Сверху послышался радостный вопль:
   - Слава Атарку! Это он нас освободил!
   Вот так всегда, мелькнула мысль, воюет один, ордена получает  другой.
Один гном уже с лестницы  оглянулся,  я  увидел  широкий  щербатый  рот,
растянутый в смехе до ушей. Гном крикнул:
   - Если хочешь... там, внизу, есть еще и люди!  Правда,  стоит  ли  их
освобождать? Рудокопы из них никчемные...
   Я с трудом отыскал ход, что вел еще ниже, там выбил молотом дверь.  В
слабом трепещущем свете факела заключенные выползали измученные, жалкие.
Многие тут же ринулись на четвереньках к лестнице, другие, как  совы  на
ярком солнце, невидяще тыкались в стены, искали выход на ощупь.
   Нескоро среди измученных, истощенных людей я увидел знакомую  фигуру,
окрикнул. Бернард обернулся, широкое лицо дрогнуло от изумления.
   - Дик?..
   - Он самый, - крикнул я. - Где остальные?
   - Асмер был здесь, - ответил он тем же гулким ревом, но  я  слышал  в
нем хрипы и уже не орлиный клекот, а хлюпанье поврежденных легких.  -  И
отец Совнарол, а вот Ланселота увели в замок...
   - Тогда заглянем и в замок, - пообещал я.
   - Сэр Ричард! - послышался знакомый голос. - Ваша милость!
   По ступенькам сбежал Сигизмунд. В лохмотьях, жестоко избит, но в руке
короткий меч стражника,  а  лицо  дышит  отвагой  и  мужеством.  Бернард
вскинул брови, видя, как его оруженосца,  который  явился,  конечно  же,
только за тем, чтобы спасти своего хозяина, кто-то  называет  сэром,  но
всмотрелся в Сигизмунда, а  в  молодом  рыцаре  явно  видна  благородная
кровь, и повидавший жизнь Бернард на всякий случай смолчал, отвернулся и
тяжело поспешил за рабами наверх.
   - Где доспехи? - крикнул я.
   - Мы с Гуголом их спрятали, - сказал  Сигизмунд  торопливо.  -  Нашли
нору, сунули туда и завалили камнями!.. А потом вернулись к вам... но не
успели. Два дня прятались, все искали, как вас  освободить...  Простите,
ваша милость, я понимаю, я нарушил воинский долг, в Зорре ждут  доспехи,
однако мой сюзерен в плену... Как я мог, моя рыцарская честь, мои обеты,
даже Гугол перестал ругаться и не бросил меня, как обещал... А дальше вы
знаете.
   -  Догадываюсь,  -  буркнул  я,  но,  как   ни   старался   выглядеть
недовольным, в груди разливалось тепло.  Кому-то  же  я  нужен  на  этом
свете! Мог бы отвезти доспехи, стать героем. Но остался, ползал две ночи
на брюхе,  голодный  и  холодный,  высматривал  меня,  искал  пути,  как
пробраться в эту крепость и освободить меня, своего сюзерена... - А  где
Гугол?
   - Где-то наверху, - ответил Сигизмунд преданно. Он  смотрел  на  меня
влюбленными глазами. - Его по слабости  здоровья  взяли  на  кухню.  Сэр
Ричард, но как... с казармой? Там человек сто отборных солдат!
   Я отмахнулся.
   - Пусть такие мелочи тебя не беспокоят. Он вытаращил глаза. Я  жестом
послал его наверх, уже только мы  остались  в  опустевшем  подземелье  с
распахнутыми дверями тюремных камер. Факел начал чадить, погас.  Вслепую
мы отыскали лестницу, выбрались на верхний этаж подземелья,  а  потом  и
наверх, под звездное небо  на  свежий  воздух.  Заключенные  носились  с
дикими криками, размахивали мечами, копьями,  топорами.  Похоже,  успели
разгромить караульное помещение, где складывают оружие.
   Бернард стоял перед упавшим деревом, уважительно мерил  взглядом  его
необъятную толщину. Присвистнул.
   - А я уж думал, как с ними справимся...
   - Они уже не опасны, - ответил я коротко.
   - Но... гм... я не думал, что твой молот может сшибить  дерево  такой
толщины. Это же гора, а не дерево!
   - Теперь может, - ответил я коротко. Сигизмунд сказал задиристо:
   - Сэр Ричард мог бы всех убить, но он,  преисполненный  христианского
милосердия, не любит проливать кровь!
   Бернард крякнул, смолчал. Я подумал с тревогой,  что  надо  будет  их
держать как можно дальше друг от друга, Сигизмунд уже ненавидит Бернарда
за то, что тот, по его мнению, недостаточно почтительно обращается с его
сюзереном, тем самым нанося урон и его чести. А если отыскать Ланселота,
тот вообще не позволит называть меня сэром.
   Впереди вспыхнул огонь, зазвенело железо.  Глаза  Сигизмунда  засияли
восторгом, он взглянул на меня умоляюще. Бернард сурово прорычал:
   - Да, верно, самое время  захватить  замок...  Почти  все  солдаты  в
бараке! В замке всего лишь с десяток стражей на воротах.
   Сигизмунд сказал горячо:
   - Я умею лазить через стены! Попробую перелезть, а  потом  брошусь  к
воротам... надеюсь, успею открыть.
   - А тем временем тебя изрубят? - сказал я. -  Нет,  такой  жертвы  не
нужно.
   - Любая жертва уместна, - сурово сказал Бернард,  -  если  на  пользу
церкви и христианскому воинству! Я сам бы полез, да у меня зад с  годами
стал тяжеловат.
   Я ухватил Сигизмунда за плечо.
   - Стой! У меня другая идея.
   Мне даже чудилось, что молот потяжелел, хотя три гемы в  его  рукояти
весят не больше горошин. Никто не видел, как я размахнулся, все смотрели
на верх  ворот,  где  из  укрытия  арбалетчики  и  лучники  стреляли  по
храбрецам. Прикрываясь кто щитом, а то и просто сорванной дверью, бывшие
рабы подступали к воротам, готовые рубить толстые  доски,  для  крепости
скрепленные широкими металлическими полосами.
   Молот ударил, как брошенная  рукой  великана  скала.  Ворота  снесло,
башенка  над  воротами  затрещала  и  рухнула.  Нападающие  ошалели   от
неожиданности, но тут же кто-то завопил  счастливо,  и  все  неудержимой
массой хлынули вовнутрь.
   Бернард и Сигизмунд с боевыми кличами  ринулись  следом.  Быстроногий
Сигизмунд ухитрился нагнать самых отважных, и в здание  первым  ворвался
именно он. Но и Бернард отстал не особенно,  я  видел,  как  он  влетел,
размахивая чем-то наподобие алебарды, исчез, а потом из окон  второго  и
третьего этажей начали вылетать тела защитников замка.
   Я на всякий случай швырнул молот в  сторожевую  башню,  она  высилась
чуть в сторонке. Из основания выпали обломки камней, башня задрожала, но
осталась стоять. Я швырнул еще раз, потом еще, с  третьего  удара  башня
накренилась, начала рушиться, но еще раньше внутри что-то сломалось, она
рухнула грудой глыб, что развалилась по всему двору перед замком.
   Ворота распахнулись, из здания вышли Сигизмунд  и  Бернард,  за  ними
шел, сильно прихрамывая, Ланселот. Он был обнажен до пояса, но  в  обеих
руках по мечу, с лезвий стекают темные капли.  Руки  по  самые  плечи  и
грудь в кровавых пятнах. Судя по его лютому лицу, это не его кровь.
   Бернард рядом с ним сиял. Хорошая пара, подумал я саркастически. Если
у Ланселота от  тягот  пути  и  плена  лицо  еще  больше  вытянулось  по
вертикали,  как  будто  на  экране  сбилась  фокусировка,  то   Бернарда
трудности приплюснули как в плечах, так и в морде. Тоньше он не стал, но
шире - да. Голова и раньше казалась мне настоящей скалой из гранита,  но
сейчас,  исхудав,  он  еще  больше  стал  похож  на  скалу,  растерявшую
прикрывающий мох,  с  выветрившимся  из  щелей  песком.  Над  Ланселотом
Господь Бог и раньше поработал тщательно: высокий лоб, аристократическая
бледность, точеный нос с красиво вырезанными ноздрями,  выпуклые  глаза,
способные  из  холодных  становиться  очень  холодными,  а  то  и  вовсе
ледяными, а уж нижняя челюсть так и вовсе  шедевр:  выдвигается,  словно
поддон у электропогрузчика, только тяжелая  и  массивная,  а  ямочка  на
подбородке, которая на самом деле не ямочка, а ущелье, сейчас стала  еще
шире и глубже.
   Последним выбежал Гугол. Просиял, увидев меня, крикнул:
   - Да знаю, знаю, что дурак! Надо  было  убраться  раньше.  Но  как-то
стало неловко оставлять Сига одного.
   Появился Совнарол, в лохмотьях, с красными пятнами на лице  и  руках,
кое-где плоть даже обуглилась.  Если  воинов  сразу  в  каменоломни,  то
священника - на пытки, понятно...
   На той стороне двора Бернард  с  грохотом  вышиб  двери  конюшни.  Мы
быстро расхватывали коней, небо на востоке уже посветлело, а облачко над
горизонтом окрасилось в нежно-алый цвет. Асмер торопил,  я  выбрал  было
гнедого жеребца, за спиной Сигизмунд прокричал:
   - Ваша милость, мы ведь и вашего коня привели! Которого  вы  изволили
отнять у того, с огненным глазом. Он там дальше, в отдельном стойле. Его
другие кони боятся...
   Я поколебался, я сам почему-то боялся этого коня, он не совсем  конь,
как мне кажется, а если честнее, то совсем не конь, но выругал  себя  за
трусость, пробежал в конец, там из-за  перегородки  выглядывала  черная,
как ночь, конская голова. Острый рог выглядел достаточно обыденно, то ли
я пригляделся, то ли сейчас не до конских рогов.  Похоже,  конь  дремал.
Перед ним стоял полный нетронутого овса деревянный желоб, а сбоку  щерил
красные зубы обглоданный каменный угол конюшни.
   Сам конь был прикован к стене толстыми якорными цепями.  Я  струхнул,
хотел отступить, но  конь  вскинул  голову,  радостно  заржал.  Он  даже
потянулся ко мне, я вытянул руку во всю длину,  он  подставил  морду.  я
погладил по бархатному носу - нос как нос, да и рог как рог, у носорогов
тоже такие, хоть и толще, - сказал как можно будничнее:
   - Щас я тебя отцеплю... и мы поедем, хорошо? Цепи крепились  к  стене
толстыми штырями, такими скреплен мост через Москву-реку в районе  Парка
культуры. Я отступил, метнул молот. Стену с грохотом вынесло, цепи упали
наземь, а конь даже не вздрогнул.
   Я быстро оседлал, вскочил на спину и помчался вдогонку за своими.  За
мной был звон, треск,  грохот.  Сигизмунд  ожидал,  призывно  махал  мне
рукой. Галопом мы вынеслись из долины, я задержался и сшиб  молотом  два
дерева, чтобы перегородили узкий  проход,  а  вдобавок  рискнул  метнуть
молот в нависающий скальный карниз над замком.
   Сперва я увидел возникшую трещину,  тяжелый  грохот  донесся  следом.
Откололся не сам карниз, трещина прошла выше, и теперь на замок медленно
падал, с каждым мгновением  набирая  ускорение,  огромный  кусок  скалы,
размером едва ли не с сам замок.
   Я повернул коня, ветер засвистел в ушах. Я поравнялся с  Сигизмундом,
он придерживал коня,  в  этот  миг  земля  вздрогнула,  качнулась,  конь
растопырил ноги, стараясь не упасть, задрожал всем телом.
   - Вперед! - закричал я. - Если и будет погоня, то теперь... не скоро.
   Все сидели на конях неподвижно, смотрели на меня круглыми глазами  на
одинаковых вытянувшихся лицах. Даже у Бернарда вытянулось.
   - Ваша милость, - произнес наконец Сигизмунд, -  это  вы  с  какой-то
целью...
   Он указывал пальцем мне за спину. Я молча выругался. Коня я освободил
от стены, но не от  цепей.  Они  волочились  следом,  на  одной  прыгала
громадная глыба с вбитым в нее штырем. За нами оставалась не  канава,  а
пунктирная линия глубоких вмятин в  почве,  в  каждой  мог  бы  укрыться
пулеметный расчет.
   Сигизмунд правильно понял  мое  страдальческое  выражение,  торопливо
соскочил, конь позволил ему отцепить цепи с железного обруча на груди. Я
видел, кск молодой рыцарь побагровел от  натуги.  Надо  было  приподнять
цепь, снимая с крюка, а потом так же приподнять другую...
   Совнарол вскинул глаза к небу и что-то шептал. Солнце  поднялось  над
краем земли, впереди нас пролегли длинные тени. Мир обрел краски,  трава
сразу стала зеленой. Ланселот, хмурясь,  тронул  коня,  посылая  вперед,
Сигизмунд догнал, крикнул:
   - Пора сворачивать!
   - Нет, - отрубил Ланселот. - Мы должны исполнить свой долг.
   Сигизмунд просиял.
   - Вы о доспехах?
   Ланселот бросил в его сторону подозрительный взгляд.
   - Каких доспехах?
   - Доспехах святого  Георгия!  Ланселот  напрягся,  его  глаза  быстро
пробежали по окрестностям, даже взглянул наверх в синее небо.
   - Что тебе известно?
   - Только то, - ответил Сигизмунд простодушно,  -  что  я  их  спрятал
неподалеку.
   Ланселот отшатнулся  в  седле.  Выпуклые  глаза  стали  еще  крупнее,
потомив них загорелся холодный гнев.
   - Если это шутка...
   Сигизмунд вскинул брови, сделал большие глаза.
   - Какие шутки? Вот та гора, чуть левее, там каменная насыпь...  Мы  с
Гуголом сунули доспехи в щель, он еще  палец  прищемил,  орал,  а  потом
завалили камнями. Место приметное.
   Гугол подпрыгивал в седле с другой стороны, возмутился:
   - Враки!
   Ланселот обронил презрительно:
   - Я так и думал. Откуда у вас доспехи?
   - Да нет, - пояснил Гугол, -  я  вовсе  не  орал,  он  все  клевещет!
Правда,  больно  было,  в  глазах  потемнело.   Я   ж   не   рыцарь,   я
чувствительный. А доспехи мы в самом деле в щель, и камнями,  камнями...
Простыми камнями, не освященными.
   Бернард и Асмер начали прислушиваться, Асмер  оглянулся  на  меня,  я
сделал каменное лицо. Сигизмунд начал забирать вправо, Гугол подпрыгивал
в седле, визжал,  улюлюкал,  указывал  пальцем.  Гора  проплывала  мимо,
коричневая, как глина, изрытая трещинами  и  норами.  Наконец  Сигизмунд
остановил коня, начал озираться.
   Ланселот сказал громко:
   - А теперь я услышу, что вы забыли место, где спрятали найденные вами
святые доспехи?
   Сигизмунд  дернулся,  покраснел   от   гнева,   но   я   сделал   ему
предостерегающий знак. Сигизмунд выдохнул воздух, процедил сквозь зубы:
   - Доспехи отыскал и взял сэр Ричард! И защищал их от  врагов.  Да,  я
помню, где они сейчас.
   Ланселот смерил его взглядом, Сигизмунд выпрямился и надменным жестом
бросил ладонь на рукоять меча. Его квадратная челюсть выдвинулась,  хотя
и не так далеко, как и без того выдвинутая нижняя челюсть Ланселота.
   Некоторое время они ломали друг  друга  взглядами,  пока  Бернард  не
сказал раздраженно:
   - Да где же искать? У нас совсем нет времени.
   Сигизмунд спрыгнул, но  бросился  не  к  зияющим  норам,  а  принялся
разгребать ближайшую каменную насыпь, Бернард помог разбросать камни. На
свет появился мешок, громыхнуло, звякнуло. Ланселот медленно бледнел. До
этого  мгновения  еще  оставалась  надежда,  что  это  все   мальчишечья
похвальба, а доспехи найдет и  привезет  он,  Ланселот  Озерный,  лучший
рыцарь Пограничных земель.
   Асмер помог слезть  на  землю  Совнаролу.  Как  слепой,  тот  вытянул
дрожащую руку. Бернард поднес ему мешок, Совнарол приоткрыл край  мешка.
В глаза ударил чистый свет, перед которым солнечный показался серым.  Но
этот свет не слепил,  Бернард  пару  мгновений  смотрел,  отвел  взгляд,
прошептал:
   -  Да...  Это  доспехи  святого.   Я   чую...   Моя   мохнатая   душа
вострепетала...
   Совнарол приложился губами к панцирю. Все слезли с коней,  встали  на
колени. Совнарол начал читать  благодарственную  молитву.  Только  мы  с
Гуголом молчали, но Гугол хотя бы шевелил губами,  привык  прикидываться
человеком или уже стал им больше, чем я, а я дергался и  оглядывался  по
сторонам, там вроде хрустнула ветка,  а  вон  оттуда  вроде  бы  конский
топот.
   Они еще не закончили литургию, я сказал просяще:
   - Теперь бы  убраться  отсюда...  Я  тоже  чую,  но  не  святость,  а
присутствие нечистой силы...
   Ланселот очнулся, сказал не своим голосом:
   - Да, надо уходить. В нашу сторону приближается зло.
   Около часа мы шли на рысях,  но  кони  устали,  начали  ронять  пену.
Ланселот решился на короткую остановку, велел коней расседлать, обтереть
пот, дать обсохнуть. Кони могут пощипать травы, а для нас вон ручей, пей
вволю.
   Передышка была короткой, мы все  чувствовали  приближение  беды,  как
звери заранее знают, когда дрогнет под ногами земля или  пойдет  ливень.
Кони еще не успели перевести дыхание, как Ланселот шагнул к  своему,  но
замер на полдороге, прислушиваясь, рука метнулась к мечу. Гугол вскочил,
заметался, он даже не понял, с какой стороны слышен стук копыт.  Я,  как
сидел, нащупал молот, обнажил меч и положил на землю рядом с собой.
   На дорожке показался всадник в оранжевом плаще, в  странных  доспехах
такого же оранжевого цвета. Даже конь выглядел оранжевым. За  ним  ехали
по двое, больше тропка не позволяла, такие же оранжевые всадники. Солнце
блестело на  их  доспехах  сдержанно,  в  нем  не  было  наглого  блеска
начищенного солдатского железа, они выглядели так,  как  будто  в  самом
деле из золота.
   Гугол прошептал в страхе:
   - Всадники Юга!
   Сигизмунд и Совнарол в один голос торопливо шептали  молитву,  пальцы
Сигизмунда сложились в щепотку, а другой рукой он трогал крестик на шее.
Поймав мой взгляд, покраснел и бросил ладонь на рукоять меча.
   Всадники  остановились,  нас  рассматривали  с  холодным   брезгливым
любопытством. У меня  побежали  по  спине  мурашки:  глаза  у  всадников
отливают абсолютной чернотой. Даже глазные яблоки, которым надлежит быть
белыми, у этих черные, абсолютно черные, словно из-под век смотрит  сама
пустота... но сейчас на их лица падает свет, я  видел  блестящие  черные
глазные яблоки, черные, как антрацит  на  сколе.  Один  подъехал  ближе,
сказал холодно:
   - Кто из вас Ланселот?
   Ланселот ответил с неменьшей холодностью:
   - Собаке, которая не умеет назвать свое имя... а также показать  свой
герб, отвечать будут только собаки!
   Губы рыцаря дрогнули в усмешке:
   - Потому ты и ответил?
   Ланселот вскипел, рука его молниеносно  выхватила  меч,  он  встал  в
боевую стойку. Рыцарь бросил коротко:
   - Застынь, идиот.
   Уже не обращая внимания на Ланселота, он  посмотрел  на  нас  жуткими
черными глазами. Я слышал, как стучит зубами Гугол. Бернард и  Сигизмунд
напряглись, но глаза их не отрывались от фигуры  Ланселота,  что  так  и
осталась неестественно раскоряченной.  Он  стоял  в  этой  позе,  слегка
покачиваясь, перенося вес с одной ноги на другую. Вообще-то стойка  была
опасной и красивой, сейчас же он выглядел беспомощно и глупо.
   - Нам сообщили, - сказал рыцарь, - что вы отыскали доспехи одного  из
ваших людишек,  которого  считаете  святым.  Отдайте  их  нам...  а  мы,
возможно, оставим вам жизни.
   Бернард с огромным топором прыгнул вперед.
   - Ах ты ублюдок!
   Рыцарь только взглянул на него, бросил коротко:
   "Замри!?, и Бернард упал на землю, как  тряпичная  кукла,  даже  стон
получился короткий, хриплый, даже не стон, а просто воздух  вырвался  из
схлопнувшейся груди.
   Один из группы рыцарей сказал нетерпеливо:
   - Хирл Лаг, к чему задерживаться с этими существами?  Проще  обыскать
их седельные мешки. Там всего три вьюка.
   Он спрыгнул на землю. Другие рыцари тоже  начали  слезать,  разминали
ноги. Железо звякало мягко, мелодично. Двое пошли к нашим коням.  Первый
рыцарь посмотрел в  нашу  сторону  жуткими  глазами,  сказал  обрекающим
нечеловеческим голосом:
   - Да станут все камнем!
   От его слов, проникнутых жуткой убежденностью, кровь застыла в жилах.
Я ощутил, что сердце  начинает  биться  реже.  Рыцари  развязывали  наши
мешки, один сказал торжествующе:
   - Да вот они!
   Из мешка хлынул яркий, чистый свет. Лицо рыцаря потемнело,  словно  в
него плеснули ведро черной туши. Он отшатнулся,  а  потом  зашел  сбоку,
торопливо запахнул мешок. Руки его вздрагивали, губы тряслись.
   Передний рыцарь сказал торопливо:
   - Убейте их всех. И - поехали обратно.
   - Ага, - ответил я, - щас!
   Мой меч рассек его шлем до челюсти. Я выдернул лезвие,  повернулся  и
снес голову второму. Все задвигалось, только рыцари стояли ошеломленные,
смотрели на  меня  вытаращенными  глазами.  Ланселот,  освобожденный  от
сковывающего  заклятия,  завертелся,  как  бревно  в  трубе  гигантского
смерча: вокруг него стоял непрерывный лязг, рыцари падали, как скошенная
трава. Бернард ревел, как десяток раненых  медведей,  его  топор  рассек
двоих до пояса, прежде чем остальные попятились, выхватили мечи.
   Асмер быстро и точно бил стрелами в прорези шлемов. Сигизмунд  плакал
от стыда и ярости, рубил, вокруг него блистало облако  из  стали,  стоял
непрерывный звон. Совнарол громко читал молитву.
   Я метнул молот в спину единственному, кто успел добежать  до  коня  и
взобраться к седло. Но прежде чем молот ударил, я увидел  стрелу  в  его
спине и внезапно возникший нож и шее.
   Сигизмунд тут же бросил меч и  бросился