анию на эпилептический. Если  Эверетт
предположительный диагноз подтвердит, ему следовало  привезти  ее  на  своей
машине в город и показать доктору Ван Аллену,  который  должен  появиться  с
минуты на минуту, а тот в свою очередь  решит,  стоит  ли  ее  отправлять  в
клинику на обследование.
   В другое время Эверетт не слишком обрадовался бы необходимости  с  самого
утра тащиться по вызову, да  еще  в  такую  даль,  загород,  но  сегодня,  в
необычайный для  такого  времени  года  жаркий  день  эта  перспектива  даже
радовала. Кроме того,  еще  существовала  трубка.  Едва  забравшись  в  свой
"плимут" он открыл "бардачок" и достал ее оттуда.  Трубка  была  пенковая  с
чашкой широкой и глубокой. Вырезана она была превосходным  мастером.  Птицы,
цветы и виноградные лозы переплетались вокруг чаши в причудливом  орнаменте,
менявшем рисунок в зависимости от угла  зрения.  Эверетт  оставил  трубку  в
машине не только потому, что курить в кабинете врача было  запрещено,  но  в
основном по  другой  причине:  он  не  желал,  чтобы  ее  видели  другие,  в
особенности такая гусыня, как Нэнси Рэмэдж. Сначала полюбопытствует, где  он
ее достал, потом  -  сколько  за  нее  заплатил.  Еще  чего  доброго  начнут
выпрашивать.
   Он зажал мундштук в зубах, в который раз порадовавшись тому,  как  удобно
он там устраивался, прямо как влитой. Взглянув на  себя  в  зеркало  заднего
вида, он вполне удовлетворился тем, что увидел. Трубка  делала  его  гораздо
привлекательнее, старше и солиднее, как  ему  казалось.  А  сжимая  мундштук
зубами так, чтобы чаша направлялась несколько под углом - вправо и вверх, он
и чувствовал именно то, что видел: человека привлекательного, средних лет  и
очень солидного.
   Эверетт поехал по Мейн Стрит по направлению  к  Тин  Бридж,  разделявшему
город и предместье, но проезжая мимо Нужных  Вещей,  замедлил  ход.  Зеленый
навес притягивал словно рыболовный крючок с лакомой наживкой. В  тот  момент
казалось очень важным - просто необходимым - остановиться.
   Эверетт  выключил  двигатель,  собрался  уже  выйти  из  машины,  но  тут
вспомнил, что по-прежнему держит трубку в зубах. Он  вынул  ее  изо  рта  (с
неохотой, надо сказать) и снова запер в "бардачке". На  этот  раз  он  почти
дошел  до  порога  магазина,  прежде  чем  вспомнил,  что   оставил   машину
незапертой, и вернулся. Имея такую трубку, стоит ли рисковать? У кого угодно
может возникнуть желание присвоить эту красавицу. У кого угодно.
   Он подошел к двери магазина и  остановился,  разочарованно  вздохнув.  На
витрине висело объявление:
 
   ЗАКРЫТО ПО СЛУЧАЮ ДНЯ КОЛУМБА
 
   Эверетт уже собрался уходить,  как  дверь  отворилась.  На  пороге  стоял
мистер Гонт, сам необычайно элегантный и привлекательный в светло-коричневом
телячьей кожи пиджаке с модными заплатами  на  локтях  и  в  грифельно-серых
брюках.
   - Заходите, мистер Френкел, - радушно пригласил он. - Рад вас видеть.
   - Я, видите ли, еду по вызову за город... и вот  решил  заглянуть,  чтобы
еще раз выразить вам глубокую признательность за трубку. Мне всегда хотелось
иметь именно такую.
   - Я знаю, - с сияющей улыбкой сказал Гонт.
   - Но у вас закрыто, так что я не стану беспокоить...
   - Мой магазин никогда не бывает закрыт для самых дорогих клиентов, и вас,
мистер Френкел, я включаю в их число. И далеко не последним номером.
   Заходите. - Он протянул руку.
   Эверетт инстинктивно отпрянул, и Гонт, рассмеявшись, отступил,  пропуская
молодого фельдшера вперед.
   - Честно  говоря,  я  не  могу  задерживаться,  -  бормотал  Эверетт,  но
чувствовал, как ноги сами несут его в  полутемное  помещение  магазина,  как
будто знают что делают.
   - Еще бы, конечно, не можете, - сказал Гонт. - Лекарь должен всегда  быть
на посту и во  всеоружии,  чтобы  незамедлительно  разорвать  цепи  болезни,
сковавшие тело несчастных  страдальцев.  -  На  лице  его  возникла  улыбка,
сотканная из слегка вздернутых  бровей,  раздвинутых  губ  и  крепко  сжатых
желтых зубов:
   - ...А также изгнать дьявола, завладевшего душой. Так?
   -  Приблизительно,  -  пробормотал  Эверетт  и   почувствовал   некоторое
беспокойство, когда Гонт закрыл за ними дверь. Беспокоился он в  основном  о
трубке: как бы с ней чего не случилось. Есть  любители  забираться  в  чужую
машину. Даже при свете дня.
   - С вашей трубкой все будет в  порядке,  -  успокоил  Гонт  и  достал  из
кармана белый конверт, на котором было написано  только  два  слова:  любовь
МОЯ. - Вы помните, что обещали мне сделать одно небольшое одолжение,  доктор
Френкел?
   - Я не док...
   Брови  мистера  Гонта  вытянулись  в  одну  прямую  линию,   сойдясь   на
переносице, что заставило Эверетта вздрогнуть и замолчать на  полуслове.  Он
даже отступил на шаг.
   - Вы помните или вы не помните? - резко  переспросил  Гонт.  -  Отвечайте
быстро,  молодой  человек,  а  то  у  меня  уже  пропадает   уверенность   в
безопасности вашей трубки.
   - Помню! - выпалил Эверетт. Он даже охрип от страха. - Я обещал подшутить
над Сэлли Рэтклифф, логопедом.
   Плотное соединение бровей  на  переносице  слегка  разошлось,  и  тут  же
тревога стала отпускать Френкела.
   - Ну  вот  и  славно.  Пришло  время  выполнить  обещание,  доктор.  Вот,
возьмите.
   Он протянул  конверт.  Эверетт  потянул  конверт  на  себя,  стараясь  не
коснуться при этом пальцев Гонта.
   - Сегодня в школе выходной день, но мисс Рэтклифф сидит в  своем  классе,
проверяет журналы. Я знаю, вам не по пути к ферме Бергмейеров...
   - Откуда вы все это  знаете?  -  воскликнул  потрясенный  Эверетт  глухим
голосом,  как  кричит  человек  во  сне.  Мистер  Гонт  лишь  отмахнулся  от
глупейшего вопроса:
   - ...но думаю, вам не составит труда заехать в школу на обратном пути, не
так ли?
   - Я думаю...
   - ...а поскольку посторонние в школе  всегда  вызывают  подозрения,  даже
когда учеников нет, скажите, что вы заехали к школьной медсестре.
   - Если она на месте, то было бы естественно, я думаю, - бормотал  Эверетт
заплетающимся голосом, - тем более, что я...
   - ...тем более, что  вы  до  сих  пор  не  забрали  отчет  по  вакцинации
школьников, - закончил за него Гонт. - Вот и хорошо. На самом деле ее там не
будет, но ведь вы этого не могли знать, не так ли?  Загляните  в  кабинет  и
все. Но по пути туда или обратно, как будет угодно, бросьте конверт в машину
мисс Рэтклифф, ту самую, которую ей одолжил ее молодой человек.  Я  попросил
бы вас положить его под сиденье водителя... но не совсем под него.
   Положите так, чтобы уголок выглядывал.
   Эверетту Френкелу не надо было объяснять,  кто  таков  "молодой  человек"
мисс Рэтклифф - учитель физкультуры колледжа. Будь  у  него  выбор,  Эверетт
предпочел бы разыграть его, самого Лестера Пратта, а не его  невесту.  Пратт
был крепкий телом молодой  баптист,  всегда  ходил  в  голубых  футболках  и
тренировочных штанах с белыми полосами вдоль обеих штанин снаружи.  Это  был
парень, чьи поры сочились потом и религиозностью в одинаковом количественном
(и качественном)  соотношении.  Эверетту  было  на  него  в  высшей  степени
плевать, но он временами задумывался, спала ли с ним  мисс  Рэтклифф,  такой
лакомый кусочек. Он думал, что, скорее  всего,  нет  еще.  Предполагал,  что
после слишком долгих поцелуев на  крыльце  перед  расставанием,  если  Пратт
слишком уж распалялся, Сэлли, вероятно,  заставляла  его  сделать  несколько
приседаний на заднем дворе и пару кругов пробежаться вокруг дома.
   - Сэлли снова разъезжает на праттмобиле?
   - Конечно. - Гонт смотрел на него с  некоторым  недоверием.  -  Так  что,
доктор Френкел, вы готовы проявить свое остроумие?
   - Конечно. - По правде говоря, Эверетт чувствовал большое облегчение.
   Он боялся, что  его  заставят  делать  что-нибудь  не  слишком  приятное:
подложить   пистон   в   башмак   мисс   Рэтклифф,   или   слабительное    в
молочно-шоколадный коктейль, или что-то  вроде  этого.  А  конверт  -  сущие
пустяки, какой вред может причинить конверт?
   Улыбка мистера Гонта, солнечная и доброжелательная, снова озарила лицо.
   - Очень хорошо. - Он сделал шаг к Эверетту, а  тот  с  ужасом  следил  за
хозяином магазина, опасаясь, что он захочет положить ему руку на плечо.
   Эверетт сделал предупредительный шаг назад и таким  же  образом,  пятясь,
ретировался к выходу, сопровождаемый мистером Гонтом.
   - Желаю вам наслаждаться трубкой, - произнес на прощание хозяин магазина.
- Я не говорил вам, что она когда-то принадлежала сэру Артуру Конану  Дойлю,
создателю великого и несравненного Шерлока Холмса?
   - Нет! - У Эверетта перехватило дыхание.
   - Конечно, не говорил, - мистер Гонт  усмехнулся.  -  Ведь  это  было  бы
ложью, а я никогда не лгу, даже во имя успеха  дела.  Итак,  не  забудьте  о
своем небольшом долге, доктор Френкел.
   - Не забуду.
   - Тогда - удачи вам и доброго дня.
   - И вам того...
   Но Эверетт говорил в  пустоту.  Дверь  с  зашторенным  стеклом  уже  была
закрыта.
   Он еще некоторое время смотрел  на  нее  задумчиво,  потом  направился  к
своему "плимуту". Если бы его теперь  попросили  подробно  пересказать  весь
разговор с мистером Гонтом, он едва ли смог бы это сделать, поскольку  почти
не помнил ни того, что говорил сам, ни  слов  собеседника.  Он  находился  в
состоянии больного под легкой анестезией.
   Первое, что сделал Эверетт, устроившись  за  рулевым  колесом,  -  открыл
"бардачок", вложил туда письмо с надписью ЛЮБОВЬ МОЯ и достал взамен трубку.
Единственное, что он запомнил, это шутку  мистера  Гонта  насчет  того,  что
трубка принадлежала Конану Дойлю. А ведь он ему почти  поверил.  Как  глупо!
Достаточно лишь вложить ее в  рот  и  стиснуть  зубами,  как  имя  истинного
владельца становится вполне очевидным. Конечно же, Герман Геринг.
   Эверетт включил двигатель и медленно повел машину  прочь  из  города.  По
дороге он останавливался всего лишь дважды, съезжая на обочину, и каждый раз
для того, чтобы вновь убедиться, как идет ему эта трубка.
 
4 
 
   Альберт Жендрон держал стоматологический кабинет в Касл Билдинг, ничем не
примечательном кирпичном зданий, стоявшем через дорогу, напротив  городского
муниципалитета и приземистой бетонной коробки, приютившей  районный  Комитет
по мелиорации и водным ресурсам округа Касл. Касл Билдинг с 1924 года бросал
в солнечные дни тень на Касл Стрим и Тин Бридж и размещал под своей  кровлей
пять адвокатских контор, кабинет окулиста, отоларинголога, несколько  контор
частных  агентов  по  торговле  недвижимостью,   контору   консультанта   по
кредитованию, справочную службу в лице одной женщины, отвечавшей на  звонки,
и мастерскую по ремонту и изготовлению оконных рам и дверей. Еще с полдюжины
комнат под конторы и кабинеты пустовали.
   Альберт, один из постоянных прихожан собора Царицы Святой  Водицы  с  тех
самых времен, когда проповеди там читал отец О'Нил, старел на глазах.
   Некогда  черные  волосы  серебрились  проседью,   широкие   плечи   стали
сутулиться, чего за ним никогда не замечалось  в  молодости,  и  все  же  он
оставался человеком весьма внушительных размеров - шесть футов  семь  дюймов
ростом и двести восемьдесят фунтов весом. Он по праву считался самым крупным
мужчиной города, если не всего округа.
   По  лестнице  на  четвертый,  последний,  этаж  он  поднимался  медленно,
останавливаясь на каждой площадке,  чтобы  перевести  дух,  постоянно  помня
диагноз, поставленный доктором Ван Алленом, - стенокардия.  Еще  на  полпути
последнего пролета он  заметил  листок  бумаги,  приклеенный  к  пластиковой
табличке на двери и скрывавший надпись Альберт Жендрон, стоматолог.
   Обращение на записке он смог прочесть  еще  не  дойдя  пяти  ступеней  до
верхней площадки, и сердце  забилось  учащенно,  но  причиной  тому  был  не
приступ стенокардии, а вспыхнувший гнев.
 
   ЭЙ ТЫ, БЕЗМОЗГЛАЯ СКУМБРИЯ!
 
   - было написано в самом верху ярко-красными буквами.
   Альберт сорвал записку и быстро пробежал глазами. Дышал он при этом носом
с громким сопением, как бык перед боем.
 
   "ЭЙ ТЫ, БЕЗМОЗГЛАЯ СКУМБРИЯ! Мы пытались тебя  урезонить  -  пусть,  мол,
послушает знающих людей, - но до тебя не дошло. НЕ ПЛЮЙ В ЧУЖОЙ  КОЛОДЕЦ  НЕ
ПРИШЛОСЬ БЫ ВОДЫ  НАПИТЬСЯ!  Мы  смотрели  сквозь  пальцы  на  твое  папское
идолопоклонничество и срамное поведение. Вавилонская подстилка. Но теперь ты
зашел слишком далеко. НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ ВОЙТИ В СГОВОР  С  ДЬЯВОЛОМ  В  КАСЛ
РОК!
   Добрые христиане почуют этой осенью смрад ГЕЕНЫ ОГНЕННОЙ и  СЕРЫ  в  Касл
Рок. А если ты не почуешь,  так  лишь  потому,  что  твой  нос  забит  вонью
собственного грехопадения. СЛУШАЙ И ВНЕМЛИ: ОТКАЖИСЬ ОТ СВОЕЙ  ГНУСНОЙ  ЦЕЛИ
ПРЕВРАТИТЬ НАШ ГОРОД В ПРИТОН, НЕ ТО НЕ СПАСТИСЬ ТЕБЕ САМОМУ ОТ ЖАРА АДСКОГО
ПЛАМЕНИ И ЗАДОХНУТЬСЯ ОТ СЕРНОЙ ВОНИ!
   "Познан был Господь по суду,  который  Он  совершил;  нечестивый  уловлен
делами рук своих". Псалом 9:17.
   СЛУШАЙ И ВНИМАЙ, НЕ ТО ПЛАЧ  ИЕРЕМИИ  ПЕРЕЙДЕТ  В  СТЕНАНИЯ.  ПРАВОВЕРНЫЕ
БАПТИСТЫ КАСЛ РОК"
 
   - Кусок дерьма, - прорычал Альберт и скомкал листок в огромном кулаке.
   - Этот коротышка-сапожник, баптистский кретин, совсем из ума выжил.
   Первое, что он сделал, открыв кабинет, - снял трубку, набрал  номер  отца
Джона и сообщил, что правила игры ужесточаются  не  по  дням,  а  по  часам,
невесть что случится до открытия Казино.
   - Не беспокойся, Альберт, - невозмутимо произнес отец Брайам, - если этот
идиот полезет в  драку,  он  узнает,  что  безмозглые  скумбрии  умеют  дать
сдачи... Разве не так?
   - Так, отец мой, - сказал Альберт, все еще тиская записку в кулаке.
   Опустив голову, он взглянул на свое могучее оружие, и губы  под  жесткими
моржовыми усами тронула легкая самодовольная улыбка. - Конечно, так.
 
5 
 
   К четверти одиннадцатого утра того же дня электронное табло над входом  в
здание банка показывало температуру +22ёС. По другую сторону Тин Бридж  лучи
не по сезону горячего  солнца  образовали  яркое  мерцающее  пятно,  дневную
звезду, в том месте, где шоссе 117 выплывало из-за горизонта и  направлялось
в сторону города. Алан  Пэнгборн  сидел  в  своем  кабинете,  погруженный  в
показания по делу Кобб - Ержик, и не замечал солнечного отблеска на  металле
и стекле. Но даже если бы он его и заметил, то едва  ли  заинтересовался  бы
поблескивала  всего  лишь  проезжающая   мимо   машина.   А   тем   временем
ослепительное сверкание хрома и стекла, направлявшегося к мосту со скоростью
более семидесяти миль в час, олицетворяло  собой  ближайшее  будущее  самого
шерифа... а также и всего города.
   В витрине магазина Нужные Вещи табличка, оповещавшая  закрыто  ПО  СЛУЧАЮ
ДНЯ КОЛУМБА, исчезла, а на ее месте появилась другая, вывешенная длиннопалой
рукой, высовывавшейся из рукава светло-коричневого  пиджака  телячьей  кожи.
Табличка гласила:
 
   ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИК.
 
6 
 
   Проехав мост, машина продолжала свой путь со скоростью пятьдесят  миль  в
час в той зоне, где разрешалось только двадцать пять. Это был автомобиль, от
которого  у  школьников  старших  классов   потекли   бы   слюнки   зависти:
фисташкового цвета "додж-челленджер" со вздернутым  кузовом  и  опущенным  к
дороге носом. Сквозь дымчатое стекло окна можно было  разглядеть  внутреннюю
перегородку между передними и задними сидениями, аркой подпиравшую крышу.
   Кузов был весь испещрен наклейками: Хирст, Фьюелли, Фрэм,  Куокер  стейт,
Гудиер вайд овалз, Рэм  чарджер.  Выхлопные  трубы  смачно  отрыгивали  пары
высококачественного девяносто шестого бензина, который можно  купить  только
на Оксфорд Плейз, когда направляешься к северу от Портленда.
   Слегка сбросив скорость на перекрестке улиц Мейн и  Лорелль,  автомобиль,
взвизгнув тормозами, с ходу втиснулся в один из узких  парковочных  секторов
напротив Клип Джоинт. В это время в парикмахерской клиентов  не  было.  Билл
Фуллертон и второй парикмахеру Генри Жендрон, сидели в  креслах  посетителей
под рекламами брилькрема и массажного масла Уилдрут Крим.  Они  поделили  на
двоих  утренний  номер  газеты.  Когда  лихач  выключил   двигатель   своего
автомобиля, выхлопные  трубы  пару  раз  так  громыхнули,  что  оба  мастера
причесок одновременно вскинули головы.
   - Адская машина, будь я проклят, - буркнул Генри. Билл кивнул  и  оттянул
большим и указательным пальцами нижнюю губу.
   - Уху.
   Оба с нетерпением ожидали, когда мотор окончательно  стихнет  и  появится
сам водитель. Дверь машины открылась, и из ее темного чрева показалась нога,
обутая в черный поношенный сапог. Вслед  за  ногой  появился  и  ее  хозяин.
Очутившись на ярком свете жаркого не по сезону дня,  он  снял  темные  очки,
зацепил  их  дужкой  за  вырез  сорочки  и  огляделся   лениво-презрительным
взглядом.
   - Так, снаружи конфетка, внутри дерьмо, - философски заключил Генри.
   Билл Фуллертон смотрел на незнакомца не мигая, с  отвалившейся  челюстью,
забыв, что на коленях: у него дожидается колонка спортивных новостей.
   - Туз Мерилл, выдохнул он наконец. - Чтоб я так жил!
   - Какого черта он тут потерял? -  возмутился  Генри.  -  Я  думал,  он  в
Микэник Фоллз ишачит.
   - Понятия не имею, - сказал Билл и снова оттянул нижнюю  губу.  -  Только
взгляни на него! Седой, как крыса, и наверняка такой же мерзкий! Сколько ему
лет, Генри?
   Генри пожал плечами:
   - Больше сорока, но меньше пятидесяти, вот все, что могу сказать. И  кому
интересно, сколько ему лет? От него на расстоянии неприятностями несет.
   Как будто услышав последние слова, Туз повернулся к витринному стеклу  и,
медленно подняв руку, небрежно помахал. Оба парикмахера  заерзали  на  своих
местах и возмущенно забурчали, словно пара старых  дев,  которые  неожиданно
поняли, что хулиганским посвистом, прозвучавшим неподалеку, подзывают их.
   Туз засунул руки в карманы джинсов  фирмы  Лоу  Райдерз  и  пошел  прочь:
портрет человека, у которого времени вагон, а дел ни на грош.
   - Как думаешь, может быть, позвонить шерифу? - предложил Генри.
   Билл Фуллертон еще несколько раз дернул  нижнюю  губу,  а  потом  покачал
головой.
   - Он сам скоро узнает, что Туз вернулся в город. Сообщать  не  стоит.  Ни
мне, ни тебе.
   Они сидели и смотрели вслед Тузу, шагавшему по Мейн Стрит,  пока  тот  не
скрылся из виду.
 
7 
 
   Едва ли  кто-нибудь  догадался  бы,  наблюдая,  как  Туз  Мерилл  праздно
шатается по Мейн Стрит, что этого человека мучает серьезная проблема.
   Проблема такого свойства, которое было  бы  понятно  Умнику  Китону:  Туз
задолжал одной веселой компании крупную сумму  денег.  Порядка  восьмидесяти
тысяч долларов, если быть точным.  Но  самое  страшное,  что  могли  сделать
кредиторы Умника, это упрятать его за решетку, а вот если Туз не вернет долг
в скором времени, скажем к 1 ноября, его без всяких колебаний могли упрятать
в гроб.
   Ребята, которых Туз в свое время нещадно терроризировал, - Тедди  Дачемп,
Крис Чемберс и Берн Тессио, например, - узнали бы  его  с  первого  взгляда,
несмотря на седую шевелюру. В те годы,  когда  Туз  работал  на  текстильной
фабрике (последние пять лет она была закрыта), все  было  по-другому.  В  те
времена он увлекался пивом и карманным воровством. Он тогда прибавил в  весе
благодаря первому и стал предметом неусыпного  внимания  со  стороны  шерифа
Джорджа  Баннермана  в  связи  со  вторым.  А  потом  Туз  стал   баловаться
кокаином...
   Он бросил работу на фабрике, потерял пятьдесят фунтов веса  в  результате
пагубного пристрастия и  перерос  из  карманного  воришки  в  первоклассного
взломщика, по той же причине. Через его руки стали проходить суммы, знакомые
лишь биржевым маклерам и  торговцам  наркотиками.  Он  мог  начать  месяц  с
пустыми  карманами,  а  закончить  обладателем  пятидесятишестидесяти  тысяч
долларов, зарытых под  засохшей  яблоней  в  саду  дома,  где  жил  Туз,  на
Кренберри Бог Роуд. Сегодня он мог поглощать обед из семи блюд у  Мориса,  а
завтра пробавлятьс