на  рассказывает  этот  случай  каждому  выпускному
классу.
   - Чудная книга. Я хорошо ее знаю.
   По-видимому, пришла пора обратить внимание на хозяйку дома.
   - Миссис Грэнберри,  я  не  хочу  читать  ничего  скучного,  да  и  вы,
безусловно, не захотите слушать, поэтому предлагаю условиться о  некоторых
правилах...
   Она меня перебила:
   - Что именно сказал вам мистер Грэнберри, когда приглашал вас читать?
   - Он сказал, что вы очень умная женщина, но из-за несчастного случая  в
детстве пропустили несколько лет школы; что, пока вы были нездоровы, к вам
ходили учителя, внушившие вам  предубеждение  против  поэзии  и  некоторых
классиков.
   - Что он еще сказал?
   - Насколько я помню, больше ничего - он сожалел только, что  во  второй
половине дня вам нечем себя занять.
   Выражение лица у нее было решительное.
   - Какие же правила вы предлагаете?
   - Такие: я начинаю читать книгу, и вы  меня  не  прерываете  пятнадцать
минут. Затем я смотрю на вас,  и  вы  даете  мне  знак  -  продолжать  еще
четверть часа или взять другую  книгу.  Не  кажется  ли  вам  это  правило
разумным, мадам?
   - Не называйте меня мадам. Позвольте сказать вам, мистер Вест, под этим
есть какая-то подкладка, и мне она не нравится. Я не люблю, чтобы со  мной
обращались как с недоразвитым ребенком.
   -  А-а,  -  сказал  я,  быстро  поднимаясь,  -  значит,  тут   какое-то
недоразумение. Желаю вам всего  хорошего.  Из  слов  мистера  Грэнберри  я
понял, что чтение вслух может доставить вам удовольствие. -  Я  подошел  к
миссис Каммингс и пожал  ей  руку.  -  Всего  хорошего,  миссис  Каммингс.
Надеюсь, мы с вами еще увидимся. Только  прошу  вас,  запомните  меня  как
мистера Норта, а не мистера Веста.
   Хозяйка дома решительно вмешалась:
   - Мистер Норт, если мне не нравится сама  идея,  вы  тут  ни  при  чем.
Мистер Грэнберри просил вас прийти и почитать мне,  так  что,  пожалуйста,
садитесь и начинайте. Я принимаю ваши условия.
   - Благодарю вас, миссис Грэнберри.
   Я сел и начал читать:
   - "Эмма Вудхаус, красивая, умная, богатая, с уютным домом и  счастливым
нравом, казалось, одарена была всеми благами жизни; и в мире, где  прожила
она двадцать один год, ее мало что сердило и огорчало".
   - Простите, мистер Норт. Будьте добры, прочтите снова.
   Я прочел.
   - Кто это написал?
   - Джейн Остин.
   - Джейн Остин. Она ничего не понимает в жизни.
   - Вам в это трудно поверить, миссис Грэнберри?
   - Двадцать один!.. Я не была уродом; я не  была  дурой;  мой  отец  был
самым богатым человеком в Висконсине. У меня был уютный дом  и  ангельский
нрав. Я прожила двадцать три года, и по большей части это  был  сущий  ад.
Извините за выражение, миссис Каммингс. Я  только  тогда  была  счастлива,
когда каталась верхом. И еще четыре дня - когда сбежала с цирком. Спросите
любую честную женщину, и она вам скажет то же самое... Но  мы  условились,
что вы читаете четверть часа. Я держу слово. Что дальше?
   Мне стало немного не по себе. Я вспомнил: Джейн Остин и сама  дает  нам
понять, что всякой девушке, у которой есть хоть  капля  разума,  бывает  в
жизни туго. Я стал читать дальше. Слушали меня очень внимательно. Когда мы
познакомились с миссис Бейтс и ее матерью, хозяйка заметила:
   - Зачем только пишут про старых дураков? Пустая трата времени!
   Без двадцати пяти пять я поднял глаза и получил разрешение  продолжать.
В шесть я закрыл книгу и встал.
   - Спасибо, - сказала она.  -  В  следующий  раз  возьмите  какую-нибудь
другую книгу. Меня  как  раз  начало  убивает.  А  когда  начали,  я  могу
продолжать сама. Книга большая?
   - Это издание - в двух томах.
   - Оставьте их здесь, а в следующий раз принесите другую.
   - Я прощаюсь с вами, миссис Грэнберри.
   Я попрощался и с миссис Каммингс, которая тихо сказала:
   - Вы чудесно читаете. Я не могла удержаться от смеха. Это неправильно?
   При следующей встрече миссис  Грэнберри  вела  себя  дружелюбнее.  Даже
подала мне руку.
   - У этой Остин все книги про слабоумных?
   - Часто говорят,  что  она  была  невысокого  мнения  о  мужчинах  и  о
женщинах.
   - Ей бы поглядеть на кое-кого из моих знакомых...  Как  называется  эта
новая?
   - "Дэйзи Миллер". Она написана человеком, который провел молодые годы в
Ньюпорте.
   - В Ньюпорте? _В Ньюпорте?_
   - И как раз недалеко от вашего дома.
   - Тогда зачем он писал книги?
   - Простите?
   - Если он был так богат, зачем он корпел над книгами?
   Я не сразу нашелся. Я посмотрел ей в глаза. Она слегка покраснела.
   - Ну, - медленно начал я, - думаю, ему  надоело  покупать  и  продавать
железные дороги, строить гостиницы и называть их своей фамилией, играть на
скачках и в карты в Саратога-Спрингсе, плавать на своей яхте в одни  и  те
же порты, ходить на обеды и балы и встречать там каждый вечер одних и  тех
же людей. Вот он и сказал себе: "До того как умру, хочу получить настоящее
удовольствие. Черт подери! - сказал он. - Ох, простите, миссис Каммингс! -
Возьму-ка я и все опишу: как люди ведут себя в  жизни.  Толстые  и  худые,
счастливые и несчастные". Он писал и писал - сорок с лишним толстых  томов
о мужчинах,  женщинах  и  детях.  Когда  он  умер,  последняя  книга,  еще
неоконченная, лежала на столе -  роман  "Башня  из  слоновой  кости",  где
действие происходит в Ньюпорте  и  речь  идет  о  пустоте  и  бесцельности
здешней жизни.
   Она смотрела на меня, не зная, то ли ей сердиться, то ли недоумевать.
   - Мистер Норт, вы надо мной смеетесь?
   - Нет, мадам. Мистер Грэнберри  предупредил  меня,  что  вы  не  всегда
умеете показать товар лицом - иногда, просто от скуки, вы говорите первое,
что придет в голову. Так что действительно камешек был - в ваш огород.
   После недолгой борьбы Майра справилась с собой и велела  мне  начинать.
Послушав час, она сказала:
   - Извините, но сегодня я устала. Я дочитаю сама. "Эмму" я кончила,  так
что можете ее унести. Вам это дорого стоит - брать книги в библиотеке?
   - Нет. Это бесплатно.
   - И кто угодно может прийти и взять книги? Там, наверно, много воруют?
   - Зимой там выдают и принимают почти три тысячи книг  в  неделю.  Может
быть, иной раз чего-то и недосчитаются.
   - Зимой! Но зимой здесь никто не живет.
   - Миссис Грэнберри, вы не всегда умеете показать товар лицом.


   К концу второй недели  мы  прочли  начало  "Этана  Фрома"  (написанного
дамой, которая прожила три лета в коттедже по соседству), "Джен Эйр", "Дом
о семи фронтонах" и "Дэвида Копперфилда". Она почти не  высказывалась,  но
страдания юного Дэвида привели ее  в  расстройство.  Она  думала  о  своем
будущем сыне. "Конечно, они были очень бедные",  -  добавила  она,  словно
подводя итог. Я уперся в нее взглядом. Она опять покраснела, вспомнив, как
назвала детские годы самой богатой дочки в Висконсине "сущим адом". Но она
не пожелала признать изъяна в собственной логике и вынудила  меня  отвести
взгляд. Я немного сомневался, что она прочла все книги  до  конца.  Улучив
минуту, я спросил об этом миссис Каммингс.
   - Ох, мистер Норт, она читает без передышки. Она испортит себе глаза.
   - А _вам_ так и не удается узнать, чем кончаются романы?
   - Она мне рассказывает, сэр, - это не хуже кино! Джен Эйр!  Что  с  ней
стало! Скажите мне, сэр, это было на самом деле?
   - Вы лучше меня знаете жизнь, миссис  Каммингс.  Могло  такое  быть  на
самом деле?
   Она грустно покачала головой.
   - Ох, мистер Норт, я знаю случаи похуже.


   Однажды, когда мы вступили на  бескрайние  просторы  "Тома  Джонса",  в
дверь постучали. Нас впервые навестил мистер Грэнберри.
   - Можно войти? - Он поцеловал жену, пожал мне  руку  и  поздоровался  с
миссис Каммингс. - Ну, Майра, как успехи?
   - Очень хорошо, милый.
   - Что вы читаете, дорогая?
   - Называется "Том Джонс".
   Обрывки университетской премудрости зашевелились у него  в  памяти.  Он
обернулся к миссис Каммингс:
   - Э... э... а это вполне годится для... я хочу сказать - для дамы?
   - Сэр, - отвечала миссис Каммингс  с  высоты  своего  профессионального
авторитета, - если бы в книге происходило что-то неподобающее, я попросила
бы мистера Норта немедленно вернуть ее в библиотеку. Ведь самое  важное  -
чтобы миссис Грэнберри было интересно, правда? Если ей читают  вслух,  она
никогда не капризничает. Я беспокоюсь, когда она капризничает.
   - Я посижу здесь минут десять. Не обращайте на меня внимания. Простите,
что прервал вас, мистер Норт. - Мистер  Грэнберри  занял  кресло  в  углу,
закинул ногу на ногу - они у него были длинные  -  и  подпер  щеку  рукой,
словно вновь слушал скучную лекцию по философии в Дартмутском колледже. Он
провел с нами четверть часа. Наконец он встал и, приложив палец  к  губам,
удалился. После этого он приходил раз в неделю, но ему не всегда удавалось
побороть сон. За субботу и воскресенье Майра прочла всего  "Тома  Джонса",
но решительно не желала высказаться по поводу прочитанного.


   Как-то я пришел с "Уолденом" под мышкой.
   - Добрый день, мистер Норт... Спасибо, я чувствую себя хорошо... Мистер
Норт, вы установили правило - правило насчет пятнадцати минут. Я тоже хочу
установить правило. Мое правило такое, что после первых сорока пяти  минут
мы полчаса отводим для разговора.
   - Извольте, миссис Грэнберри.
   Рядом с ней на столе стояли золоченые часы. Без четверти пять она  меня
прервала.
   - Теперь поговорим. Две недели назад, когда вы  сказали  что-то  насчет
"пустоты и бесцельности" ньюпортской жизни - что вы имели в виду?
   - Это были не мои слова. Я повторил вам то, что сказал Генри Джеймс.
   - У нас в Висконсине не увиливают. Вы сказали это, и сказали не  просто
так.
   - Я недостаточно знаю ньюпортскую жизнь, чтобы о ней  судить.  Я  здесь
всего несколько недель. Я не участвую в ньюпортской жизни.  Я  приезжаю  и
уезжаю на велосипеде. Большинство моих учеников - дети.
   - Не увиливайте. Вам,  наверно,  лет  двадцать  восемь.  Вы  учились  в
университете.  Вы  побывали  в  десятках  ньюпортских  домов.  Вы  полночи
просиживаете в "Девяти фронтонах". Вы  пьянствуете  в  "Мюнхингер  Кинге".
Перестаньте отделываться пустыми словами.
   - Миссис Грэнберри!
   - Не зовите меня больше мадам и не зовите меня миссис Грэнберри. Зовите
меня Майрой.
   Я повысил голос:
   - Миссис Грэнберри, я взял за правило: во всех домах,  где  я  работаю,
называть людей только по фамилии. И хочу, чтобы меня называли так же.
   - Да ну вас с вашими правилами! Мы же  из  Висконсина.  Что  вы  ведете
себя, как будто вы с Востока. Не будьте таким индюком.
   Мы свирепо глядели друг на друга. Миссис Каммингс сказала:
   - Ах, мистер Норт, может, вы сделаете исключение - раз вы оба... -  она
многозначительно на меня посмотрела, - висконсинцы.
   - Конечно, я подчинюсь любому требованию миссис Каммингс, но  только  в
этой комнате и только в ее присутствии. Я глубоко почитаю миссис Каммингс.
Она с Востока, и, по-моему, вам надо извиниться за то, что вы  назвали  ее
индюшкой.
   - Мистер Норт, миссис Грэнберри просто пошутила. Я совсем не обиделась.
   Я строго глядел на Майру и ждал.
   - Кора, я преклоняюсь перед вами, я очень вам обязана и простите  меня,
если я вас как-нибудь задела.
   Миссис Каммингс закрылась вязаньем.
   - Теофил, я обещаю не перебивать  вас,  если  вы  расскажете  про  свою
ньюпортскую жизнь - про ваших друзей, развлечения,  врагов  и  сколько  вы
зарабатываете.
   - Это не входит в наш договор, и мне не хочется, но я подчиняюсь.  Если
я буду называть имена, то это будут вымышленные имена. Я живу в  общежитии
Христианской  ассоциации  молодых  людей  и  коплю  деньги,  чтобы   снять
квартирку. Я туго схожусь  с  людьми,  но,  как  ни  странно,  приобрел  в
Ньюпорте новых друзей, которых высоко ценю. - Я рассказал им о  заведующем
казино, о полубезработном слуге Эдди ("который  разговаривает  совсем  как
некоторые персонажи "Дэвида Копперфилда"), о некоторых  моих  учениках  на
корте - в частности, о девушке по имени Анемона, которая очень  похожа  на
шекспировских девушек, и о миссис Уиллоби и ее  пансионе  для  слуг.  Я  с
чувством отозвался о  великодушии  и  благовоспитанности  миссис  Уиллоби.
Когда я кончил, на глазах у Майры были слезы. Наступило молчание.
   - Ох, Кора, почему я не служанка? Почему я не живу у миссис Уиллоби?  Я
была бы там счастлива. Мой  ребенок  родился  бы  просто  и...  благостно,
как... как агнец. Теофил, вы могли бы как-нибудь вечером взять нас с Корой
к миссис Уиллоби?
   -  Что  вы,  миссис  Грэнберри,  -  ужаснулась  праведная  Кора,  -   я
дипломированная сестра милосердия. Мне не дозволено.
   - Вы же ходите со мной на званые обеды.
   - Да, я сижу наверху, пока вы не соберетесь домой.
   - Майра, -  тихо  сказал  я,  -  это  невозможно.  Каждый  предпочитает
общество себе подобных.
   - Я не буду разговаривать. Мне только посмотреть на них - я  знаю,  это
будет хорошо для моего ребенка.
   Я кивнул, улыбнулся и сказал:
   - Время беседы кончилось.
   На  следующем  занятии  во  время  такого  перерыва  я  попросил  Майру
рассказать об ее друзьях, развлечениях, об ее врагах. Она задумалась. Лицо
ее помрачнело.
   -  Ну,  я  старею.  Жду  ребенка.  Завтракаю.  Потом  приходит  врач  и
спрашивает, как я себя чувствую.  За  это  он  получает  десять  долларов.
Потом, если день  солнечный,  мы  с  Корой  идем  на  пляж  Бейли.  Сидим,
закутавшись, в укромном углу, чтобы не пришлось ни  с  кем  разговаривать.
Сидим и смотрим, как плывут мимо старые ботинки и ящики из-под апельсинов.
   - Простите?
   - Мой отец владеет сотнями озер. Если бы хоть одно было таким  грязным,
как пляж Бейли, он бы его осушил и засадил деревьями. Что мы делаем потом,
Кора?
   - Вы ходите в гости, миссис Грэнберри.
   - Да, хожу в гости. Дамы. Мужчины  бывают  только  по  воскресеньям.  И
только по фамилии Грэнберри. В будни дамы сидят подолгу и играют в  карты.
Мне разрешается уйти пораньше, вздремнуть,  потому  что  я  "в  интересном
положении", как эта дама в "Джен Эйр". Потом являются  учителя.  Несколько
раз в неделю я хожу на званые обеды и вижу одних и  тех  же  людей  -  как
сказал ваш Генри Джеймс. И тут  я  ухожу  домой  пораньше  и  читаю,  пока
позволяет Кора. По-моему, больше и рассказывать не о чем.
   Я обернулся к миссис Каммингс:
   - А у вас можно спросить, чем вы занимаетесь в свободное время?
   Она взглянула на меня, как бы ожидая подтверждения. Я кивнул  и,  может
быть, даже подмигнул ей.
   - У меня есть в Ньюпорте старая  подруга.  Мы  вместе  учились  -  мисс
О'Шонесси. Она сестра-хозяйка в больнице. По четвергам, в шесть  часов,  с
любезного разрешения  миссис  Грэнберри,  меня  отвозят  на  ее  машине  в
больницу. Мисс О'Шонесси и я - иногда с ее приятельницами - идем обедать в
ресторан, в тот, что стоит у начала Скалистой аллеи. Мы вспоминаем времена
нашего учения и - это ведь  после  дежурства,  мистер  Норт,  -  мы  берем
немного "Старого Ирландского"... и смеемся. Почему - не  знаю,  но  сестры
больше смеются, когда они не  на  дежурстве.  А  в  воскресенье  утром  мы
вчетвером идем на мессу. Любим пройтись пешком  в  любую  погоду.  Но  мне
всегда приятно возвращаться в этот дом, миссис Грэнберри.
   Майра смотрела на нее.
   - Я знаю мисс О'Шонесси. Когда я приехала сюда во  второй  раз,  Джордж
разрешил  мне  вступить  в  Женское  общество   добровольных   сотрудников
больницы. Я была  в  восторге.  Остальные  годы  я  не  могла  работать  -
запрещали врачи. Надеюсь, мисс О'Шонесси меня  не  забыла:  по-моему,  она
хорошо ко мне относилась. Можно мне как-нибудь в четверг пойти с  вами?  -
Наступило молчание. - Я никогда  не  вижу  людей,  с  которыми  весело.  Я
никогда не вижу людей, которые мне нравятся. Я никогда не смеюсь,  правда,
Кора?
   - Миссис Грэнберри, вы все забываете! Вы смеетесь и меня смешите. Когда
я прихожу на кухню, меня часто спрашивают: "Над чем вы с миссис  Грэнберри
все время смеетесь?"
   - Майра, - сказал я строгим голосом, - пойти с вами обедать  в  четверг
вечером - совсем не такой праздник для миссис Каммингс.  Вы  и  так  часто
обедаете вместе.
   - Не обязательно в четверг вечером. У меня еще осталась добровольческая
форма. Мистер Норт, будьте добры, дерните звонок. - Появилась служанка.  -
Пожалуйста, попросите Мадлен принести в гардеробную мою больничную  форму.
Чулки и туфли мне не нужны, но пусть не забудет шапочку. Благодарю вас. Вы
ни разу не видели меня в форме, Кора... Не обязательно в четверг. Мы могли
бы пойти в какой-нибудь другой вечер  -  выпить  "Старого  Ирландского"  и
посмеяться. Врач говорит, немного виски мне совсем не вредно... К тому  же
я обожаю переодевания. Кора, вы  могли  бы  звать  меня  "миссис  Нилсон".
Неужели нельзя? Может быть, мисс О'Шонесси отпустят в какой-нибудь  другой
вечер. Мой муж - в правлении больницы; он может _все_.
   Мы поговорили  о  том,  как  осуществить  этот  план.  Майра  задумчиво
пробормотала:
   - Переодетой чувствуешь себя свободнее.
   В дверь постучали, и чей-то голос сказал:
   - Форма готова, миссис Грэнберри.
   Майра встала.
   - Одну минуту. - И вышла из комнаты.
   Миссис Каммингс призналась мне:
   - Врачи говорят, что ей надо разрешать все в разумных пределах.  Бедная
детка! Бедная детка!
   Мы ждали. Наконец она вошла, улыбаясь, просто  сияя,  -  _свободная_  в
этой форме, в этой шапочке. Мы захлопали в ладоши.
   - Я мисс Нилсон, - сказала она. Она наклонилась  к  миссис  Каммингс  и
ласково спросила: - Где болит, милая?.. Ну, это просто газы. Бывает  после
операции. Это признак, что все идет хорошо. Теперь вы  можете  забыть  про
свой аппендикс. - Она опять села в шезлонг. - Если бы я  была  сестрой,  я
была бы счастлива, я знаю... Мистер Норт, давайте больше не будем  сегодня
читать. Давайте просто поговорим.
   - Очень хорошо. О чем?
   - Все равно.
   - Майра, почему вы никогда не  высказываетесь  о  романах,  которые  мы
читаем?
   Она слегка покраснела.
   - Потому что... вы будете надо мной смеяться. Вы не поймете.  Для  меня
это так ново - эти жизни, эти люди. Иногда они живее настоящих людей. Я не
хочу о них говорить. Пожалуйста, давайте о чем-нибудь другом.
   - Очень хорошо. Вы любите музыку, Майра?
   - Концерты? Боже упаси! В Нью-Йорке по  четвергам  мы  ходим  в  Оперу.
Немецкие - самые длинные.
   - Театр?
   - Нет. Я ходила несколько раз. Все придуманное. Не то что романы; там -
настоящее. Почему вы об этом спрашиваете?
   Я помолчал. Что я делаю в этом доме? Я  сказал  себе,  что  зарабатываю
двенадцать долларов в неделю (хотя мои счета, посылаемые два раза в месяц,
до сих пор не оплачены); что делаю благое  дело,  приобщая  умную,  но  не
слишком образованную молодую женщину к хорошему чтению, которое поможет ей
легче переносить холодность мужа. Но меня угнетало - как и в других  домах
на Авеню, где я работал,  -  общение  с  людьми,  которым  слишком  дорого
обходятся их привилегии.
   Она спросила меня, почему я ее об этом спрашиваю.
   - Видите ли, Майра, существует теория, что женщине,  которая  готовится
стать матерью - если она хочет родить красивого  и  здорового  ребенка,  -
надо слушать красивую музыку и созерцать красивые предметы.
   - Кто это сказал?
   - Это очень распространенная теория. Особенно в нее  верят  итальянские
матери, и каждый может убедиться, что их мальчики и девочки выглядят  так,
будто они сошли со знаменитых итальянских картин.
   - А они есть в Ньюпорте - эти картины?
   - Нет, насколько я знаю, - только в книжках.
   Она сидела выпрямившись и смотрела на меня в упор.
   - Кора, вы когда-нибудь слышали об этом?
   - Конечно, миссис Грэнберри! Врачи всегда уговаривают дам  в  положении
думать о чем-нибудь приятном - да, да.
   Майра продолжала смотреть на меня почти сердитым взглядом.
   - Что вы сидите, как истукан? Скажите, что мне делать.
   - Лягте, пожалуйста, закройте глаза и послушайте меня  немного.  -  Она
о