яцы оставался один в Ньюпорте. Такое положение вполне  его  устраивало,
потому что женщина, на которой он собирался жениться, большую  часть  года
проводила здесь. Генри всегда одевался в отлично скроенные черные костюмы;
только  яркие  жилеты  выдавали  его  личный  вкус.  Он  был  любимцем   в
биллиардной Германа: его тихое подтрунивание вносило  элемент  чудачества,
экзотики.
   Он, должно быть, какое-то время  за  мной  наблюдал  и  догадался,  чье
объявление читал в газете, потому что однажды вечером, когда я уж  слишком
долго сидел на скамье для зрителей, он вдруг подошел и сказал:
   - Эй, профессор! Предлагаю три партии по четверти доллара, а?.. Как вас
звать, дружище?.. Тед Норт? Меня - Генри Симмонс.
   В то время когда мы познакомились,  Генри  был  очень  несчастлив.  Его
хозяин помогал, экспедиции фотографировать птиц Огненной  Земли,  и  Генри
тяготился  бездельем;  его   невеста   участвовала   в   каком-то   другом
путешествии, и он страдал от разлуки. Мы играли в относительном  молчании.
Мне все время везло, а может быть, Генри  скрывал  свое  искусство.  Когда
игра кончилась, биллиардная уже опустела. Он  предложил  мне  выпить.  Для
него заведение держало несколько ящиков эля; я,  по  обыкновению,  заказал
безалкогольное.
   - Ну так кто вы, Тед, и как вам живется? Я вам скажу, кто я такой. Я из
Лондона - и с двенадцати лет ни разу не был в школе. Я был чистильщиком  и
подметал парикмахерскую. Потом стал  поглядывать  повыше  и  сам  обучился
этому ремеслу. Потом пошел в слуги и стал "джентльменом при джентльмене".
   Со своим джентльменом он прибыл в нашу страну и в конце концов поступил
камердинером к Форрестеру. Он рассказал мне  о  своей  Эдвине,  горничной,
которая сопровождала хозяйку и других дам в плавании на  знаменитой  яхте.
Он показал мне яркие открытки, посланные с Ямайки, Тринидада  и  Багамских
островов, - жалкие утешения.
   Я тоже рассказал ему про свою жизнь  -  Висконсин,  Китай,  Калифорния,
учение, работа, Европа, война - и под конец объяснил, почему я в Ньюпорте.
Когда я кончил рассказ, мы  чокнулись,  и  это  означало,  что  мы  теперь
друзья. То была первая из многих игр - и бесед. Во второй  или  третьей  я
спросил его, почему игроки так неохотно  приглашают  меня.  Потому  что  я
приезжий?
   - Дружище, в Ньюпорте к  приезжим  относятся  очень  подозрительно.  Не
доверяют, вы поняли меня? Появляются разные типы, которые нам ни  к  чему.
Давайте сделаем вид, будто я не знаю, что вы человек свойский. Понятно?  Я
вам буду задавать вопросы. Мистер Норт, вас в Ньюпорт подослали?
   - Это как понять?
   - Вы работаете в какой-нибудь организации? Вас прислали сюда работать?
   - Я же вам сказал, почему я здесь.
   - Я вам задаю вопросы, как будто это игра. Вы - сыч?
   - Что?
   - Ну, сыщик?
   Я поднял руку, словно приносил присягу.
   - Клянусь богом, Генри, я в жизни ничем таким не занимался.
   - Когда я прочел в газете, что вы даете  уроки  латыни,  -  тут-то  все
стало ясно. Никто еще не слышал, чтобы сыщик кумекал по-латыни... Дело вот
какое: ничего плохого в этой работе  нет;  люди  по-всякому  зарабатывают.
Когда сезон начнется, их тут будет видимо-невидимо. Иную неделю тут каждый
вечер большой бал. В  честь  заезжих  знаменитостей  и  чахоточных  детей,
всякое такое. Бриллиантовые  колье.  Страховые  компании  подсылают  своих
людей. Наряжают официантами. Кое-кто из  хозяек  приглашает  их  даже  под
видом гостей. Глаз не сводят со сверканцев. Есть такие нервные семьи,  что
у них всю ночь у сейфа сидит сыщик.  Ревнивые  мужья  пускают  сыщиков  за
женами. Человек вроде вас приезжает в город - никого не  знает,  жить  ему
здесь вроде незачем. Может, он сыщик - или вор.  Порядочный  сыщик  первым
делом идет доложиться начальнику полиции, чтобы все начистоту.  Но  многие
не идут: очень любят секретность. Будьте уверены, вы тут трех дней еще  не
прожили, а начальник уже к вам присматривался. Это хорошо, что вы пошли  в
казино и нашли там старую запись про себя...
   - Да нет, это про брата.
   - Видно, Билл Уэнтворт зашел к начальнику и сказал, что доверяет вам.
   - Спасибо, что объяснили, Генри. Но тут, у Германа, все  решило  _ваше_
доверие.
   - У Германа тоже околачиваются сыщики, но кого мы не терпим здесь - это
сыщика, который притворяется не сыщиком.  Не  раз  случалось,  что  сыщики
крали изумруды.
   - А кем еще меня считали?
   - Я вам расскажу, постепенно. Теперь вы чего-нибудь расскажите.
   Я рассказал, что я узнал и умозаключил о роскошных деревьях Ньюпорта. Я
изложил ему свою теорию "Девяти городов Ньюпорта" (и шлимановской Трои).
   - Эх, слышала бы вас Эдвина! Эдвина обожает  сведения  -  и  вываривать
теории из этих сведений. Она  говорит,  что  люди  в  Ньюпорте  рассуждают
только друг о друге. Да, ей бы понравилось это, насчет деревьев - и насчет
девяти городов.
   - Я пока раскопал только пять.
   - Ну, может, их и пятнадцать. Вам бы потолковать об этом с  одной  моей
приятельницей, миссис Крэнстон. Я ей про вас рассказывал. Она говорит, что
хочет с вами познакомиться. Это особая честь, профессор,  потому  что  она
редко делает исключения: пускает к себе только слуг.
   - Я же слуга, Генри!
   - Позвольте вопрос: вот в эти дома, где у вас уроки, вы входите  в  них
через парадную дверь?
   - Ну-у... да.
   - Вас когда-нибудь приглашают пообедать или поужинать?
   - Два раза, но я никогда...
   - Вы не слуга. - Я молчал. - Миссис Крэнстон много о  вас  слышала,  но
говорит, что будет очень рада, если я вас приведу.
   У миссис Крэнстон было большое заведение около церкви святой  Троицы  -
три дома, стоявшие впритык, так что пришлось только пробить  стены,  чтобы
соединить их. При летней колонии Ньюпорта состояла  почтя  тысяча  человек
прислуги,  в  большинстве  "живущей";  заведение  миссис   Крэнстон   было
временным пансионом для многих, а для немногих -  постоянным  жилищем.  Ко
времени моего первого  визита  большинство  богатых  домов  (именовавшихся
"коттеджами") еще не  открылось,  но  слуги  были  высланы  вперед,  чтобы
подготовить их к сезону. Некоторые служанки из дальних домов по  Океанской
аллее боялись ночевать в одиночестве. Кроме того, миссис  Крэнстон  давала
приют  многочисленной  "запасной  прислуге"  -  свободной  рабочей   силе,
приглашаемой в особых случаях, - но подчеркивала при этом, что  у  нее  не
бюро найма. Ее дом  был  истинным  подарком  для  Седьмого  города  -  для
престарелых,   для   временно   безработных,   для   внезапно    уволенных
(справедливо,  а  чаще  несправедливо),  для   выздоравливающих.   Зал   и
примыкавшие к нему гостиные возле прихожей служили  как  бы  местом  общих
собраний и вечером по четвергам и воскресеньям бывали набиты битком.  Чуть
подальше находилась курительная, где подавали дозволенное пиво и фруктовые
воды и где собирались друзья  дома  -  лакеи,  кучера  и  даже  повара.  В
столовую допускались только постояльцы; даже Генри в нее не заходил.
   В заведении миссис Крэнстон  приличия  соблюдались  неукоснительно:  ни
один гость не  отваживался  произнести  здесь  некрасивое  слово,  и  даже
пересуды о хозяевах не должны были переходить границ. Позже я с удивлением
отметил, что истории о легендарном Ньюпорте - о пышной довоенной жизни:  о
войнах светских львиц, о грубости знаменитых хозяек, о вавилонской роскоши
маскарадов - вспоминались не часто; их все  слышали.  Последние  курортные
сезоны тоже  не  обходились  без  пышных  балов,  без  чудачеств,  драм  и
мелодрам, но  о  таких  происшествиях  упоминали  только  конфиденциально.
Миссис Крэнстон указывала, что обсуждать личную жизнь тех, кто кормит нас,
- не профессионально. Сама она присутствовала тут каждый вечер, но  отнюдь
не восседала в центре,  правя  беседой.  Она  сидела  за  каким-нибудь  из
столиков, предпочитая общество одного, двух или трех друзей.  У  нее  была
красивая голова,  благородная  прическа,  внушительная  фигура,  идеальное
зрение и идеальный слух. Одевалась она по образцу тех дам, в  услужении  у
которых провела свои молодые годы:  корсет,  черный  стеклярус,  полдюжины
шуршащих юбок. Ничто не доставляло ей большего удовольствия,  чем  просьба
дать совет  в  каком-нибудь  сложном  деле,  требующем  дипломатичности  и
житейской  мудрости,  полностью  свободной  от  иллюзий.  Мне  не   трудно
вообразить, что она спасла множество гибнущих душ. Она прошла все  ступени
служебной лестницы - от судомойки и уборщицы до горничной. По слухам  -  я
осмеливаюсь  повторять  их  лишь  много  десятилетий  спустя,  -  "мистера
Крэнстона" никогда не существовало (Крэнстон  -  городок  по  соседству  с
Ньюпортом), а в ее дело вложил деньги весьма известный  банкир.  Ближайшей
подругой миссис  Крэнстон  была  несравненная  Эдвина,  которая  постоянно
занимала на первом этаже комнату с выходом в  сад.  Эдвина  ожидала  давно
назревшей  кончины  алкоголика-мужа  в  далеком  Лондоне,  чтобы  справить
свадьбу с Генри Симмонсом. Некоторым  наблюдателям  были  ясны  выгоды  ее
комнаты с  отдельным  выходом  в  сад:  Генри  мог  прийти  и  уйти  когда
заблагорассудится, не вызвав скандала.
   У миссис Крэнстон было заведено,  что  все  дамы,  кроме  нее  самой  и
Эдвины, расходятся без четверти одиннадцать - кто по комнатам  наверху,  а
кто по своим городским жилищам. Джентльмены уходили в полночь.  Генри  был
любимцем хозяйки пансиона  и  в  отношениях  с  ней  проявлял  старомодную
учтивость. Именно этот последний час с четвертью доставлял Генри (и  нашей
хозяйке) больше всего удовольствия. Мужчины обычно оставались в  баре,  но
иногда к миссис Крэнстон присоединялся очень  старый  и  похожий  на  мощи
мистер Дэнфорт, тоже  англичанин,  который  служил  -  величественно,  без
сомнения - дворецким в больших домах Балтимора и Ньюпорта. Память  у  него
ослабела,  но  его  еще  приглашали  время  от  времени   украсить   своим
присутствием буфет или холл.
   В такой вот час Генри и представил меня миссис Крэнстон.
   - Миссис Крэнстон, я хочу, чтобы вы познакомились с моим  другом  Тедди
Но ртом. Он работает  в  казино  и,  кроме  того,  читает  вслух  дамам  и
джентльменам, у которых слабеет зрение.
   - Мне очень приятно с вами познакомиться, мистер Норт.
   - Спасибо, это большая честь для меня, мадам.
   - У Тедди, насколько я знаю, только один недостаток - он не мешается  в
чужие дела.
   - По-моему, это характеризует его с хорошей стороны, мистер Симмонс.
   - Миссис Крэнстон, Генри мне льстит. У меня было  такое  намерение,  но
даже за то короткое время, что я в Ньюпорте, я обнаружил, как трудно порой
избежать ситуации, которая вам не подвластна.
   - Наподобие одного неудачного побега на днях, если не ошибаюсь?
   Меня словно  громом  поразило.  Как  могли  просочиться  слухи  о  моем
маленьком приключении? Слова хозяйки  были  первым  сигналом  о  том,  как
трудно  в  Ньюпорте  сохранить  в  тайне  события,   которые   прошли   бы
незамеченными в большом городе. (В конце концов, слуг за то и хвалят,  что
они "предупреждают малейшее желание" хозяина; а это требует пристального и
неослабного внимания. Акуиднек - небольшой  остров,  и  ядро  его  Шестого
города невелико.)
   - Мадам, мне можно  простить,  что  я  пытался  помочь  моему  другу  и
работодателю в казино.
   Она опустила голову с еле заметной, но благосклонной улыбкой.
   - Мистер Симмонс, вы извините меня, если я попрошу вас  минуты  на  две
перейти в бар: я хочу сказать мистеру Норту кое-что для него важное.
   - Ну разумеется, милостивая государыня,  -  сказал  Генри  с  довольным
видом и покинул комнату.
   - Мистер Норт, в нашем городе отличная полиция и очень умный  начальник
полиции. Им приходится не только оберегать ценности некоторых граждан,  но
и  оберегать  некоторых  граждан  от  самих  себя  -  и  оберегать  их  от
нежелательной гласности. Независимо от того,  о  чем  вас  просили  две  с
половиной недели назад, вы выполнили просьбу  очень  хорошо.  Но  вы  сами
знаете, что это могло кончиться бедой. Если у вас  опять  возникнут  такие
затруднения, я надеюсь, вы со  мной  свяжетесь.  Мне  случалось  оказывать
услуги начальнику полиции, и  он  тоже  бывал  внимателен  и  услужлив  по
отношению ко мне и к некоторым моим гостям. - Она дотронулась до моей руки
и добавила: - Не забудете?
   - Ну конечно, миссис Крэнстон. Я очень признателен, что  вы  разрешаете
вас потревожить, если возникнет нужда.
   - Мистер Симмонс! Мистер Симмонс!
   - Да, мадам.
   - Присядьте к нам, пожалуйста, и давайте чуточку нарушим закон.  -  Она
звякнула колокольчиком и  дала  официанту  зашифрованный  приказ.  В  знак
хозяйского расположения нам  подали,  если  память  не  изменяет,  джин  с
содовой. - Мистер Симмонс говорит, что у вас  возникли  какие-то  мысли  о
деревьях в Ньюпорте и о  разных  частях  города.  Интересно  было  бы  это
услышать непосредственно от вас.
   Я рассказал - Шлиман, Троя и  прочее.  Мое  разделение  Ньюпорта  было,
разумеется, еще не закончено.
   - Прекрасно! Прекрасно! Спасибо. Ах, как интересно это будет  послушать
Эдвине. Мистер Норт, я, как и большинство моих гостей  на  верхнем  этаже,
прожила двадцать лет в том городе, где Бельвью авеню; но  теперь  я  держу
пансион в последнем из ваших  городов  и  горжусь  этим...  Генри  Симмонс
говорит, что джентльмены в биллиардной Германа принимали вас за сыщика.
   - Да, мадам, или еще за  какого-нибудь  нежелательного  типа  -  какого
именно, он не стал говорить.
   - Мадам, мне не хотелось чересчур угнетать нашего приятеля в первые  же
недели. Как вы думаете, достаточно ли он окреп и можно  ему  сказать,  что
его принимали еще за жигана либо за пачкуна?
   - Ну что за язык у вас, Генри Симмонс! Это называется "жиголо".  Да,  я
думаю, ему надо сказать все. Это может помочь ему в дальнейшем.
   - Пачкун, Тедди,  -  это  газетчик,  который  ищет  грязи,  охотник  за
скандалами. В сезон они слетаются сюда, как мухи. Пытаются подкупать слуг,
чтобы те им все рассказывали. Если не могут найти помоев - сами  стряпают.
В Англии то же самое - миллионы читают  про  пороки  богачей  и  радуются.
"Дочь герцога найдена в притоне курильщиков опиума. Читайте  подробности!"
А теперь - Голливуд и  кинозвезды.  Большинство  пачкунов  женщины,  но  и
мужчин хватает. Мы не желаем иметь с ними  ничего  общего,  верно,  миссис
Кранстон?
   Она вздохнула.
   - Трудно винить их одних.
   - Тедди вот ездит взад-вперед по Авеню, его тоже начнут прощупывать.  К
вам еще не подкатывались, старина?
   -  Нет,  -  честно  сказал  я.  И  поперхнулся:  ко  мне  действительно
"подкатывались", а я не понял, что под этим кроется. Флора Диленд!  Я  дам
отчет об этом позже. Мне пришло в голову, что  надо  держать  Дневник  под
замком: в нем уже содержались сведения, которых больше нигде нельзя найти.
   - А жиголо, мистер Симмонс?
   - Извольте, мадам. Я знаю, вы меня простите, если я буду давать  нашему
молодому другу то одну кличку, то другую. Так уж я привык.
   - И как вы теперь собираетесь называть мистера Норта?
   - Ну и зубы у него, мадам. Ослепляют меня.  Время  от  времени  я  буду
называть его "Кусачки".
   Ничего замечательного в моих зубах не было. Я уже объяснял, что  первые
девять лет прожил в Висконсине, великом молочном штате, и что помимо всего
прочего он наделяет детей великолепными зубами. Генри  не  зря  завидовал.
Дети, выросшие в центре Лондона, часто лишены этого преимущества;  он  все
время мучился зубами.
   - Понимаете, старина, люди у Германа подумывали, что вы тоже...?
   - Жиголо.
   - Благодарю вас, мадам. Это  по-французски  наемный  танцор  с  дальним
прицелом. В следующем месяце они нагрянут, как чума или саранча - охотники
за приданым. Понимаете, тут много наследниц, а молодых людей  их  сословия
нет. В наши дни молодые люди из хороших семей отправляются на  Лабрадор  с
доктором Гренфеллом - везут  сгущенное  молоко  эскимосам;  или,  как  мой
хозяин, фотографируют птиц на Южном полюсе; или едут на ранчо  в  Вайоминг
ломать ноги. А некоторые - в Лонг-Айленд, где, говорят,  гораздо  веселее.
Какому молодому человеку  охота  развлекаться  под  надзором  родителей  и
родственников?  Если  не  считать  Недели  парусной  регаты  и  теннисного
турнира, здесь не встретишь ни одного мужчины моложе тридцати.
   - Ни одного мужчины моложе сорока, Генри.
   - Благодарю вас, мадам. И вот, когда хозяйки желают  устроить  бал  для
своих прекрасных дочерей, они звонят на морскую базу своему дорогому другу
адмиралу  и  просят  его  прислать  сорок  молодых  людей,  которые  могут
станцевать вальс и уанстеп и не  споткнутся.  Опыт  научил  их,  что  пунш
хорошо разбавлять  чистой  родняновой  водой.  А  еще  что  они  делают  -
приглашают, скажем, на месяц гостей из посольств в  Вашингтоне  -  молодых
графов,  маркизов,  баронов,  которые  карабкаются  по  первым  ступенькам
дипломатической лестницы. Вот петрушка! Я приехал в вашу страну,  Кусачки,
как "джентльмен",  при  одном  Достопочтенном  -  шестиюродном  графа.  Он
обручился с дочкой доктора Босворта из "Девяти  фронтонов"  -  симпатичнее
парня вы не видели, - но  спал  до  полудня.  Засыпал  на  званых  обедах;
покушать любил, но не выдерживал перерывов между блюдами. Даже несмотря на
мои  тактичные  уговоры,  в  любое  место  опаздывал  на  час.  Его  жена,
энергичная, как пчелиный улей, ушла от него с круглым миллиончиком -  так,
но крайней мере,  говорят...  Все,  что  нужно  такому  шустрому  молодому
человеку, - это приятность в разговоре, пара лакированных  туфель,  _одно_
рекомендательное письмецо от какой-нибудь персоны - и все двери  для  него
открыты, включая казино. Вот мы и подумали сперва, что вы тоже из этих.
   - Благодарю вас, Генри.
   - Однако, миссис Крэнстон, мы бы с вами не поставили крест  на  мистере
Норте, если бы он подыскал себе киску  на  медных  рудниках  или  железных
дорогах, правда?
   - Я вам не советую, мистер Норт.
   - У меня нет таких планов, миссис Крэнстон, но можно полюбопытствовать,
почему вы против?
   - В супружестве у кого кошелек, у того и вожжи, а девушка,  за  котором
много денег, думает, что у нее и ума много. Больше я ничего  не  скажу.  К
концу лета у вас накопятся собственные наблюдения.
   Я получал большое удовольствие от  этих  вечерних  бесед.  И  если  мне
иногда  представлялось,  что  я  капитан  Лемюэль  Гулливер  и,   потерпев
кораблекрушение на острове Акуиднек, собираюсь изучать  местные  обычаи  и
нравы,  то  мне  едва   ли   могло   повезти   больше.   Телескопы   часто
устанавливаются на треногах. Одной моей опорой были  ежедневные  посещения
Авеню; другой - опыт и мудрость, к которым я приобщался у миссис Крэнстон;
третью еще предстояло найти.
   Я был неискренен, обещая миссис Крэнстон обратиться к ней, если  попаду
в сложное или опасное положение.  По  натуре  я  человек  самостоятельный,
предпочитаю держать язык за зубами и выкарабкиваться из своих  ошибок  без
посторонней  помощи.  Возможно,  миссис  Крэнстон   вскоре   узнала,   что
восемь-девять часов в неделю я занят в "Девяти  фронтонах"  -  "коттедже",
где  определенно  происходило   что-то   любопытное;   может   быть,   она
догадывалась, что меня затягивало в омут в доме  Джорджа  Ф.Грэнберри  при
обстоятельствах, которые в любую минуту могли стать лакомым  кусочком  для
"желтой прессы".
   В истории, которая связана с моим чтением в доме Уикоффов, я  прибег  к
ее помощи, и помощь была щедрой.



        "3. ДИАНА БЕЛЛ"

   И вот я езжу на велосипеде по Авеню туда и сюда и не только зарабатываю
на жизнь, но и откладываю деньги, чтобы снять небольшую квартиру.  Однажды
утром, в середине третьей недели, когда я кончил занятия с детьми в казино
и  собирался  принять  душ  и  переодеться,  чтобы  перейти   к   занятиям
академическим, меня остановил Билл Уэнтворт.
   - Мистер Норт, вы бы не могли зайти сюда к концу дня?
   - Да, конечно, Билл. В