лышал
в ее ответе намек на улыбку. - В это  году  он  будет  в  Касл  Рок  гвоздем
сезона, могу поспорить. - Ну, а сам-то он как тебе показался?
   Когда она заговорила. Алан чуть ни воочию увидел, как она улыбается.
   - Знаешь, Алан, должна признаться... ты конечно, мой самый любимый,  и  я
твоя, надеюсь тоже, но...
   - И ты моя тоже, - перебил он. Головная боль  понемногу  отпускала  и  он
сомневался, чтобы этому маленькому чуду помог аспирин Норриса Риджвика.
   - ... и все же он заставил мое сердце екнуть. Надо было видеть  Розали  и
Нетти, когда они оттуда вернулись.
   - Нетти? - он даже сбросил со стола ноги и выпрямился. -  Нетти,  которая
боится своей собственной тени?
   - Представь себе. Розали уговорила ее пойти с ней вместе. Ты ведь знаешь,
бедняжка в одиночку из дома носу не показывает. Я спросила Нетти ее мнение о
мистере Гонте, когда вечером  вернулась  домой.  Алан,  только  подумай,  ее
маленькие тусклые глазки прямо засветились. "У  него  есть  калейдоскопы,  -
сказала она. - Прекрасные калейдоскопы!  И  он  даже  пригласил  меня  зайти
завтра еще раз и посмотреть другие". Мне кажется, этот монолог был  дли  нее
всех, которые я от нее слышала за четыре года. Тогда я сказала:
   "Как это мило с его стороны, Нетти". Она говорит: "Да, и знаете что?"  Ну
я, конечно, спрашиваю: "Что?" А она заявляет: "Наверное, я и  в  самом  деле
пойду". Алан рассмеялся громко и от души.
   - Ну раз Нетти решилась пойти  к  нему  без  сопровождающей,  значит,  он
действительно чего-то стоит. Надо мне взглянуть.
   - Знаешь, странно, он вовсе не красив, во всяком случае не кинокрасавчик,
но у него потрясающие глубокие выразительные глаза. Все лицо освещают.
   - Прикусите язычок, дама. - угрожающе  проворчал  Алан.  -  Моя  ревность
может взыграть.
   Она рассмеялась.
   - Думаю, тебе вряд ли стоит беспокоиться. Есть тем не менее одна заминка.
   - То есть?
   - Розали сказала, что пока там была Нетти пришла Вильма Ержик.
   - Что-нибудь случилось? Перебранка?
   - Нет. Нетти только посмотрела на Ержичиху, а та губы поджала, во  всяком
случае так выразилась Розали, а потом Нетти  ушла.  Вильма  Ержик  последнее
время не звонила тебе насчет собаки Нетти?
   - Нет, - сказал Алан. - Нет причин. Я уже  месяца  полтора  после  десяти
вечера патрулирую дом Нетти. Собака больше не лает. Так часто  случается  со
щенками, Полли. Он вырос и у него хорошая хозяйка. Может быть. Нетти  еще  и
ковер на пол положила, но во всяком случае она сделала для своей собаки  все
возможное. Как там она ее назвала?
   - Налетчик.
   - Ну  что  ж,  Вильме  придется  искать  другие  точки  приложения  своей
сквалыжности, потому что Налетчика не слышно  -  не  видно.  И  она  найдет,
можешь мне поверить. Такие, как она, специально их выискивают. Да и с самого
начала причина была не в собаке,  во  всяком  случае,  не  главная  причина.
Вильма единственная из соседей, кто жаловался. Дело в самой Нетти.
   Такие, как Вильма, нюхом чуют слабинку. А от Нетти  слабостью  за  версту
несет.
   - Да, - ответ прозвучал печально и задумчиво. - Ты знаешь, Вильма однажды
позвонила Нетти и сказала, что если она не заткнет своей собаке  глотку,  то
она, то есть Вильма, придет и сама прирежет ее.
   - Да, - спокойно ответил Алан. - Я знаю, так тебе  рассказала  Нетти.  Но
мне также известно, что Вильма напугала Нетти до смерти и что у  Нетти  были
кое-какие проблемы раньше. То есть я не хочу сказать, что  Вильма  Ержик  не
способна позвонить и брякнуть такое,  но  не  исключаю,  что  у  Нетти  этот
разговор мог состояться в воображении.
   То, что  у  Нетти  были  кое-какие  проблемы,  упоминалось  вскользь,  но
уточнять не приходилось, они оба знали, что имеется в виду. После нескольких
лет ада, прожитых с негодяем-мужем,  который  оскорблял  Нетти,  как  только
может мужчина оскорблять женщину, она однажды  ночью  всадила  ему  в  горло
вилку, пока он спал. После этого она  провела  пять  лет  в  психиатрической
клинике Джунирер  Хилл,  неподалеку  от  Августы.  На  работу  к  Полли  она
поступила в ходе курса лечения, который предусматривая трудотерапию. Алан не
сомневался,  что  в  лучшие  условия  Нетти  и  мечтать  не  могла  попасть,
положительные сдвиги в состоянии ее психики были  тому  подтверждением.  Два
года назад Нетти переехала в собственную небольшую квартиру на Форд Стрит, в
шести кварталах от центра.
   - Что и говорить, проблемы у Нетти были, но ее реакция на  мистера  Гонта
просто поразительна. Она вся расцвела.
   - Надо мне посмотреть на этого типа, - сказал Алан.
   - И обязательно расскажи мне о своих  впечатлениях.  Не  забудь  обратить
внимание на его глаза.
   - Сомневаюсь, чтобы они меня потрясли так же, как тебя,  -  сухо  заметил
Алан.
   Она снова рассмеялась, но на этот раз ее смех показался  Алану  несколько
принужденным.
   - Попытайся заснуть, - сказал он.
   - Обязательно. Спасибо, что позвонил.
   - Не за что, - он помолчал. - Я люблю вас, милая дама.
   - Спасибо, Алан... Я тоже тебя люблю. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
   Он положил трубку, отвернул лебединую шею  настольной  лампы  так,  чтобы
свет падал на стену и, снова водрузив ноги на стол, сложил руки на груди как
будто в молитве. Он  вытянул  указательные  пальцы,  и  на  стене  появились
очертания настороженных кроличьих ушей. Алан протянул большие  пальцы  между
вытянутыми указательными, и кролик задвигал носом. Потом он заставил кролика
прыгать по радиусу светового круга, а вслед за ним затопал  неуклюжий  слон,
размахивая хоботом. Руки Алана двигались легко и ловко. Он почти не  смотрел
на  зверей,  которых  создавал.  Такая  у   него   была   привычка,   манера
сосредоточиться на кончике собственного носа и время от времени  произносить
неясное "угу".
   Он думал о Полли. О Полли и ее несчастных руках. Что же делать с Полли?
   Если бы дело было только в  деньгах,  он  бы  заставил  ее  поселиться  в
отдельной палате Мэйо Клиник завтра же вечером. Он сделал бы  это,  если  бы
даже пришлось надеть на нее смирительную рубашку и напичкать снотворным.
   Но дело было не только в деньгах. Ультразвук  мог  оказаться  эффективным
при лечении дегенерирующего артрита только в его начальной  стадии.  Он  мог
оказать такое же воздействие как вакцина  Салька  или  даже  экстрасенсорное
лечение. Теперь же это все как мертвому припарки. Шансы тысяча к одному, что
все окажется впустую. Алану было жаль не  потерянных  денег,  а  несбывшихся
надежд Полли.
   Ворона - гибкая и  живая,  как  в  диснеевских  мультфильмах  -  медленно
пролетела по заключенному в рамку диплому выпускника  Полицейской  академии,
крылья ее вытянулись, и она  превратилась  в  доисторического  птеродактиля,
который, по мере продвижения в  сторону  к  канцелярским  шкафам,  все  выше
поднимал свою маленькую треугольную головенку, а потом  исчез  окончательно,
вылетев за пределы светового пятна.
   Дверь открылась. В проеме показалось лицо Норриса  Риджвика,  похожее  на
морду собаки из породы бассетов.
   - Я сделал это, - сказал он,  как  будто  признавался  в  убийстве  сразу
нескольких малолетних детей.
   - Спасибо, Норрис, - сказал Алан. - И я  обещаю,  что  ты  не  вляпаешься
из-за этого в дерьмо.
   Норрис еще некоторое время внимательно смотрел на  него  своими  влажными
собачьими глазами, потом неуверенно кивнул и перевел взгляд на стену.
   - Сделай Умника, Алан.
   Алан усмехнулся, покачал головой и потянулся к лампе.
   - Давай, - настаивал  Норрис.  -  Я  оштрафовал  его  дурацкую  машину  и
заслужил это. Сделай Умника, Алан, прошу тебя, облегчи мою душу.
   Алан взглянул за плечо Норриса, не увидел там никого и стиснул руки.
   По световому пятну заковылял тучный мужчина с  вываливающимся  пузом.  На
мгновение он остановится, чтобы подтянуть  свои  штаны  и  поплелся  дальше,
качая головой из стороны в сторону.
   Норрис смеялся заливисто и звонко, как ребенок.  На  мгновение  в  памяти
Алана снова возник Тодд, но он отмахнулся от наваждения. О, Господи,  хватит
с меня на сегодня.
   - Ой, сейчас умру от смеха, - Норрис чуть ни икал.  -  Алан,  ты  слишком
поздно  родился.  Тебе  была  бы  обеспечена  карьера  в  Театре  Теней  Эда
Салливана.
   - Ладно, - сказал Алан. - Проваливай.
   Все еще смеясь, Норрис закрыл за  собой  дверь.  Алан  изобразил  Норриса
тощего, но с заметным чувством собственного достоинства  -  и  заставил  его
прошагать через все пятно на стене, потом свернул лампе шею в другую сторону
и достал из заднего кармана брюк записную книжку.  Пролистав,  он  обнаружил
чистую страницу и  записал:  Нужные  Вещи.  А  ниже  добавил:  Лилэнд  Гонт,
Кливленд, Огайо. Так или нет? Нет. Он вычеркнул  Кливленд  и  вписал  сверху
Эйкрон. Может быть, я действительно теряю рассудок, думал он.
   Строчкой ниже он пометил: Проверить.
   Вернув книжку на место, он несколько секунд размышлял:  пойти  домой  или
нет, а потом все же снова повернул лампу к стене, и снова по световому пятну
маршировал парад - львы, тигры, медведи. Бог мой, кого там только  не  было.
Из-за туманной завесы упрямо выглядывали хищные глазки немилосердной  тоски.
И вновь внутренний голос заговорил об Энни и Тодде.  Через  некоторое  время
Алан Пэнгборн стал к нему прислушиваться. Он делал это помимо своей  воли...
но с постепенно возрастающим вниманием.
 
4 
 
   Полли лежала в постели и, поговорив с Аланам, повернулась на  левый  бок,
чтобы повесить трубку. Но она выскользнула из ее руки и со стуком  упала  на
пол. Аппарат пополз по тумбочке, намереваясь слететь туда же. Она попыталась
его удержать, но ударилась рукой об  угол.  Острая  боль  пронзила  мышцы  и
сухожилия и с убийственной силой взорвалась в нервах, отдавая в  плечо.  Она
до крови прикусила губу, чтобы не закричать.
   Телефон все же полетел на пол  сопроводив  падение  коротеньким  жалобным
"дзынь". Полли лежала и слушала настойчивый идиотский гудок свободной линии.
Этот  звук  был  похож  на  жужжание   целой   тучи   разъяренных   комаров,
транслируемое на коротких волнах.
   Она раздумывала, не поднять ли его тем, что раньше называлось  руками,  а
теперь лежало скрюченное на груди, не обхватывая пальцами,  а  зажимая,  как
женщина, играющая на аккордеоне - сегодня ночью  ее  пальцы  вообще  уже  не
согнутся. Но тут же поняла, что и это ей не под  силу,  даже  такая  простая
штука, как поднять упавший на пол телефон, и она горько заплакала.
   Боль уже окончательно проснулась и яростно разрывала на  части  ее  руки,
особенно ту, которую она ударила. Она  лежала,  смотрела  в  потолок  сквозь
пелену слез и плакала, плакала...
   О, я отдала бы все на свете, чтобы только освободиться от  этого,  думала
она, все на свете отдала бы, все на свете, все.
 
5 
 
   В осенний будний вечер, часам к десяти Мейн Стрит  становится  безлюдной.
Уличные фонари образуют на тротуарах и фасадах административных зданий круги
белого света, тускнеющего за пределами этих кругов, и  делают  центр  города
похожим на подмостки театральной сцены  перед  началом  спектакля.  Вот-вот,
кажется вам, появится долгая фигура во фраке и цилиндре -  Фред  Астер  или,
может быть, Джин Келли - и станет плавными танцевальными па перемещаться  от
одного круга к другому, напевая о том, как одиноко человеку,  которому  дала
от ворот поворот его любимая девушка, а все бары при этом закрыты. Тогда  на
другом конце Мейн Стрит возникнет еще одна фигура -  Джинджер  Роджерс  или,
скажем, Сид Черрис, - облаченная в вечернее  платье.  Она,  также  грациозно
пританцовывая,  направится  навстречу  Фреду  (или   Джину),   распевая   об
одиночестве девушки, которую бросил любимый. Увидев друг друга,  они  станут
танцевать в паре напротив бара или перед входом в ателье Шейте Сами.
   Но вместо них откуда ни возьмись появляется Святоша Хью. Он ни  капли  не
похож ни на Фреда Астера ни на Джина Келли, и  нет  на  другом  конце  улицы
девушки, плывущей навстречу в романтическом танце, да и сам он скорее  всего
танцует как корова на льду. Зато он от души нализался,  поскольку  занимался
этим в Мудром  Тигре  с  четырех  часов  пополудни  без  перерыва.  В  таком
приподнятом состоянии души и тела даже идти было затруднительно, не  то  что
выделывать замысловатые танцевальные па.  Он  двигался  медленно,  ныряя  из
одной световой лужи в другую, а его длинная тень трусила за ним по фронтонам
парикмахерской, западных авто, салона видеопроката. Он  слегка  покачивался,
сосредоточив взгляд красных глаз прямо перед собой, огромное брюхо при  этом
не  выдержав  напряжения,  вырвалось  из-под  насквозь  пропотевшей  голубой
футболки, на груди которой  красовалось  изображение  гигантского  комара  с
подписью под ним, оповещавшей, что это ПТИЦА ШТАТА МЭН.
   Грузовичок, принадлежавший  коммунальной  службе  Касл  Рок,  остался  на
замусоренной стоянке позади Тигра. Святоша Хью  был  не  слишком  счастливым
обладателем  нескольких  предупреждений,  штрафов  и  наказаний   вследствие
нарушений дорожных правил и, судя по результату  последнего,  когда  его  на
полгода лишили водительских прав,  скотина  Китон,  его  приятели  -  бараны
Фуллертон и Сэмуэльс и друг козел Вильямс, окончательно потеряли терпение.
   Следующий штраф  наверняка  выльется  в  лишение  водительских  прав.  а,
следовательно, и потерю работы.
   Это не заставило Хью бросить пить - нет таких сил на свете, которые могли
это сделать, но зато привело к твердому решению - пьянство и баранка  -  две
вещи несовместны. Ему уже  стукнул  пятьдесят  один  год,  когда  поздновато
менять  работу,  в  особенности,  принимая  во  внимание  длиннющий   список
нарушений, преследующий его как консервная банка,  привязанная  к  собачьему
хвосту.
   Вот поэтому он и шел сегодня домой пешком, ну и долгий же это путь,  мать
его так; а еще, одному служащему коммунальной службы по  имени  Бобби  Дагас
придется завтра  давать  очень  длинные  и  подробные  объяснения,  если  он
надеется вернуться домой с тем же  количеством  зубов,  с  каким  явится  на
работу.
   Когда он проходил мимо закусочной у Нэн ко  всему  прочему  пошел  мелкий
моросящий дождь, что отнюдь не улучшило дурного настроения Хью.
   Он спросил Бобби, который каждый вечер по дороге с работы  проезжал  мимо
дома Хью, заглянет ли он к Тигру, чтобы пропустить пару кружечек.
   Бобби Дагас сказал,  о  чем  речь,  Хьюберт  (Бобби  всегда  называл  его
Хьюбертом), а не Хью - таким идиотским именем.  Короче,  он  сказал,  о  чем
речь, Хьюберт, буду как штык около семи, как обычно.
   Поэтому Хью, уверенный, что его подвезут вечером до дому, если  он  будет
слегка не в себе, завалился в Тигр без  пяти  минут  четыре  (он  бы  пришел
гораздо раньше, часа на полтора как минимум, но  вот  черт,  Дика  Брэдфорда
никак не мог найти), и приступил прямо к делу. Так что бы вы думали, пробило
семь и никакого Бобби Дагаса! Ах ты, так твою, растактак!
   Восемь, девять, полдесятого, и что дальше? А ничего, все то  же.  Господь
свидетель.
   Без двадцати десять Генри Бофорт, бармен и хозяин Мудрого Тигра предложил
Хью оторвать задницу от стула, сделать так, чтобы от него одно  воспоминание
осталось, чтобы можно было забыть, как его звали - короче, выкатываться. Хью
вскипел. По справедливости надо признать, что он уже и в самом деле  был  на
бровях, но в этот момент все еще играла пластинка с записью недоноска  Родни
Крауэлла.
   - Что я должен делать, по-твоему? - задал он Генри вполне естественный  и
справедливый вопрос. - Сидеть тут и слушать? Ты обязан снять эту  пластинку!
Снять и все, к чертовой матери! Этот ублюдок завывает так, как будто у  него
эпилепсия.
   - Я вижу, ты получил тут не все на что рассчитывал, -  сказал  Генри.  Но
можешь не  сомневаться,  больше  не  получишь.  Все  остальное  доберешь  из
собственного холодильника.
   - А если я скажу нет?! - настаивал Хью.
   - Тогда я позову шерифа Пэнгборна, - спокойно пообещал Генри.
   Остальные посетители Тигра, а их было немного в  этот  поздний  субботний
вечер, следили за перебранкой с огромным  интересом.  Со  Святошей  Хью  все
старались обходиться вежливо, в особенности когда он  стоял  на  бровях,  но
победить в конкурсе на Самого Популярного Парня Касл Рок он был не  смог  ни
за что на свете.
   - Мне бы не хотелось, - продолжал Генри. - Но  придется.  Я  уже  сыт  по
горло тем, как ты колотишь мои пластинки.
   Хью хотел было сказать, тогда мне придется поколотить  тебя  самого,  ты,
лягушачий ублюдок. Но тут он подумал о том, как жирная скотина  Китон  сунет
ему уведомление об увольнении за драку в местной пивной. Спору нет, если его
и в самом деле уволят,  уведомление  придет  по  почте,  так  всегда  бывает
(свиньи вроде Китона ни за что не рискнут запачкать свои руки  или  потерять
зуб в личном поединке), но мысль об этом тут же утихомирила Хью. Кроме того,
у него дома и в самом деле хранилась  дюжина  банок  в  холодильнике  и  еще
дюжина в кладовке.
   - Ладно, - сказал он. - Разойдемся с миром. Давай ключи.
   Он отдал их Генри на случай необходимости.
   - Не дам, - сказал Генри, вытирая руки о край полотенца и глядя на Хью  в
упор.
   - Не дашь? Какого дьявола это значит - не дам?
   - Это значит, что ты слишком пьян, чтобы садиться за руль. Я это  понимаю
теперь, а ты поймешь, когда проснешься завтра утром.
   - Слушай, - терпеливо сказал Хью. - Когда  я  отдавал  тебе  эти  чертовы
ключи, я думал, меня подвезут  домой.  Бобби  Дагас  обещал  зайти  на  пару
кружек. Не моя вина, что чувак меня на понт взял.
   Генри вздохнул.
   - Я тебе сочувствую, но ничего не могу поделать. Меня потянут в суд, если
ты кого-нибудь задавишь. Вряд ли это волнует тебя, зато мне  не  все  равно.
Мне нужно обезопасить свою задницу. парень. В  этом  мире  никто  больше  ей
помочь не сможет.
   Хью почувствовал, как обида, жалость  к  себе,  несчастному,  и  отчаяние
начинают сочиться  из  него,  словно  смрадная  жидкость  из  давно  забытой
канистры с токсическими отходами. Он переводил  взгляд  с  ключей,  висевших
позади стойки бара рядом с табличкой, гласившей: ЕСЛИ ВАМ  НЕ  ПО  ДУШЕ  НАШ
ГОРОД, ВЗГЛЯНИТЕ НА РАСПИСАНИЕ ПОЕЗДОВ, на Генри и обратно. Он с  удивлением
и страхом понял, что вот-вот ударится в слезы.
   Генри посмотрел поверх его головы на остальных клиентов, пребывающих  все
в том же выжидательном созерцании.
   - Эй, вы, кто-нибудь едет по Касл Хилл?
   Мужчины опустили  глаза  к  столам  и  промолчали.  Один  или  двое  лишь
похрустели  суставами  пальцев.  Чарли  Фортин  нарочито  замедленным  шагом
направился к мужскому туалету. Никто не вымолвил ни слова.
   - Вот видишь, - сказал Хью. - Придется тебе отдавать мои ключи.
   Генри решительно покачал головой.
   - Если ты хочешь еще хоть раз зайти сюда и выпить  пива,  отправляйся  на
своих двоих.
   - Ну что ж, так и быть.
   Он говорил тоном обиженного ребенка, готового разрыдаться; он  направился
к выходу, опустив  голову  и  стиснув  кулаки;  он  ожидал,  что  кто-нибудь
рассмеется; он даже надеялся на это; тогда бы он разнес  эту  забегаловку  в
пух и прах, пусть бы при этом  работа  отправилась  к  чертям  собачьим.  Но
стояла полная тишина, если не считать бессвязного бормотания Рибы Макинтайра
насчет Алабамы или чего вроде этого, в общем какого-то вздора.
   - Можешь завтра забрать ключи, - крикнул Генри. Хью промолчал,  поскольку
в этот момент собирал все силы, чтобы не засандалить по пути  своим  тяжелым
желтым рабочим башмаком  по  паршивой  музыкальной  машине,  столь  любезной
сердцу Генри Бофорта. Справившись с этой задачей и так и не  подняв  головы,
он вышел в ночь.
 
6 
 
   Морось постепенно перешла б дождь, и Хью догадывался, что к тому времени,
когда он доберется до дому, может разразиться ливень. Ему всегда  не  везет.
Он шел теперь достаточно прямо, не качался как раньше, видимо, свежий воздух
помог проветриться, и беспокойно глазел по сторонам. В голо