отчество?
     - Олег Трудович.
     - Олег Трудович, пойдемте, я вас провожу!
     Они поднялись по каменным ступенькам. В  просторном  вестибюле высились
на  постаментах скульптурные загогулины,  а в  центре бил  фонтан.  Охранник
провел  Башмакова  через зимний  сад.  В огромных майоликовых горшках стояли
неведомые деревья, цветшие большими душными цветами. В бассейне,  выложенном
естественными  камнями,  плавали золотые  вуалехвосты  величиной  с  хороших
лещей.  Внимание  Башмакова  привлекла одна  рыбка-львиноголовка  с  черными
плавниками и совершенно бульдожьей мордой. Он невольно замедлил  шаг.  Таких
удивительных тварей ему даже на птичьем рынке видеть не приходилось.
     - Вас ждут! - вежливо поторопил охранник.
     Они вошли в зал с мраморным камином.  Потолок был высокий, в два света,
но  окна  второго ряда  представляли  собой витражи,  поэтому  в  зале царил
шевелящийся  цветной  полумрак.   Тишина  нарушалась  только  потрескиванием
горящих  поленьев. По  стенам  висели  рыцарские щиты  и  мечи  с  затейливо
украшенными рукоятками. Башмаков видел такие в универмаге  в отделе подарков
и сувениров. На каменном полу распластались медвежьи шкуры - белые и бурые.
     Принцесса, одетая в  обтягивающие  синие джинсы и блекло-розовую, будто
бы  застиранную, майку,  сидела  в  глубоком кожаном  кресле  возле  камина.
Пятнистый  долговязый  дог,  лежавший  у  ее ног,  встрепенулся,  вскочил  и
посмотрел  на  Башмакова  красными,  словно  заплаканными,   глазами,  потом
повернулся к хозяйке и, не получив никаких инструкций, снова улегся, грустно
положив морду на лапы.
     Принцесса кивнула - и охранник исчез.
     - Рада тебя видеть! - сказала она, встала и протянула Башмакову руку. -
Хорошо выглядишь. И галстук у тебя красивый.
     - От Диора. Жена подарила... -  Олег Трудович растерялся, соображая, не
поцеловать ли протянутую руку.
     -  И  дочь  у  тебя  очаровательная!  -  Принцесса,  не  дав  Башмакову
сообразить, отняла руку.
     - Здорово  ты устроилась!  - комплиментом  на комплимент ответил он.  -
Прямо замок какой-то!
     - Да, муж занимается нефтью. И дела идут неплохо... Он погиб?
     - Скорее всего. Он был у "Белого дома"...
     - Я знаю. Мне очень жаль... Очень! - в ее глазах показались слезы. - Он
был хорошим человеком...
     - Это для Андрона, - разъяснил Олег Трудович, протягивая письмо.
     - Знаю. Она взяла конверт, подошла к камину и бросила, не распечатывая,
в огонь. Красное пламя вспыхнуло химической синевой.
     -  Андрону  лучше  ничего  этого  не знать.  Он  его  почти  забыл.  Он
только-только  начал  звать  мужа папой.  И  вспоминать не  стоит...  - тихо
проговорила Принцесса.
     -  Он, наверное,  тоже сгорел,  - глядя  на свертывающийся в обугленную
трубку конверт, вымолвил Башмаков.
     - Зачем ты мне это  говоришь? Ты тоже  считаешь, что я  виновата в  его
смерти?
     - А кто еще так считает?
     - Твоя жена.
     - Она тебе об этом сказала?
     - Зачем говорить? Достаточно взгляда...
     - Извини... Можно, я спрошу?
     - Можешь не спрашивать. Нет. Я его не любила. По крайней мере, так, как
он меня любил.  Ты же помнишь, как он меня добивался! Добился... Лучше бы не
добился. Я надеялась,  он  справится с собой. Да, наверное, я виновата... Но
почему я должна  жить всю жизнь с  человеком,  который мне... который мне не
подходит?
     - А нынешний муж тебе подходит?
     - Да, подходит.  Я его люблю. А почему ты,  интересно, не  веришь в то,
что я могу кого-нибудь любить? Я его люблю!
     - Я верю.  В залу  вошла девушка, одетая именно так, как в фильмах  про
богатых одеваются горничные. Даже кружевная наколка в волосах имелась.
     -  Да, я сейчас... - Принцесса кивнула горничной и снова  повернулась к
Башмакову. - Извини, мне пора кормить ребенка.
     - А сколько ему?
     - Ей. Семь месяцев.
     - Поздравляю! Но по тебе не догадаешься. Прекрасно выглядишь!
     -  А-а, ты про  это.  - она улыбнулась и опустила глаза на свою  грудь,
по-девичьи  приподнимавшую  майку.  - Я  взяла кормилицу.  Но  врач советует
обязательно присутствовать при кормлении, чтобы у ребенка не терялся контакт
с матерью...
     - Это мудро. А отец, наверное, присутствует при "пи-пи" и "ка-ка" - для
контакта...
     - Он бы тоже так пошутил. Ты этому у него выучился. Никогда нельзя было
разобрать, когда  он шутит, а  когда  говорит всерьез. Он, наверное, и перед
смертью шутил... Он никогда не говорил серьезно.
     - Говорил. Про тебя он говорил серьезно.
     - Возможно... Олег, я тебя хочу попросить.  У меня есть планы. Так вот,
Андрон  не должен знать,  как погиб  его отец. И лучше, чтобы этого не  знал
никто...
     Принцесса взяла с  инкрустированного столика конверт, довольно тугой, и
протянула Башмакову:
     - Возьми! Для меня это немного, а тебе, наверное, нужны деньги...
     - Деньги всегда нужны.  Но  я  был должен  Джедаю.  За  приборы ночного
видения...
     - За что? Какие еще приборы ночного видения? Откуда?
     - А что, разве твой муж добывает нефть? Бурит скважины?
     - Нет, он ее продает. Он выиграл тендер.
     - А мы тоже выиграли тендер и продавали приборы ночного видения.  Может
быть, не так удачно, как твой муж -  нефть... Но все-таки.  У  меня осталась
его доля.
     - И какая же это доля?
     -  Примерно такая же. - Башмаков кивнул на конверт. - Будем считать, он
уже заплатил мне...
     -  Я  думала,  ты добрее...  -  в  ее  голосе  послышалась  обида. - До
свидания, Олег Тендерович! Надеюсь, когда-нибудь ты меня поймешь.
     Дог предусмотрительно встрепенулся. За спиной Башмакова вырос непонятно
откуда взявшийся охранник.
     - Пройдемте! - сказал он голосом участкового милиционера...
     Катя, дожидаясь его возвращения, извелась от любопытства.
     - Отдал? - спросила она.
     - Угу.
     - Мужа ее видел?
     - Нет.
     - А дом у них какой?
     - Фанерно-щитовая хибара на шести сотках, - ответил Башмаков.
     Когда Олег  Трудович  засыпал, ему вдруг  стало безумно жаль, что он не
взял у Принцессы денег. В конверте было ведь тысяч десять, не меньше! На все
хватило бы. Башмаков растолкал заснувшую Катю.
     - Да ну тебя, Тунеядыч! Не буди! Завтра. Сегодня я как собака...
     - Кать, а ведь она мне деньги предлагала.
     - За что?
     - Чтобы я про Джедая никому не рассказывал.
     - И ты взял? - Катя аж подскочила, совершенно проснувшись.
     - За кого ты меня принимаешь!
     - Молодец, Тапочкин! Вскоре Принцесса  сделалась любимицей журналистов.
Она  открыла благотворительный фонд "Милость"  для помощи  детям, страдающим
церебральным  параличом.  Фонд  организовывал благотворительные  концерты  и
научные конференции, заканчивавшиеся  грандиозными фуршетами.  Лея постоянно
мелькала на телевидении. Когда  ныне покойная принцесса Диана была в России,
она,  разумеется, посетила  фонд  "Милость"  -  и все  журналы  мира  обошла
трогательная  фотография: две молодые красивые женщины нянчатся с изломанным
церебральным  ребеночком.  Подписи  были однотипные  и  пошлые,  потому  что
журналисты давно уже пропили свои мозги на всех этих дармовых фуршетах: "Две
милости", "Две доброты", "Два сострадания". И только один Башмаков знал, как
надо бы  подписать фотографию: "Две  принцессы".  Примерно в то же время  по
ящику  прошла  какая-то подленькая  передачка к  годовщине расстрела "Белого
дома",  и Башмаков  увидел,  что на  Дружинниковской, вдоль  ограды стадиона
теперь стоят  кресты и  щиты с фотографиями погибших. Он полистал  альбом  с
наклейкой  "Свадьбы" и  нашел отличный  снимок: Джедай  держит в  одной руке
бокал, а другой крепко прижимает к себе ненаглядную невесту, несколько минут
назад ставшую его женой.  Принцесса в  фате, с охапкой  белых  роз.  Молодые
глядят друг на друга глазами, полными счастья...
     Однажды вечером, когда уже совсем стемнело, Башмаков специально съездил
туда,  на  Дружинниковскую,  и  прилепил эту  свадебную  фотографию рядом  с
портретами  других  убитых. Прилепил намертво -  "сумасшедшим", неотдираемым
клеем...

23

     А если повесить  "изменный" галстук на  люстру, прямо  посреди комнаты?
Катя войдет,  увидит и все поймет. Не надо никаких прощальных записок. Но, с
другой  стороны,  это  будет  нечестно,  потому  что  побег  на  самом  деле
совершенно  не связан  с  той  почти забытой изменой. Присутствие в  Катиной
жизни  Вадима  Семеновича  -  просто  некий  приобретенный  дефект,  бытовая
травма... Из-за этого жен не бросают. Как не бросают жену из-за того, что ей
вырвали больной зуб, а  новый,  вставной, на штифту, выглядит неважно и даже
посинел у корня...
     "Надо будет коронку  обязательно поставить. -  эскейпер  нащупал языком
острый надлом. - И вообще, на  Кипре надо будет заняться зубами..." Что есть
молодость? Молодость - это чистые, белые, живые  зубы.  А что есть старость?
Ладно, не старость, а, допустим,  предстарость?  Это когда  ты,  прежде  чем
слиться  с  избранницей  в поцелуе,  опасливо  исследуешь языком  несвежесть
своего рта и тайком иссасываешь мятный  леденец. Господь, вытряхивая Адама и
Еву из рая,  наверняка крикнул вдогонку среди прочего: "И зубы ваши  истлеют
от кариеса, как плоды, изъеденные червем!" Только это в Библию  не попало...
Однажды Башмаков  широко  захохотал  в  постели,  и  Вета вдруг жалобно  так
заметила:
     - Ой, сколько у тебя пломб!
     Люди со времен грехопадения  жаждали вечной молодости  и  осуществление
этой мечты  начали именно с зубов. Взять того же Чубакку. Зубы у него всегда
были отвратительные. И вдруг...
     -  Здравствуйте, Олег  Трудович! -  сказал Бадылкин и озарился улыбкой,
чистой, как снег в заповеднике.
     Башмаков  только   что  поменял   сгоревший  предохранитель  в  красной
"девятке", и прямо на глазах  потрясенной хозяйки мертвые "дворники" ожили и
задвигались.
     - Вы волшебник! - воскликнула она и стала рыться в сумочке.
     - Ну что вы, мадам! - замахал он руками, стесняясь Чубакки.
     Бадылкин,  несмотря на жару, был одет в строгий костюм  с галстуком.  В
руке он держал большой кожаный  саквояж с золотыми  замками и,  вероятно, по
этой причине сразу напомнил Башмакову навязчивого уличного товароношу. Такой
охмуряла вылавливает  вас  в толпе, подходит с лучезарной  улыбкой, радостно
сообщает, что  именно сегодня  фирма "Бегемотус" сбросила цены на  пятьдесят
процентов и поэтому вы просто обязаны купить у него свистящую сковородку или
противогрибковые пилочки для ногтей.
     - Волшебником работаешь? - Чубакка снова улыбнулся, демонстрируя чудеса
заокеанского зубопротезирования.
     Во  времена  работы  в "Альдебаране",  насколько  Башмаков  помнил,  он
улыбался совершенно беззубо, одними губами.
     -  А  что  делать!  -  ответил  Олег  Трудович.  - Люди  простодушны  и
доверчивы.  Если бы Христос  сегодня пришел в  мир,  ему  не  надо  было  бы
исцелять прокаженных  и воскрешать  мертвых. Достаточно чинить  автомобили и
телевизоры...
     -  Ты  стал философом? - Чубакка критически осмотрел  стоянку, будку  с
надписью  "Союзпечать", а потом - еще более критически - самого Башмакова. -
Живешь-то хоть не в бочке?
     - По-всякому. А ты как там устроился?
     - Файн! Бадылкин,  покашливая оперным басом, стал  рассказывать о  том,
что  служит  в  фирме  "Золотой  шанс",  которая  занимается  (надо  же  так
совпасть!)  подбором в России специалистов для работы  в  Американском фонде
астронавтики.  Контракт с облюбованным специалистом заключается  на  срок от
двух до пяти лет. Зарплата - от тридцати тысяч долларов в год, в зависимости
от сложности темы. Но сначала нужно, конечно, выдержать конкурс: представить
оригинальную разработку. Причем  чем  оригинальнее и полнее  разработка, тем
дольше срок контракта и выше стартовое жалованье.
     -  У  тебя  вроде  были  интересные  идеи  насчет кислородных шашек?  -
напомнил Чубакка. - Конечно, желающих  очень  много. Но  мы с тобой все-таки
товарищи...
     -  А  как же! Есть  идеи...  -  окрылился  Башмаков. - Может, зайдешь в
гости? Расскажу.
     - Нет. Я сегодня улетаю, а у меня еще две встречи. Я тебе позвоню. А ты
пока напиши. Разработки надо подавать в письменном виде. В двух экземплярах.
     - На английском?
     - Нет, можно на русском. Кстати, ты не знаешь, как найти Каракозина?  Я
к нему ездил - там какие-то другие люди живут...
     - Не знаю, - пожал плечами Башмаков. - Кажется, он уехал. Насовсем.
     - А-а... Сейчас многие  уезжают. В этой стране,  кажется, трудно  жить.
Ну, я пошел. Бай-бай!
     Башмаков еле дождался окончания смены, примчался  домой,  не вытерпел -
разбудил  еще спавшую Катю и рассказал о  волшебном появлении Чубакки  и его
сказочном предложении.
     - Тапочкин, ты эмигрант, да? - спросонья спросила Катя.
     - Почему сразу эмигрант? Просто съездим, заработаем...
     В  тот же день он засел за  бумаги. Идеи  у  него  действительно  были.
Причем не только те, что остывали  в едва начатой  докторской, а  совершенно
новые.  Это  даже смешно: моешь  "БМВ"  какому-нибудь отморозку,  и вдруг  в
голове ни с того  ни с сего выстраивается изящное  техническое решение,  над
которым бился в "Альдебаране" два года, да так и плюнул. И хочется вбежать в
кабинет Уби  Ван Коноби,  победно положить перед  ним листочек с расчетами и
услышать: "А что, любопытственно!"
     А потом еще и от Джедая: "Ты, Олег Титанович, молодец!"
     Теперь перед сном Башмаков вслух начинал мечтать о  том, как они поедут
в  Америку, заработают там денег и по возвращении квартиру оставят Дашке,  а
себе   купят  новую,  двухэтажную,  в  элитном  доме  с  консьержкой.   Катя
подхватывала  и  фантазировала, что  кухню надо будет  обязательно соединить
арочным  проходом  со  столовой,  а  на  второй  этаж пустить  хромированную
винтовую лестницу...
     - И никаких обоев! Стены  будем красить!  -  строго  предупредила Катя.
Разработка была уже почти готова, когда внезапно объявился Слабинзон.
     - Алло, - раздался  в  телефоне  Борькин голос,  - а не хочет ли мистер
Тапочкин, в девичестве Башмаков, повидаться со своим другом юности?
     - Борька? Ты где?
     - Я? В гостинице "Метрополь", естественно!
     - Приезжай! Бери машину и приезжай!
     - Жди.
     Башмаков  бросился  к Кате, та страшно  засуетилась,  наскоро накрутила
волосы  на бигуди - и супруги сообща  (чего  давно уже  не случалось) начали
стряпать  ужин.  Почистив  картошку, Олег  Трудович  сбегал  за  выпивкой  в
круглосуточный  магазинчик.  Приготовления  были в разгаре,  когда за  окном
раздались странные звуки, напоминающие пожарную сирену.
     - Может, опять кого-нибудь взорвали? - предположил Башмаков  и выглянул
в  окно.  Внизу стояла  красная машина, выдвигавшая  свою  диннющую лестницу
точно в направлении башмаковского балкона.
     - Кать, горим! - сообщил Олег Трудович.
     -  Да  ну тебя, Тапочкин! - отмахнулась селедочным  ножом жена,  но  на
балкон за мужем все-таки побежала. Край  вырастающей лестницы почти коснулся
перил, и тут  они увидели, как по ступенькам карабкается огромный букет алых
роз.
     - Ой, я же не оделась! - вскричала Катя и скрылась.
     Букет приблизился, из-за него выглянул  Слабинзон, засмеялся и спрыгнул
с лестницы на балкон.
     - Здравствуй,  фрэндяра ты мой!  - Борька  крепко обнял  друга, исколов
шипами.
     - Ну ты пижон! - восхитился Башмаков.
     Восхищение относилось как  к  способу  прибытия, так  и к внешнему виду
Слабинзона.
     - Странное дело  - раньше  в  этой  стране нельзя  было  купить ничего.
Теперь  все, что  угодно.  Даже  пожарную  машину. И недорого  -  всего  сто
долларов. Такси из аэропорта стоит пятьдесят. Жена у тебя все та же?
     - В каком смысле?
     - Ну, время идет - тело стареет, а страсти молодеют!
     - Да нет, я консерватор...
     - Ты лентяй, а не консерватор. Веди меня к Кате! В конце концов, я тебе
жену нашел, а не дядя.
     Катя стояла  в своем лучшем платье. Волосы, только что освобожденные от
бигуди, завивались в пружинистые кудряшки.
     - Это вам, my fair lady! - Борька припал на одно колено, протянул цветы
и поцеловал Кате руку.
     -  Ой, Боренька, какой  букет!  Ой, не  надо,  у меня  же  руки  еще  в
селедке... Сколько же мы не виделись?
     -  Пять лет... Пять долгих лет... Я провел их на чужбине, прикованный к
компьютеризированной американской галере!
     - Но выглядишь ты неплохо! После галеры... - поддел Олег Трудович.
     - К столу, к столу! - призвала Катя.
     Выпили за встречу. Потом за дружбу. Потом за детей. Потом за родителей.
Потом - отдельно - помянули Бориса Исааковича.
     - Был на могиле?
     - Был.
     - А мы тебя на похороны ждали.
     -  Не  смог.  Был  оклеветан  врагами.  Оказался  невыездным,  как  при
коммуняках. Кстати, должен заметить, statue of Freedom  -  статуя  Свободы -
дама весьма строгая,  и  под хламидой у нее,  как у  копа, наручники и кольт
девятого калибра...
     Выяснилось,  по  приезде  в  Штаты  Борька  устроился  на  одну  фирму,
организованную старинным папашиным пациентом. Фирма как  фирма  - занималась
продажей  дизельного  топлива. Слабинзон  был  на  побегушках  и в  тонкости
бизнеса не  посвящался. Это его и спасло. Оказалось,  хитромудрый  эмигрант,
изощривший  ум  в чудесах советской торговли, придумал  следующую махинацию:
горючее покупалось будто бы для отопительных систем в домах, а на самом деле
тайком продавалось  бензоколонкам. В чем профит? В том,  что разная такса на
прибыль. Разница - в карман.
     -  Но в Америке  уйти от  налога -  то  же самое,  что  в  России  - от
политики.  Вывели  в наручниках.  Впоследствии  моя полная невиновность была
доказана...  И теперь вы  имеете дело не просто  с жалким  эмигрантом, но  с
гражданином  Соединенных Штатов  Америки.  И чтобы выручить  меня, к  вашему
сведению, президент может  послать в любую точку планеты эскадрилью или даже
эскадру!
     Сказав  это, Слабинзон  выложил  на  стол  из  бокового  кармана  синюю
книжечку с золотым затейливым тиснением:
     -  Вот  он  -  мой  молоткастый!  Некоторое  время  супруги   Башмаковы
уважительно рассматривали и листали многостраничный паспорт.
     - А теперь ты чем занимаешься? - спросила Катя.
     -  Хищением  российской  собственности в  особо  крупных  размерах. Я -
похититель  мозгов.  Шутка. Потом Катя  осталась  прибирать  на кухне, а они
переместились к аквариуму.
     - Ого! - восхитился Борька. -  Это правильно. Нервы  надо  успокаивать.
Хроническая усталость - болезнь века. Берет джентльмен свою золотую карточку
в зубы и с Эмпайр билдинга - прыг даун - и все!
     - А ты давно в Москве?
     - Две недели.
     - И не звонил, мерзавец!
     - Сначала  -  дело. Я  же дедову  квартиру  продавал.  Спасибо  Изольде
Генриховне - сберегла жилплощадь.
     - Продал?
     - Продал. Охренеть  можно!  В Москве  квартиры  дороже, чем  в  Чикаго.
Библиотеку жалко. Купил  какой-то новый  русский, который,  по-моему,  кроме
"Муму",  ничего  не  читал.  Архив  дедов  я  отволок  в  Подольск.  Сказали
"спасибо".  А  рукопись  про  генерала Павлова  отнес  в военно-историческое
издательство. Сначала вообще брать не хотели. Я говорю: "Как вам  не стыдно?
Человек всю  жизнь писал!"  Что ты думаешь? Взяли. Тысяча долларов - и через
полгода книжка выйдет.
     -  Маловато -  тысяча долларов.  Все-таки  Борис Исаакович столько  лет
писал...
     -  Тапочкин,  ты  меня  не понял. Не  они мне, а  я  им тысячу долларов
заплатил. Но я тебе самого главного еще не рассказал. Валентину помнишь?
     - Какую Валентину?
     - Ну, Валькирию!
     - Конечно.
     - Я ее нашел.
     - Да ты что!
     - Да. Позвонил -  и через полчаса  она была уже у  меня.  Легкий ужин в
"Метрополе". Красочный рассказ о суровой  реальности американского изобилия.
Сувенир  с тонким парижским  запахом, заточенным  в хрусталь. И  недоступное
женское  тело призывно  распахивает