и очень мужественного человека.  Шарлегайл  -  двоюродный
брат, которого он любит, но служит Беольдр прежде всего Зорру, последней
твердыне христианского мира на этой земле.
   Мы шли через анфиладу  залов,  сопровождаемые  почтительным  шепотом.
Народу прибавилось, хотя огромные залы  по-прежнему  выглядели  пустыми.
Перед дверью в тронный зал огромные стражники  зашевелились,  заученными
движениями скрестили перед нами копья.
   - Приказ короля, - сказал один хмуро. Ланселот гаркнул, не веря своим
ушам:
   - Мы привезли доспехи святого Георгия Победоносца!
   - Приказ короля, - повторил воин. Он вздохнул, повторил уже горько:
   - Таков приказ... короля.
   Мы остановились, я всей кожей чувствовал опасность,  вертел  головой.
Бернард хмурился, Асмер беспокойно переступал с  ноги  на  ногу,  только
Сигизмунд осматривался  с  радостным  благоговением,  крестился,  шептал
благодарственные молитвы. Совнарол посмотрел на него одобрительно, встал
рядом, и они зашептали что-то в унисон.
   Я смотрел на  массивные  роскошные  двери,  перевел  взгляд  на  лица
друзей, уже друзей. Во мне начал закипать гнев, который  давно  кипел  в
Ланселоте, бурлил в Бернарде и едва не выплескивался из Асмера.
   Ланселот проговорил с напряжением в голосе:
   - Беольдр, мне это не нравится... Мы в самом  деле  привезли  доспехи
святого Георгия Победоносца! Я не понимаю, что может  быть  важнее...  в
эту минуту.
   Беольдр прислушался к голосам по ту сторону двери.  Вид  у  него  был
несчастный.
   - Ланселот, там очень серьезный и неприятный разговор... Понимаешь?
   - А мы не серьезный?
   - Прости, но что сделано, то сделано.
   Ланселот дернулся,  побелел,  но  смолчал.  Бернард  прогудел  густым
голосом большого недовольного медведя:
   - Я просто чую, что королю мы  сейчас  нужны.  Кто  велел  никого  не
пускать?
   Беольдр ответил несчастным голосом:
   - Сам король и велел.
   Совнарол, дотоле молчавший, сказал ясно и строго:
   - Власть Творца всего сущего выше власти земных владык.
   Похоже, никто его не понял, да и я  тоже  не  понял,  но  пальцы  мои
стиснули рукоять молота, будто это именно  Совнарол  подсказал  им,  что
делать, а глаза мои уже мерили расстояние до гигантов-стражников по  обе
стороны двери. Не такие уж они и гиганты, если  сравнивать  со  мной.  В
этом мире я тоже не  карлик.  Беольдр  быстро  взглянул  на  меня,  лицо
напряглось, но затем он сказал негромко Совнаролу:
   - Ты прав, отец.
   Сигизмунд проговорил громко и звучно:
   - Во имя Отца и Сына...
   Я  знаком  велел  стражам  отступить   подальше   от   створок.   Они
заколебались, тогда я размахнулся и швырнул молот в середину дверей. Оба
прыгнули в стороны, роняя копья,  похожие  на  каскадеров,  подброшенных
взрывом. Мне самому показалось, что из моей руки  выплеснулась  гремящая
молния, но это был всего лишь блеск на металлической  голове  молота  от
множества свечей и светильников.
   Створки  тряхнуло  на  миллисекунду.  В  следующее  мгновение  воздух
наполнился визгом от крупных щепок. Сухой треск пронесся,  как  громовой
удар. Я ожидал, что молот  пробьет  дыру,  раз  уж  тут  нет  запора,  и
вернется ко мне, но истосковавшийся без дела молот как будто ощутил  мою
злость и желание сокрушить врата:  он  разнес  двери  полностью  -  одна
створка разлетелась в щепки, а вторую он на обратном  пути  разбил  так,
что щепочки, самая крупная не больше спички, наполнили воздух, как  снег
в метель.
   Из  зала  донеслись  крики,  вопли,   лязг   железа.   Все   перекрыл
пронзительный женский визг. Беольдр жестоко улыбнулся, во  взгляде  было
одобрение.
   - Заставлять нас ждать - это унижение. Не только для вас.
   Ланселот сказал быстро, жестко, не шевельнув ни одним мускулом:
   - Все, пошли.
   - Головы выше, - успел шепнуть Бернард, Под  ногами  звучно  хрустели
добротные дубовые щепки. Те,  что  помельче,  все  еще  опускались,  как
крупный снег, усеивая пол хорошо пахнущими опилками. Искореженные медные
полосы скрутило  спиралями,  они  раскатились  в  утлы,  где  продолжали
беспокойно покачиваться из стороны в сторону.
   Шарлегайл на  троне,  справа  от  него  в  кресле  застыла  принцесса
Азаминда. За ее спиной Шартреза, ее  руки  гладили  Азаминду  по  плечу.
Принцесса бледная, как полотно, в глазах блестят  слезы.  А  перед  ними
выпрямились горделиво двое: тонкая изящная  женщина  в  Длинном  зеленом
платье, что делало ее похожей на молодую красивую ящерицу, и  мужчина  в
доспехах, но без шлема. Я посмотрел на него, холод  пробежал  по  спине.
Этот гигант побольше даже Беольдра. Руки, как  бревна,  шея  толщиной  с
колонну Большого театра, волосы не  падают  на  плечи,  как  у  всех,  а
пострижены коротко, торчат, как щетина у дикого кабана.
   Сейчас они с изумлением и гневом смотрели  на  нас.  С  изумлением  и
гневом, но без страха. Беольдр коротко, с достоинством поклонился.
   - Прошу прощения, ваше величество, за вторжение. Но прибыли  герои  с
доспехами святого Георгия. Я не счел вправе задерживать их...
   Ланселот, не дожидаясь ответа Шарлегаила, сделал два церемонных  шага
к трону, опустился на одно колено и произнес сильным ясным голосом:
   - Ваше величество! Доспехи в Зорре. Я отправил их к епископу.  А  мы,
ваши верные слуги, готовы к новым свершениям.
   Он поднялся, опять  же  не  дожидаясь  слов  Шарлегаила,  выпрямился,
нижняя челюсть угрожающе выдвинулась, а рука в  многозначительном  жесте
опустилась на рукоять меча.
   Женщина по-прежнему смотрела в нашу сторону с изумлением и сильнейшим
гневом. Она в самом деле похожа на Шарлегаила, понял я, такое же сильное
волевое лицо,  решительность  в  глазах,  тонкий  нос  и  широкие  плечи
пловчихи. Но в поясе оставалась узкой, как и в бедрах.  Талию  охватывал
широкий пояс с дивным шитьем серебром и золотом, на нем висел совсем  не
игрушечный кинжал, только ножны искрились от обилия самоцветов.
   - Возможно, - сказала она сильным, но женственным голосом, - вам  эта
выходка сойдет с рук... сегодня, сэр Ланселот. Но король  Шарлегайл  уже
согласился передать мне корону! И я намерена доказать... да, доказать!..
что женщина не уступает мужчинам в умении управлять королевством! Завтра
вам придется относиться ко мне с намного большим почтением.
   Я  взглянул  на  Азаминду.  Она  попыталась  вскочить,  но   Шартреза
придавила обеими руками ее  плечи.  Ее  глаза  отыскали  мои,  она  чуть
качнула головой.  Ланселот  перехватил  ее  взгляд,  посмотрел  на  меня
злобно, потом обратился к Шарлегайлу, минуя Зингильду:
   - Ваше величество... это правда? Разве  не  принцесса  Азаминда  ваша
наследница?
   Шарлегайл сделал слабый жест рукой. В горле у него  клокотало.  Глаза
Зингильды гневно сверкнули, но слова потонули в громовом хохоте Сира  де
Мертца:
   - Принцесса? Ох-хо-хо! Эта та девка, которую пятеро мужланов привезли
из каких-то срединных деревень?
   Ланселот вскипел, рука метнулась к мечу.
   - Ублюдок, - процедил он холодно,  -  ты  осмеливаешься  это  сказать
вслух? Рыцарь захохотал.
   - И громко, - сказал он с удовольствием.  -  И  во  весь  голос.  Да,
принцесса - шлюха, она провела два  месяца  в  компании  пяти  мужчин...
спала с ними!
   Он не успел закончить, удар бронированного  кулака  сотряс  его,  как
дерево, в которое погни валун. Ланселот  стоял  взбешенный,  бледный  от
гнева. Рыцарь медленно поднял руки  к  подбородку,  потрогал.  В  глазах
вспыхнула  ярость.  Не  отрывая  взгляда  от  лица   Ланселота,   сделал
повелительное движение в сторону. Появился оруженосец, мигом подал  шлем
и меч.
   -  Сэр  Ланселот,  -  сказал  рыцарь  свирепо,  -  вы   нанесли   мне
оскорбление. И сейчас поплатитесь.
   Ланселот отступил на шаг, давая дистанцию,  в  правой  руке  появился
меч. Бернард  с  готовностью  подал  щит.  Глаза  Ланселота  с  холодным
презрением смерили противника с головы до ног и обратно.
   - Я к вашим услугам.
   Асмер сказал торопливо у меня за спиной:
   - Надо их остановить! Ланселот еще не оправился от ран. А этот Сир де
Мертц... он всюду ищет повод для драки. И всегда побеждает. Всегда!
   Ланселот и Мертц с мечами наголо пошли по кругу, изучая  друг  друга.
Мне казалось, что должны ринуться сломи голову, ведь только  что  кипели
яростью, но христианские рыцари - это  прежде  всего  дисциплинированные
воины, а не сраные, как сказал тертый Бернард, берсерки...
   Мертц наконец шагнул вперед,  движения  были  легкими,  отработанными
долгими упражнениями и настоящими схватками. Шлем скрывал  лицо,  только
глаза видны в прорези забрала, да и те  смотрят  лишь  над  самым  краем
прочного щита.
   Мечи звонко сшиблись в воздухе, но  первый  удар  был  легким,  затем
снова и снова звон, удар, шарканье сапог  по  каменным  плитам.  Наконец
Ланселот сделал  выпад,  но  Мертц  легко  парировал,  сам  стремительно
метнулся в атаку, нанес три быстрых удара,  однако  Ланселот  принял  на
щит, на лезвие меча, в свою очередь ударил в голову, что Мертц хоть и  с
трудом, но отбил.
   Снова закружили по каменному пятачку: мечи блестят, дыхание срывается
частое, но не от усталости, каждый нагнетает в себе взрывную ярость, что
утраивает силы. Наконец Мертц снова  пошел  в  быструю  атаку.  Ланселот
отступил под его натиском, но я видел, как его меч блеснул у самой груди
Мертца, послышался легкий треск металла по металлу. Я ожидал, что лезвие
вспорет доспехи, как консервный нож, но на блестящем металле не осталось
даже царапины.
   Ланселот отпрянул, но недостаточно быстро: с плеча от  удара  слетела
защитная пластина. Лицо рыцаря дрогнуло, он даже закусил губу  от  боли.
Отступил еще и еще, закрываясь щитом, а правую руку явно берег, но когда
Мертц нажал, Ланселот пригнулся,  сделал  невероятный  пируэт,  его  меч
срубил кончик щита Мертца и достал его в бок. Снова я  ожидал  скрежета,
уже видел, как в таких  случаях  меч  Ланселота  вскрывал  доспехи,  как
устричную скорлупу...  но  меч  отскочил,  а  сам  Ланселот  едва  успел
избегнуть смертельного  удара.  Меч  Мертца  разрубил  ему  щит  надвое,
Ланселот стряхнул обломки с кисти,  а  рукоять  меча  перехватил  обеими
руками.
   Я видел его прищуренные глаза. Похоже, догадался, что за  доспехи  на
Мертце, но гордость не позволяет заявить об этом вслух.  Страшится,  что
обвинят в трусости, даже не  обвинят,  а  подумают...  нет,  даже  могут
подумать,  и  теперь  из-за  своих  сраных  комплексов  рыцарства  ведет
неравный бой с... нерыцарем.
   Что за дурь, подумал я злобно, эти рыцарские  замашки,  предрассудки,
обеты, страхи, запреты, когда вторая сторона их не соблюдает?
   Ланселот пятился, его сверкающий меч едва успевал  парировать  удары,
что сыпались  с  разных  сторон.  Мертц  наступал,  наступал,  наступал,
Ланселот уже прижат спиной к толпе, где стою я...
   Выхватив меч, я направил его острием в наступающего Мертца.
   - Погоди, ублюдок, - сказал я громко. - Ты хотел  выиграть  по  своим
правилам? Но ты получишь мои!
   В тронном зале все замерло. Я сам впервые увидел лезвие своего  меча.
Длинное, узкое, без всяких украшений и знаков на металле, оно холодно  и
ясно  блистало,  тонкое,  с  невероятно   острой   бритвенной   кромкой,
немыслимой и нелепой в мире, где рубят  по  толстому  железу,  и  лезвия
мечей давно стали походить на лезвия топоров, а то и колунов.
   Мертц посмотрел на мой меч, потом на меня, снова на  меч.  В  прорези
шлема что-то изменилось, но огромный рыцарь повел головой,  увидел,  как
смотрит женщина в зеленом платье, от него пахнуло волной стыда и злости,
он прорычал, как свирепеющий лев:
   - А это еще что за тварь?
   - Это тот, - сказал я громко, - кто поставит  тебя  на  колени  перед
принцессой!
   Он бросился на меня с поднятым мечом. Я подставил свой,  одновременно
выставил щит, парировал, а когда Мертц сделал хороший  замах,  целясь  в
мою голову, я с силой пнул его ногой в бок.
   Невиданный в  рыцарском  мире  удар  швырнул  его  навзничь.  Тяжелые
доспехи  приковали  к  земле,  он  с  трудом  перевернулся,   встал   на
четвереньки. Я подошел и саданул ему сапогом в морду. Получилось не  так
хорошо, как хотелось, все-таки шлем с  забралом,  но,  кажется,  решетка
прогнулась и вмялась ему в зубы.  Я  ударил  еще  раз;  с  удовольствием
услышал хруст. Он упал на бок, перевернулся снова на четвереньки, я пару
раз ударил в живот, но там прочный панцирь, снова  погнал  его  пинками,
стараясь бить в голову.
   Он поднимался на четвереньки, я  ударом  кованого  сапога  сбивал  на
землю, опрокидывал. Он поднимался снова, а я снова бил  в  эту  звериную
морду, закрытую шлемом. Оттуда кровь уже не капала, а плескала струями.
   Когда он упал и  остался  лежать,  растопырив  руки,  я  спохватился,
отступил, крикнул:
   - Вставай, трус! Надеешься отлежаться?
   В зале нарастал ропот. Я не знал, на кого он направлен, злость ходила
во мне кровавыми волнами, я ненавидел их всех, а особенно эту сволочь со
львами на щите.
   Мертц поднялся, весь в кровавой грязи. Я принял тяжелый  прямой  удар
меча на щит, с удовольствием отметил, что там ни  царапины,  а  глаза  в
прорези шлема испуганно расширились. Я начал  наносить  удары  сам,  это
получалось неплохо, все эти рассказы о рыцарском умении преувеличены,  я
же гоню этого красавца спиной  вперед,  он  отступает,  это  видят  все,
видят, как их лучший боец отступает,  видят,  что  люди  Ланселота  явно
сильнее...
   Ланселот рвался из  рук  Бернарда  и  Сигизмунда.  Я  понял,  что  он
стремится сам закончить схватку, а чем она  закончится  -  ясно,  сделал
выпад, отбил меч, щитом грохнул Мертца по голове. Он зашатался и  рухнул
во весь рост навзничь. Я приставил острие меча к его смятому и  залитому
кровью забралу.
   - Сдавайся! - сказал я громко. Он поколебался, потом  я  увидел,  что
его губы шевельнулись.
   -  Что?  -  сказал  я  еще  громче.  -  Ты  преклонишь  колени  перед
принцессой?
   Тишина стояла гробовая.  Даже  Ланселот  перестал  вырываться,  звеня
железом. Мертц что-то прошептал. Я не расслышал, злость все  еще  кипела
во мне, стучала в виски.
   - Ах так, - сказал я, - но я тебя все равно поставлю на колени!
   Весь двор ахнул, когда я  занес  меч.  Лезвие  со  свистом  прорезало
воздух. Удар я ощутил, когда  меч,  перерубив  ноги  Мертца  в  коленях,
ударился о каменную плиту.
   Еще вне себя от злости, я ухватил Мертца одной рукой за металлический
ворот, поднял и поставил на кровоточащие  обрубки.  Лица  у  всех  стали
белыми,  даже  Бернард  и  Сигизмунд  смотрели  на  меня  со  страхом  и
отвращением. Ланселот молчал, не двигался, взгляд его был тяжел.
   Я встряхнул Мертца, тот от шока и боли почти не понимал,  что  с  ним
происходит, и почему это непробиваемые доспехи, скованные гномами, вдруг
оказались не прочнее кленовых листьев.
   - Добром или силой, - крикнул я, - но люди  королевства  Зорр  делают
то, что обещали!
   Я отпустил Мертца, отступил на шаг, а меч  небрежно  сунул  в  ножны.
Почему-то был уверен, что больше никто не посмеет загородить нам дорогу.
Мертц некоторое время  стоял  на  обрубках,  под  ним  натекла  огромная
красная лужа, потом рухнул навзничь.
   Зингильда завизжала пронзительно  и  страшно.  Лицо  ее  перекосилось
горем и яростью. Она бросилась вперед, с  силой  толкнула  Шартрезу,  та
оступилась и упала на спину. Одной рукой Зингильда ухватила Азаоминду за
ее золотые волосы, свирепо дернула, а в  другой  руке  появился  кинжал.
Оттягивая голову принцессы, она замахнулась острым лезвием над ее  белым
нежным горлом.
   Ланселот отшвырнул Бернарда и  Сигизмунда,  но  застыл  от  страшного
крика Зингильды:
   - Еще шаг - и я  перережу  ей  горло!  Все  застыли,  боясь  дохнуть.
Ланселот   схватил   арбалет,   прицелился.   Зингильда    издевательски
захохотала:
   - Сэр рыцарь!.. Вы никогда не выстрелите в женщину!  А  я  сейчас  же
получу корону!
   Ланселот скрипнул зубами, арбалет в его  руках  начал  опускаться.  Я
быстро взял у него из рук арбалет. Ланселот так опешил,  что  сразу  его
выпустил.
   Я приложил к плечу  отполированный  приклад.  Зингильда  презрительно
усмехнулась.. Я сказал громко:
   - Я уважаю женщин и считаю, что  миледи  Зингильда  абсолютно  права:
женщины ни в чем не уступают мужчинам. Я выстрелю, если вы сейчас же  не
бросите нож!
   Она выкрикнула победно:
   - Вы не посмеете!
   Я нажал на  спусковой  крюк.  В  плечо  отдало.  Стальная  тетива  со
страшной силой вытолкнула стальной болт. Стрела ударила Зингильду в руку
возле плеча и пришпилила к стене. Нож выпал из ослабевших пальцев.
   Она вскрикнула, дернулась, расширенными глазами  посмотрела  на  свою
руку, на меня, снова на руку, где  зеленая  ткань  рукава  сразу  начала
окрашиваться кровью.  Асмер  первым  оказался  возле  Азаминды,  Бернард
набросил ей на плечи плащ, вместе увели.
   Я  передал  арбалет   Ланселоту.   Зингильда   посмотрела   на   меня
расширенными  от  ужаса  глазами,  завизжала.  Я   выждал,   когда   она
остановится, чтобы набрать в грудь воздуха, развел руками.
   - Миледи, права влекут за  собой  и  равные  с  правами  обязанности,
увы... Не знали?
   Ланселот, ругаясь как грузчик и бормоча  извинения,  выдрал  болт  из
стены, ухватил нежную руку, все еще пробитую стрелой насквозь, закричал:
   - Асмер, Бернард!  Скорее  принесите  что-нибудь  перевязать!  Миледи
Зингильда ранена! Я указал на него Зингильде.
   - Вот  видите,  как  он  вас  оскорбляет?  Все  еще  не  считает  вас
человеком! А вот я вас уважаю. И считаю, что к вам надо относиться,  как
вы и хотели, на  равных...  Хотите,  дорежу,  как  сейчас  вон  добивают
вашего... словом, вашего?
   Сигизмунд смотрел на меня распахнутыми глазами, дрожал, как щенок  на
холодном ветру. В честных глазах была мука, чувствовал, что его  сюзерен
вроде бы прав, но это все так дико...
   Зато Асмер ядовито поинтересовался:
   - Дик, а ты знаешь, что ты настоящее чудовище?
   Я удивился:
   - Я? Спросите Зингильду. Она вам всем скажет, что я совершенно  прав.
И я ей, со своим отношением к женщине, нравлюсь гораздо больше.
   Зингильда посмотрела на меня с ненавистью, отвернулась.  На  ее  руку
было навернуто столько повязок,  словно  под  чистые  тряпицы  подложили
подушки. Лицо побледнело и  вытянулось,  а  в  глазах  поселился  страх,
которого раньше не было и в помине.
   Бернард посмотрел на меня со смесью отвращения и удивления:
   - Как ты можешь... так?
   Я предложил:
   - А ты в самом деле спроси Зингильду. Спроси!
   Зингильда  метнула  в  нашу  сторону  огненный  взгляд,   в   котором
растерянности  и  смятения  было   больше,   чем   прежней   властности,
отвернулась и больше  не  смотрела  в  эту  сторону.  То-то,  голубушка,
подумал я мстительно. А то все  вы  хотите,  чтобы  права  были,  как  у
королей, а ответственности, как  у,  ах,  слабых  и  нежных  всего  лишь
женщин?
   Шартреза уже поднялась, пришла в себя, поговорила с  Шарлегайлом,  ее
коричневые глаза отыскали меня.
   - Дик, - сказала она с упреком, - у тебя  совсем  нет  уважения...  к
ценности человеческой жизни!
   - Знаю, - согласился я.
   - Из какого мира ты пришел?
   - Из мира, - ответил я, - где очень  много  говорят  о  сверхценности
человеческой жизни.
   Зингильде набросили на плечи роскошный плащ. Беольдр, дотоле от гнева
безмолвствовавший, опомнился, обнял ее за плечи и повел к выходу. Во мне
все еще кипела ярость, я не забыл, как она оскорбила принцессу,  которой
я дал обет служить верно и преданно... и хрен с ним, что потом этот обет
мне вернули, я все равно за принцессу любому разорву пасть... или  любой
зеленой крокодиле, пусть даже красивой. Я обнажил  меч  и  загородил  им
дорогу.
   - Миледи, - сказал я Зингильде и пристально посмотрел ей в  глаза,  -
вы уж скажите мне как равный равному: уважать  вас,  как  не  уступающей
мужчинам, или же полагать слабым полом?
   Ее красивые глаза испуганно метнулись к лезвию