ицом набивала узкие туфли газетой. Что-то изменилось в е„ лице. Присмотрелся - исчезли роскошные ресницы... Краска смыта с лица. Но брови отчасти остались.
     Распахнула пеньюар.
     - Поможешь раздеться? - без тени игривости спросила Эгле, и Шурик почувствовал, что не чувствует совершенно ничего. Ни волнения, ни жалости. И даже немного испугался.
     Снял с не„ нейлоновую упаковку. Она была затянута в грацию, и Шурик понял, что предложение помочь - никакая не женская уловка. Стальная жесткость е„ тела происходила от этого белья, которое заст„гивалось сзади на маленькие крючки. И впрямь здесь нужна была горничная. Он вытащил крючочки, резиновая кожура снялась, и сверкнула тонкая спина, вся в красных рубчиках от крючков и швов. Такая бледная, бедная спина... И сразу нахлынула жалость, и страха не осталось.
     У не„ были острые ногти, и она водила ими по Шурикову телу, и гладила его около сосков распущенными волосами, и трогала плотными губами. Горела настольная лампочка, и свет нисколько ей не мешал. Наоборот, она разглядывала его с интересом, которого он не замечал в ней в течение вечера. Он почувствовал, что если это осматривание и ощупывание будет длиться, то жалость к е„ покрытой рубцами спинке улетучится и он не сможет воспользоваться угощением, которое щедро предложил ему Гия.
     И он сократил все эти прохладные изысканности и приступил к незамысловатому процессу. Она была достаточно пьяна и идеально фригидна. Через некоторое время Шурик заметил, что она уже заснула. Он улыбнулся, - жалость улетучилась. Он повернул е„ на бочок, поправил поудобнее подушку под е„ головой и мирно заснул с ней рядом, успев ещ„ раз улыбнуться е„ тоненькому сопению, обещающему с годами войти в силу полноценного храпа.
     Он проснулся в начале десятого. Эгле спала, не поменяв за всю ночь позы: рука под щекой, тонкие ноги согнуты в коленях. Он заметил, что пальцы на ногах у не„ необыкновенно длинные. Ну конечно, эта сказка, которую он читал Мурзику, называлась ?Эгле - королева ужей?.
     Он тихо оделся и, не производя шума, вышел.
     ?Спасибо Гии, угостил красавицей?, - улыбнулся Шурик, вспомнив Валерию, которая радовалась любви всей глубиной души и тела и отзывалась на каждое прикосновение усиливающимся сердцебиением, благодарной влагой тела...
     Шел от подъезда к арке и вс„ ещ„ улыбался, когда его остановил рослый азиат в кожаной куртке:
     - Ты Джамилю знаешь?
     Шурик сбросил улыбку, ответил вежливо, но рассеянно:
     - Джамилю? Пожалуй, знаю...
     - Хорошо, - оскалился он, и Шурик подумал, что у него лицо, как из альбома Хокусаи, - самурайское, надменное, с плоским, но горбатым носом, - а теперь ещ„ будешь знать Рашида.
     Шурик услышал неприятный хруст кости и взлетел в воздух. Второй удар, вдогонку, был смазанным и приш„лся на нос. Этот Рашид был левшой, и поэтому первым грамотным ударом он сломал Шурику челюсть с правой стороны. Но это Шурик узнал позже в больнице имени Склифосовского, куда его доставили с бессознательном состоянии. Кроме перелома челюсти и разбитого носа установлено было сотрясение мозга средней тяжести.

глава 49

     Если бы Рашид, удовлетвор„нный местью, повернулся и быстро уш„л, оставив на асфальтовой дорожке поверженного Шурика, память об этой истории осталась бы только в виде округлой костной мозоли на челюсти не повинного в приписываемом ему деянии героя. Однако Рашид, оставив лежащего в крови мнимого соперника, ворвался в подъезд, откуда только что вышел в самом приятном расположении Шурик, взлетел на второй этаж и позвонил во все четыре квартиры. Информаторша Рашида, одна из манекенщиц, навещавшая Джамилю в этом доме, не запомнила номера квартиры, но это была сущая мелочь, особенно если принять во внимание, что в одной квартире ему вообще не открыли, во второй старческий голос выспрашивал, кто и к кому, а третью дверь открыла сама Джамиля. Бешеные глаза бывшего любовника ничего хорошего не предвещали, она пыталась захлопнуть дверь, но Рашид уже поставил ногу на порог.
     Она испугалась, что он е„ сейчас убьет, сразу же закричала ?Помогите! Убивают!? во всю силу свежего горла. Он успел е„ как следует изметелить, прежде чем наряд милиции, вызванный прохожими к лежащему недвижно Шурику, привлеч„нный женскими криками - Эгле проснулась, высунулась из своей комнаты и тут же кинулась к окну для голосовой поддержки - скрутил бушующего Рашида.
     Шурика к этому времени уже увезла ?Скорая помощь?. По дороге в больницу он приш„л в себя и, еле ворочая языком, попросил позвонить домой маме и передать, что с ним вс„ в порядке. Сидевший рядом с ним врач был так растроган сыновним вниманием, что, сдав Шурика в при„мный покой, сразу же позвонил Вере Александровне и сообщил о происшествии.
     Телефонный звонок из Склифосовского раздался после полудня. Сообщили, что Шурик получил лицевую травму и уже ид„т операция по поводу перелома челюсти, что сегодня приезжать нет смысла, а завтра утром вс„ можно будет узнать через справочную.
     Сначала Вера Александровна пыталась объяснить, что произошла ошибка, что сын е„ дома и спит спокойным сном. Но Мария, вполуха слушавшая телефонный разговор, толкнула дверь в Шурикову комнату и крикнула:
     - Веруся! Шурика нету! Он не спит!
     Любопытная деталь: бывало и прежде, что Шурик не приходил ночевать. Обычно он звонил и предупреждал, хотя было несколько случаев, когда он исчезал без предупреждения. Но в это утро Вера ещ„ не заметила его отсутствия.
     Она сидела возле телефона, переваривая сообщение. Мария теребила е„ за рукав:
     - Веруся! Ну что, что случилось? Где Шурик?
     - Он попал в больницу, ему сделали операцию на челюсти, - Вера приложила два пальца к подбородку и почувствовала там какое-то онемение.
     - Надо ехать в больницу, - решительно заявила Мария.
     - Сказали, чтобы мы приезжали завтра.
     - Веруся, а нам его завтра отдадут? А он на носилках или сам ходит? Будем его ложечкой кормить? А можно я буду кормить? А морс ему сварим? - засыпала Мария вопросами.
     ?Как можно так упасть, чтобы сломать челюсть? - размышляла Вера. - Ногу, руку - это понятно, но - челюсть? Нет, нет, они же не говорили, что он упал! Неужели подрался? Ну конечно, подрался!? - и в воображении е„ рисовалась картина избиения Шурика хулиганами и что-то связанное непременно с защитой женщины или, на худой конец, просто слабого...
     Вера прижала к себе Марию, - та ещ„ клокотала вопросами, но Вера почему-то успокаивалась. Неприятное онемение поднималось от подбородка к верхней челюсти. Вера пот„рла щеку. Надо было немного погулять с Мурзиком, сделать уроки и как-то дожить до вечера.
     - Завтра я отведу тебя в школу и поеду в больницу. А сегодня вечером сварим морс, - Вера поцеловала Марию в голову, но та д„рнулась и больно ударила Веру по подбородку:
     - Ты что, без меня? Без меня в больницу? - взвыла Мария, и Вера улыбнулась, потирая место ушиба.
     - Ладно, ладно, вместе поедем! - согласилась она. Ночь Вера провела бессонную: боль распространялась по всему лицу, болел подбородок, верхняя скула, отдавало в висок.
     Наверное, от удара, доставшегося от Мурзика, - предположила Вера. Приняла анальгин, который долго искала в аптечке, где вс„ было разложено по старой бабушкиной системе, поддерживаемой Шуриком. Долгое рысканье в аптечке ещ„ более расстроило е„. Скользнула мысль: надо послать Шурика в аптеку. И тут она почти расплакалась: Шурик в больнице, ему плохо, а она так нравственно распалась, не может собраться с силами, держаться бодро и противостоять... Это было что-то из репертуара Елизаветы Ивановны, и Вера поняла, что, вот, настал момент, когда вся ответственность за Шурика и за Мурзика ложится на не„, и она должна взять себя в руки, собраться с силами, держаться бодро и противостоять... На этом месте она расплакалась по-настоящему - половину лица ломило, и даже глаз почти не видел.
     Наш„лся анальгин, она выпила сразу две таблетки и заснула.
     С утра развели долгие и нелепые сборы. Собрали в пакет зубную щ„тку и пасту, яблоки, носовые платки и конфеты - вс„ то, что никак не могло Шурику понадобиться в течение ближайших недель: Шурику поставили на челюсть металлические скрепки, удерживающие челюсть в неподвижности до тех пор, пока она не сраст„тся. Рот открыть он мог только на размер трубочка для жидкой пищи. Зато забыли взять морс, сваренный с вечера, и тапочки. Впрочем, Шурику дали каз„нные...
     Мария сунула в пакет игрушечного зайца.
     В справочной больницы сказали, что ему сделали операцию, что лежит он в травматологии, в послеоперационной палате. В отделение Веру Александровну не пустили. Лечащий врач к ней не вышел. Но передачу приняли. Довольно долго ждали от Шурика записки. Наконец принесли. Он просил прощения за глупое происшествие, в которое вляпался и причинил столько хлопот, шутил, что теперь наказан за глупость долгим постом и молчанием, совсем как монах. Просил принести ему две французские книги, лежащие у него на письменном столе, папку с бумагами, писчую бумагу и несколько шариковых ручек.
     Домой приехали к вечеру, страшно усталые. У Марии промокли ноги, у Веры опять разболелась, условно говоря, щека. К ужину Мария вышла заплаканная и сказала, что соскучилась по маме. Сама Вера тоже готова была разрыдаться от полной нескладности жизни. Взять себя в руки, собраться с силами, держаться бодро и противостоять, - повторила она сама себе.
     В десять часов позвонила Светлана. Вместо обычного короткого ?нет дома?, Вера Александровна подробно описала Светлане все перипетии дня, начиная с утреннего звонка.
     - Напрасно вы мне сразу же не позвонили, - очень бодро отозвалась Светлана. - У меня есть знакомые в Склифе, я завтра же туда поеду и вс„ разузнаю.
     - Да, это было бы замечательно, - обрадовалась Вера. - Только вот ещ„ ему надо передать книжки, кое-какие бумаги.
     - Я заеду и заберу, об этом не беспокойтесь...
     Вера Александровна продиктовала Светлане адрес и долго и путанно объясняла, как легко найти их дом с Бутырского вала. Светлана только улыбалась.
     Светлана воспарила: настал момент, когда она сможет наконец показать Шурику и его важной матушке, на что она способна.
     И ей действительно повезло. Хотя никаких знакомых у не„ в Склифе не было, - да и на что они нужны, когда операция уже была позади, - на следующее утро, представившись родственницей, она переговорила с Шуриковым хирургом, который показал ей рентгеновский снимок, объяснил, какая именно операция была произведена и каковы перспективы.
     - По этой травме мы могли бы быстро выписать его домой, а через шесть-восемь недель сделать повторную операцию, она несложная. Но у него ещ„ сотрясение мозга, поэтому пусть полежит, - сказал хирург.
     Затем Светлана зашла в палату, где среди перебинтованных и загипсованных мужиков с трудом узнала Шурика. Он лежал на спине, весь в трубках: одна изо рта, две из носу, и ч„рные синяки под глазами. Картина дополнялась уткой, стоявшей у него на одеяле.
     - Боже мой! Кто же тебя так отделал? - воскликнула риторически Светлана.
     Но разговаривать Шурик не мог, покрутил пальцами, и она вытащила блокнот и ручку.
     Дальнейшие переговоры велись исключительно в письменном виде. Шурик горячо благодарил е„ за то, что она пришла. Просил, насколько возможно, отодвинуть посещение мамы. Написал, что его какой-то сумасшедший казах или монгол с кем-то спутал и чуть не убил.
     Светлана вынесла утку в уборную, перестелила постель, нашла дежурную сестру и дала ей совершенно правильную сумму денег: не мало и не много - чтоб заходила и проверяла, вс„ ли в порядке. Потом вышла в магазин, купила кефиру, два треугольных пакета сливок и минеральной воды, вернулась в палату. Когда она уже выходила, в палату вош„л милиционер в белом халате поверх формы. К Шурику. По поводу вчерашнего избиения. Милиционер задавал Шурику интересные вопросы: знает ли он Джамилю Халилову и какие у него с ней отношения...
     Шурик писал милиционеру ответы, но Светлана их не видела, так как милиционер сразу же забирал листки. Однако одних только вопросов оказалось достаточно, чтобы у Светланы сложилась картина, очень похожая на ту, которая рисовалась в воображении Рашида. Во всяком случае об Эгле милиционер вопросов не задавал, и Шурик не считал нужным вообще упоминать е„ имя.
     Сво„ собственное расследование Светлана решила отложить: у не„ тоже возникли некоторые вопросы к Шурику. Милиционер, к слову сказать, больше у Шурика не появился - дело об избиении Рашидом Джамили Халиловой и Александра Корна закрыли на следующий день, когда в Москву прилетел отец Рашида, главный кагэбэшник республики, и теперь заботой московских милиционеров было выпутаться самим, потому что Рашидку они в отделении порядком изметелили...
     На третий день в палату ворвался Гия:
     - Шурик! Мне только что сказали... Ну ты попал, старик! У меня тоже случай был...
     И Гия рассказал несколько историй о своих похождениях, когда ему приходилось быть битым. Это было малоутешительно. Потом Гия вытащил из портфеля бутылку коньяка, зав„рнутую в газету, открыл его, согнул конец трубочки от Шурикова рта к горлышку бутылки.
     - Мне кажется, неплохая мысль, - взял ещ„ одну трубочку с тумбочки, опустил в бутылку и потянул. - Блестящая, я бы сказал, мысль. А закусывать будешь... нет, не кефиром, конечно... сливками.
     За этим приятным занятием застала приятелей Светлана.
     Она едва подавила вздох негодования:
     - Что это вы здесь делаете?
     Гия не давал себя в обиду даже женщинам:
     - Мы немножко выпиваем. При сотрясении мозга очень рекомендуется. А вы что здесь делаете?
     Шурик мычал что-то невнятное.
     - Понял, понял, - съехидничал Гия. - У не„ душа хорошая. Это даже заметно. Но когда мужчины выпивают, женщины помалкивают, да?
     Светлана была в полной ярости от такого обращения, но сидела, не сдаваясь. И Гия уш„л, оставив бутылку у Шурика под одеялом, а Светлану в сильном раздражении.
     Шурик, насколько это было в его возможностях, оттягивал посещение Веры. Да и Вера была в плохом состоянии: боль, начавшаяся, когда ей сообщили по телефону о неприятности с Шуриком, то нападала, то отступала. Она вызвала врача из платной поликлиники - врач долго е„ осматривал и предположил, что у не„ воспаление тройничного нерва. Прописал домашний режим, тепло и какое-то мощное лекарство.
     Три недели Светлана ходила в институт Склифосовского как на работу, каждый день давала Вере Александровне отч„ты о состоянии здоровья сына.
     И даже более того: два раза Светлана по его поручению заезжала к Валерии. Он немного помялся, прежде чем об этом просить, но работа была срочная, пишущей машинки у него не было, и отпечатать рефераты могла только Валерия. Второй раз Светлана зашла к Валерии, чтобы забрать запечатанный конверт и отнести на почту.
     Валерия похвалила Светланин плащ. Светлана поведала о том, что шила его сама из плащевки, купленной в этом самом доме. Светлана похвалила антикварную мебель Валерии, сообщив, что терпеть не может современной. Валерии Светлана показалась милой, но очень невзрачной. Светлана, со своей стороны, посочувствовала в душе этой полной, чересчур ярко накрашенной инвалидке. А ведь сколько тревожных размышлений прин„с Светлане этот Шуриков маршрут...
     А при дневном освещении она будет выглядеть просто как матрешка, бедняга, - подумала Светлана.
     Соперниц друг в друге они не заподозрили.
     В больницу Вера Александровна не ездила. Шли холодные весенние дожди, в зимних сапогах уже было жарко, в туфлях - рано. Подходящей обуви на мокрую погоду у Веры не было. Вот Шурик выпишется, надо будет эту проблему решать. Хорошо бы на каучуке, но не на плоской подошве, а на небольшой танкетке...
     Вера писала Шурику длинные чудесные письма. Шурик их сохранил, сложенными аккуратной стопочкой, по дням написания. Мария тоже писала, а также рисовала картинки. Главный сюжет был - она с Шуриком на берегу моря.
     Светлана заезжала к ним за письмами, по Шуриковой просьбе забирала то словарь, то бритву, то пришедший по почте большой конверт.
     Вера Александровна Светлану очень оценила: настоящий друг, и, хотя хорошенькой е„ не назов„шь, внешность изящная, девушка воспитанная. И, что большая редкость, - замечательная рукодельница. Елизавета Ивановна одобрила бы...
     Светлана была очень внимательна к Вере Александровне: всякий раз, как собиралась к ним, спрашивала, что привезти из города, и привозила из кулинарии ресторана ?Прага? много разной еды, так что Вера Александровна забыла спросить у Шурика, в какой кулинарии он покупал картофельные котлетки...
     Вскоре Шурика выписали. Вера Александровна расстроилась: он выглядел ужасно. Похудел. Из щеки торчали какие-то металлические штучки. Он еле разговаривал, ничего не ел, а только пил всякие жидкости через трубочку. Зато писал им чудесные смешные записки с картинками. Мария сразу же затребовала, чтобы он не пропускал ?священные часы?, и даже сказала ему, сколько часов он ей задолжал за время болезни. Подсчитала. Он обещал вс„ отработать.
     Удивительное дело, но как только Шурик вернулся из больницы, воспаление тройничного нерва у Веры прошло - как не бывало.
     Вскоре с Шурика сняли его железную сбрую, и он, в честь такого праздника, пов„л всех, включая и Светлану, в ресторан ?Якорь? и накормил до отвала вкусной едой.
     Светлана праздновала самый большой день своей жизни: это был семейный обед, все люди, которые сидели за соседними столиками, думали, что Шурик е„ муж, Вера Александровна как будто свекровь, только вот девочка непонятно чья. Лишняя. Мария, со своей стороны, тоже нашла обед отличным, но тоже считала, что было в нем кое-что лишнее - Светлана...
     Неприятным для Светланы было только одно обстоятельство: Шурик по-прежнему не желал навестить е„ дома, и вообще не проявлял никаких знаков мужского интереса. Светлана терпеливо ждала любовного свидания. Разговор о восточной Джамиле она решила не поднимать. Разве что когда-нибудь потом...
     Она звонила теперь каждый день, подолгу разговаривала с Верой Александровной про жизнь вообще и про Шурика в частности. В конце разговора она просила передать трубку Шурику, и, если его не было дома, Вера непременно отчитывалась, где он сейчас находится. Если это была библиотека, Светлана не ленилась проехаться и проверить. Вс„-таки впечатление складывалось такое, что другой женщины у него нет... Иногда Вера Александровна говорила, что он сегодня ночевать не приедет, поехал с каким-то сложным переводом к Валерии и скорее всего останется ночевать там.
     Тем временем опять образовалась весна, и Шурик сказал ей однажды что-то о скором переезде на дачу.
     ?Положение ужасное?, - поняла Светлана. Вера с Марией переедут на дачу, и он ей опять не будет звонить, и пропад„т окончательно. И это теперь, после всего, что она для него сделала! Снова в мыслях возникла Джамиля, из-за которой его чуть не убили. Может быть, вс„-таки он встречается с кем-то...
     Светлана усилила бдительность. Она снова дежурила возле его подъезда, следовала за ним на небольшом, но точно рассчитанном отдалении - и безрезультатно: ни Джамили, ни какой-либо другой женщины как будто не было. Но беспокойство и непонимание мучили е„, она опять не спала ночами, вертела белые ш„лковые цветы и мысленно раскладывала их вокруг своей головы... Нет, он не любит е„, но ценит, уважает, испытывает благодарность... Как заставить мужчину полюбить? Неужели надо умереть, чтобы быть оцен„нной? Ах, если бы можно было сначала себя похоронить, насладившись тем, как все они будут оплакивать е„ уход, а потом уже умереть по-настоящему. Лежать, как Офелия, в гробу, в склепе, украшенном цветами, а возлюбленный страдает у гроба, вынимает меч и убивает себя... И ты это видишь, утверждаешься в его вечной и верной любви, и тогда уже спокойно и с удовольствием умираешь... Нет, Шурик, маменькин сын, на это не способен. Если только ради мамочки... И она улыбалась этой мысли, потому что безумие ещ„ не настолько е„ захватило, чтобы полностью убить чувство юмора...
     Она поз