ехал набок, глаза круглились, лоб морщился.
     - Я тебя домой отвезу, - объяснил Шурик.
     - Ну хорошо, - согласилась она. - Только им не говори.
     Она засмеялась, прикрыв ладонью рот, и, поднявшись на цыпочки, шепнула:
     - Улица Зацепа, дом одиннадцать, корпус три...
     Две сумки и пьяная, едва стоящая на ногах женщина были сложным грузом, тем более что Соня вс„ норовила куда-то уйти, но и двух шагов пройти не могла, падала на сумки, он е„ поднимал. Шурик решил, что будет стоять здесь, у Никитских ворот, пока такси само не подойд„т. Минут через десять машина остановилась, и ещ„ через двадцать они плутали по зацепским дворам в поисках третьего корпуса одиннадцатого дома. К этому времени Соня опять спала, и разбудить е„ было невозможно. Минут через пятнадцать, совершив несколько кривых кругов между стройками и пустырями, шоф„р высадил Шурика и Соню возле дома одиннадцать и уехал. Время шло к полуночи. Шурик подв„л Соню к дворовой лавочке, она немедленно завалилась на бочок и даже подтянула на лавку одну ногу. Шурик оставил возле не„ сумки и пош„л искать проклятый третий корпус. Навстречу ему вышел ангел-спаситель, старик с большой пот„ртой собакой.
     - Да, да, здесь был третий корпус, барак стоял с довоенных врем„н, его снесли лет восемь тому назад. Вот как раз тут он был, где этот скверик...
     Картина прояснялась, но легче от этого не становилось.
     - Соня, Соня, - тормошил Шурик спящую, - а с Зацепы куда вы переехали? Забыла? Куда вы с Зацепы переехали?
     Она, не просыпаясь, ответила ровным тонким голосом:
     - В Беляево, ты же знаешь.
     Шурик уложил Соню ровненько, чтобы обе ноги лежали рядком, сел на скамейку, поправил съехавшую туфлю. Руку она держала под щекой, как младенец, и была миловидна, как дитя...
     Вариантов было два: либо отвезти Соню обратно к Валерии, либо к себе домой. Но оставить е„ одну в Валериной квартире вс„ равно он не сможет, да ещ„ утром могут прийти опечатывать комнату, как обещал ?добрый? милиционер. Так что пришлось везти домой.
     Он проклял вс„ на свете, пока тащил из двора на улицу неудобнейшую поклажу - две сумки, причем у одной лопнула ручка, и Соню, которая от сумок мало чем отличалась.
     Когда такси в третьем часу ночи остановилось возле Шурикова дома, он чувствовал себя почти счастливым. Последним усилием он втолкнул Соню в прихожую и временно прислонил е„ к стене. Тут вышла Веруся и сказала:
     - О Боже!
     Соня сползла вниз и мягко сложилась возле двери.
     - Да она же совсем пьяная! - воскликнула Вера.
     - Прости, Веруся! Ну не мог же я е„ на улице бросить?
     Потом Соня блевала, отмокала в ванной, плакала, засыпала и вскакивала, е„ отпаивали чаем, кофе и валерианкой. Наконец она сама попросила дать ей немного водки, и Шурик дал ей рюмку. Она выпила и заснула. Вера жалела Шурика, который попал в дикое положение, предлагала вызвать врача, но Шурик не решался: а вдруг просто отвезут в вытрезвитель?
     Потом Соня проснулась, снова плакала о Валерии, снова просила дать немножко выпить... Потом обнимала Шурика за шею, целовала ему руки, просила полежать с ней рядом... Длилась вся эта свистопляска почти двое суток, и только на третьи сутки Шурику удалось отвезти не вполне протрезвевшую, но уставшую от питья женщину в Беляево, в семью...
     Пожилая красивая женщина в ш„лковом платье приняла е„ очень сдержанно. Из глубины большой квартиры вышел мрачный молодой мужчина с фамильными сросшимися бровями, судя по всему, брат, и грубо уволок Соню. Она что-то попискивала. Женщина кивнула Шурику сухо и поблагодарила очень своеобразно:
     - Ну, что вы стоите? Вы уже получили сво„, и не стойте здесь.
     Шурик вышел, вызвал лифт и, пока ждал, услышал из-за двери визг, звук падающих предметов и громкий голос женщины:
     - Не смей бить! Не смей е„ бить!
     ?Ужас какой! Неужели он е„ избивает?? - мелькнуло у Шурика, и он нажал на звонок. Дверь быстро отворилась: бровастый мужик пош„л на Шурика с кулаками:
     - Чего нарываешься? Напоили, вы...ли, ну, чего ещ„ надо? Вали отсюда!
     И Шурик припустил вниз по лестнице - не потому, что испугался, а потому, что почувствовал свою вину...
     Он выскочил из подъезда и побежал к остановке автобуса - он как раз выехал из-за поворота. Вскочив в пустой автобус уже на ходу, он плюхнулся на сиденье - ему было тошно...
     ?Хорошо, что вс„ это не будет иметь никакого продолжения?, - успокоил он сам себя.
     Но тут он как раз ошибся. Через два месяца, выйдя из лечебницы, куда поместил е„ брат, Соня позвонила. Она благодарила его за вс„, что он для не„ сделал, плакала, вспоминая Валерию, просила встретиться с ней. Он тв„рдо знал, что не надо этого делать, но Соня настаивала... Встретились.
     Соня была почему-то уверена, что Валерия оставила Шурика ей в наследство. Кроме сросшихся бровей и алкоголизма, с которым она боролась с переменным успехом, у не„ были маленькие цепкие ручки, страстная натура и маленький сын от первого брака. И Шурик ей был очень нужен. Для выживания, как она считала.

глава 58

     Незадолго до тридцатилетия Шурик совершил неприятнейшее открытие: как-то утром он брился в ванной комнате, поглядывая в зеркало, чтобы удостовериться, что бритва снимает ровно и не остается никаких пропущенных волосков. И вдруг заметил, что за ним следит из зеркала незнакомый ему мужчина, немолодой, довольно мордастый, с намечающимся вторым подбородком и мятыми подглазьями. Было мгновенье какого-то ужасного неузнавания себя, отчуждения от привычного существования и нелепое чувство, что тот, в зеркале, самостоятельное существо, а он, бреющийся Шурик, его отражение. Он стряхнул с себя наваждение, но не мог больше вернуться к себе, прежнему.
     Это открытие своего нового облика он переживал почти по-женски. Тридцать лет - и что? Рутинная работа, вс„ одно и то же, научно-технический перевод, заботы о маме и ещ„ целая куча обязательств, которые не то что он брал на себя, а они были на него возложены: Матильда... Светлана... Валерия... Мария... Сонька... Впрочем, Мария уехала, Валерия умерла... Их, пожалуй, не хватает, если говорить честно. Но была скучная уверенность, что возникнут ещ„ какие-то люди, которые будут от него зависеть, и никогда у него не завед„тся своя собственная жизнь, как у Женьки, как у Гии.
     Да и что такое ?собственная жизнь?? Чего-то хотеть, достигать... Сам же он ровным сч„том ничего не достиг. А хотел чего-нибудь? Нет, и не хотел! - ответил сам себе Шурик на строгий вопрос. Женька Розенцвейг хотел - и защитил диссертацию, женился, разв„лся, ещ„ раз женился. Двое детей... Впрочем, тоже ничего хорошего: несчастная Аллочка, в шесть утра молочная кухня, каждодневная работа - что-то лакокрасочное, акриловое, - с восьми до пяти, всю неделю по команде Инны Васильевны, а в воскресенье на свиданье к Катеньке, под огненно-страдальческие взгляды брошенной Аллы. Нет, ничего хорошего.
     Вот Гия молодец! Стал тренером почти на весь мир знаменитым, ездит по всему Союзу на молод„жные соревнования, даже в Венгрию ездил. Девочки-красавицы ходят вокруг него стаями. Весело живет Гия. Но тоже растолстел, и пьет много, хотя и тренер... Но очень уж суетливая у него жизнь... Потом Шурик вдруг сообразил, что давно не видел Гию, а Женю не встречал чуть ли не год, - а новых друзей, кроме этих двух, у него не завелось. Зато было множество приятельниц - по всем редакциям.
     Вот день рождения, тридцатилетие, мама спрашивает, как будем отмечать... Позвать домой Женю с Гией, Светлана притащится - страшно подумать. А то ещ„ Сонька приедет - Светлана Соньке глаз выбьет и в окошко выбросится, а Сонька напьется и снова уйд„т в запой... Как было тогда на похоронах Валерии...
     А хорошо было бы позвать на день рождения только мужчин. И не домой, а куда-нибудь в ресторан. Типа ?Арагви?... Сонька про день рождения и не вспомнит. А вот как от Светочки вывернуться?
     Светочка была чума жизни. Скрыть от не„ ничего нельзя. Она проникала во все поры, вс„ выясняла, следила за каждым шагом... и постоянно грозила самоубийством. За годы их знакомства у не„ было три суицидных попытки, если не считать мелких, скорее декоративных, движений в сторону подоконника, - чтобы Шурик держался в форме и не расслаблялся.
     ?Скажу, что буду в мужской кампании?, - решил Шурик, и тут же представил себе, как, выходя из ресторана, увидит проходящую сбоку по тротуару стройную Светочку. Она не подойд„т, а только внимательно посмотрит на него и на его друзей и, отвернув голову, пройд„т мимо...
     Между тем Вера долго сочиняла Шурику такой подарок, чтобы был памятным и элегантным. В антикварном магазине она нашла замечательный кожаный альбом с металлическим замком. Он был т„мно-синей кожи, этот альбомчик... Но чего-то недоставало. Подумав, Вера Александровна заказала портнихе из театральной мастерской т„мно-синее платье. Очень простое платье, совсем ничего особенного, но вс„ - и обшлага рукавов, и воротник - отделано тонким кантом из т„мно-синей кожи! Точно в цвет альбомчику. Весь замысел - именно в безукоризненности исполнения. Про альбомчик Вера Шурику, конечно, ничего не говорила - отбирала и вклеивала Шуриковы фотографии от рождения до текущего момента исключительно в его отсутствие, а вот с платьем ему досталось: возил трижды Веру в мастерские и два раза в Театр на Таганке, где завпост обещал кусочек синей кожи...
     После таких приготовлений стало очевидно, что сначала день рождения прид„тся отметить дома - для мамы: попросить Ирину Владимировну вс„ приготовить, пригласить двух маминых подруг, обычно приезжавших на е„ дни рождения, пожилую армянскую пару, купившую квартиру покойного Мармелада и заместившую старую дружбу новой, и, конечно, притащится пара бывших девочек, которые вс„ ещ„ пасутся возле Веры. И Светочку можно было бы сюда присоединить для полноты картины... А Сонька не прид„т, забудет. А уж назавтра с ребятами в ресторан...
     По установившемуся в последние годы укладу Ирина Владимировна проводила в Москве сентябрь, налаживала московскую жизнь и уезжала домой к холодам, - у не„ в доме было водяное отопление, и она, перен„сшая множество разнообразных лишений и испытаний, более Страшного Суда боялась за свои трубы...
     Неделю перед Шуриковым юбилеем Ирина провела в счастливом угаре: е„ природная щедрость, задавленная изнурительной пожизненной бедностью, расцвела пышным цветом. Шурик заведовал в доме деньгами и выдавал их Ирине на покупки по мере надобности, без ограничений. И тут надобности человека, едва сводившего всю жизнь копейку с копейкой, возросли тысячекратно: она уходила рано утром и приходила с закрытием магазинов, приволакивая набитые сумки. Годы были не изобильные, продукты ?выбрасывали? в продажу, выстраивались очереди, но при известных охотничьих навыках можно было хорошо отовариться. После смерти Валерии продовольственные заказы закончились. Но, похоже, Ирина тоже имела ?охотничьи? дарования... Вера, глядя на эту продовольственную вакханалию, робко спрашивала, зачем так много.
     - Тридцать лет - это дата! - гордо вздергивала головой Ирина, и никто с ней не спорил. Шурик переглядывался с матерью, - оба понимали, что у Ирины Владимировны сейчас свой собственный праздник и значительная роль.
     Формальное домашнее торжество, скромное и тихое, обещало превратиться в грандиозный пир... Ирина готовилась к своему зв„здному часу. Вера чувствовала себя неважно, у не„ поднялось давление, и она накануне торжества легла в своей комнате и прикрыла дверь. В большой комнате Шурик составил столы, Ирина вытащила посуду, которую не доставали со смерти Елизаветы Ивановны: стопки тарелок тр„х размеров, салатницы, вазочки, хренницы и огромное блюдо, рассчитанное, кажется, на кабана...
     ?Надо было отправить е„ в Малоярославец?, - запоздало раскаивался Шурик в своей бесхарактерности и неспособности управлять домашними событиями. Но теперь деваться было некуда. Шурик готовил себя к испытанию.
     Гостей собралось даже больше, чем предполагалось. В виде сюрприза явились Алла с Катей. Кажется, у Аллочки была тайная мысль случайно встретиться с Женей: она не теряла надежды на его возврат. Впрочем, это не мешало ей время от времени пользоваться Шуриковой разнообразной поддержкой...
     Толстенькая неуклюжая Катя с выпавшими верхними зубами остро напомнила Вере о Марии. Вера усадила девочку рядом с собой. Девочка была милая, но сравнения с Марией не выдерживала: ни лучезарной марииной радости, ни яркой прелести в ней не было - одно только пухленькое мясо. По другую руку от Веры сидел Шурик. Возле Шурика - Светлана в белой блузке, со смиренно-хищным видом.
     Вера давно уже, с самого отъезда Лены и Марии, лелеяла мысль о женитьбе Шурика. Она бы не возражала против Светланы: девушка, конечно, своеобразная, но сдержанная, воспитанная, рукодельница. И Шурика любит.
     Родили бы девочку... Марию, разумеется, никто не заменит, но было бы рядом милое существо... Странно, что всякий раз, когда Вера заговаривала об этом с Шуриком, он обнимал е„, целовал в макушку и шептал на ухо:
     - Веруся! И не думай! Я бы женился только на тебе. Но второй такой нет!
     Стол гипнотизировал. Еда блестела, как покрытая лаком, и имела слегка бутафорский вид. На длинной вазе, угрожающе приподняв голову, лежал небольшой осетр. Металлическим оружейным блеском отливали переп„лки из магазина ?Дары природы?. Пучились круглые клумбы салатов, четыре немигающих глазка икорниц - два красных и два ч„рных - уставились на гостей. И прочая, и прочая... Расселись в молчании и замерли в неподвижности. Одна только Ирина Владимировна эпилептически билась над столом, что-то подправляя и завершая. Наконец замерла и она. Тогда, чутьем кавказца отметив затянувшуюся паузу, встал сосед Арик с рюмкой в руке и провозгласил:
     - Так нальем же бокалы!
     Мужчин в застолье было двое - Арик и сам именинник.
     - Шампанское! Шампанское! - заголосила Ирина Владимировна, потому что ей показалось, что кто-то взялся не за ту бутылку. Шампанское разлили по высоким рюмкам. Робко ткнули ложки в круглые бока салатов - разорять совершенство...
     Арик стоял мягкий, как плюшевый медведь, и квадратный, как ?Камаз?, с хлипкой рюмочкой в руке, поросшей густым волосом до самых пальцев.
     - Дорогие товарищи! - возгласил он дьяконским голосом. - Поднимем наши рюмки за нашего дорогого Шурика, который достиг сегодня своего тридцатилетия...
     Шурик переглянулся с матерью, это был целый бессловесный разговор: надо потерпеть... кто же виноват... вечная история, всегда у нас так получается... а как хорошо было бы провести вечер вдво„м... прости, мамочка, что я такой идиот и поддался на провокацию Ирины Владимировны... да что ты, дорогой, это я виновата, я сама должна была вс„ это остановить... делать нечего, надо перетерпеть... и кто позвал этого Арика... это получилось случайно, совершенно случайно... Прости, пожалуйста...
     Арик говорил долго и невпопад, начав от Шурика и окончив построением светлого будущего... Это была какая-то Богом проклятая квартира: сначала в ней жил еврейский большевик, храбрый Мармелад, теперь поселился армянский...
     Наконец чокнулись, сели и принялись жевать.
     Все старались: Катя - вести себя хорошо, не ронять кусочков и не греметь вилкой, Шурик, чтобы всем было удобно, и тарелки не пустели, Светлана - занимать сво„ место возле Шурика так выразительно, чтобы близость их отношений видна была всем. И белая блузка тоже была не случайно надета: белое - освежает, конечно, но и освещает, и намекает... Вера положила салфетку на колени и старалась не испачкать едой новое платье. Впрочем, она и не ела...
     - Тебе чего-нибудь положить? - тихо спросил Шурик, склонившись к матери.
     - Упаси Господи! Меня тошнит от одного вида еды, - нежно улыбнулась Веруся.
     - Ну, это ты уж слишком. Вообще-то вс„ очень вкусно. Может, немного салата? - Шурик потянулся к вазе.
     - Ни за что, - шепнула Вера и улыбнулась самой артистической из своих улыбок: подбородок вниз, глаза вверх...
     Ирина Владимировна чувствовала себя вполне счастливой: впервые в жизни ей удалось полностью себя реализовать. Она сделала вс„, что умела, и вс„, о чем мечтала в голодные и полуголодные годы: фаршированного капустой гуся, как делала е„ бабушка, и пирог на четыре угла, и тельное. И вс„ получилось на славу... К тому же сегодня она собиралась съесть бутерброд с ч„рной икрой, которую в детстве попробовать не успела по малолетству, а в более поздние годы волшебного этого продукта в глаза не видела...
     Гости счастливыми себя не чувствовали, а, напротив, по разным причинам испытывали недовольство - в особенности две пожизненные подруги Веры Александровны, Кира и Нила. Они были в свежей ссоре, и каждая из них была уверена, что не встретит на торжестве другую. Но мало того, что Вера, прекрасно зная о ссоре, пригласила обеих, она ещ„ имела бестактность посадить их рядом за столом, и теперь они сидели, глядя в разные стороны, лишившись и дара речи, и аппетита.
     Арик и Зира, армянские соседи, тоже были в свежей ссоре, случившейся прямо перед выходом: Зира надела свой лучший наряд, Арик, критически оглядев жену, сказал, что ей место в таком платье на ереванском базаре. Зира заплакала, сняла платье и отказалась идти. Арику пришлось долго е„ уговаривать и утешать, и он знал, что ему долго ещ„ прид„тся рассчитываться за неосторожное замечание. Аллочка была разочарована отсутствием Жени. Из тр„х пришедших ?студийных? девочек одна была влюблена в Шурика с пятого класса, а теперь уже училась в институте. Сидя напротив Шурика, она свежо переживала безответную любовь. Вторая, пятнадцатилетняя, нисколько в Шурика влюблена не была. Напротив, влюблена она была в Веру Александровну и ревновала е„ ко всему белому свету. Третья, из ранних учениц Веры Александровны, озабочена была отсутствием положенного женского недомогания и ужасными возможными последствиями... Е„ тошнило, и было ей не до еды.
     Ирина Владимировна, пока находилась в предварительном возбуждении, чувствовала себя окрыл„нной, но когда заметила явную диспропорцию между количеством наготовленного и возможностями едоков, ушла на кухню рыдать. С этого момента Шурик и Вера попеременно навещали е„ на кухне, пытаясь остановить приступ безудержного плача.
     Арик тем временем вс„ более входил в раж, возносил к небу рюмки и провозглашал тосты: выпили за маму, за покойного папу, за бабушку и всех предков, за небо и за землю, за дружбу народов и ещ„ раз за светлое будущее. Подруги Веры давились от смеха и на этой почве помирились.
     Далее закуску сменили горячие блюда. Здесь пришлось вступить в действие Светлане, поскольку Ирина Владимировна вышла из строя и собралась с силами только к десерту, когда осовелые гости могли только слабо шевелить руками и языками, точно как в немом кино, показываемом в замедленном режиме. Гости съели пирожные, выпили чаю и стали тихо расползаться, придерживая животы. И тут Светлана обнаружила недостачу: исчез Шурик. Он вышел проводить Аллу с Катей, но шепнул об этом только матери. Светочку же он в известность не поставил, - отчасти из-за того, что собирался посадить их в такси и сразу же вернуться, отчасти от полного расслабления и потери бдительности: за годы общения со Светочкой он прекрасно узнал, как опасно давать ей повод для переживаний...
     Катя засыпала, и Шурик н„с е„ на руках. Когда удалось остановить такси, девочка крепко спала, но когда Шурик попытался переложить е„ на руки матери, она обхватила его за шею и заплакала:
     - Ты нас не бросишь? Мам, он нас тоже бросит... Не уходи, Шурик...
     Шурик сел в такси. Катя, уткнувшись ему в плечо, мгновенно заснула.
     - Ты понимаешь, какая это травма для реб„нка? - шепнула Аллочка и положила руку на другое Шуриково плечо.
     Шурик это понимал. Он понимал также, что травма не одна, а две. Он посмотрел на часы - всего четверть одиннадцатого, так что он вполне успеет вернуться к гостям. Главное - сразу же позвонить маме.
     Как только он вош„л в бывшее супружеское гнездышко Жени Розенцвейга и передал Катю на руки Аллочке, сразу же взялс