и,  улыбался  девушкам,   кланялся
старикам. В чреслах горячо и тяжело, я себя, конечно победил, герой,  но
плоть бунтует, перед глазами то и дело мелькают картинки,  как  я  такое
проделываю с этой роскошной и податливой женщиной, что уже  и  двигаться
трудно, а порой вовсе темнеет, как у лилипута в подобных случаях.
   Такое обилие голых баб-с, мелькнула мысль. И очень доступных. Неужели
этим старается взять Самаэль, или же это отвлекающий маневр? Откуда  ему
знать, что в моем мире это давно уже не соблазн, а так... глоток  теплой
воды, порция дешевого мороженого, что на каждом углу... Но здесь, в этом
мире, для простолюдина - даже если он барон! - эти свободы в самом  деле
значат много.  Это  огромное  искушение,  как  ни  крути.  Да,  огромное
искушение принять эти простые правила общения.
   А принять - это служить тому, кто принес эту свободу.
   Я твердил эти суровые праведные и правильные  слова,  вколачивал  их,
как гвозди, в свой размягченный  желаниями  мозг,  а  там  в  ответ  все
упорнее мелькали сценки из видений святого Антония в пещере.
   Мальчишки играли посреди улицы, я поймал одного за плечо:
   - Эй, герой - истребитель драконов!.. Где у вас маг?
   - Маг? - переспросил мальчишка. - Какой?
   - А что, - поинтересовался я, - в вашем городе и магов двое?
   - Нет, - ответил мальчишка с удивлением. - Нет, конечно!.. У  нас  их
пятеро.
   Я удивился:
   - Живут же люди... Ладно, а где живет тот, что поближе?
   - Да вон в том доме... Видите, крыша с побитой черепицей?
   - Спасибо, - поблагодарил я и потрепал его по голове. -  Вообще-то  я
мог бы и сам догадаться... У кого еще может быть побита черепица?
   Деревянная калитка украшена устрашающего вида орнаментом, а  ручка  в
виде головы дракона с распахнутой пастью. Я нажал  на  нее  с  некоторой
опаской, не брызнет ли в ладонь струя огня, почему магу  не  пошутить  и
таким образом, все можно списать на эксцентричность  ученого,  но  нигде
ничего не лягнуло, не грюкнуло, не звякнуло.
   Я понажимал еще, наконец просто толкнул дверь... и она  распахнулась.
В проеме видна дорожка, вымощенная мелкими булыжниками, по бокам  цветы,
там носятся бабочки и стрекозы. Я перешагнул порожек,  закрыл  за  собой
калитку, а когда повернулся к дому, оттуда навстречу быстро шел  молодой
подтянутый воин. Лицо его горело отвагой,  в  глазах  жажда  схватки,  в
правой руке легкий меч с длинным лезвием.
   Я замер, быстро оглядывая  его  с  головы  до  ног.  Парень  молодой,
вооружен легко: в  кожаных  доспехах,  только  грудь  защищена  нашитыми
металлическими бляхами, в правой, как уже сказал, легкий меч  с  длинным
лезвием, на локте левой - деревянный щит. Голову закрывает металлическая
шапка, острый конус сбросит лезвие чужого меча, на плечах  металлические
пластины - прародительницы современных погон, на поясе кинжал в  простых
ножнах, за плечом простой  боевой  лук,  больше  похожий  на  охотничий.
Кожаная одежда опускается  до  середины  бедер,  дальше  ноги  ничем  не
защищены, кроме плотно обтягивающих бедра и голени по всей длине  штанов
из тонкой кожи, до сапог, но уже из кожи погрубее. Руки от  плеч  голые,
только рукавицы закрывают кисть.
   Он показался мне ладным, опытным воином, делающим ставку на  скорость
в бою, а не на танковую броню, как  тяжеловооруженные  рыцари.  Ощущение
такое, что в этом городе смешались Юг и Восток.  Может  быть,  потому  и
такое обилие драконов.  Все-таки  эти  твари  хладнокровные  могут  жить
только в условиях жаркого климата...
   - Вот так теперь одеваются привратники? - спросил я.
   Он замедлил шаг, быстро оглядел меня с  головы  до  ног.  Придирчивый
взгляд зацепился за мой молот, несколько  мгновений  обследовал  его,  а
когда воин поднял глаза, в них было уважение.
   - Я хотел уйти с героями, - ответил он наконец,  -  что  пошли  брать
Кернель. Говорят, там подвалы забиты золотом, там сундуки с сокровищами,
а монахини все сплошь девственницы!.. Но  меня  не  взяли.  Теперь  я  с
вечера и до утра хожу по улицам, слежу за порядком... А вы  не  ошиблись
дверью?
   - Если маг живет здесь, - ответил я, - то не ошибся.
   Он поморщился:
   - Здесь. Это мой дед. Идите по той  лесенке  наверх.  К  нему  обычно
ходят старухи да прыщавые юнцы, но чтоб явился вот такой герой...
   - Они тоже карабкаются по этой лесенке?
   - Нет, сюда он поднимается редко, когда ловит летучих мышей...
   - Пойду помогу ловить, - сказал я. - А куда в этом городе  еще  идти?
Сегодня приехал, завтра уеду. Хоть мышей половлю, и то дело.
   Он кивнул, принимая, но не одобряя такое странное  для  половозрелого
мужчины решение, снова указал на лесенку. Калитка за  ним  захлопнулась,
послышались быстрые шаги вдоль улицы. Я миновал двор и начал подниматься
по шатким ступенькам. Маг, судя по этим  дощечкам,  легок  как  перышко.
Подо мной все скрипит, трещит, вот-вот рассыплется.
   На вершине лестницы дверь, стучать не стал, все правильно, я ж умный,
дверь подалась от первого толчка. В полутемной комнате  на  четвереньках
ко мне задом молодая девушка. Перед ней в  камине  темно-багровые  угли,
девушка старательно раздувает их, даже из-за спины  видны  ее  раздутые,
как у лягушки в брачный период, щеки.
   Из камина взлетают серые хлопья пепла,  угли  становятся  пурпурными,
еще чуть-чуть - и крохотные желтые язычки огня лизнут  те  щепочки,  что
набросала поверх, но сейчас дует, красиво изогнувшись, даже не  замечая,
насколько ее поза эротична...
   Болван, напомнил я себе строго. Сперва надо о Родине, а потом о себе.
У девушки черная пышная копна волос, крупные локоны падают  на  лоб,  на
плечи, скользят за спину, и вся темная комната кажется  продолжением  ее
волос. Краски в полутьме исчезли, оставив только лиловость.  Она  слегка
повернулась, но я неподвижен, а она занята только углями, не замечает. Я
тихо любовался темно-лиловыми губами,  кожа  казалась  излишне  светлой,
зато глаза выглядели чернее ночи.
   Наконец угли сдались, оранжевые язычки охватили щепки.  Она  постояла
перед огнем, все еще на четвереньках, красиво выгнув  широкий  и  крутой
зад. Огонь подсвечивал ее снизу, глубокие черные тени легли под глазами,
и мне казалось, что они сверху  и  снизу  окружены  черными,  как  сажа,
широкими дугами бровей. Но губы ее чуть раздвинуты в улыбке.
   Она, конечно, не знала, что я наблюдаю за нею,  но,  повинуясь  чисто
женскому инстинкту, повернулась так, что линия  ее  высокой  груди  была
особенно красиво подчеркнута на  фоне  огня,  а  изгиб  в  поясе  заодно
показал ее тонкую талию и еще ярче - широкие бедра с сочным оттопыренным
задом.
   Она глубоко вздохнула, отчего ее крупные груди едва не выпрыгнули  из
глубокого декольте. В глазах блеснуло, похоже, слезы от  одиночества,  я
едва не заорал: да вот он я, вот щас я тебя утешу!
   Ага,  щас,  сказал  я  себе  злобно  и  наступил  сапогом  на   горло
собственной песни. Песенник застонал, но все еще сопротивлялся, тужился,
кровь его раздувала так, что перед глазами темнело, как ночью.
   Я кашлянул, девушка подпрыгнула и быстро развер нулась в мою сторону.
Глаза широко распахнуты, на лице такой божественный испуг, что  страстно
захотелось схватить ее в объятия и утешать, утешать, утешать всю ночь.
   - Привет, леди, - сказал я. - Хозяин дома?
   Она пролепетала:
   - Я не леди... Меня зовут Одель, просто Одель...
   - А меня просто Ричард, - сказал я.  -  Привет,  Одель.  Вообще-то  я
видел разных ледей, но ни одна и вполовину не такая хорошенькая.
   Она слабо улыбнулась.
   - Хозяин вот за этой дверью. Но он сейчас занят...
   - Я не буду вламываться, - пообещал я. - Сперва постучу.
   Из-под двери несло травами, настоями  корешков,  но  также  странными
запахами химикалий, какие я последний раз слышал в школе на практических
занятиях по химии. Я в самом деле постучал,  выждал,  постучал,  толкнул
дверь.
   В просторной комнате, заставленной старыми вещами, маг склонился  над
кипящим  котлом.  Маг  стар,  весь  в  голубом,  начиная  от   шляпы   с
обтрепанными краями  и  длинным  острым  верхом,  длинным  плащом  цвета
голубого неба и такими же сапогами голубого цвета. Из-под плаща  голубой
камзол, но его до половины скрывает роскошная белая борода до пояса.  На
поясе висят кожаные мешочки, талисманы.  На  плече  мага  сидит  крупная
откормленная летучая мышь.
   Обеими руками маг помешивал в котле длинным тонким  посохом,  с  виду
деревянным, но уж слишком тонок, чтобы быть деревянным, такой  сломается
через десяток шагов. В навершие искусно вделан светящийся шар размером с
куриное яйцо. Резьба опускается от шара на ширину двух  ладоней,  дальше
это странное дерево совершенно гладкое, без царапин и отметин.
   Я стоял неподвижно, маг оставил посох в котле, всыпал туда порошок. В
ответ взметнулся оранжевый  огонь.  Маг  торопливо  делал  пассы  обеими
руками, бормотал. Огонь подсвечивал его  снизу,  лицо  казалось  жутким,
нечеловеческим. Летучая мышь крепче всадила когти в плечо, ее оскаленную
в страхе мордочку огонь подсвечивал под таким  же  углом,  она  казалась
удивительно похожей на хозяина.
   Я перевел взгляд на его лицо. Испуганное и в то же время торжественно
счастливое, а у мыши просто испуганное. Белые, как сахар, зубы  блестят,
растопыренные крылья просвечивает колдовским огнем, отчетливо проступают
тоненькие косточки, а кожа кажется тонкой желтой пленкой.
   Потом  очень  медленно  на  лице  мага  начало  проступать  выражение
сильнейшего разочарования. Он опустился на табурет, откинулся на спинку.
Взгляд его начал подниматься, я понял, что сейчас маг обнаружит  чужака,
со зла может и в жабу, кашлянул и сказал торопливо:
   -  Я  только  что  вошел...  привлеченный  слухами  о  вашем  великом
умении... о, великий маг!
   Он  сидел  неподвижно,  острые  маленькие  глазки  буравили  с  такой
интенсивностью, что я ощутил жжение.
   - Кто такой? - спросил он раздраженным голосом. - Что потребовалось?
   - Меня зовут Ричард, - представился я. - А нужно мне...  нужно  всего
лишь узнать об этом мире побольше.
   Его  глаза  удивленно  расширились.  Мышь  открыла  пасть  и   злобно
зашипела.
   - Всего лишь? - спросил маг недоверчиво. - Ни приворотного зелья,  ни
трав, отгоняющих троллей... ни корешка, что ломает замки и запоры?
   Я отмахнулся:
   - Да на фига мне все эти мелочи? Можно мне присесть?
   Они с мышью смотрели, как я высыпал на  край  стола  горстку  золотых
монет. Брови мага поднялись, некоторое время изучал монеты издали, затем
потрогал  их  пальцем,  подвигал.  Мышь  переступила  лапами  на  плече,
зашипела.
   - Можно,  -  разрешил  он.  Пока  я  бережно  освобождал  краешек  на
заваленной книгами лавке, он снял шляпу и плащ, волосы оказались красиво
длинными и белоснежными, никакой лысины, непонятно зачем все  колдовские
манипуляции проделывал в плаще и шляпе, вечер такой теплый.
   Потревоженная мышь полетала по комнате, затем  с  размаха  брякнулась
ему на плечо. Маг перехватил мой удивленный взгляд, спросил с насмешкой:
   - Что-то не так?
   - Еще бы, - ответил я искренне. - Как она сидит? Ведь все  нормальные
мыши висят вниз головой...
   Он нахмурился, разочарованный, буркнул:
   - Пришлось обучить. А то болталась, как башмак,  переброшенный  через
плечо... Да и с ненормальным магом должна быть и ненормальная мышь,  как
вы полагаете? Ладно, так что  вас  интересует...  рыцарь?  Ведь  рыцарь,
верно?
   - Верно, - ответил я. - Но я странный рыцарь, как вы уже заметили, но
промолчали.
   Его глаза начали буравить меня  еще  интенсивнее.  Во  взгляде  росло
недоумение.
   - Действительно, - проговорил он. -  Таких  я  еще  не  встречал.  Из
дальних северных стран?.. Нет, тех жителей я знаю... С  крайнего  Юга?..
Откуда-то с дальних гор, где сохранились...
   Он замолчал в затруднении, я подхватил:
   - Кто сохранился? Почему именно в горах?
   Он развел руками.
   - Горы - лучшая защита. На равнинах человек живет богаче, но страдает
даже от нашествий саранчи или зайцев, а что уж говорить о войнах?
   - Война добирается  и  в  горы,  -  заметил  я.  Он  пренебрежительно
отмахнулся.
   - Какая война? Это не войны. Я  говорю  о  Старых  Войнах.  Когда  из
берегов выходили не только моря, но океаны  затапливали  сушу,  когда  с
неба неделями падал  огненный  дождь  и  выжигал  все  живое,  будь  это
человек, зверь, муравей или трава. Когда горела сама земля... а  у  кого
оказывалось очень глубокое подземелье и он спасался, то  на  поверхности
находил только толстый слой пепла и оплавленные страшным жаром камни...
   - Ого, - сказал я. - Тогда у горцев в самом деле шансов было  больше.
Да у всяких рудокопов...  Жаль  только,  что  среди  рудокопов  маловато
светочей культуры и великих знаний. Или у вас наоборот?
   Он горько усмехнулся.
   - Это так, но самый смех в том, что уцелевшие рудокопы в  самом  деле
стали светочами культуры и знаний для  тех,  кто  начал  населять  землю
заново. Рудокопы хотя  бы  видели  издали  сверкающие  города,  летающие
повозки, слыхивали  о  деяниях  великих  магов...  Их  речи  записывали,
переписывали, распространяли. Потом в новых войнах все это гибло.  Снова
записывали уже рассказы тех, кто читал когда-то и что-то помнил, хоть  и
смутно... А потом, после новых войн  -  уже  рассказы  тех,  кто  что-то
слышал или читал о тех, кто читал написанное ранее...
   Он умолк, махнул рукой. Я спросил жадно:
   - Но как же волшебные вещи? Их все еще находят...
   - Если даже некоторые люди уцелели, - ответил он, - то что про  вещи?
Их уцелело больше. Они не мрут, по крайней мере, от голода.  Но  беда  в
том, что поголовье людей восстанавливается быстро, а вещей...  увы,  все
меньше и меньше. Их ломают, уничтожают... чаще всего  как  раз  те,  кто
старается сберечь или воспользоваться. Мы не знаем их назначения, а если
и отыскиваем какие-то свойства, то обычно совсем не те, для  которых  их
создавали.
   Я с великим сочувствием смотрел в его мрачное изможденное  лицо.  Это
же какая мука: для Кулибина держать в руках электронные часы,  прекрасно
понимать, что это и для чего, уметь ими пользоваться и...  абсолютно  не
понимать принципа действия!
   - Да, - сказал я, -  да...  Но  разве  нигде  не  сохранилось  клочка
Старого  Мира?  Хотя  бы  в  бункерах?  В  смысле,  в   очень   глубоких
подземельях? Ведь люди тех времен, прекрасно зная, что может  случиться,
могли под землей соорудить убежища!
   Он посмотрел на меня с глубоким уважением. Потом  на  монеты,  словно
хотел за хорошую мысль вернуть мне хотя бы одну, но потом передумал.
   - Среди народа ходят такие легенды,  -  сказал  он  наконец.  -  Даже
иногда находились очевидцы,  что  натыкались  на  дороги,  что  ведут  в
огромные подземные города... Но всякий раз оказывалось, что все  вранье,
а придумывается, чтобы получить кружку эля или привлечь внимание гуляк в
таверне. С другой стороны, таких слухов слишком много, так что  какие-то
основания есть... на самом деле,  конечно,  в  горах  иногда  находят  в
пещерах то мечи и доспехи,  что  рубят  все,  даже  камни,  то  странные
механизмы, которые еще могли бы служить...
   У меня сердце застучало чаще.
   - Где эти механизмы?
   - Понятно, где...  В  северных  землях  Святая  Церковь  тут  же  все
уничтожает, а в южных захватывает правитель и хранит под семью замками в
своих подвалах, никого не допуская. Сам же бросает все  дела  и  остаток
жизни тратит, пытаясь разгадать секрет.
   - И все бесполезно, - сказал я. - Все бесполезно...
   Он уловил в моем голосе такую же горечь,  что  испытывал  сам,  глаза
стали острыми.
   - А зачем эти знания тебе, рыцарь?
   - Потому что я пришел не с Севера, - ответил я тихо. - И не с  Юга...
А также не был на вашем Востоке и Западе...
   Маг ахнул, задержал дыхание. Я встал, поклонился, мышь  показала  мне
зубы, но уже не шипела. Маг не двигался, я добрался до  выхода,  толкнул
дверь  и  пошел  через  ярко  освещенную  от  камина  комнату.  Одель  с
раскрасневшимися щеками подкладывала в огонь березовые поленья.
   - Уже уходите? - спросила она.
   Мне почудилось в ее голосе сожаление.
   - Что у вас за странный камин, - сказал я. - У всех обычно внизу...
   - У нас есть и внизу, - ответила она, -  но  господин  маг  постоянно
мерзнет, ему надо, чтобы жарко было везде. У него застывает кровь.  Если
бы вы знали, сколько ему лет...
   Последние слова произнесла шепотом, глаза  округлились,  на  дверь  в
комнату мага поглядывала с испугом.
   Декольте стало еще ниже, или это от жары ее  полные  груди  разбухли,
уже вылезают наружу. Вся она выглядела таким  лакомым  пончиком,  что  я
наступил на горло своего певца обеими сапожищами, а девушке кивнул молча
и ушел.

Глава 26

   Гендельсон спал, лежа на спине. Могучий храп разносился  по  комнате,
заставлял трепетать язычок све тильника. Баронская  пасть  была  широка,
как  труба  подземной  канализации.  Я  начал   раздеваться,   вспоминая
встреченных в этом городе женщин. Именно женщин, мужские лица  проходили
мимо, как стертые пятаки.
   К тому же с мужчинами мы время от времени дрались, а  с  женщинами  я
всегда лажу. Среди мужчин половина уродов, но женщины все - красавицы. И
почти все либо голые, либо  полуголые,  либо  готовые  тут  же  смиренно
раздеться и выполнять все мои прихоти.  Это,  наверное,  мечта  здешнего
среднего человека... Меня, понятно, этим не купишь, и вовсе  не  потому,
что я вот так уж стоек, как скала, просто у нас это  занятие  более  чем
доступно, цена ему копейка, но дьявол этого не знает.
   Что, в этом ловушка? Похоже, что все-таки в  этом.  Но  под  ложечкой
неприятное чувство, гуляет сквознячок. Мерзкий  такой  сквознячок...  От
дьявола можно ожидать и более серьезного и неожиданного хода. К примеру,
полуголые бабы, только для того чтобы я постоянно боролся с искушением и
побеждал,   побеждал,   раздуваясь   от    гордыни,    упиваясь    своим
благородством...
   Лавка затрещала подо мной, я взял приготовленный башмак и  швырнул  в
барона. Дело в том, что стоит мне заснуть, тогда хоть молотом по  железу
бей, не проснусь, но, чтобы заснуть, мне нужно хотя бы минуту  побыть  в
мире без этого дикого храпа...
   Барон в испуге всхрапнул еще громче, ужаснее, очнулся. Я  притворился
спящим. Сон придет ко мне через пару минут, а барон все это время  будет
в страхе прислушиваться, осматриваться: кто же это напал, не  слышно  ли
чужого дыхания за дверью.
   Я уже почти засыпал, когда послышалось  шлепанье  босых  ног.  Потная
ладонь легла на плечо, потрясла.
   - Сэр Ричард! Сэр Ричард!
   Я приоткрыл один глаз. Лицо барона бледно маячило  в  луче  света  из
окна. Светильник, значит, ухитрился погасить по дороге ко мне.
   - Что? - спросил я. - Что вам, пятки почесать?
   - Сэр Ричард, - проговорил он быстро. - Наши кони измучены,  но  нам,
кажется, повезло!.. Утром город  покидает  один  купец,  у  него  четыре
великолепнейших коня на продажу. Если хотим достичь  Кернеля  как  можно
быстрее, хорошо бы купить взамен этих...
   Я проворчал:
   - Тогда утром и купим... Ах, черт!
   - Не поминайте его, - взмолился Гендельсон. - Не поминайте!
   - А то придет?
   - Любое упоминание усиливает его мощь! Лучше  почаще  упоминайте  имя
господа, Девы Марии...
   Я уже поднимался, злой и раздраженный. Магу выложил все золото, пижон
несчастный. Мол, легко приходит, легко уходит.
   - И что же? - сказал я раздраженно. - Вы хотите, чтобы я  среди  ночи
пошел искать золотые клады?
   Гендельсон пробормотал:
   - Ну, если хотим как можно быстрее вернуться в Зорр...
   Я сжал челюсти и стал натягивать башмаки. На свободной  лавке  чьи-то
руки разложили две пары толстых носков  из  грубой  козьей  шерсти,  две
рубахи: полотняную и вязаную да еще  старую  потертую  книгу  Священного
Писания. Понятно, Гендельсон читает на ночь, а убрать не  догадался  или
захрапел раньше.
   - Это, - сказал я сухо и указал на книгу, - спрячьте.