предста„т в совершенно ином виде:
   До Первой Мировой войны господствовали викторианские социальные
кодексы. От Первой Мировой войны до Второй Мировой войны безраздельно
господствовали интеллектуалы. А после Второй Мировой войны до семидесятых
годов интеллектуалы по-прежнему господствовали, но возникло
противодействие, - назовите его "Революцией хиппи", - которая провалилась.
А с начала семидесятых годов и далее происходит медленный бездумный дрейф
назад к псевдо-викторианским моральным позициям, сопровождающийся
беспрецедентным и необъяснимым ростом преступности.
   Из этих периодов меньше всего, кажется, понимают последние два. Хиппи
считались своенравными испорченными детьми, и период после их ухода стали
считать "возвратом к ценностям", что бы это ни значило. Метафизика же
Качества гласит, однако, что это отход, революция хиппи была моральным
движением. А настоящий период - это крушение ценностей.
   Революция хиппи шестидесятых годов была моральной революцией как против
общества, так и против интеллектуальности. Это было совершенно новое
социальное явление, которое не могли предсказать или объяснить никакие
интеллектуалы. Это была революция детей людей состоятельных, с высшим
образованием, "современных"
   людей, которые вдруг восстали против родителей, школы, общества с такой
ненавистью, какую и представить себе нельзя. Это был не новый рай, к
которому стремились интеллектуалы двадцатого века, освобождаясь от
викторианских пут. Это оказалось нечто совсем другое, брошенное им прямо в
лицо.
   Федр считал, что понять это движение так трудно потому, что врагом тут
являлось само "понимание", статичный интеллект. Культуртрегерской книгой
этого периода была книга "На дороге" Джека Керуака, с непрерывной лекцией
против интеллекта.
   ": Все мои нью-йоркские друзья были в каком-то жутком кошмарном
состоянии, охаивая общество и приводя свои книжные, политические и
психоаналитические доводы, - писал Керуак, - а Дин (герой книги) просто
метался по обществу, изыскивая кусок хлеба и шмат любви, он не примыкал ни
к тем, ни к другим".
   В двадцатые годы считалось, что причиной несчастья человеческого
является общество и что интеллект это исправит, а в шестидесятых уже
полагали, что и общество и интеллект - причина всех несчастий, и только
отход от общества и интеллекта смогут поправить дело. За что боролись
интеллектуалы двадцатых годов, то стремились разрушить дети-цветы
шестидесятых. Презрение к правилам, материальным благам, войне, полиции,
науке, технике - вот стандартный их набор.
   Важно было "прочистить" мозги. Чуть ли не священными считались
наркотики, разрушающие способность мыслить. В качестве доктрины
принимались восточные верования, такие как Дзэн и Веданта, сулившие
освобождение из темницы интеллекта. Копировались культурные ценности
негров и индейцев, в той мере, в какой они были антиинтеллектуальными.
Анархия стала наиболее популярной политикой, а бедность, нищета и хаос -
наиболее популярным образом жизни.
   Дегенератство проповедывалось как самоцель. Хорошим считалось вс„, что
сбрасывало парализующую интеллектуальную хватку
социально-интеллектуального уклада.
   К концу шестидесятых интеллектуализм двадцатых очутился в невозможной
ловушке.
   Если выступать и дальше за свободу от викторианских социальных пут, то
лишь умножится число хиппи, которые довели свою антивикторианскую борьбу
до крайности. Если же, с другой стороны, выступать за более конструктивный
социальный конформизм в пику хиппи, то усилят позиции викторианцы в форме
реакционных правых.
   Эта политическая качель оказалась непобедима, и в 1968 году она
сбросила одного из последних лидеров интеллектуальных либералов периода
"Нового курса" Губерта Хамфри, кандидата в президенты от демократов.
   "Я уж насмотрелся на это, - воскликнул Хамфри на катастрофическом
съезде демократов 1968 года, - и сыт этим по горло!" Но он не смог
объяснить это явление и не мог предложить никаких целебных мер. Этого не
смог сделать никто.
   Великая интеллектуальная революция первой половины двадцатого века,
мечта о "великом обществе", облагороженном интеллектом человека, была
разбита, распята и подорвана на собственной мине свободы от социальных
оков.
   Федр считал, что эта революция хиппи может быть таким же шагом впер„д в
сравнении с интеллектуальными двадцатыми годами, каким были двадцатые годы
в сравнении с социальным устройством девяностых годов прошлого века. Но
анализ показал, что "Динамичная" революция шестидесятых годов допустила
фатальную ошибку, которая разрушила е„ ещ„ до начала.
   Отказ хиппи от социальных и интеллектуальных структур привел к тому,
что осталось только два пути, по которым можно двигаться дальше:
биологическое качество и Динамичное Качество. Революционеры-шестидесятники
полагали, что раз оба они антисоциальны и антиинтеллектуальны, то они
должны быть одинаковы. Но это была ошибка.
   Это видно из того, что писали в Америке в этот период о Дзэн. Дзэн
очень часто принимали за невинное "годится вс„". Если ты делаешь вс„, что
тебе заблагорассудится, без оглядки на социальные ограничения, и именно
тогда, когда тебе этого хочется, то этим ты выражаешь свою буддистскую
природу. Для тех японских мастеров Дзэн, которые появлялись в нашей
стране, это должно быть, казалось весьма странным. Японский Дзэн настолько
тщательно увязан с социальной дисциплиной, что пуритане при этом просто
выглядят почти выродками.
   В пятидесятые и шестидесятые годы Федр разделял это смешение
биологического качества и Динамичного Качества, но Метафизика Качества
вроде бы кое-что прояснила. Если смешивать биологическое качество и
Динамичное Качество, то в результате не получается увеличения Динамичного
Качества. Это крайне разрушительная форма вырождения, проявившаяся в
убийствах Мэнсона, безумстве в Джоунзтауне и нарастании волны преступности
и наркомании по всей стране. В начале семидесятых, по мере того, как люди
стали сознавать это, они начали отходить от движения, и революция хиппи,
подобно интеллектуальной революции двадцатых годов, превратилась в
моральный мятеж, который провалился.
   Ныне же, казалось Федру, общая картина представляет собой банкротство
всех моральных движений. Так же, как революция интеллектуалов подорвала
социальные структуры, хиппи подорвали как статичные, так и
интеллектуальные структуры. И в замену им не предложено ничего лучшего. В
результате получился спад как в социальном, так и в интеллектуальном
качестве. В Соедин„нных Штатах уровень интеллектуальности по системе SAT
понизился. Организованная преступность стала более могущественной и
зловещей. Городские гетто стали обширнее и опаснее. Конец двадцатого века
в Америке как бы знаменует собой