никогда не был красивым мужчиной. Все, что есть во мне,  унаследовано
от предков, вместе с  шотландским  подбородком  и  висконсинскими  зубами.
Элегантные женщины никогда  не  шли  через  всю  комнату,  чтобы  со  мной
познакомиться. Я недоумевал, что кроется за этим дружелюбием,  -  и  вдруг
меня осенило: Флора Диленд была "пачкунья", газетная сплетница.  С  ней  я
очутился в Восьмом городе - прихлебателей и паразитов. Я сказал:
   - Миссис Дарли... мадам, как прикажете вас называть?
   - О, зовите меня мисс Диленд. - И беспечно  добавила:  -  Можете  звать
меня Флорой - я ведь работница.
   - Флора, о мисс Белл я не могу сказать ни слова. Я дал обещание.
   - Что вы, мистер Норт, это не для печати! Меня просто интересует  ум  и
изобретательность.   Мне   нравятся   находчивые   люди.    Я,    наверно,
несостоявшаяся романистка. Давайте будем друзьями. Ладно? - Я кивнул. -  У
меня ведь есть другая жизнь, не имеющая ничего общего с газетами.  У  меня
коттедж в Наррагансетте, и я люблю по субботам  и  воскресеньям  принимать
гостей. Для гостей - отдельный коттедж, он к вашим услугам. Всем нам время
от времени нужны перемены, правда? - Она встала и снова протянула руку.  -
Можно вам позвонить в ХАМЛ?
   - Да... да.
   - А как мне вас звать - Теофил?
   - Тедди. Предпочитаю, чтобы меня звали Тедди.
   - Вы должны мне рассказать про  доктора  Босворта  и  епископа  Беркли,
Тедди. Ну и семейка там, в "Девяти фронтонах"! Еще раз до свидания, Тедди,
и, пожалуйста, приезжайте в  мой  милый  маленький  "Кулик"  -  поплавать,
поиграть в теннис и в карты.
   Работница со ста двадцатью миллионами читателей, и фигурой, как у  Ниты
Нальди, и голосом, подобным дымчатому бархату, как у Этель Барримор...  О,
мой Дневник!


   Не к миссис  Крэнстон  обращаться  с  таким  вопросом.  Тут  требовался
мужской разговор.
   - Генри, - сказал я, когда мы натирали мелом кии у Германа, - а что  за
пачкуны подвизаются у нас в городе?
   - Странно, что вы это спрашиваете, - сказал он и продолжал игру.  Когда
мы кончили партию, он поманил меня к самому дальнему столу и заказал  наши
обычные напитки. - Странно, что вы это спрашиваете. Я вчера видел на улице
Флору Диленд.
   - Кто она?
   Во всех парикмахерских и биллиардных есть столы и  полки  со  свежим  и
старым чтивом для посетителей, ожидающих своей очереди.  Генри  подошел  к
такой кипе и безошибочно вытащил воскресное  приложение  одной  бостонской
газеты. Он развернул его и  расстелил  передо  мной:  "Нью-йоркский  судья
винит матерей в том, что в высших слоях общества  участились  разводы.  От
нашего специального корреспондента Флоры Диленд".
   Я прочел. Жуткая картина. Имена  не  названы,  но  для  читателя  более
искушенного, чем я, намеки прозрачны.
   - Ковбой, - продолжал Генри (он полагал, что Висконсин - сердце  Дикого
Запада). - Флора Диленд происходит из самых старинных  и  почтенных  семей
Нью-Йорка и Ньюпорта. Не из каких-нибудь там железнодорожных и угольных  -
настоящая Старая Гвардия. В родстве со всеми. Очень живая -  как  говорят,
"гуляет". Не обошлось  без  ошибок.  Можно  разбить  семью-другую,  но  не
разбивай семью, где разбивается капитал. Свою  долю  простительных  ошибок
она всю выбрала. Один лишился из-за нее наследства. Родственники не желают
ее знать. Вы улавливаете, дружище? Что делать бедной девушке?  В  долг  не
дает даже тетя Генриетта. Сколько можно? Тогда она берет  бумагу  и  перо;
становится пачкуньей - с пылу, с жару, вся подноготная. Вроде...  вроде...
ну, многие жены не укладываются в свой бюджет; боятся сказать мужьям;  где
мы  закладываем  нашу  бриллиантовую  диадему?  В  Висконсине   это   идет
нарасхват. Ну, то, что она пишет под  фамилией  Диленд,  более  или  менее
пристойно; но мы знаем, что она пописывает и под другими фамилиями. У  нее
есть колонка "Что мне шепнула Сюзанна" - подписывается "Белинда". Глаза на
лоб лезут. Видно, заколачивает большие деньги, так и эдак. Еще  разъезжает
с лекциями: "Девушки Ньюпорта". Смешные  истории  про  то,  какие  мы  тут
мартышки.
   - Генри, она все лето живет в Ньюпорте?
   - Куда ей тут деваться? В коттеджи Лафоржа ее и не подумают пустить.  В
"Мюнхингер Кинге" правило, то есть  говорится,  что  правило:  пускают  не
больше чем на три ночи. У нее дом в  Наррагансетте.  Там  веселее,  чем  в
Ньюпорте, - лучше пляжи, моложе публика, местечки поукромней,  клубы,  где
можно играть, - всякое такое.
   - Где она добывает сведения?
   - Никто не  знает.  Может  быть,  свои  агенты  -  например,  сестры  в
больницах. Пациенты болтают.  Много  болтают  в  косметических  кабинетах.
Слуги - почти никогда.
   - Она красивая, Генри?
   - Красивая? Красивая?! У нее лицо как у лошади.
   Пришло  приглашение  в  "Кулик".  В  субботу,  к  обеду,  и   до   утра
понедельника: "Купальных костюмов для вас тут сколько угодно.  Но  он  вам
понадобится только днем. В полночь мы часто купаемся au  naturel  [нагишом
(фр.)], чтобы остыть". Простыть, я полагаю: в Новой Англии  до  августа  в
воду влезть невозможно.
   Я отправлялся туда, чтобы привлечь Флору Диленд к  осуществлению  моего
ПЛАНА, касавшегося дома Уикоффов; Флора Диленд пригласила меня потому, что
хотела получить от меня нужные сведения. Я предвидел сделку в той или иной
форме. Я хотел попросить ее об услуге. Возможности завести небольшой роман
я всерьез не рассматривал; я никогда не занимался таким делом  с  женщиной
почти на пятнадцать лет старше меня, но как поется в старом гимне:  "Когда
зовет опасность или долг - спеши, не медли".
   Я думал о том, как бы мне с моим велосипедом покинуть остров  незаметно
для полиции и жителей. Выручил случай. Когда я  ждал  на  причале  первого
парома (в  те  дни,  как,  вероятно,  помнит  читатель,  до  Наррагансетта
добирались на двух паромах), меня окликнули из стоявшей машины:
   - Герр Норт!
   - Герр барон!
   - Вас подвезти? Я еду в Наррагансетт.
   - Я тоже. У вас найдется место для моего велосипеда?
   - Конечно.
   Это был барон Эгон Бодо фон Штамс, которого  я  много  раз  встречал  в
казино и развлекал своей воодушевленной, но не совсем объезженной немецкой
речью. Всем, кроме Билла Уэнтворта и меня, он был известен  как  Бодо.  Он
был атташе австрийского посольства в Вашингтоне и второй  раз  приехал  на
летний отпуск в Ньюпорт - гостем в дом Венеблов "Прибойный мыс", хотя сами
хозяева отсутствовали. Он был симпатичнейший малый.  Двумя  годами  старше
меня, искренний и добрый до наивности. Я сел в машину и пожал ему руку. Он
сказал:
   - Меня пригласила на субботу мисс Флора Диленд - вы ее знаете?
   - Я тоже приглашен.
   - Чудесно! А то я не знал, кого там встречу.
   Мы поговорили о том о сем. На втором пароме я спросил:
   - Герр барон, где вы познакомились с мисс Диленд?
   Он рассмеялся:
   - Она подошла ко мне и  представилась  на  благотворительном  базаре  в
пользу увечных детей в церкви на Спринт-стрит.
   Полчаса я помалкивал. Но когда мы подъехали к  воротам  нашей  хозяйки,
сказал:
   - Герр барон, остановите на секунду машину. Я хочу  убедиться,  что  вы
понимаете, куда едете.
   Он остановил машину и вопросительно посмотрел на меня.
   - Вы дипломат, а дипломат  всегда  должен  точно  знать,  что  творится
вокруг него. Что вы знаете о мисс Диленд - и в чем ее интересы?
   - Да мало что знаю, старина. (Бодо учился в Итоне.) Только, что  она  -
родственница Венеблов и писательница; романы и так далее.
   Помолчав, я сказал:
   - Венеблы не приглашают ее к себе по меньшей мере пятнадцать  лет.  Они
могут очень обидеться, если узнают, что вы у нее гостили. По рождению  она
принадлежит к их классу и кругу, но выбыла из него.  Не  спрашивайте  меня
как: я не  знаю.  Зарабатывает  она  тем,  что  поставляет  каждую  неделю
статейки о так называемом свете. В Вене у вас есть такие журналисты?
   - Да, есть, политические! Очень грубые.
   - Ну, а мисс Диленд очень грубо пишет о частной жизни отдельных людей.
   - И обо мне напишет грубо?
   - Я думаю, нет, но  скажет,  что  вы  у  нее  гостили,  и  это  придаст
достоверность ее историям о других людях - например, Венеблах.
   - Но это ужасно!.. Спасибо, спасибо, что сказали.  Я,  пожалуй,  высажу
вас возле дома, вернусь в Ньюпорт и позвоню ей, что у меня грипп.
   - Герр барон, по-моему, это будет мудро. Вы представляете свою страну.
   Он обернулся и спросил меня напрямик:
   - Тогда почему вы к ней идете? Если она так некрасиво поступает,  зачем
вы здесь?
   - Ну, герр барон...
   - Не зовите меня "герр барон"! Зовите  меня  Бодо.  Если  вы  настолько
добры, что открыли мне глаза на мою ошибку, будьте добры до конца и зовите
меня Бодо.
   - Спасибо. Я буду звать вас Бодо  только  в  этой  машине.  Я  служащий
казино, я учитель с велосипедом и получаю по часам.
   - Но мы в Америке, Теофил. - Какое прекрасное имя! - Здесь  через  пять
минут все зовут друг друга по имени.
   - Нет, мы не в Америке. Мы в  маленькой  экстерриториальной  провинции,
где к сословным различиям еще более чутки, чем в Версале.
   Он рассмеялся, потом серьезно повторил:
   - Почему вы здесь?
   - Я скажу  вам  в  другой  раз.  -  Я  показал  на  дом.  -  Это  часть
ньюпортского   полусвета.   Мисс   Диленд,   что   называется,   declassee
[деклассированная (фр.)]. Ее подвергли остракизму, но летом она  только  и
думает что о Ньюпорте - своем Потерянном рае. Я не знаю, кто  еще  сегодня
будет, но подонки держатся вместе - так же, как вы, сливки.
   - Я иду с вами. Мне все равно, что она обо мне напишет.
   Он запустил мотор, но я не дал ему тронуться.
   - Мне Флора Диленд интересна.  Она  настоящая  пария.  Она  знает,  что
занимается унизительным делом, но при этом в ней есть какая-то отвага. Как
по-вашему, она красива?
   - Очень красива. Она похожа на фламандскую мадонну из слоновой кости. У
нас есть такая. Черт побери, Теофил, я тоже  хочу  на  это  поглядеть.  Вы
совершенно правы: я живу на маленькой арене, как цирковая лошадь. Мне надо
видеть и подонков. Если Венеблы про это услышат, я извинюсь. Я извинюсь до
того, как они услышат. Скажу: попал впросак - я иностранец.
   - Бодо, но ведь может услышать и ваш  посол.  Сегодня  гости  наверняка
напьются; будут бить посуду. Всякое может случиться. Флора  намекала,  что
мы, возможно, пойдем купаться mutternackt  [в  чем  мать  родила  (нем.)].
Соседи донесут, и полиция заберет нас в каталажку. Это  будет  пятнышко  в
вашем послужном списке, герр барон, извините, Бодо.
   С минуту он молчал.
   - Но я хочу это видеть. Теофил, позвольте мне там  пообедать.  Потом  я
скажу, что жду звонка из Вашингтона и должен вернуться в Ньюпорт.
   - Хорошо, но скажите с порога. В  субботу  последний  паром  отходит  в
двенадцать.
   Он радостно хлопнул меня по спине:
   - Du bist ein ganzer Kerl! Vorwarts [Ты молодец! Вперед (нем.)].
   "Кулик"  был  хорошенький  приморский   коттеджик   дедовских   времен:
готические завитушки орнамента, стрельчатые окна  -  жемчужина.  Дворецкий
отвел нас к дому для гостей, где  нас  встретила  служанка  и  развела  по
комнатам. Бодо присвистнул: серебряные щетки для волос, кимоно и  японские
сандалии для  купанья.  На  стенах  афиши  Тулуз-Лотрека,  на  столиках  -
"Светский календарь"  и  "Великий  Гэтсби".  Служанка  сказала:  "Господа,
коктейли в семь".
   Бодо подошел к моей двери:
   - Теофил...
   - Герр барон, как раз здесь я хочу, чтобы  ко  мне  обращались  "мистер
Норт". Что вы хотели спросить?
   - Скажите еще раз, с кем мы будем сидеть за столом.
   - Некоторые ньюпортцы помещают тут  на  лето  своих  любовниц  -  будем
надеяться, что две-три таких будут. Воры по драгоценностям - вряд  ли,  но
могут быть сыщики от страховых компаний, которые их ловят. Не обойдется  и
без молодых людей, которые желают протиснуться в "свет"  -  иначе  говоря,
искателей наследства.
   - Ну-у!
   - Мы все авантюристы, чужаки, сомнительная публика.
   Он застонал.
   - И я должен в одиннадцать уехать! А вам-то ничего не грозит?
   - Я вам скажу еще одну причину, почему я здесь.  Я  выполняю  тщательно
продуманный ПЛАН, для чего мне нужна помощь Флоры Диленд.  Это  никому  не
причинит ущерба. Если все получится, я расскажу вам  подробности  в  конце
сезона.
   - Столько ждать?
   - Во время обеда я собираюсь  на  короткое  время  овладеть  застольной
беседой; если будете слушать внимательно, получите представление о  первых
шагах в моей стратегии.
   Нас просили  не  переодеваться  к  обеду,  но  Флора  встретила  нас  в
роскошном платье -  желтого  шелка  с  желтыми  бархатными  нашивочками  и
желтыми кружевными штучками, все желтое  разных  оттенков.  На  моем  лице
выразилось восхищение.
   - Мило, правда? - сказала она беспечно. - Это  от  Ворта,  1910  год  -
носила моя матушка. Барон,  я  счастлива  вас  видеть.  Вам  коктейль  или
шампанское? Я пью только шампанское. За обедом мы  поговорим  об  Австрии.
Когда я была девочкой, моих родителей  представили  вашему  императору.  Я
была, конечно, совсем маленькая, но помню, как он каждый день прогуливался
в Ишле.
   Бодо принес  прочувствованные  извинения,  что  ему  надо  вернуться  в
Ньюпорт для важного телефонного  разговора  с  посольством  в  воскресенье
утром.
   - Мой шеф отводит воскресенье для самых важных дел, и  меня  известили,
что он будет звонить.
   - Какая жалость, барон! Вы должны приехать  как-нибудь  в  другой  раз,
когда будете свободны.
   За столом собралось десять человек, из них только четверо - женщины.  В
том числе  -  очаровательная  французская  девушка,  мадемуазель  Демулен,
которая сидела рядом с Бодо и (как он рассказал мне позже) все  время  его
пощипывала,  на  что  он  галантно  отвечал.  Ее  шофер,  смахивавший   на
телохранителя, пришел  за  ней  в  половине  одиннадцатого,  и  она  нежно
рассталась со своим "bon petit Baron Miche-Miche" [милым маленьким бароном
Миш-Миш (фр.)] (в Бодо было шесть футов росту).  Еще  там  сидела  грузная
пожилая дама,  в  прошлом  -  шепнула  мне  Флора  -  знаменитая  артистка
музыкальной комедии; она была увешана драгоценностями и не произносила  ни
слова, зато ела и ела, по две порции всего, что подавали.  Еще  -  молодая
чета Джеймсонов из Нового Орлеана, снявшая на лето коттедж  по  соседству,
крайне степенная и явно испытывавшая растерянность. Я сидел слева от Флоры
и  рядом  с  миссис  Джеймсон.  Я  спросил  миссис   Джеймсон,   где   она
познакомилась с мисс Диленд.
   - Мы познакомились случайно, тут, в деревне. Она выручила  моего  мужа,
когда его остановила дорожная полиция, а потом  пригласила  нас  на  обед.
Мистер Норт, кто эти люди?
   - Я не могу их обсуждать в этих стенах. Предоставляю этот вопрос  вашей
проницательности.
   - Моей проницательности очень не по себе.
   - Вы на верном пути.
   - Благодарю вас. Мы уйдем, как только позволят приличия. А как же вы?
   - Ну, миссис Джеймсон, я саламандра. Могу жить  в  огне,  в  воде  и  в
воздухе.
   И наконец, тут  были  три  молодых  человека,  прекрасно  одетые  ("Как
одеться к неофициальному обеду на модном курорте"), постепенно пьяневшие и
весьма раскованные.
   Разговор зашел о прошлом летнем сезоне в Ньюпорте - о балах и  вечерах,
куда их приглашали или не приглашали, о знаменитых хозяйках, чей  идиотизм
не поддается описанию, о беспросветной скуке "всей этой жизни".
   Наконец я выбрал минуту и заговорил:
   - Флора, мне кажется, одна из самых удивительных особенностей  Ньюпорта
- деревья.
   - Деревья? - Все взгляды устремились на меня.
   Я описал породы, ввезенные путешественниками и гарвардскими учеными.  Я
посетовал на скудость почвы и картинно изобразил длинные  караваны  телег,
везущих землю из Массачусетса (мой домысел, но вполне вероятный). Я назвал
ливанские кедры и бо,  дерево  Будды  ("Если  уснуть  под  ним,  приснится
нирвана; я получу разрешение попробовать на той неделе"), чилийское дерево
тара-тара, которое облетает  всякая  птица;  эвкалипт  из  Австралии,  чья
камедь излечивает астму, ясень Иггдрасиль  -  "дерево  жизни",  чьи  ягоды
прогоняют меланхолию и отвращают молодых от самоубийства ("Один такой есть
в саду Венеблов, где живет барон").
   Бодо глядел с изумлением.
   - Тедди, - вскричала Флора, - да вы  ангел!  Я  могу  сделать  об  этом
статью!
   -  Да,  в  Ньюпорте  много  необычайного.  Например,  дом,  о   котором
знаменитый итальянский архитектор доктор Лоренцо  Латта  сказал,  что  это
самый красивый дом в Новой Англии - и самый здоровый. К тому яге  построен
в девятнадцатом веке. Он назвал его "Дом, который дышит", "Дом с легкими".
   - Дом с легкими! Какой же это дом?
   - Вы, наверно, его не знаете. В Ньюпорте  есть  дом,  где  большой  зал
обладает  такой  совершенной  акустикой,  что  Падеревский,  сыграв   там,
разрыдался; он попросил прощения у публики, сказав, что в жизни  не  играл
так хорошо.
   - Что это за дом?
   - Я почти уверен, что вы его не  знаете.  Когда  там  выступал  великий
норвежский скрипач Уле Булль, он играл, конечно, на своем  Страдивари;  но
потом он сказал, что сама комната - лучший в мире Страдивари.
   - Тедди! Где вы такое откапываете?
   - В Ньюпорте есть дом, где одно время жила в качестве  няньки  скромная
женщина, монахиня сестра  Коломба.  Возможно,  ее  вскоре  канонизируют  -
святая Коломба Ньюпортская. Вечером перед воротами дома собираются простые
люди и стоят на коленях. Полиция не знает, что с  ними  делать.  Можно  ли
арестовать коленопреклоненных людей за нарушение порядка?
   Флора была ошеломлена. Старая дама перестала жевать. Жиганы, втируши  и
сыщики дико озирались в поисках крепких напитков.
   - Флора, если бы вы могли написать об этом...
   - А вы почему не напишете?
   - Я писать  не  умею,  Флора.  Вы  принадлежите  к  числу  наших  самых
знаменитых писателей. Вы пишете о Ньюпорте без конца, но по большей  части
это сатира. Если вы начнете писать о  привлекательных  сторонах  Ньюпорта,
все ваши родственники будут очень довольны - право же, очень.
   Это дошло. Вид у нее был изумленный. Потом под скатертью  она  ущипнула
меня за то, что принято называть бедром. Когда мы встали из-за стола,  она
прошептала:
   - Вы  прелесть!  Вы  чудо!  И  по-моему,  чуточку  бес!..  Джентльмены,
отправляйтесь в курительную. А вы, барон,  не  позволяйте  им  перепиться.
Позже мы все пойдем купаться. Я не хочу, чтобы у вас делались  судороги  и
вы тонули. Такое случалось _слишком_ часто.
   Мы с Бодо вышли в сад.
   - Тедди, намекните хотя бы,  к  чему  вы  клоните,  -  что  за  военные
хитрости. По крайней мере, мне будет о чем подумать по дороге в Ньюпорт.
   - Хорошо, намекну. У вас есть замок?
   - Да.
   - Старый?
   - Да.
   - И говорят, что с привидениями?
   - Да.
   - Вы хоть одно видели?
   - Тедди, за кого вы меня принимаете! Привидений нет.  Это  слуги  любят
пугать себя разговорами о привидениях.
   - Слуги у вас держатся?
   - Из поколения в поколение.
   - Так вот, я сейчас изгоняю нечистую силу из дома, где слуги не  желают
оставаться после наступления темноты.  Все  эти  три  дома,  о  которых  я
предлагаю Флоре написать, - один дом. Суеверие - черная магия; одолеть  ее
можно только с помощью белой магии. Подумайте об этом.
   Он  посмотрел  вверх  на  звезды;  он  посмотрел  вниз  на  землю;   он
рассмеялся. Потом положил мне руку на плечо и сказал:
   - Вы знаете, Тедди, вы - обманщик.
   - В каком смысле?
   - Вы притворяетесь, будто у вас нет цели в жизни.
   Он улыбнулся и покачал головой. Потом стал очень серьезен; я никогда не
видел Бодо очень серьезным.
   - Боюсь, что скоро и мне  придется  попросить  у  вас  совета.  У  меня
большие затруднения.
   - В Ньюпорте?
   - Да, в Ньюпорте.
   - Дело терпит?
   Серьезность его превратилась в горечь:
   - Да, терпит.
   Я не представлял себе, какие могут быть "затруднения" у Бодо. Не считая
некоторой наивности (правильнее будет сказать - невинности, чистосердечн