л,  Гендельсон  заснул  сидя.  Я  тихонько  лег,  но  он
вздрогнул, с непонимающим видом открыл глаза..
   - Что?.. Я заснул?.. Не может быть...
   - Козни дьявола, - сказал я иронически. - Спите, сэр Гендельсон.
   - Что-нибудь новое?
   Я в полутьме пожал плечами.
   - Что увидишь... Кернелю хреново. Если бы  раньше,  мы  бы  зайчиками
перед приходом войск. Теперь хрен проскочишь!..
   В темноте его голос прозвучал просяще:
   - Совсем ни щелочки?
   - Только через ряды всего войска, - ответил я грубо. - А  их  там  на
мили один к одному, плюнуть некуда.
   - Плюйте на них, -  послышался  голос  из  темноты.  Я  с  удивлением
ощутил, что это Гендельсон изволил пошутить. - Вы знаете, сэр  Ричард...
я беру свои слова назад.
   - Какие? - спросил я.
   - Да все в ваш адрес, - прозвучало  из  темноты.  -  Их  было  много.
Благородство крови - случайность судьбы, мне особо гордиться  нечем.  Но
вот благородство поступков - это главное для благородного человека.
   Я ответил грубо:
   - Ну, это для благородного. Я же простолюдин.
   - Я же принес свои извинения, сэр Ричард...  Благородство  чувств  не
всегда  сопровождается  благородством  манер,   вы   это   доказали.   О
благородном человеке нельзя судить по мелочам,  но  ему  можно  доверять
великие дела. Низкому нельзя доверять  великие  дела,  но  о  нем  можно
судить по мелочам. Король вам доверил великое дело, сэр Ричард. Теперь я
вижу, что совсем не зря...
   Мне стало неловко, я проворчал:
   - То, что люди принимают  за  благородство,  чаще  всего  оказывается
переряженным честолюбием. Просто человек, презирая мелкие выгоды, идет к
крупным, понятно?
   В темноте долго слышались только кряхтение, вздохи, сопение,  наконец
он проговорил тихо:
   - Благородство  -  это  готовность  действовать  вопреки  собственным
интересам. Вы держитесь все время  более  чем  благородно.  Как  истинно
благородный человек, вы предъявляете требования  только  к  себе,  в  то
время как низкий... к другим. Мне очень стыдно это признать,  но  это  я
вел себя как человек самого низкого происхождения. Благородный  живет  в
согласии с другими людьми, но не следует  за  ними,  низкий  следует  за
другими, но не живет с ними в согласии... как я следую за вами,  но  все
время требую к себе особого отношения. Мне стыдно, сэр Ричард.  Простите
меня!
   Кровь прилила к моим щекам, я возненавидел  себя,  стыд  опалил  даже
уши. Я с трудом выдавил грубо:
   - Что за ерунда... Спите, сэр Гендельсон. Завтра очень тяжелый  день!
Все, что было раньше, это цветочки...
   После паузы он вздохнул.
   - Все это время я был для вас обузой, сэр Ричард. Мы  уцелели  чудом.
Но уже исчерпан лимит даже на мелкие чудеса... а чтобы спастись  завтра,
потребуется  даже  больше,  чем  большое  чудо.  Доброго  сна  вам,  сэр
Ричард!.. Мне кажется, следующий раз я лягу спать уже  в  раю...  или  в
аду.
   Он затих, я долго лежал  без  сна.  Похоже,  ему  даже  в  голову  не
приходит, что можно отступить,  спасти  шкуру.  Ведь  говорят  же  нашим
героям-десантникам, отправляя в горячие точки: ?Уцелеть  любой  ценой!?,
что значит лучше всего отступить и спрятаться, вообще не высовываться. А
для него - добраться до Кернеля любой  ценой.  Даже  если  вползет  туда
израненный, на последнем издыхании. Или - красиво погибнуть,  пробиваясь
к осажденной крепости. Это да, это вернее. Драться он никак не  может  -
ни красиво, ни некрасиво,  зато  даст  себя  поднять  на  копья,  оттуда
выкрикнет что-нибудь героически глупое.
   Ах-ах, сказал я  себе  зло.  Голубая  кровь,  белые  кости,  двадцать
поколений благородных предков, не посрамим, пся крев, под барабанный бой
и во весь рост, не кланяясь ядрам, мы все наполеоны...
   Сон долго не приходил, а когда я  наконец  провалился  в  эту  черную
бездну, облегчение не пришло, а, напротив,  обуял  ужас.  Я  видел,  что
черный ангел и белый все еще бьются, но белый изнемогает, он  прижат  на
краю  земли  к  хрустальной  сфере,  окружающей   мир,   вот-вот   сфера
расступится,  ангел  рухнет  в  бездну,  в  ничто,  где  Исчезают   даже
бессмертные ангелы...
   И еще я увидел Зорр, но не блистающий Зорр, а весь покрытый  лишаями,
струпьями. Башни перекосились, стены на моих  глазах  рушились.  Люди  с
криками бегут из города. Их плоть  отваливается  на  ходу,  над  городом
тучами носятся огромные черные летучие мыши. Они страшно кричат, на дома
и на улицы падают струи жидкого зловонного  помета.  Объятый  ужасом,  я
пытался вспомнить что-то страшное, связанное с этими летучими мышами, но
вспомнить не мог, ледяной страх и отчаяние вошли в меня с  такой  силой,
что я заорал, дико и жутко...
   Проснулся, сердце колотится так, что вот-вот выскочит  через  уши.  К
счастью, не орал, только губами пошлепал, трус  несчастный.  Всего  лишь
кошмар, ничего сверхъестественного, все объяснимо: поел слишком жесткого
мяса, заснул на левом боку, костер  затух,  а  здесь  холодина  собачья,
что-то воет поблизости...
   Вздрогнув, я  кое-как  раздул  почти  угасшие  угли,  набросал  сухих
щепочек. Костер разгорелся, но вместе с ним разгоралась и заря. Вчера мы
забрались довольно-таки глубоко в пещеру, вход зияет в десяти шагах, так
что слабый дымок рассеивается еще здесь.
   Я с трудом встал, кости застыли, как у ревматика. Цепляясь за  стену,
кое-как разогнул спину, там хрустит, доковылял до выхода. Утро морозное,
иней  на  камнях.  Между  этими  старыми  разрушенными  горами  и  теми,
молодыми, путь куда вроде перекрывает крепостная  стена  Кернеля,  лежит
укрытая туманом долина... нет, это не туман, откуда он на  таком  свежем
горном воздухе, это дым от тысяч костров!
   Меня начинала колотить дрожь. Холод пробирал все глубже. Никогда  нам
не пройти через эту долину. У каждого костра пять-семь человек, а костры
чуть ли не вплотную один к другому. Даже превратись я в невидимку, и  то
наступал бы на ноги всем и далеко не прошел бы, не прошел...
   На  той  стороне  верхушки  гор  вспыхнули.  Золотой  свет   медленно
опускается вниз, каменная стена горного хребта во всем величии,  наконец
загорелись верхушки башен по обе стороны ворот. Я  сперва  не  сообразил
даже, что случилось, почему  такой  яркий  золотой  свет,  тем  временем
высокие  стрелы  башен  с  золотыми  верхушками   медленно   удлиняются,
золотистость теснит серый угрюмый цвет вниз, к земле.
   Я залюбовался, глаза сумел  оторвать,  лишь  когда  свет  восходящего
солнца коснулся крыши замка, едва видимой из-за  крепостной  стены.  Тот
вспыхнул таким же оранжевым светом, радостный и посвежевший,  совсем  не
та старая развалина, которую я видел ночью.  Не  веря  глазам  своим,  я
таращил глаза на свежую кладку, а те трещины и пробоины, которые заметил
вчера, исчезли, затянулись, как окна в ряске от брошенного камня.
   Крепость паладинов, вспомнил я. А  паладины,  как  я  слышал,  -  это
высший класс  рыцарей.  Подвижники,  у  них  суровые  обеты.  Паладинами
становятся немногие, у них  особые  способности.  Некоторые  даже  умеют
творить чудеса. Ну,  не  всякие,  а  только  целительные.  Возможно,  их
объединенная  мощь  исцеляет  крепость?  Нет,  это  уже  бред  какой-то.
Наверняка есть объяснение проще.
   Сзади загремело, послышался долгий лязг. Впечатление было такое,  что
примерзший за ночь  бронетранспортер  старается  оторвать  гусеницы  или
колеса от почвы. Наконец за спиной загрохотали шаги. Гендельсон подошел,
двигаясь, как терминатор, тоже с трудом и рывками сгибая руки.  Шлем  он
красиво нес на сгибе левой руки, это их, благородных,  учат  с  детства.
Сперва носят шлемы за старшими, потом носят за ними. А  когда  носителей
нет, то приходится самим. Но - красиво.
   Он ахнул, его свободная рука так же привычно метнулась к кресту,  как
моя прыгает к рукояти меча.
   - Слава тебе, господи!
   - Как это получается?
   - Господь благословил эту крепость!
   - Ага, - сказал я, - благословил... Это, конечно, объясняет  все.  Но
чем благословил?.. Регенерацией?
   Гендельсон поморщился. Лицо снова  стало  надменное,  брезгливое.  Он
старался не встречаться со мной взглядом, словно уже ненавидел и себя за
откровенность в ночи, и желал гибели мне, свидетелю его слабости.
   - В этой крепости жили невежественные люди, - объяснил он  напыщенно,
- не знающие света Христова учения, но не злые...
   - Давно?
   Он пожал плечами.
   - Кто считал те эпохи?.. Но когда на землю сошел наш  Спаситель,  Сын
Божий, они приняли его хорошо и ласково. Он в ответ  благословил  их,  а
также эту обитель. С тех пор, какие бы раны ни нанесли крепости, за ночь
они заживают. Потому и стоит несокрушима...
   Он воспарял от святости этих мест, говорил с ликованием,  любовно,  я
тут же нахмурился, не люблю быть с этой  толстой  жабой  хоть  в  чем-то
заодно.
   - Раны - да. Но если  бы  те  ворвались  через  ворота...  или  через
стены?..  Вот  обрадовались  бы  ребята  Карла  -  крепость  сама   себя
ремонтирует!
   Он помрачнел, неуверенно возразил:
   - Может быть, она не стала бы...
   - Да, конечно, - бросил я. - Много камни разбираются в политике.  Или
в гербах...
   По небу скользнула тень. Я инстинктивно хлопнул Гендельсона по плечу,
он рухнул в тень, загремел, я скакнул в другую сторону. Дракон  пролетел
на небольшой высоте,  на  этот  раз  серо-зеленый,  тонкий,  похожий  на
самолет братьев Райт: весь из  тонких  костей,  неумело  скрепленных  на
длинных кожистых крыльях, с худым просвечивающим телом и длинным хвостом
с гребнем. Явно развивает в случае нужды немалую скорость, если отрастил
стабилизатор...
   - Что за... - начал негодующе Гендельсон.  Он  выбрался  из  тени  на
свет, я заорал:
   - Назад!.. Дракон...
   Он надменно положил ладонь на рукоять меча.
   - Гендельсоны никогда не отступали перед драконами...
   - Назад, дурак! - заорал я.
   Гендельсон заколебался, увидел мое яростное лицо, что-то проворчал  и
с достоинством вернулся в тень, однако уже было  поздно:  дракон  сделал
круг и возвращался, я увидел, как с драконьего загривка свесился человек
и смотрит в нашу сторону. Мне показалось, что он даже показывает кому-то
рукой.
   - Все, - сказал я с горечью, - влипли... Теперь вся надежда на коней!
   Дракон пролетел дальше, я вскочил  и  бросился  к  коням.  Гендельсон
заторопился следом, спросил, стараясь не терять лица:
   - Вы полагаете... нас заметили?
   -  Я  не  полагаю,  -  огрызнулся  я.  -  Это  дьявол  полагает,  бог
располагает, а человек - знает!.. Быстрее, если  не  хотите,  чтобы  вас
заперли в пещере!
   Застоявшиеся кони вынесли нас из пещеры с таким грохотом, будто с гор
катились целые скалы. Эхо  прыгало  со  стенам  пещеры,  перекатывалось,
отскакивало от всех выступов, и мне казалось, что за нами несется  целый
отряд.
   Мы промчались по тропке, я бросил взгляд по сторонам, сердце сжалось.
Если у меня была  надежда,  что  дракон  сперва  сядет,  наездник  бегом
помчится к лорду, скажет, где мы, а тот распорядится послать  людей,  то
она развеялась. Справа уже  с  грохотом  сказал  конный  отряд  голов  в
десять, все - рыцари. Слева еще один, там народу  еще  больше,  хоть  из
рыцарей только один, во главе, а следом идут лихим наметом  на  лохматых
конях странные лохматые люди.
   - Быстрее! - заорал  я.  -  Гендельсон,  гони  вовсю!..  Надо  успеть
проскочить, пока дорога чиста!
   Гендельсон даже сейчас, в бешеной  скачке,  не  пригнулся  к  конской
гриве, что уменьшило бы сопротивление ветру, конь у него  зверь,  мчится
ровно, мощно...
   Но задержал коня вровень с моим, крикнул:
   - Если вырвемся... как через войско?
   - Не знаю! - заорал я. - Надо сперва от  этих  выскользнуть!..  Давай
вперед!
   Он толкнул коня шпорами, тот вытянулся в струну и  пошел  уходить  от
нас, как будто я на своем коне стою на обочине дороге и смотрю вслед. Но
когда  между  нами  была  брешь  шагов  в  двадцать,  он   вдруг   начал
придерживать коня.
   Я поравнялся, крикнул:
   - Что опять?.. В седле колючка?
   - Сэр Ричард, - крикнул он с беспокойством, - но как же вы?
   - О себе беспокойся, - огрызнулся я, ветер  забивал  рот  и  старался
вбить слова обратно. - Давай гони!.. Да гони же, дурак!
   Всадники справа и всадники слева нещадно настегивали коней.  Они  уже
не мчались нам навстречу, а шли на соединение друг с другом.  Оставалась
широкая щель, мы гнали коней к этой бреши,  Гендельсон  все  придерживал
коня, то ли страшился остаться один, то ли в  самом  деле  в  вельможном
благородстве не возжелал оставить своего слугу...  пусть  не  слугу,  но
низшее существо без покровительства.
   Я пришпоривал коня, орал ему в ухо, хлопал, ласкал и колол кинжалом в
шею. Он несся с выкаченными в ужасе глазами, белки  размером  с  куриное
яйцо, вот-вот вывалятся из глазных впадин. С удил летели  клочья  желтой
пены, похожие на пенопласт, грохот копыт сливался  с  грохотом  крови  в
ушах.
   Всадники поневоле растягивались  длинной  вереницей,  у  всех  разные
кони, но клещи с двух сторон неумолимо сжимались. Я отчаянно высматривал
слабое место, наконец нащупал молот. Он понесся со скоростью ракеты,  но
мы его почти догоняли. Высокий громадный всадник  на  крупном  коне  уже
развернулся, готовый остановить нас своей мощью.  Молот  снес  его,  как
картонное чучело, только звонко звякнули смятые в лепешку доспехи, да из
щелей в шлеме брызнули тугие красные струи.
   Молот лихо шлепнул рукоятью в ладонь. Я заорал и вскинул другой рукой
меч. Всадник, что держался от сраженного справа, отшатнулся, но в  таких
доспехах грация подобна слоновьей, острие меча достало его в переносицу.
В следующее мгновение мы с Гендельсоном пронеслись в  щель  бок  о  бок,
сзади крики, ругань, звон металла и конский топот.
   Пока они разворачивали коней и посылали за нами в погоню,  мы  успели
оторваться на пару сотен шагов. Я уже начал было надеяться,  что  где-то
сумеем затаиться, но слева снова воздвиглась каменная  громада,  тянется
почти параллельно той удивительной стене молодых гор, где Кернель...
   Навстречу двигался конный отряд человек двести во главе с  закованным
в доспехи могучим рыцарем в  черных  доспехах.  Завидев  нас,  они  лишь
смотрели с любопытством на нашу бешеную скачку: на мне рогатый шлем,  за
Гендельсоном полощет по ветру  плащ  с  черным  драконом  с  короной  на
голове. У меня появилась  надежда  проскочить  мимо,  однако  за  спиной
послышался крик.
   Встречные насторожились,  начали  останавливать  коней.  В  их  руках
появились топоры, копья, мечи, чеканы. Черный рыцарь сделал нам властный
знак дланью, повелевая остановиться.
   Я крикнул:
   - Гендельсон, давай левее к стене!.. Там камни, на конях за  нами  не
смогут...
   Гендельсон догнал, поравнялся и некоторое время несся рядом.  В  лице
его было смятение и странный огонь во взоре. Я на  полном  скаку  метнул
молот в загородившего нам дорогу рыцаря. Гендельсон  торопливо  выхватил
из-за пазухи кожаный мешочек и протянул мне:
   - Держите, сэр Ричард!
   Я взял чисто машинально, крикнул:
   - Зачем?
   Молот, сокрушив черного рыцаря, вернулся в ладонь, и  я  швырнул  его
снова. Гендельсон выпрямился в дле, в свинячьих глазках огонь, вскрикнул
громовым голосом:
   - Уходите!.. Доставьте талисман. Я их... задержу!
   Молот, снеся второго  с  седла,  как  будто  одиноко  стоящую  кеглю,
вернулся ко мне, едва не задев Гендельсона. Всадники налетели на  барона
с поднятыми мечами. Молот снес еще двоих. Я  сунул  это  за  пазуху,  до
этого я даже не видел, какой он, талисман: Гендельсон ревниво держал  на
шнурочке  возле  сердца  и  никогда  не  вынимал  на  привалах.  Донесся
оглушительный рев:
   - А ну, кто против рыцаря короля?
   Я видел взлетающие мечи, топоры. Гендельсона закрыли  от  меня,  кони
ржали,  звенело  железо,  я  слышал  и  содрогался  от  грохота  сильных
звякающих ударов по металлу его доспехов. Гендельсон, судя по всему, все
еще держался в седле, я дважды успел швырнуть молот, прежде чем трое  из
всадников обогнули схватку и понеслись на меня. Бросать молот поздно,  я
соскочил с седла, едва не упал под тяжестью мешка с  мечами  за  спиной,
отпрыгнул за камни, оступился, упал,  больно  ударившись  локтем,  но  и
всадники остановились в бессилии, кони по таким камням не поскачут.
   Затем все трое разом спрыгнули  с  седел.  Один  полез  через  камни,
неосторожно опередив других, я достал его  кончиком  меча  в  плечо.  Он
взвыл  и  остановился,  захватил  ушибленное  место  ладонью.  Но   двое
стремились вперед, я замахнулся на одного,  ударил  второго,  тот  успел
поставить щит. Удар потряс мои пальцы, но щит разлетелся вдрызг. Тот, на
которого я замахивался, прыгнул и ударил меня в плечо.  Острие  рассекло
плоть, я едва не потерял сознание от  острой  боли,  но  успел  ответным
ударом рассечь ему лицо.
   Теперь против меня  остался  один,  он  не  спешил,  делал  вид,  что
нападет, не  давая  мне  возможности  отступить,  а  тем  временем  сюда
помчались еще несколько человек на конях. Гендельсон все  еще  держался,
что-то кричал, хотя я его не видел, но там часто взлетали  над  головами
мечи и топоры, слышались дикие вопли.
   Я заставил себя сделать шаг вперед и  нанес  сильный  удар.  Целил  в
голову, удар сверху, но в движении изменил направление удара  и,  сделав
короткую дугу, ткнул острием. Лезвие пропороло  незащищенное  место  над
краем панциря, едва не отделив голову.
   Сраженный еще стоял, из  горла  хлестала  кровь,  а  я  повернулся  и
побежал через камни, через обломки деревьев. Сзади догоняли  дикий  рев,
яростные крики. Меня настигли уже у самого входа в пещеру.  Я  не  успел
уловить миг, когда за спиной взвился меч, но удар пришелся  по  мешку  с
мечами. Звонко и страшно зазвенело железо. Я развернулся и ударил, почти
не глядя. Со всех сторон оскаленные лица, блистающее оружие, я рубил  во
все стороны, на меня брызгала теплая кровь, я чувствовал ее соленый вкус
на губах...
   Удары  сотрясали  меня,  как  деревцо  удары  ветра.  Я  шатался,  но
парировал, бил в ответ, уклонялся,  в  глазах  начало  темнеть,  в  ушах
послышался звон, и тут с тяжелым ударом топора передо мной  опрокинулось
залитое кровью бородатое лицо. Послышался  металлический  звон,  человек
упал спиной на камни.
   Их полегло пятеро, я стоял, едва держась на ногах, прислонился спиной
к каменной стене. По мне текла кровь,  я  чувствовал,  что  чужая  кровь
смешивается с моей. Там, на дороге, схватка закончилась,  Гендельсона  я
не видел, но мечи и топоры уже не вздымаются, а вооруженные  люди  стоят
кружком и смотрят на что-то, лежащее у их ног на земле.
   Потом один обернулся, увидел меня, увидел своих  товарищей,  что  как
туши забитых баранов брошены на камни, закричал визгливо и яростно.  Все
начали оборачиваться, в руках оружие, трусцой побежали ко мне.
   Я оттолкнулся, ввалился  в  пещеру.  Далеко  в  самой  глубине  успел
увидеть оленя - нет, безрогую самку оленя, она пила  там  воду.  Заметив
меня, она подняла голову и насторожилась, готовая к  бегству.  Мои  ноги
подкашивались, я сделал всего три шага, ощутил,  что  убегать  нет  сил,
шагнул в сторону, там груда камней, упал, с трудом  перевалившись  через
округлые валуны.
   Сквозь грохот в голове уловил топот множества  ног.  Люди  вбежали  в
пещеру, замедлили шаг, после яркого солнечного света здесь почти темень,
сейчас начнут осматриваться...
   - Вот он! - раздался торжествующий голос совсем  близко  от  меня.  -
Вот, смотрите!
   - Точно! - вскрикнул второй.
   Тяжелые подошвы ударили в землю рядом, будто они  и  бегают  в  ногу.
Грохот металла  и  звон  быстро  удалялись.  Я  стиснул  зубы,  стараясь
преодолеть головокружение  и  не  потерять  сознание.  Кто-то  увидел  в
полутьме убегающую олениху, даже не олениху, а смазанный  силуэт,  иначе
не обманулся бы так, но что будет, когда обшарят всю пещеру...
   Я шевельнулся, острая боль пронзила все тело. Я едва не заорал,  подо
мн