проржавевшие социальные и экономические
оковы, вс„ общество отказалось от Динамического улучшения и постепенно
сползает назад к викторианству, последнему рубежу статичной опоры.
   Более динамичные заграничные культуры начинают вторгаться в него и даже
преобладать, так как оно больше не в состоянии конкурировать. Из городских
трущоб, где почти полностью уничтожены старые викторианские моральные
кодексы, появляется не новый рай, на который надеялись революционеры, а
возврат к власти террора, насилия и бандитизма - старой морали права
мощного доисторического разбоя, преодолеть которую брались ещ„ примитивные
общества.
    
  
 Федр смотрел в стеклянную дверь гостиничного номера, вглядываясь в
темноту за окном. В мозгу у него снова замаячил вопрос, возникавший каждый
раз при приезде в Нью-Йорк: "Выживет ли этот город или нет?" Тут вечно
были социальные проблемы, но он всегда умел пережить их и даже как бы
усиливался от этого, может быть это произойд„т снова? Но на этот раз
перспективывовсе не радужны. Ему вспомнилось прозвище, которое Редьярд
Киплинг дал Калькутте ещ„ в викторианские времена:
   "Город ужасных ночей". Вот таким становится и этот город.
   Это - самое Динамичное место в мире, но платой за негоявляется
нестабильность.
   Любая Динамичная ситуация чревата истощением и коррупцией, и даже
полным развалом. Если шагать впер„д в неизвестность, то всегда рискуешь
оказаться раздавленным ею. Здесь всегда ид„т битва между легионами самых
Динамичных и моральных сил снаиболее биологическими и наименее моральными
силами: между первоклассными и распоследними людьми. Те же, кто в
середине, живут в других районах и пригородах и занимаются статичными
делами. А вот здесь и сейчас вроде бы побеждают худшие.
   Отсюда, при взгляде из окна гостиницы на парк, кажется, что смотришь с
севера, из районов гетто, в жуткую ночь, видишь затмение социальных
структур и вторгаешься в беспредельные биологические структуры, которые
смыкаются и постепенно втягивают Нью-Йорк в забытье, из которого никогда и
не выйти. Это не война рас или культур. Это война общества против структур
разума и биологии, которые расшатались из-за ошибок нашего века.
   В падении римской империи самое зловещее то, что люди, победившие е„,
так и не поняли, что они сделали. Они парализовали римские социальные
структуры настолько, что даже забылось, каковы они были. Перестали
собираться налоги.
   Армии, состоявшие из на„мных варваров, перестали получать плату. Вс„
просто развалилось. Забылись структуры цивилизации, и наступил мрак
средневековья.
   Не совсем уверенно, но Федру показалось, что на улицах он чувствует
некую грациозность, которой он не помнит в прошлом. Это была зловещая
грациозность старых гниющих культур, та, что слышится в старых
неаполитанских уличных песнях и в древних мексиканских напевах. Она
возникает не из-за отсутствия насилия, а от его излишка. Живи сам и дай
жить другим. Избегай неприятностей. Это грациозность человека,
отказавшегося от открытой борьбы, ибо это слишком опасно.
   У него возникло горькое ощущение, что нечто подобное крушению римской
империи начинается здесь. Зловеще в Нью-Йорке то, что никто больше не
понимает те структуры, которые создали его, или же те, кто понимает это,
не может больше воздействовать на тех, кто не понимает.
   Эта смертная ночь опускается потому, что интеллектуальные структуры,
которые должны бы владеть положением, которые должны представлять себе
угрозу и бороться с ней, как будто парализованы. Парализованы не только
внешними силами, но и собственной внутренней организацией, которая не да„т
им осознать, что же такое происходит.
   Похоже на то, как паук жд„т, когда на него собирается напасть оса.
Чтобы спастись, пауку достаточно уйти, но он не делает этого. Он просто
жд„т, парализованный каким-то внутренним набором ощущений, которые делают
его неспособным распознать грозящую ему опасность. Оса откладывает яйца в
тело паука, и тот продолжает жить до тех пор, пока личинки осы постепенно
не съедят и уничтожат его.
   Федр считал, что Метафизика Качества могла бы заменить парализующую
интеллектуальную систему, которая да„т возможность этому процессу
протекать беспрепятственно. Паралич Америки - это паралич моральных норм.
Мораль не может функционировать нормально, ибо субъектно-объектная
метафизика, господствующая в современной общественной жизни, провозгласила
е„ интеллектуально вне закона. Но субъектно-объектные структуры не
предназначены для работы по управлению обществом. Они этого и не делают.
Если им предоставить функцию управления обществом, установки моральных
норм и провозглашения ценностей, а затем они провозглашают, что ценностей
и морали не существует, то прогресса в результате не будет. В результате
будет социальная катастрофа.
   Именно интеллектуальная структура аморальной "объективности" повинна в
социальной деградации Америки, так как она подорвала статичные социальные
ценности, необходимые для предотвращения упадка. Заклеймив социальные
репрессии как врага свободы, она так и не выдвинула ни единого морального
принципа, делающего различие между Галилеем, сражающимся с общественным
гн„том, и обычным преступником, воюющим с социальным угнетением. В
результате она поддерживает тех и других. Вот в чем суть проблемы.
    
  
 Федр помнит сходки либеральных интеллектуалов пятидесятых и шестидесятых
годов, где было полно людей подобных ему самому, которые даже восхищались
криминальными типами, проявлявшимися иногда довольно ярко. "Вот мы, - как
бы провозглашали они, - торговцы наркотиками, дети цветов, анархисты,
борцы за гражданские права, профессора вузов, все мы товарищи по оружию в
борьбе против жестокой и коррумпированной общественной системы, которая по
существу наш общий враг."
   На таких сборищах все недолюбливали ментов. Любые действия против
полиции поощрялись. Почему? Потому что полиция не проявляет интеллекта в
отношении чего бы то ни было. Эти органы просто наймиты социальной
системы. Они преклоняются перед общественной системой и ненавидят
интеллектуалов. Это нечто сродни кастовой системе. Полицейские относятся к
низкой касте. Интеллектуалы же выше всех этих преступных и насильственных
дел, к которым причастнаполиция. К тому же, полицейские как правило не
очень хорошо образованы. Лучше всего было бы отобрать у них оружие. В
таком случае они уподобились бы полицейским в Англии, где дела обстоят
лучше. Ведь полицейские репрессии и порождают преступность.
   В этой разношерстной компании моралью считалась мешанина аморфных
настроений, известных под названием "права человека". К тому же ещ„ надо
было проявлять "благоразумие". Что же конкретно подразумевалось под этой
терминологией, Федру так и не доводилось слышать. Это следовало лишь
приветствовать.
   Теперь же он знал, что этого никто не сделал потому, что никто и не
мог. При субъектно-объектном понимании мира эти термины просто не имеют
смысла. Такой вещи как "права человека" не существует. Нет такой вещи как
моральный здравый смысл. Существует только субъект и объект, и ничего
более.
   Эту мешанину чувств по поводу логически несуществующих образований
может упорядочить Метафизика Качества. Она гласит, что под "правами
человека" обычно подразумевается моральный кодекс "интеллект против
общества", то есть моральное право интеллекта на свободу от социального
контроля. Свобода слова, свобода собраний, передвижения, суд присяжных,
право неприкосновенности личности, правление с согласия участников - вот
эти "права человека" и суть проблемы интеллекта против общества. Согласно
Метафизике Качества эти "права человека"
   основаны не просто на сантиментах, а имеют рациональный, метафизический
базис.
   Они необходимы для эволюции от низшего в высшему уровню жизни. Они-то и
есть подлинное.
   При этом Метафизика качества также да„т ясно понять, что кодексы морали
типа "интеллект против общества" совсем не то же самое, что кодексы
"общество против биологии", которые восходят к доисторическим временам.
Это совершенно разные уровни морали, и их никак не следует путать.
   Центральным членом путаницы между двумя уровнями является "общество".
Хорошо ли общество или же это зло? Вопрос оказывается путаным потому, что
член "общество"
   - общий для обоих уровней, но на одном уровне общество - высшая
эволюционная структура, а на другом - низшая. Если не разделить эти два
уровня моральных кодексов, то получится парализующая путаница: морально
или аморально ли общество? Вот эта путаница и довлеет в размышлениях о
морали и обществе на сегодняшний день.
   Мысль о том, что "человек рожден свободным, но везде опутан оковами",
неверна.
   Нет более злодейских оков, чем оковы биологической необходимости, в
которых рождается любой реб„нок. И общество существует прежде всего для
того, чтобы освободить людей от этих биологических цепей. И оно настолько
хорошо выполняет эту работу, что интеллектуалы забывают об этом факте и
платят обществу черной неблагодарностью за то, что сделано.
   Сегодня мы жив„м в интеллектуальном и технологическом раю, и моральном
и социальном кошмаре, ибо интеллектуальный уровень развития в борьбе за
освобождение от социального уровня игнорирует роль последнего в
поддержании контроля над биологическим уровнем. Интеллектуалы не сумели
понять океан биологического качества, который постоянно подавляется
биологическим порядком.
   Биологическое качество необходимо для сохранения жизни. Но когда оно
угрожает господством и разрушением обществу, оно само становится
"Величайшим сатаной"
   западной культуры двадцатого века. Одна из причин, по которым
мусульманские культуры так фанатично ненавидят Запад, состоит в том, что
он распустил биологические силы зла, которые ислам веками стремился
удерживать под контролем.
 
   Метафизика качества указывает на то, что интеллектуальная вера
двадцатого века в исходное добро человека как спонтанное и естественное
явление катастрофически наивна. Идеал гармоничного общества, в котором
каждый без всякого принуждения с радостью сотрудничает со всеми остальными
ради взаимного блага - совершенная фикция.
   Она не соответствует научным фактам. Исследование костей пещерных людей
указывает на то, что каннибализм, а не сотрудничество, были нормой до
появления общества. У примитивных плем„н, таких как американские индейцы,
нет свидетельств любезности и сотрудничества с другими племенами. Они
устраивали засады друг на друга, пытали пленников, выбивали мозги детям
ударами головы о скалы. Если человек исходно добр, то возможно эта доброта
и изобрела общественные институты для подавления таких проявлений
биологической дикости в первую очередь.
   И тут вдруг круг замыкается, мы возвращаемся к основателям американской
культуры, пуританам, к их всеобщему беспокойству за "первородный грех" и
избавлению от него. Мифология, которой объясняется первородный грех,
теперь считается непригодной в научных кругах, но если рассмотреть вещи с
точки зрения современного им общества, которые они связывали с первородным
грехом, то увидим нечто весьма примечательное. Пьянство, танцы, секс, игра
на скрипке, азартные игры, безделье: вс„ это биологические удовольствия.
Ранняя пуританская мораль состояла главным образом в подавлении
биологического качества. При Метафизике Качества старая пуританская догма
исчезает, а е„ практические моральные высказывания объясняются довольно
разумно.
   По сути дела викторианцы верили в старые пуританские биологические
ограничения не так, как пуритане. Они уже находились в процессе отрыва от
них. Но на словах они придерживались их, и старая поговорка "пожалеешь
розгу, испортишь ребенка", вс„ еще была в моде. Читая работы питомцев этих
традиций, замечаешь, насколько порядочней и более зрелыми они выглядят по
сравнению с современными нам людьми.
   Интеллектуалы 20-х годов нашего века стремились порушить эти нормы, но
они настолько впитали их сами с детства, что на них этот обвал не
отразился. А пострадали их потомки, которых воспитали без этих норм.
   Метафизика Качества приходит к выводу, что не нужно слепо следовать
старым пуританским и викторианским кодексам, но так же не следует на них
слепо обрушиваться. Их надо перетрясти и пересмотреть, честно и
беспристрастно, выяснить, чего они стремились добиться, и чего они
фактически достигли при построении более сильного общества. Следует
понимать, когда общество подрывает интеллектуальную свободу ради своих
собственных целей, оно поступает совершенно аморально, а когда подавляет
биологическую свободу ради своих целей, то морально оно совершенно право.
Моральное добро и зло - не просто "обычай". Они так же реальны как скалы и
деревья. Разрушительное попустительство интеллектуалов беззаконию в
шестидесятые годы и позже исходит, несомненно, из того, что считается
общим врагом, общественной системы. А Метафизика Качества делает вывод,
что такое сочувствие воистину глупо. И последние десятилетия являются тому
подтверждением.
   Федру вспомнился разговор в начале шестидесятых годов с одним
сотрудником Чикагского университета, который уехал из района рядом с
университетом. Он съехал оттуда потому, что много преступных негров
поселилось рядом, и жить там стало слишком опасно. Федр же заметил, что
переезд вовсе не решение проблемы.
   Профессор просто взъелся на него. "Вы ничего не знаете! - бушевал он. -
Мы перепробовали вс„! Устраивали семинары, кружки, советы. Потратили на
это годы.
   Не знаю уж, чего мы только не испробовали. И вс„ пошло прахом!"
   Затем добавил: "Вы представить себе не можете, как мы были разочарованы
поражением. Как будто бы ничего абсолютно не делалось."
   Тогда Федр ничего не мог ответить ему, а теперь он знал, что сказать.
Идея о том, что биологические преступления можно пресечь только
интеллектом, что можно преступников заговорить, не действует.
Интеллектуальные структуры не могут непосредственно воздействовать на
биологические. Только социальные структуры могут воздействовать на
биологические, а орудием разговора между обществом и биологией являются не
слова. Таким орудием общения между обществом и биологией всегда был
полицейский или солдат с ружь„м. Все законы в истории, все аргументы, все
конституции и законы о правах, декларации независимости - ничто иное, как
инструкции для военных и полиции. Если военные и полицейские не могут
выполнять их или не следуют им должным образом, то их незачем было писать
вообще.
   Теперь Федр полагал, что частично оцепенение профессора было вызвано
приверженностью интеллектуальным доктринам двадцатого века, чему в
значительной степени он был обязан университету, который сыграл тут
значительную роль. Кроме того с толку сбивало вероятно то, что преступники
большей частью были негры.
   Если бы группа белых негодников поселилась в округе, стала бы грабить,
насиловать и убивать, то реакция была бы более резкой, но когда белые
обвиняют негров в разбое и насилии, то рискуют подвергнуться обвинениям в
расизме. В атмосфере общественного мнения того времени никто из
интеллектуалов не осмеливался дать повод быть обвин„нным в расизме. Даже
мысль об этом приводила их в оцепенение. Паралич.
   Такое обвинение - так же часть паралича и этого города . Прямо сейчас.
   Корень слова "расизм" восходит к основам субъектно-объектной
метафизики, в которой человек - объект, обладающий набором свойств,
называемым культурой.
   Субъектно-объектная метафизика сваливает биологического человека и
культурного человека в одну кучу в качестве аспектов единой молекулярной
единицы. Далее идут рассуждения о том, что аморально осуждать людей по их
генетическим признакам и посему аморально осуждать их из-за культурных
особенностей. Антропологическая доктрина культурного релятивизма лишь
подтверждает это. Она гласит, что нельзя судить об одной культуре исходя
из ценностей другой. Наука утверждает, что нет морали помимо культурной
морали, поэтому моральное осуждение структур преступности меньшинства в
этом городе само по себе аморально. Это тоже паралич.
 
   В противоположность этому Метафизика Качества, также восходя к основам,
гласит, что человек состоит из статичных структур эволюции, способных
реагировать на Динамическое Качество. Она утверждает, что биологические и
культурные структуры часто группируются вместе, но сказать, что культурная
структура - неотъемлемая часть биологического человека, то же что
настаивать на том, что программа "Лотос 1-2-3" - неотъемлемая
принадлежность компьютера фирмы "Ай-Би-Эм". Отнюдь.
   Культура - не источник морали, а лишь ограниченный набор моральных
норм. О культуре можно выносить моральное суждение и классифицировать е„
только соответственно е„ вкладу в развитие жизни.
   Культура, выступающая за преобладание социальных ценностей над
биологическими абсолютно выше культуры, которая этого не призна„т, а
культура, поддерживающая господство интеллектуальных ценностей над
социальными, несравненно выше культуры, поступающей не так. Аморально
выступать против людей из-за цвета их кожи или любой другой генетической
характеристики, ибо их нельзя изменить, да по сути дела они и не имеют
значения. Но вполне морально осуждать человека из-за его культурных
особенностей, если эти особенности аморальны. Они подвержены изменениям и
значимы.
   Негры не имеют права нарушать социальные кодексы и жалуются на
"расизм", если им запрещают что-либо, если только эти кодексы - не
расистские. А это уже клевета.
   Борьба за сохранение социальных кодексов - это не война черных против
белых, не латиноамериканцев против негров, бедных против богатых или даже
глупых против умных, или любых других возможных культурных столкновений.
Это война биологии против общества.
   Это война биологических негров и биологических белых людей против
социальных негров и социальных белых. Генетические структуры лишь
затемняют вопрос. И в этой войне интеллект, чтобы покончить с параличом,
должен знать, на чьей он стороне, он должен поддерживать эту сторону и
никоим образом не подрывать е„.
   Когда биологические ценности подрывают социальные, интеллектуалы должны
четко обозначить социальное поведение независимо от его этнической
принадлежности и поддерживать его до конца безо всяких оговорок.
Интеллектуалы обязаны выявлять биологическое поведение независимо от
этнических посылок и должны ограничивать или уничтожать деструктивные
биологические структуры с полной моральной безжалостностью, как поступает
врач с микробами, чтобы эти биологические структуры не уничтожили саму
цивилизацию.
   Город ужасной ночи. Какой кошмар!
    
  
 25
  
  
 Когда такси Федра подъехало к лодочному причалу у 79-й улицы, он обратил
внимание, что ветер, дующий с реки, переменился на норд-вест. Это признак,
что дождь скоро перестанет.
   У ворот, на поручнях, сидел негр, внимательно смотревший на Федра. Федр
удивился было, что тот здесь делает. Затем сообразил, что он, должно быть,
сторож. Хотя на н„м не было никакой формы.
   Федр расплатился с водителем, забрал свои вещи и вышел из такси.
   Вы здесь присматриваете? - спросил он охранника.
   Тот кивнул и спросил: "Это ваша яхта в самом конце причала?"
   Федр подтвердил и поинтересовался : Что-нибудь не так?
   Ничего. - Вновь, глядя на Федра, добавил: - Там кто-то есть.
   И что он там делает?
   - Это дама. Она просто сидит там. Без плаща. Я спросил е„, что ей надо,
а та ответила, что она "с этого судна". И уставилась на меня.
   Я знаю е„, - пояснил Федр.- Она, наверное, забыла комбинацию.
   Доски причала были скользкими, и пока он осторожно шел туда со всем
своим багажом, видел, как она сидит там под реями.
   Это ему не нравилось. Ведь она собиралась уйти насовсем. Интересно, что
она теперь ему приготовила.
   Когда он добрался туда, Лайла смотрела на него широко открытыми
невидящими глазами. Она вроде бы не узна„т его. Она что, накачалась
наркотиками?
   Он перекинул багаж через поручни и шагн