шмаков встал и  нащупал в кармане купюрки. -
Сколько я должен за ужин?
     -  Ну, не  обижайся!  Я-то  в  чем виноват? Не уходи! Хочешь, я с тобой
Линдой поделюсь? Тебе половина и мне половина... Ага?
     - В каком смысле?
     - В том самом. Распишем девчонку на двоих...
     - Линду?!
     -  Башмаков, у тебя мозги совершенно покрылись моногамной плесенью.  Ты
шуток, что ли, не понимаешь? Она такая же Линда, как я Билл Клинтон. Это
     - бордельный  псевдоним.  Она  проститутка, правда,  очень  дорогая. По
вашим ценам. По американским - почти даром...
     - Но ведь она же аспирантка?
     -  Как будто аспирантка не  может быть проституткой! Учиться-то надо на
что-то. А за Яакко Хинтикку ни хрена не платят...
     - Слабинзон, гад, ну сколько можно меня разыгрывать?!
     Как раз в этот  момент  и вернулась Линда.  Освеженное макияжем, нежное
лицо было как-то особенно романтично и загадочно.
     -  Линдочка,  у  меня к тебе  философский  вопрос,  -  решительно начал
Слабинзон, едва она села.
     - Да?
     - А почему бы тебе сегодня не выйти замуж за нас двоих?
     - Двоих? - она посмотрела на них фиалковыми глазами. - Па де труа?
     - Да, секс - унтер зекс ауген!
     -  Почему  бы  и  нет... - Линда взглянула  Башмакову в глаза. - Но это
будет стоить папаше Дорсету втрое дороже.
     - А почему не вдвое? - удивился Слабинзон.
     - Потому что это любовь втроем! - засмеялась девушка...

24

     Снова  раздались   частые  междугородные   звонки.  "Дашка!  -  подумал
эскейпер. - ЧЈ-орт! Совсем ведь забыл..."
     Когда в  последний  раз  он  разговаривал с дочерью  по телефону,  она,
помимо   всего   прочего,    попросила   купить   и   передать   с   оказией
"Суперпрегновитон"  - новый  импортный витамин,  который  нужно  принимать в
последние  месяцы беременности, особенно если будущая мать с момента зачатия
вела  не  очень-то  здоровый  образ  жизни.  Вроде бы  в  Америке  проводили
исследования, и выяснилось: благодаря "Суперпрегновитону" детишки получаются
здоровенькие, красивенькие и умненькие даже от весьма изможденных родителей.
Говорят,  сама Мадонна, когда  бегала  с  брюхом,  жрала  "Суперпрегновитон"
горстями. И это при американском-то изобилии! Что же тогда говорить о Дашке,
запропастившейся в  этой Богом забытой бухте Абрек? Хорош папаша! Пообещал и
не выполнил. Выходит, Башмаков не эскейпер, а самая настоящая свинья, причем
не только  перед беременной дочерью, но и перед  не  родившимся еще  внуком.
Внуком! Два месяца - и  Башмаков станет  дедушкой. Мальчик Олег, описавшийся
от  восторга, когда  на  счет "три!" зажглась огнями  большая елка в актовом
зале  Третьей образцовой типографии,  станет  дедушкой! А Дашка,  отрезавшая
Куньке  хвост в доказательство  того, что кенгуру  в минуты  опасности,  как
ящерица, теряет заднюю конечность, станет матерью! Дашка - матерью... Боже ж
ты мой!
     Дашка  выросла сами не  заметили как.  Однажды Башмаков по рассеянности
вошел  в  незапертую  ванную  и  обнаружил там в  пенной  воде  пышногрудую,
розовотелую нимфу. Нимфа голосом его дочери недовольно сказала:
     - АллЈ, на субмарине, перископ спрячьте! - И сердито махнула телефонной
трубкой. Дашка  специально выклянчила у матери радиотелефон, чтобы, принимая
ванну, не упускать ухажерских звонков.
     Башмаков ретировался,  переживая довольно сложный комплекс  ощущений  -
нечто  среднее  между  гордостью  товаропроизводителя и  пытливым  смущением
мальчишки, подглядевшего купающуюся голышом девочку.
     До  девятого  класса Дашка училась в общем-то неплохо, и вдруг  ее  как
подменили: она  повесила  над  письменным  столом большое  зеркало,  чтобы в
процессе приготовления уроков ни на минуту  не спускать с себя  глаз,  ибо в
любой  момент  на лице мог выявиться очередной  подростковый прыщ, а процесс
надо обнаруживать и обезвреживать в самом начале. Вскоре тетрадки и учебники
были  потеснены  флаконами,  дезодорантами,  многоцветными  наборами  теней,
тюбиками, карандашами и прочими симпатичными  женскими излишествами. Наконец
учебники  и тетрадки  вообще куда-то  исчезли -  и  письменный  стол  в один
прекрасный день превратился  в трюмо. Безутешная Дашка сидела перед зеркалом
как живой пятнадцатилетний укор подлой природе, гнусно  сэкономившей  на ее,
Дашкиных,  ресницах,  зато  явно  перестаравшейся  в смысле носа.  Уроки она
теперь  делала  лежа  на  паласе,  болтая  по  телефону или  оседлав  голову
огромными стереонаушниками.
     Катя и раньше-то приходила из лицея не особенно радостной, а тут просто
озверела. Почти каждую  перемену  к ней подбегал  кто-то из  преподавателей,
отводил в дальний угол учительской и с таинственным состраданием сообщал:
     - Екатерина Петровна,  я, конечно, не стала  записывать Даше в дневник,
но вы, как мать...
     Или:
     - Кать, вот посмотри, чем твоя Дашка занималась на уроке!
     Или:
     -  Катюш,  я,  конечно, поставила  ей  тройку,  но это  чистая единица!
Перелом в Дашкином поведении совпал  с тем моментом, когда она  со школьными
подругами впервые  посетила дискотеку  и  после  этого  ей  стал названивать
какой-то    странный    мужик    с     бархатным    баритоном    совратителя
несовершеннолетних.  Если  к  телефону  подходили  родители,  Дашка  тут  же
перехватывала трубку  и вела с Бархатным долгие разговоры, точнее, он что-то
мурлыкал, а маленькая дура время  от времени старательно хохотала. Один  раз
Катя успела  соврать, что Дашки нет дома,  и  положила  трубку. Был страшный
скандал  со  швырянием  косметики на пол и обещаниями убежать  из дому. Катя
перепугалась, на пару  вечеров попросила у Анатолича телефон с определителем
- и  запеленговала номер  Бархатного.  Потом, в отсутствие Дашки,  позвонила
ухажеру  и  заявила,  что лично  знакома с  начальником  отдела  Московского
уголовного розыска, и  если Бархатный не  отвяжется  от ее дочери со  своими
растлительными намерениями, ему придется очень хреново. Бархатный, взмолясь,
поведал, что на самом деле он никакой не растлитель, а инвалид первой группы
и  прикован к кровати, а телефон Дашки ему дал племянник, познакомившийся  с
ней  на  дискотеке. Жизнь  у него тяжкая, инвалидская,  он собирает на  дому
электровыключатели,   а  невинные  разговоры  по  телефону  с   девушками  -
единственная в его  жизни радость.  Потом он стал подробно рассказывать, как
обезножел в ранней юности, спасая выбежавшую на проезжую часть девочку, стал
жаловаться,  что  мир  к   нему  жесток,  а  люди,  в  особенности  женщины,
равнодушны...  Башмаков,  слушавший  беседу  по  параллельному  телефону,  с
удивлением  заметил,  как  Катин  голос  потеплел  - и  разговор  перешел на
трудности  воспитания  подростков  и вообще на проблемы семьи и брака. Далее
Бархатный сурово раскритиковал отцов, самоустраняющихся от воспитания детей.
Впрочем,  они  устраняются  не  только  от  этого, но и  от  того,  на  чем,
собственно,  и  зиждется  полноценный брак.  Такой  лентяй  годами  живет  с
замечательной женщиной, даже не удосужившись разгадать тайну ее неутоленного
тела. А тем временем есть мужчины, пусть  даже они в чем-то инвалиды, но тем
не менее все остальное у них в порядке и они готовы...
     - Да нет уж!  -  снова  посуровела Катя.  - Вы сильно  ошибаетесь, если
считаете, что, кроме  ног, у вас все в порядке. Голова у вас не в порядке. И
больше нам не звоните. Никогда!
     Повесив  трубку, Катя посмотрела на Башмакова с некоторым вызовом. Олег
Трудович смутился  и вспомнил,  что не разгадывал Катино тело уже по меньшей
мере  недели три. Катя рассказала о случившемся приятельнице. та посетовала,
что  в последнее  время развелось  жуткое  количество разных  маньяков  -  и
чрезвычайно опасно,  если  первый  сексуальный  опыт девочки будет связан  с
таким  неадекватным  персонажем.   Приятельница  как   раз  начала  посещать
спецсеминар "Психогигиена подросткового гиперэротизма" в американском центре
на Воздвиженке. Там опытные  специалисты  рекомендовали родителям для начала
привести себя в отличную  физическую форму диетой, потом  съездить к морю  и
загореть,  а  уж затем пригласить  в спальню подростка  и  на  его глазах по
возможности    эстетично,   но   обязательно    с   наглядным    применением
противозачаточных средств совершить полноценный половой  акт. А потом тут же
в спальне ответить на вопросы, возникшие  у тинэйджера. При этом  желательно
иметь  под рукой анатомический атлас или  макеты  половых органов в разрезе.
Называлось  это "продвинутой методикой  сексуального  воспитания". Башмаков,
услышав про такую методику, возмутился:
     - Совсем они там уже передвинулись!
     - Да, -  ехидно согласилась жена, -  с  таким животом, как у тебя,  эта
методика не годится.  Сама  Катя  считала,  что Дашкино охлаждение  к учению
связано не  столько с половым  созреванием, сколько со  знаменитым  бандитом
Мишкой Коровиным,  наглядно  показавшим их  доверчивой  дочери: не в  знании
сила. На неокрепшую Дашкину душу этот эпизод наложил важный отпечаток.
     В  истории Катиной школы  было всего  два знаменитых хулигана. Первого,
Рената Беляллетдинова,  она  не  застала. Он учился  в шестидесятые  годы  и
прославился тем, что хранил в кабинете химии в пустой банке из-под реактивов
наган, из которого застрелили инкассатора. Брала Рената особая  группа МУРа,
а шел ему всего тринадцатый годик. Говорят, он потом так и сгинул в колониях
и  лагерях...  А  вот  Мишку  Коровина  Катя  застала.  Это  был  неприятный
черноволосый  парень  с  красным,  бугорчатым  лицом и  маленькими  глазами,
излучавшими какую-то утомленную жестокость.
     - Знаешь, Тапочкин, я когда в класс вхожу и  его вижу - у меня мороз по
спине! - жаловалась иной раз Катя.
     Учителя даже замечания  боялись Коровину делать. Ну его!  Пырнет  потом
где-нибудь  в темном переулке... Не  боялся Коровина  только пожилой учитель
математики   Григорий   Борисович.   Григорий   же   Борисович   имел   одну
чудаковатость: он  никогда не ставил оценки без комментариев. Скажем, выводя
в дневнике пятерку, он обязательно приговаривал: "умница", "молодчина"... А,
соответственно,  вцарапывая  двойку,  шипел:  "баран",  "тупица", "дебил"...
Мишку Коровина  Григорий Борисович просто терпеть  не мог,  вызывал  к доске
всякий раз, когда  хулиган -  а случалось это нечасто - появлялся в кабинете
математики. И приговор был всегда один и тот же: "баран".
     Однако  все  это происходило в  те времена, когда  учителей  заставляли
бороться за успеваемость,  и до восьмого  класса Коровина  кое-как дотащили,
всем педсоветом заставляя Григория Борисовича натягивать ему тройку. Наконец
общешкольного  хулигана с облегчением  сплавили  в  ПТУ. Там он вскоре  стал
героем какой-то поножовщины - и загремел в колонию. О нем начали забывать, и
только Вожжа, никогда не сидевшая на переменах в  кабинете,  любила иной раз
схватить расшалившегося  ребенка  за  вихор  или косу и  спросить  скрипучим
голосом:
     - Хочешь к Коровину в колонию? Отправлю!
     Это  была  высшая  степень  возмущения.  После  такого  вопроса  обычно
вызывались в школу родители.  В  общем, Мишка  Коровин превратился в мрачную
тень   проклятого  прошлого,   в  некий   символический  жупел,   в  эдакого
педагогического Фредди Крюгера,  которым пугали разозорничавшихся детишек. И
вот в один прекрасный  день возле школы, визжа тормозами,  остановились  два
черных джипа. Из машин  высыпали коротко стриженные парни в кожаных куртках.
Звеня золотыми цепями на бычьих шеях и поигрывая телескопическими дубинками,
они  двинулись  к   школьному   подъезду.  Впереди  походкой  мстителя   шел
заматеревший, заквадратевший  Мишка  Коровин. Один из парней, следовавших за
ним,  нес в руке тяжелую спортивную сумку. А в школе  к тому времени, как во
всяком уважающем себя учреждении, появился охранник, сорокалетний недоделок,
похожий  на  гуся,  одетого  по  прихоти изощренного  птицевода в  пятнистую
спецназовскую  форму.  Как-то Башмаков зашел к Кате на работу, охранник упер
ему в грудь  резиновую палку и стал нагло допытываться, кто  он такой и куда
идет. Иногда ученики средних классов жаловались, что охранник успокаивает их
при помощи дубинки. От старшеклассников таких жалоб не поступало.
     И  вот охранник,  не  сообразив, видимо, что  к  чему, заступил  дорогу
Коровину:
     - Вы кто?
     - Конь в пальто, - не останавливаясь, разъяснил Мишка. А следовавшие за
ним  мордовороты,  не  сделав  ни  одного резкого  движения,  лишили беднягу
охранника трудоспособности на несколько дней. Коровин  скомандовал - и парни
рассредоточились по зданию, точно для захвата важного военного объекта. Один
остался  охранять  входную  дверь,  второй влетел  в приемную директора.  На
глазах  у  онемевшей  от  ужаса  секретарши  и  Кати,  как  раз  принимавшей
телефонограмму из  города, он с мясом вырвал  из стены  телефонную розетку и
рявкнул:
     - Сидеть!
     Остальные  двинулись за  Коровиным, который уверенно вел  их к какой-то
кошмарной  цели. Была перемена.  Прижимаясь  к стенам, школьники  и  учителя
наблюдали,  как  всемогущий Коровин  шагает  по  коридору.  Особые  опасения
вызвала огромная спортивная сумка  в руках одного  из мордоворотов. Нигде не
задерживаясь  и   никого  не   трогая,  налетчики  проследовали  к  кабинету
математики, где  сидел Григорий Борисович. Он редко  выходил на перемене  из
класса, используя это время  для  особо  жестоких терзаний двоечников. Мишка
зашел  в кабинет. Мордоворот плюхнул на пол сумку и встал у дверей, скрестив
руки  по-янычарски.  Через мгновение  из класса  бочком выполз бледный,  как
школьный   мел,  двоечник.  Собравшиеся  возле   кабинета   дети  и  учителя
затрепетали, перешептываясь:
     - А что в сумке?
     - Пулемет...
     -  Нет,  огнемет, - поправил кто-то из продвинутых старшеклассников.  -
Школу жечь. За всЈ! Месяц точно учиться не будем!
     Когда раздался звонок,  Коровин вышел из  кабинета. Его бугристое  лицо
лоснилось  от  удовлетворения.  В  это  время, набравшись  храбрости,  Вожжа
решительно  подошла  к  бандиту  и  голосом,  в  котором  странно  уживались
учительская строгость и бабья мольба, спросила:
     - Михаил, я надеюсь, вы не будете в самом деле жечь школу?
     -  А  чего  жечь-то?  Сами  скоро развалитесь! -  и  Коровин кивнул  на
облупившиеся  стены, на вытершийся до  дыр линолеум,  на  дранку,  зиявшую в
потолке.
     - Вот так живем, Мишенька! - пожаловалась Вожжа.
     - Еще зайдем...
     Потом он важно кивнул своему заединщику, тот открыл сумку и пригоршнями
начал швырять  в  испуганную ребячью толпу  "сникерсы", "марсы", жевательную
резинку и прочие противоестественные сладости. Послышались крики восторга, и
образовалась  куча-мала.  Мишка наблюдал  все это,  добродушно  посмеиваясь.
Заединщик  выгреб  из  сумки  последнее,  и  бандиты  двинулись  в  обратном
направлении.  Детская толпа  уважительно  расступилась,  образовав  почетный
коридор. У лестничной площадки стояли школьницы, бегавшие в садик перекурить
и потому опоздавшие к раздаче лакомств. Коровин задержался, со  знанием дела
осмотрел длинноногих дурочек и  остановил свой  взгляд почему-то  на  Дашке.
Изучил ее от сменных тапочек до челки и предложил:
     - Покататься хочешь?
     - Хочу! - с вызовом  ответила Дашка, гордо косясь на подруг.  И Коровин
повел ее вниз по лестнице, по пути  снимая расставленные  посты. В вестибюле
они  перешагнули  через все  еще  корчившегося на  полу охранника. Последним
здание  покинул  бандюк,  охранявший  директорский кабинет.  Буквально через
мгновение после его ухода туда ворвалась толпа учителей и закричала:
     - Катя... Коровин... Дашку... Увозит... На джипе...
     - Как увозит? Куда?!
     Она  бросилась  на  улицу  и  буквально повисла  на отъезжающем  джипе,
уцепившись  за  боковое  зеркало. Опустилось стекло,  и высунулась  красная,
бугорчатая физиономия Коровина:
     - Ну?
     - Миша... Я же... Я же тебе никогда в полугодии двоек не ставила...
     - Кто это? - спросил он у Дашки.
     - Мама... - ответила она и заплакала.
     - Что ж ты сразу не сказала? Что ж ты такая дура? Ты, слушай, к пацанам
в машину больше не садись! Поняла?
     - Поняла...
     Джипы  умчались,   а  Дашка  осталась  в  Катиных  объятиях,  осыпаемая
вперемежку   пощечинами  и   поцелуями.   Не  менее  драматические   события
разыгрались  тем  временем  в  кабинете  математики.  Вожжа в  сопровождении
нескольких учителей, заранее мужая  сердцем в предчувствии трупа, проникла в
кабинет и обнаружила там живого
     Григория Борисовича. Старый  педагог, закинув  голову и  ерзая кадыком,
лил  валерьянку из пузырька себе прямо в открытый рот. На  доске хорошо всем
известным каллиграфическим почерком было выведено:

               Я САМ СТАРЫЙ КОЗЕЛ И БАРАН.

     А внизу для убедительности, чтобы никто не усомнился, стояла затейливая
подпись  Григория  Борисовича. Вызванный по  такому случаю  с Петровки  отец
одного  из  учащихся  оболтусов  внимательно  выслушал  сбивчивые   рассказы
учителей и только покачал головой:
     - Сам Бык! С ума можно сойти!
     Оказалось, Мишка - один из главных уголовных  авторитетов Москвы, лидер
бибиревской группировки,  контролирующей  почти все  автосервисы  и торговлю
запчастями. Прозвище у него - Бык, и все его жутко боятся. Два раза Петровка
Коровина почти прихватывала, но свидетели до суда не доживали.
     - Пишите  заявления! - предложил  муровец. -  Попробуем... За нанесение
побоев и оскорбление педагога...
     - Заявления... - заколебалась Вожжа. - Конечно,  мы возмущены!  Но есть
некоторый этический момент...
     - Какой же?
     - Видите ли, Миша Коровин  -  вроде как  бы  плод  нашей педагогической
недоработки.  Конечно,  тут виновата  и семья, и двойная  мораль брежневской
эпохи... Но  тем не менее со  стороны педагогического коллектива это было бы
неэтично.
     -  Ясно,  -  кивнул  муровец.  - Тогда даже и не знаю,  как вам помочь.
Значит, обещал еще зайти?
     - Обещал...
     - Плохо  дело. Засаду в  школе не разрешат.  Детей постреляем. Конечно,
можно было бы  попросить  алтуфьевскую  группировку. С ними  у нас отношения
вроде  бы ничего.  Тем  более  что  у  них  с  бибиревскими  есть  кое-какие
конфликтные интересы. Рынок запчастей. Но тут еще неизвестно, как говорится,
кто кого. Надо подумать...
     Через неделю, когда учителя и учащиеся  еще  не остыли от  налета и  не
доели  все "сникерсы", к  школе  снова  подрулил  знакомый  джип,  и  оттуда
выскочил громила с  кейсом. Испуганный охранник, предусмотрительно пропустив
бандита и  даже  отдав ему честь,  тут же бросился звать  на помощь великого
Вадима Семеновича. Тот  все сокрушался, что  в день  налета  его  не  было в
школе, а то бы...
     Бандит тем  временем  вошел  в канцелярию и толкнул дверь директорского
кабинета. Там как раз совещались Вожжа и Катя. Он, ничего не говоря, плюхнул
кейс на стол, щелкнул замками и откинул крышку. Женщины  ахнули: в кейсе, ну
просто как в кино,  лежали пачки долларов  в банковских упаковках,  а сверху
записка: "На ремонт родной школы. М.  К.".  Когда могучий историк, каратисто
взвизгнув, влетел в кабинет, бандита уже не было, но валюта осталась.
     - Сколько там? - спросил Вадим Семенович.
     - Не знаем...
     - Надо пересчитать!
     На экстренном заседании педсовета  по рекомендации хитроумного историка
решили на эти деньги  не только сделать ремонт,  но и закупить  компьютерный
класс, телевизоры,  видеомагнитофоны,  обновить  мебель и наглядные пособия.
Осталось  даже  на премии всему  педколлективу и на ценный  подарок Григорию
Борисовичу, который после того случая сразу как-то сдал и стремительно вышел
на пенсию. Через полгода школу  нельзя было  узнать.  Собственно, тогда-то и
родилась  идея  переименовать  ее в лицей.  Вскоре в  лицей пришли  работать
несколько  известных  в  Москве  методистов,  а  мерзавец  В