едывательных вылазок. Наконец ей повезло, и она увидела, как Шурик под руку вывел из подъезда маленькую даму в сером берете и пов„л куда-то вокруг дома, не по главной дорожке. Когда Светлана, переждав минуту, пошла за ними, они бесследно исчезли. Шурик провожал маму на театральные занятия, и они скрылись за маленькой дверью, ведущей в подвал.
     В другой раз она увидела сцену прощания двора со своим комиссаром: умер Михаил Абрамович, и весь дом вышел к автобусу, который ув„з в крематорий возле Донского монастыря бледного рыцаря марксизма. Шурик н„с гроб вместе с дворником и двумя партийными мужами в шляпах от подъезда к автобусу. Потом он вывел из подъезда давешнюю милую даму, которая на этот раз была в ч„рном берете и с букетом белых хризантем. Он почтительнейшим образом подсадил даму в автобус, а потом втащил в него всех остальных старух и стариков, провожающих гроб. Затем сел в похоронный автобус сам.
     В этот день Светлана узнала у лифт„рши телефон домоуправления, позвонила туда якобы с почты и выведала телефон квартиры номер пятьдесят два.
     Только с третьей попытки Светлане удалось взять настоящий след. Как-то под вечер - Светлана отказалась от утренних дежурств, - он торопливо выскочил из подъезда, один, с папочкой под мышкой, и пон„сся к троллейбусной остановке. Но троллейбус только-только отош„л, и он, постояв немного около остановки и дав тем самым Светлане справиться с волнением и собраться с вниманием, зашагал к ?Белорусской? пешком. Она шла чуть позади, но он е„ не замечал.
     Момент был подходящий для того, чтобы с ним заговорить, но Светлана вдруг испугалась до испарины и поняла, что пока не готова. А также поняла, что теперь ей предстоит самое трудное - так подойти к Шурику, чтобы не уронить своего женского достоинства: она не из тех, кто бегает за мужчинами... До сих пор она не задумывалась, что она ему скажет, когда, наконец, увидит. Она перебирала какие-то никчемные слова, и ничего не подходило.
     Она чуть отстала, но не теряла его из виду. Спустилась в метро. Успела сесть в один с ним вагон, успела выйти за ним на Пушкинской, не потеряла его в толчее многолюдной станции...
     Даже опытным сотрудникам наружного наблюдения не всегда уда„тся таким идеальным образом ?довести? клиента, как это удалось Светлане с первого же раза. Она выследила конец его маршрута - подъезд того самого могучего сталинского дома у Никитских Ворот, на углу улицы Качалова, где в магазине ?Ткани? она покупала замечательную плащевку. Кто бы мог подумать! Она была так взволнована, что не стала ожидать, когда он выйдет, и побежала домой. До дому было от силы десять минут ходу.
     Дома она выпила горячего чаю, отогрелась и принялась за шубу. Не может же она предстать перед ним в старом пальто... Работа с шубой продвигалась очень медленно. Мездра была толстой и плохо обработанной, и Светлана, раскроив шкуру, теперь соединяла части кроя плотными лентами. Работа это была ручная, кропотливая, к тому же и тяж„лая. Но, как всякая ручная работа, давала время для размышления. И Светлана, забегая вперед, выстраивала замки девичьих грез... В сущности, недошитая шуба сдерживала е„ нетерпение, да и тайный страх: а вдруг ничего не получится?
     В тот вечер, когда шуба была готова, она решила позвонить Шурику. Это было вс„ же проще, чем подойти на улице. Продумала все варианты, не исключая и самый плохой: что он вообще не вспомнит, с кем говорит... Вс„ взвесила, предусмотрела. Позвонила в десять часов вечера. К телефону подошла женщина. Наверняка эта милая дама - его мать... Светлана повесила трубку и решила, что будет звонить каждый день в это время.
     Через несколько дней трубку поднял Шурик, и она сказала л„гким и вес„лым голосом, как будто это была не она, а совсем другая девушка:
     - Здравствуйте, Шурик! Вам привет от мамонта, зуб которого причинил вам неприятность!
     И Шурик сразу же вспомнил злополучного мамонта - ноготь на большом пальце сходил больше тр„х месяцев, и забыть это было трудно. Он засмеялся и даже не спросил, откуда она взяла его телефон. Обрадовался, заулыбался в трубку.
     - Ну как же, как же! Помню вашего мамонта!
     - И он вас не забыл! Вот недавно напомнил мне о вас. Вытирала пыль с пианино, он мне и напомнил... Приглашает вас в гости!
     Это было чудо, как весело и легко прош„л разговор, и в гости Светлана его пригласила, нисколько не уронив достоинства, и он сразу же согласился. Только долго выбирал день - не в субботу, не в воскресенье, не в понедельник. В среду - хорошо? Только адрес дайте, я помню, что рядом с почтой, а номер квартиры забыл...
     Это было неподалеку от Валерии, во вторник он собирался в редакцию, забрать работу для Валерии, а в среду - отвезти ей. Он приш„л к Светлане к семи, как договаривались.
     В середине стола стоял зуб мамонта, обложенный искусственными цветами, и была всякая закуска в сильном уксусе, которого Шурик терпеть не мог, а Светлана, напротив, поливала им всю еду, которая без уксуса казалась ей безвкусной. И стояла бутылка водки, которую Светлана терпеть не могла, а Шурик - напротив... И они болтали весело, как будто были давно и невинно знакомы, и ничего такого между ними не происходило, и никакой истерики, и никакого бурного секса на узком диванчике. Светлана в белой блузке с синими жилками на висках и на длинной шее была как будто старой школьной подругой, только говорила она возвышенно - о судьбе и прочих материях, немного слишком возвышенно, но, с другой стороны, и знакомо: Веруся тоже любила говорить о возвышенном.
     В половине десятого Шурик посмотрел на часы, ахнул и засобирался:
     - Мне надо к приятельнице зайти. Здесь, неподалеку. Работу занести.
     И быстро уш„л. Светлана рухнула на диван и залилась слезами - от пережитого напряжения. Вс„ прошло хорошо. Как это правильно было, что она не подошла к нему на улице, и что бы сказала? Вс„ очень-очень хорошо. Только любовного свидания не получилось. С одной стороны - хорошо, он испытывает к ней уважение, с другой - как-то обидно... И что теперь дальше? Он и телефона е„ не взял...
     Когда она проплакалась, стали роиться новые планы: можно было, например, купить билеты в консерваторию, или пригласить в театр, но это было неправильно. Приглашать должен мужчина. Самым правильным было о чем-то попросить... Какое-нибудь чисто мужское дело - починить что-нибудь или мебель переставить... А если чинить не умеет и сразу откажет? Надо, чтобы было простое, и отказать неудобно... И ещ„ е„ почему-то радовало, что она знает о нем что-то такое, о чем он и не догадывается: его адрес, дом, маму, даже подъезд, куда он ходит относить работу...
     Оленья шуба давно была готова. Но вдруг оказалось, что шуба ничего не решает. Светлана подумала немного и придумала. Распустила голубую шапку и связала из шерсти шарфик. Он был к лицу. Всю неделю убирала комнату, поменяла занавески - повесила старые, которые ещ„ при бабушке висели, чем-то они были милее. И постирала в холодной воде старинную азиатскую тряпку, которую бабушка называла игривым словом ?сюзане?, и повесила в виде портьеры перед дверью - от соседских глаз. А когда вс„ в доме устроила красиво, легла с вечера в постель и сказала себе: завтра у меня опять начн„тся ангина. И ангина началась.
     Утром она умылась, надела белый свитерок и повязала голубой новый шарф. А потом позвонила Шурику и нежно спросила, не может ли он ей помочь: она заболела ангиной и лекарства купить некому. И легла в постель.
     И лучше выдумать она не могла: покупка лекарства была делом священным. Лекарство маме, лекарство Матильде, лекарство Валерии... Просьба эта показалась ему столь естественной, что, наскоро позавтракав, он приехал к Светлане - выполнить привычное поручение. Кальцекс он купил по дороге.
     Светочка была такая милая, такая жалкая, в комнате пахло какими-то жалостными духами, вроде жасминовых, и немного уксусом, и голубая шерсть лезла в рот, когда она прижала его вс„ ещ„ кудрявую, но уже слегка облинявшую на макушке голову в своей слабой груди. А он всем телом почувствовал, что вся она собрана из тонких кривых косточек, из каких-то куриных хрящиков, и жалость, мощная жалость сильного существа к такому слабому сработала как лучшее возбуждающее средство. Тем более что он сразу же понял, какое именно лекарство ей нужно. Вынутая из свитерочка, шарфика и маечек, она оказалось ещ„ более жалостной в своей голубоватой гусиной коже, трогательно безгрудая, с бел„сыми куриными перышками между ног...
     Впрочем, кальцекс он не забыл положить на стол. Выполнив лечебную процедуру, он ещ„ сходил в аптеку за полосканием и прин„с ей три лимона из прекрасного гастронома на площади Восстания. И не забыл купить там же, в отделе кулинарии, печ„ночный паштет для мамы. Вера его очень любила. И ещ„ он узнал этим утром, что Светлана ест лимоны с кожурой, любит хорошо заваренный цейлонский чай, антибиотиков вообще не принимает, а при ангине принимает исключительно кальцекс.
     ?Он совсем другой, он не подлец, как Сер„жка Гнездовский, и не предатель, как Асламазян, он никогда бы со мной так не обош„лся... Он другой...- думала она и шептала: другой, другой...?
     Вечером приш„л к Светлане Жучилин - навестил пациентку по-приятельски. Она заварила ему крепкий цейлонский чай, - которого на самом деле никогда не пила, - поставила на стол вазочку с вареньем, печенье и тонкими ломтиками нарезанный лимон. Горло е„ было завязано шарфиком.
     - Вторая ангина подряд, - пожаловалась Светлана. Она была расслаблена, никакого напряжения. Глазки сияли...
     - Ну, как сон? - спросил доктор.
     - Совершенно наладился, - ответила Светлана. ?Великая сила плацебо?, - радовался Жучилин. Он дал Светлане в прошлый раз вместо снотворного таблетки глюконата кальция. Светлана, впрочем, их не принимала.
     А может, здесь сыграли свою роль ангины? Занятно вс„-таки. Это почти правило: соматические заболевания в каком-то смысле разгружают психику. И вспомнил ещ„ один недавний случай, когда, заболев тяж„лым гриппом, один из его пациентов замечательно вышел из глубокой депрессии...
     В тот вечер все были собой довольны: Светлана, заполучившая, как ей казалось, мужчину, выгодно отличавшегося от тех подонков, которые встречались в е„ жизни прежде, доктор Жучилин, уверенный, что в очередной раз вывел пациентку из опасного состояния, и Шурик, которому удалось порадовать маму печ„ночным паштетом. И девушке Светлане он прин„с лекарства и оказал половое уважение, на которое она так трогательно напрашивалась...
     Шурик не умел строить планы дальше сегодняшнего вечера. Предчувствия и прогнозы были исключительно в Верочкином ведении, бабушки, которая была всех их проницательней, давно уже не было, и ему, бедняге, даже в голову не пришло, какой крест он на себя взваливает, подавая незамысловатое утешение невзрачной нервной девушке.

глава 42

     Выйдя из Светланиного подъезда, Шурик тут же и выбросил это мелкое приключение из головы. Печальнейшая асимметрия человеческих отношений: пока Светлана бессч„тно проигрывала весь сеанс Шурикова посещения от первой минуты до последней, как будто намереваясь навеки закрепить в памяти все его движения, дать каждому произнес„нному слову многообразные толкования, заспиртовать это свидание навек, Шурик продолжал жить в мире, в котором она полностью отсутствовала.
     Светлана четыре дня не выходила из дому: ждала Шурикова звонка. При этом она совершенно точно помнила, что номера телефона он не брал. На пятый день вышла из дому: страх, что она может пропустить его звонок, заставил е„ бежать бегом в магазин и в аптеку.
     - Мне не звонили? - спросила она толстого соседа, который, старая свинья, ответил саркастически:
     - Как же, звонили. Телефон оборвали...
     По истечении недели уверенность, что Шурик непременно сегодня позвонит, сменилась такой же полной уверенностью, что он не позвонит никогда. На плечиках в шкафу, окутанные старыми простынями, висели образцовый плащ с капюшоном на клетчатой подкладке и новая оленья шуба, вернее сказать, длинный жакет. Светлана была во всеоружии: и первое слово так удачно сказано, и любовное свидание состоялось - то первое, под знаком зуба, она не считала. И вот теперь вс„ повисло бесполезно и никчемно, как эти красивые вещи в шкафу...
     Через неделю, день в день, она набрала Шуриков номер. Услышала голос старой дамы и повесила трубку. На другой день подош„л Шурик. У не„ перехватило горло, и она не произнесла ни слова. Да и что было говорить? Двое суток не спала, не ела, сидела ночами над ш„лковыми цветами. Понимала, что надо пойти к Жучилину, но вс„ откладывала визит.
     На третий день, ближе к вечеру, надела шубу и пошла к Жучилину. Однако обнаружила себя на ?Белорусской?. Подошла к Шурикову дому. Постояла. Не ждала его. Просто постояла. А потом вернулась домой. Каждый день она собиралась в Жучилину, а попадала к этому дому. Наконец увидела, как он вышел из подъезда. Пошла следом. Очень ловко. Проводила его до Красных Ворот. Почувствовала ужасную усталость и вернулась домой. Ещ„ через день тайно проводила его до ?Сокола?. Там он вышел из метро и свернул к Балтийским переулкам.
     За две недели изучила расписание его жизни: он выходил из дому не раньше четыр„х. Однажды провожала его в театр, куда он сам провожал маму. Теперь она знала многие его маршруты - ?Сокол?, улица Качалова. Знала, в каких библиотеках он занимается. Она определила номер квартиры на Качалова, где он дважды за эти две недели оставался так поздно, что она уходила, не дождавшись...
     Ещ„ ни разу она не попалась ему на глаза. В ней проснулся азарт сыщика, она знала почти все его явки, кроме Матильдиной, поскольку Матильда в это время жила в Вышнем Волочке. Тогда она и завела книжечку, где отмечала все Шуриковы передвижения.
     К Жучилину Светлана вс„ не шла, хотя подспудно понимала, что навестить его пора. Потом встретила случайно на улице его жену. Нина Ивановна затащила е„ в гости. Жучилин, поговорив с ней пять минут, предложил немедленную госпитализацию. Она неожиданно согласилась: очень уж устала от своей филерской деятельности.
     У Жучилина в отделении была шестиместная женская палата, куда он укладывал, по мере возможности, своих любимых пациентов. Обычно там собиралась публика интеллигентная, маниакально-депрессивная, не в самом остром состоянии. В этой палате Жучилин иногда проводил групповые психотерапевтические занятия. Именно в этой палате Светлана лежала в прошлый свой заход, и он снова поместил е„ к своим избранницам. Здесь Светлана познакомилась с сорокалетней востоковедкой Славой, опытной самоубийцей с восемью удачными, с точки зрения медицинской, суицидальными попытками.
     Подружились. Слава читала ей свои переводы из персидских поэтов, Светлана вышивала на кусочке ткани размером со спичечную коробку букет сирени, делая какие-то особо выпуклые стежки, так что крохотная сирень чуть не выпадала с ткани, и восхищалась стихами.
     - Ещ„ немного, и начн„т пахнуть, - восхищалась Слава, в свою очередь, рукодельным талантом новой приятельницы.
     На второй неделе общения начались исповедальные разговоры, и Слава догадалась, что герой Светланиного романа, переводчик Шурик, живущий со своей мамой на Новолесной улице, приходится сыном Веры Александровны Корн, старинной подруги е„ матери. Обе они обрадовались такому исключительному стечению обстоятельств.
     Слава знала Шурика с детства, помнила его замечательную бабушку, которая учила е„ в детстве французскому языку, рассказала Светлане вс„, что знала об этой чудесной семье. Кира, мать Славы, была особенно дорога Вере, была единственным человеком, который помнил Шурикова отца, рокового Левандовского.
     Жучилин продержал Светлану в отделении шесть недель. Вывел из обострения. Слава выписалась неделей раньше: преследовавшие е„ гнусные голоса, толкающие к самоубийству, оставили е„ в покое.
     Почти сроднившиеся пациентки доктора Жучилина встречались изредка в кафе ?Прага?, съедали там по шоколадно-масляному пирожному, выпивали кофе. Светлана подарила Славе свою сирень, вставленную в рамку, Слава - сборник переводов с персидского, в котором было четыре перевед„нных ею стихотворения. Но другой подарок, который Слава сделала своей новой подруге, был совершенно сказочный: Слава пригласила е„ на день рождения своей матери. Приглаш„нных было немного: брат матери, отставной военный с женой, племянница и две подруги. Одна из этих подруг - Вера Корн. Обычно Веру сопровождал Шурик. Это было именно то, о чем мечтала Светлана: встретить Шурика не на улице, якобы случайно, а на званом вечере, в уважаемом доме, невзначай... Просто позвонить по телефону она не могла: женская гордость. А встретив его вот так, в приличном доме, она сможет забросить какой-нибудь правильный крючок.
     Она перебрала десятки вариантов, пока не придумала крючка удовлетворительного: достала через свою знакомую, работающую в аптеке, описание нового французского лекарства. Это было как раз то, что нужно. Теперь она знала, для чего пригласит его к себе в дом - перевести аннотацию...
     Встретились за столом у Киры Васильевны. Шурик сразу же узнал Светлану, хотя прошло больше полугода с той последней, ангинной встречи. Он познакомил е„ с мамой, напомнил о зубе мамонта, уроненном ему на ногу именно этой милой Светланой... Они сидели за столом рядом, и он ухаживал за обеими... Наливал вино, передавал блюдо с рыбой...
     Их прежнее знакомство, с этим ч„ртовым зубом, было неправильным, как движение не с той ноги. Идиотское, случайное, просто-напросто уличное знакомство. Ангинное свидание повисло в воздухе по непонятной причине. Сейчас вс„ их знакомство как будто заново переписывали: в уважаемом доме, за достойным столом, в присутствии матери, и теперь вс„ должно было пойти совсем по-другому. Светлана принадлежала этому кругу: дружила с дочерью подруги его матери. Е„ бабушка, между прочим, тоже окончила гимназию, как и бабушка Шурика. В городе Киеве. И дедушка. И мама работала на культурной работе, заведовала клубом. И папа был военный...
     Светлана ненавидела мать: та ушла из семьи к отцовскому начальнику, оставив е„ с отцом и забрав младшего брата. Отец через несколько лет застрелился, и она попала к бабушке, с которой отношения были дурными: они мешали друг другу, но не могли друг без друга обходиться. Но теперь покойная бабушка, зловредная скупая старуха, вызвала в Светлане чувство благодарности, она словно бы служила ей службу - вводила е„ в круг приличных людей... Светлане казалось, что она производит на всех благоприятное впечатление, и всем любезно улыбалась, а Шурику сказала:
     - Я была довольно долго больна и не смогла вам позвонить и поблагодарить за лекарство. Но теперь у меня снова возникла необходимость... Видите ли, мне прислали из Франции лекарство, но аннотация по-французски. Вы не могли бы мне е„ перевести...
     - Конечно, Светлана. Мне приходилось переводить фармакологические тексты. Надеюсь, я справлюсь.
     И тогда Светлана вынула из сумочки заранее заготовленную записочку с телефоном:
     - Позвоните мне, и мы договоримся...
     Эта лекарственная стратегия, используемая уже не в первый раз, опять хорошо сработала. Шурик позвонил. Приш„л. Перев„л. Выпил чаю. И ей опять пришлось его несколько подталкивать...
     ?Вс„ дело в том, что он ужасно застенчив?, - так решила Светлана. И когда она это поняла, ей стало легче: она звонила ему сама и приглашала, и он приходил. Отказывал редко и всегда по уважительным причинам: работа срочная или маме нездоровится... И Вера Александровна всегда передавала ей привет.

глава 43

     Зима восемьдесят первого года запомнилась Вере болями, причиняемыми выросшей на ноге косточкой, и трогательной перепиской с Марией. Девочка писала довольно мелкими печатными буквами и делала на удивление мало ошибок. Ещ„ более удивительным было философическое содержание детских писем:

     ?Здравствуйте Вера Александровна почему я спрашиваю а ты отвечает а больше никто никогда не отвечает почему зимой холодно и зачем в ийце ж„лтый желток я люблю тебя и шурика все люди другие скажи я глупая ил