пно  изображает  эту  петрушку  с  врачом,
правда, миссис Крэнстон? Она говорит, что любого мужчину старше семидесяти
можно в два счета сделать иппохануриком - нужно  только  немного  любви  и
внимания. А старухи - она говорит - и без этого все...
   - Я - нет, Генри.
   - Вам далеко до этого возраста, миссис Крэнстон, - и  Господь  наградил
вас организмом и фигурой статуи Свободы.
   - Я не падка на комплименты, Генри. Продолжайте ваш рассказ.
   - Так вот, дружище, Почетному Караулу есть о чем волноваться, - вы меня
поняли? Например, _любимчики_! Одного сына любят больше,  другого  меньше,
одну дочь больше, другую меньше, и так - до новорожденной  внучки.  Жуткое
дело! Затем эта вечная  Стариковская  Дурь  -  влюбляется  в  сиделку  или
секретаршу. Или из Европы приезжает разведенная красотка, дергает  его  за
бороду и гладит ему руки прямо за обеденным столом. Старая дама влюбляется
в своего шофера - мы это наблюдали десятки раз. Почетный Караул приходит в
бешенство. В бешенство - и начинает действовать. Мы  тут  видели  довольно
жуткие действия. Гони его! Дави его!
   - Вы забыли еще одно, Генри.
   - Ага, что же я забыл, мадам?
   - Ходатаи - ходатаи по благородным делам...
   - Как же я мог забыть! Всеобщий  мир.  Колледж  назовут  вашим  именем!
Эскимосы. Падшие женщины -  в  большой  чести.  Старики  горюют  о  падших
женщинах.
   - Собачьи кладбища, - сказал мистер Гриффин.
   - Как вы находчивы сегодня, мистер Гриффин! А из-за этого  он  отнимает
кусок хлеба у родных и любимых.
   В комнате как будто стало чересчур жарко.
   - Какие же действия они предпринимают, Генри? - спросил я.
   - Ну, они могут действовать  двояко,  так  ведь?  Чтобы  избавиться  от
любимчика - клевета, сплетня.  Даже  если  это  их  ближайший  родич.  Это
просто. Но "высшая из целей", как сказал  поэт,  -  вынуть  перо  из  руки
великого Моголя - лишить его силы подписывать чеки. Довести его  до  того,
чтобы он рехнулся. Сделался дряхлым и плаксивым. Опека - размягчить его до
опеки.
   - Ужас! - сказала миссис Крэнстон, качая головой.
   - Они пускают строем своих врачей и адвокатов. Да  мы  знаем  Моголя  в
этом городе, который не выходит на улицу десять лет...
   - Восемь, Генри.
   - Вы правы, как всегда, миссис Крэнстон.
   - Без фамилий, Генри.
   - Он здоров, как мы с вами. Они его уговорили, что у него рак  диванной
подушки. Из Нью-Йорка приезжают именитые специалисты  -  без  специалистов
такого не провернешь; специалисты - лучшие друзья  Почетных  Караульщиков.
Из Нью-Йорка приезжает доктор Иголка-с-Ниткой  и  говорит  ему,  что  пора
сделать еще одну маленькую операцию. Моголя увозят и срезают ему маленький
кусочек кожи с одного места.  Сестры  помирают  со  смеху.  "Десять  тысяч
долларов, будьте любезны".
   - Генри, я бы сказала, что вас немного заносит.
   - Меня простят, если я преувеличу. Тедди  в  городе  недавно.  Кто  его
знает, когда он может налететь на такую историю.
   - Поговорим о чем-нибудь веселом, Генри. Тедди,  кому  вы  в  последнее
время читали?
   - По большей части, я готовлю  детей  к  возвращению  в  школу,  миссис
Крэнстон. Пришлось отказаться от  нескольких  предложений.  По-моему,  тут
началось легкое помешательство: проследить свою генеалогию  до  Вильгельма
Завоевателя.
   - Оно всегда было.
   Беседа текла плавно.
   Я вернулся к себе в задумчивости.


   Очередные  занятия  в  "Девяти  фронтонах"  должны  были  состояться  в
воскресенье утром. Доктор Макферсон внезапно  решил,  что  поздние  чтения
противопоказаны. К моему удивлению, доктор Босворт был  одет  по-уличному.
Он спорил со своей сиделкой:
   - Мы не нуждаемся в вашем обществе, миссис Тэрнер.
   - Но я должна выполнять распоряжения доктора Макферсона. Я должна  быть
все время около вас, доктор Босворт.
   - Будьте добры, покиньте комнату и закройте дверь, миссис Тэрнер.
   - Боже мой! Что мне делать! - воскликнула она и ушла.
   Он прошептал:
   - Подслушивает! Все время подслушивает! - Его глаза шарили по  потолку.
- Мистер Норт, будьте добры, встаньте на этот стул и  посмотрите,  нет  ли
там какого-нибудь граммофона, который слушает, о чем здесь говорят.
   - Нет, доктор Босворт, - сказал я громким голосом, - я  нанялся  читать
вслух. Я не электрик.
   Он приложил ухо к двери в спальню.
   - Она звонит по всем домашним телефонам... Ну-ка, пойдемте со мной.
   Мы направились через большой холл к выходу. Пока мы  шли,  по  лестнице
плавно спустилась миссис Леффингвелл.
   - Доброе утро, милый папа. Доброе утро, мистер Норт. Мы все  собираемся
ко второму завтраку. Я  пришла  пораньше  -  узнать,  поедет  ли  Салли  в
церковь. Она никак не решит. А мне больше хочется послушать чтение. Мистер
Норт, уговорите, пожалуйста, папу, чтобы он мне разрешил.  Я  буду  сидеть
тихо как мышь.
   Что-то в ее голосе удивило и огорчило отца. Он пристально посмотрел  на
нее и сказал:
   - И ты,  Мэри?  -  Потом  резко  добавил:  -  Наши  разговоры  тебе  не
интересны. Беги лучше в церковь... Мы идем в прибрежную рощу, мистер Норт.
   Утро было великолепное. Он не взял с собой никакой книги.  Мы  посидели
молча на скамье под большими деревьями. Вдруг я заметил, что глаза доктора
Босворта устремлены на меня со страдальческим выражением - с отчаяньем.
   - Мистер Норт, я, наверно, должен объяснить вам, в чем мое несчастье. Я
страдаю от почечного расстройства, которое, по словам врачей,  может  быть
вызвано гораздо более серьезной болезнью - смертельным  заболеванием.  Мне
это кажется очень странным, потому  что  -  не  считая  некоторых  местных
раздражений - я не испытываю  никакой  боли.  Но  я  не  медик;  я  должен
полагаться на суждение специалистов. - Он впился в меня глазами. - Одно из
побочных последствий этой несчастной болезни - то,  что  каждые  десять  -
пятнадцать минут я  испытываю  потребность  помочиться  -  или  попытаться
помочиться.
   Я  отвечал  ему  взглядом  настолько   серьезным,   насколько   это   в
человеческих силах.
   - Но как же, доктор Босворт, мы с вами сидим в вашем кабинете часами, и
вы ни разу не выходите из комнаты.
   - В том-то и нелепость. Возможно, все идет от сознания - как  постоянно
доказывает епископ Беркли! Пока я у себя дома - так сказать, сижу тихо,  -
я не испытываю  никаких  неудобств.  Я  убежден,  что  это  -  не  обычный
старческий недуг: не предстательная железа.
   (Вот дьявол! Вот нелегкая! Сейчас же  уволиться!..  Притом  каждые  две
недели я посылал счет миссис Босворт, моему официальному нанимателю, и она
никак не откликалась. Я здесь пятую неделю. Она должна  мне  шестьдесят  с
лишним долларов!)
   Старик продолжал:
   -  Я  много  лет  служил  нашей  стране  на  дипломатическом   поприще.
Торжественные  церемонии  часто  затягиваются.  Похороны   государственных
деятелей, бракосочетания,  крестины,  открытия  парламентов,  национальные
праздники. Непредвиденные задержки! Метели в Финляндии, ураганы в Бирме!..
Ожидание на вокзалах, ожидание на трибунах. Я  возглавлял  делегации...  Я
всегда был здоровым человеком, мистер Норт, но я стал  страшиться  этой...
этой маленькой нужды. Теперь я понимаю, что все идет от сознания.  Епископ
Беркли! Я понимаю, врачи смеются надо мной за  глаза.  Один  врач  снабдил
меня чем-то вроде козьего вымени. - Тут он закрыл лицо руками, бормоча:  -
Я умру в этом доме или в их несчастной больнице.
   Наступило молчание. Он опустил руки и прошептал:
   - Самое худшее, что вокруг начинают думать, будто я  не  в  своем  уме.
_По-вашему_ - я не в своем уме?
   Я  поднял  руку,  призывая  к  молчанию,  и  он   подчинился.   Я   был
безапелляционен, как судья, и важен, как филин.
   - Доктор Босворт, для меня оно не новость - ваше почечное расстройство.
Я знаю о нем все.
   - Что вы сказали? - Он схватил меня за рукав. - Что вы сказали, юноша?
   - Однажды летом я  уехал  из  Йейла  во  Флориду  и  на  одном  курорте
устроился инструктором по плаванию и другим видам спорта. Налетел ураган -
они там не редкость. Туристы разъехались. Я остался без работы. И тогда  я
стал  водителем  грузовика.  Дальние  рейсы:   Майами   -   Уинстон-Салем,
Санкт-Петербург - Даллас. Так вот, на уме у водителя грузовика  три  вещи:
премия за скорость, не уснуть за рулем и почечные нарушения. От того,  что
целый день  сидишь  и  трясешься  в  кабине,  в  этих  каналах  начинаются
неполадки - раздражения. Водить грузовик - беда  для  почек.  У  некоторых
возникает боязнь задержки: боятся, что больше не смогут пописать. У других
- то же, что у вас: постоянный позыв. Конечно, они могут выйти,  когда  им
надо, но ничего не получается. У меня есть идея.
   - _Идея?_ Какая... какая идея?
   - Завтра у меня совсем мало занятий.  Можно  их  отменить.  Я  поеду  в
Провиденс на стоянку грузовиков. Там продают таблетки от сонливости и одно
приспособление. Называется оно очень неприлично, не буду говорить  как.  Я
вам его привезу, и как-нибудь мы с вами  съездим  в  "Уайтхолл",  испытаем
его.
   По щекам старика текли слезы.
   - Если вы это сделаете, мистер Норт, если вы это  сделаете,  я  поверю,
что Бог есть. Поверю. Поверю.
   Я ни разу не был во Флориде с восьмилетнего  возраста.  Я  ни  разу  не
водил грузовик дальше чем на двадцать миль - у нас была подсобная машина в
школьном лагере. Но в казармах набираешься самых разных  сведений,  в  том
числе - скатологических.
   - Утром у меня три ученика. Я попрошу вас оплатить отмененные уроки,  а
также поездку в Провиденс  и  само  приспособление,  которое  надеюсь  там
достать. Я живу на строгом бюджете, доктор Босворт. Думаю, что мы уложимся
в двадцать  долларов.  Может  быть,  приспособление  обойдется  дороже.  Я
представлю вам подробный отчет. Послать его вам или миссис Босворт?
   - Что?
   Я твердо продолжал:
   - Я посылаю миссис Босворт счета за чтение каждые две недели, но до сих
пор ничего не получил. Счета у нее.
   - Что? Я не понимаю!
   - Для поездки в Провиденс мне понадобятся деньги.
   - Идемте в дом. Сейчас же идемте в дом.  Я  потрясен.  Я  убит,  мистер
Норт.
   Он помчался к дому, как напуганная лошадь. В дверях ему попался Виллис.
   - Виллис, скажите миссис Босворт, чтобы она принесла ко мне  в  кабинет
мою чековую книжку вместе со счетами мистера Норта!
   Долгое ожидание. Он загремел колокольчиком. Входит Персис:
   - Что такое, дедушка?
   - Я хочу поговорить с твоей тетей Сарой.
   - Кажется, она в церкви.
   - Разыщи ее. Если ее нет дома, пойди к ее письменному столу  и  принеси
мне мою или ее чековую книжку. Она не заплатила мистеру Норту.
   - Дедушка, она строго приказала, чтобы никто не открывал ее письменного
стола. Можно я напишу чек?
   - Это _моя_ чековая книжка. Я открою ее стол.
   - Я поищу, дедушка.
   Пока мы ждали, я занимал его, продолжая живописать  невзгоды  водителей
грузовиков. Наконец раздался стук в дверь, и вошел  Виллис,  величественно
неся бронзовый поднос  с  чековой  книжкой  и  двумя  моими  конвертами  -
распечатанными. Доктор Босворт попросил меня назвать сумму,  причитавшуюся
мне за прошлые и будущие услуги. Он вспомнил мое полное имя и выписал чек.
Я расписался на счетах.
   Появилась миссис Босворт:
   - Папа, ты поручил мне вести все расчеты в этом доме.
   - Так веди их! Рассчитывайся!
   - Я полагала, что ежемесячные платежи устроят мистера Норта.
   - Вот твоя чековая книжка для домашних  расходов.  Я  заплатил  мистеру
Норту за наши занятия и за отдельные услуги, которые он мне  оказывает.  А
мою чековую книжку будь любезна вернуть, я  буду  пользоваться  ею  сам...
Мистер Норт, вы не будете возражать, если мы вернемся  к  нашему  прежнему
вечернему расписанию?
   - Нет, доктор Босворт.
   - Папа, доктор Макферсон убежден, что поздние занятия тебе вредны.
   - Мои пожелания доктору Макферсону... Позвольте проводить вас до двери,
мистер Норт. Я слишком взволнован, чтобы продолжать сегодня наши  занятия.
Значит, я жду вас во вторник вечером?
   В холле мы прошли мимо миссис Босворт. Она ничего не сказала,  но  наши
взгляды встретились. Я слегка поклонился. На Востоке верят, что  ненависть
убивает сама по себе; а я вырос в Китае.
   У двери ее отец возбужденно прошептал:
   - Неужели я снова буду жить?
   На другое утро, в "X", с помощью знакомых по  коридору  я  облачился  в
грязный  свитер,  грязные  штаны  и  потрепанную  шляпу.  Я  был   шофером
грузовика.  На  стоянке  грузовиков  в  Провиденсе  я  купил  таблетки  от
сонливости и под этим предлогом осведомился,  где  тут  ближайшая  аптека,
куда ходят "наши" - шофера. Она была на той стороне улицы: "О'Халлоран". Я
купил еще таблеток от сонливости и доверительно сообщил Джо О'Халлорану  о
некоторых неудобствах, испытываемых мною за рулем.
   - Сейчас я тебе кое-что покажу. Изобрели его для грудных  детей.  Потом
сделали побольше - для больниц и сумасшедших домов, понятно? В сумасшедших
домах беда с недержанием.
   Я купил среднего размера.
   - Мистер О'Халлоран, у меня побаливают запястья и  предплечья.  Есть  у
вас легкое - только легкое - болеутоляющее? Понимаете, сильного  не  надо.
Проезжаешь по четыреста миль в день.
   Он поставил на прилавок пузырек с алыми пилюлями.
   - По сколько мне принимать?
   - При такой езде, как у вас, не больше чем в час по штуке.
   Сильно ли я рисковал? Я тщательно это взвесил. Медицина не принадлежала
к числу моих юношеских увлечений, но  среди  моих  интересов  занимала  не
последнее место. Я не сомневался, что доктор Босворт много лет был жертвой
продуманного  заговора,  который  основывался  на   определенном   чувстве
неуверенности, распространенном среди дипломатов,  полицейских  на  ночной
караульной  службе  и  артистов.  В  казармах   мне   доводилось   слышать
уморительные рассказы бывших шоферов о "форменных мучениях",  которые  они
испытывали, привозя дам за покупками в  центр  города,  где  нет  стоянки.
Когда мы с доктором Босвортом погружались в XVIII век,  я  видел,  что  он
столь же здоров телесно, сколь счастлив в мире идей и полон  самоуважения.
Жалким он становился лишь тогда, когда им овладевал этот навязчивый страх.
И если я шел сейчас на риск, то риск был для меня, а не для него. А я  был
расположен рискнуть - и насладиться риском.
   В Ньюпорт я вернулся в четыре часа дня. Я проглотил две красные пилюли,
очень горькие, но слабые по действию - может быть, чуть-чуть онемела  шея.
Я позвонил моему нанимателю.
   - Да, мистер Норт? Да, мистер Норт?
   - У меня для вас новости. Можно сообщить их по этому проводу?
   - Минутку. Дайте подумать... Скажите мне ваш номер. Я перезвоню из дома
садовника.
   Перезвонил.
   - Да, мистер Норт?
   - Доктор  Босворт,  через  четверть  часа  к  вам  придет  с  телеграфа
посыльный со свертком, который должен быть вручен лично вам под  расписку.
Надо, чтобы его не перехватили. Я думаю, вы воспользуетесь содержимым.  Вы
мне говорили, что в пять часов гуляете  по  саду.  Когда  пойдете  гулять,
примите одну красную пилюлю. Их каждый день принимают в пути тысячи людей.
Минут через десять вы можете почувствовать легкий зуд, но он  пройдет.  Не
обращайте  внимания.  Второй  предмет  -  просто  для   страховки.   Через
неделю-другую вы его выбросите.
   Голос его дрожал:
   - Я не знаю, что сказать... Я буду у входа... Я доложу вам  во  вторник
вечером.


   Во вторник вечером, когда я вошел в кабинет, он  взволнованно  бросился
ко мне, потом закрыл обе двери.
   - В первый день - полчаса! Сегодня утром - полчаса! Днем -  сорок  пять
минут!
   - Хорошо, - спокойно сказал я.
   - _Хорошо?_ ХОРОШО? - Он вытер глаза. - Мистер Норт, вы можете  поехать
со мной в "Уайтхолл" в следующее воскресенье, утром или днем?
   -  К  сожалению,  по  воскресеньям  я  утром  занимаюсь  с  полковником
Ванвинклем. Вы окажете мне большую честь, если позволите поехать с вами  в
воскресенье днем.
   - Да, а в это воскресенье я возьму с собой внучку.
   В дверь постучали.
   - Войдите!
   Вошла миссис Босворт.
   - Извини, что помешала, папа. Нам надо решить  с  обедом  на  следующий
вторник. Тейеров вызвали в Нью-Йорк. Кого бы ты хотел  вместо  них?  -  Ее
отец что-то взволнованно пробормотал. - Извини, папа, но мне  надо  знать,
предпочитаешь ты Юингов или Торпов.
   - Сара, сколько раз я должен говорить, чтобы мне  не  мешали  во  время
работы?
   Она пристально на него посмотрела:
   - Папа, последнее время ты ведешь себя странно. По-моему, эти чтения  и
эти прогулки тебя слишком  возбуждают.  Не  пора  ли  тебе  попрощаться  с
мистером Нортом и...?
   - Сара, у тебя  своя  машина  с  шофером.  Я  не  хочу  причинять  тебе
неудобства. Прошу тебя завтра нанять для меня  машину  с  шофером.  Завтра
после дневного отдыха, в половине пятого, я поеду прокатиться.
   - Ты собираешься...?!
   -  То,  что  ты  называешь  "странным  поведением",  -  просто  хорошее
самочувствие.
   - Прокатиться! Не спросив разрешения у  доктора  Макферсона!  У  твоего
врача, который лечит тебя тридцать лет!
   - Доктор Макферсон - _твой_ врач. Я во враче не нуждаюсь. Если  он  мне
понадобится, я позову этого молодого, как бишь его... Мне  о  нем  говорил
Форбо... А теперь я хочу продолжать занятия.
   - Но дети!..
   - Эдвард? Мэри? А они тут при чем?
   - Мы очень за тебя беспокоимся. Мы тебя любим!
   - Тогда вам будет приятно услышать, что я чувствую себя гораздо  лучше.
Я хотел бы поговорить с Персис.
   Персис появилась почти мгновенно. Это был "Дом, где у стен есть уши".
   - Персис, каждый день после отдыха я хочу  понемногу  кататься.  Ты  не
могла бы составить мне компанию?
   - С наслаждением, дедушка.
   - В следующее воскресенье мы возьмем с собой мистера  Норта  и  покажем
ему "Уайтхолл".
   Его дочь словно громом поразило. Она даже не взглянула на меня. Вид  ее
показывал, что настало время для более решительных мер.
   Мы  продолжали  читать  труды  епископа  Беркли,   хотя   без   прежней
углубленности. Доктор Босворт был полон безудержного ликования. Теперь они
каждый день наслаждались знаменитой "десятимильной прогулкой". Он надеялся
вскоре съездить в Провиденс; они заночуют в гостинице "без миссис Тэрнер".
Он мечтал поехать осенью в Нью-Йорк - устройство Академии...
   Над моей головой собирались тучи.
   Я радовался зарницам.
   На каждом званом обеде в "Девяти фронтонах" присутствовало и  в  каждой
процессии   к   кабинету   доктора   Босворта   участвовало   все   больше
Леффингвеллов. Миссис Леффингвелл, здороваясь со мной,  протягивала  руку;
муж ее глядел мне в лицо и, казалось даже, хотел заговорить, но внутренняя
борьба между яростью и приличиями лишала его дара речи. (Для меня  Кассиус
Марселлус  всегда  был  "Верцингеториксом,   или   Умирающим   галлом"   -
единственная известная мне античная голова с усами, - возможно, и  у  того
были соломенные волосы.) Однажды вечером в процессии - как иногда  бывает,
случилась заминка. Леффингвеллы выполняли шаг на месте  как  раз  напротив
меня. Мы с миссис Леффингвелл обсудили погоду, красоты Ньюпорта и  хорошее
самочувствие ее отца; наконец даже ее запасы  светских  тем  иссякли.  Она
обмахивалась платком и мило улыбалась. Муж проворчал:
   - Идем дальше, Мэри. Идем дальше!
   - Я не могу, Кассиус. Миссис Венебл задерживает очередь.
   Кассиус наконец нашелся. Вытянув шею в мою сторону, он процедил  сквозь
зубы (прямо из "Сегодня вечернего  звона  не  будет")  [стихотворение  Роз
Хартвик Торп (1850-1939) - сентиментальная  история  о  чудесном  спасении
приговоренного к смерти]:
   - Как-нибудь, Норт, я выпорю вас кнутом.
   Жена услышала:
   - Кассиус! Кассиус, мы больше не будем ждать. Пойдем наверх.
   Но он упирался; ему хотелось растолковать свою мысль поубедительней:
   - Запомните мои слова: кнутом!
   Я серьезно посмотрел на него:
   - Порка кнутом еще в ходу на Юге,  мистер  Леффингвелл?  Я  думал,  она
вышла из моды пятьдесят лет назад.
   - Кассиус, иди за мной!
   Это был приказ