рсию, заглянем чуть глубже.
     Сначала обратимся к сказке.  У  царевны  родился  чудесный
сын,  его вместе с матерью недруги закупорили в бочку и бросили
в море. Спрашивается: о ком идет  речь?  99  процентов  русских
читателей   немедленно   ответят:  Пушкин  --  "Сказка  о  царе
Салтане", написанная на основе русского  фольклора.  Между  тем
речь  идет  совсем  о другом. У Пушкина родила царица, а вопрос
относится к царевне. Царевна  эта  --  Даная,  дочь  аргосского
царя, запертая им в темницу. Но туда проник Зевс, обратившись в
солнечные  лучи,  и  от этого света Даная родила будущего героя
Эллады  Персея  --  победителя  Горгоны  Медусы.  Сходный   миф
обнаруживается  и  в  недрах  совершенно иной неиндоевропейской
культуры. В китайских  народных  поверьях  излюбленным  образом
является  Данай  Фужень  -- Богиня, помогающая при родах. Образ
этот проистекает из цикла сказаний о великой Богине  Гуань-инь.
По  преданиям,  Данай Фужень родилась от луча света, исходящего
из пальца Гуань-инь  и  попавшего  в  утробу  матери.  В  русле
развиваемой  здесь  концепции  моногенеза всех народов мира, их
языков и культур представляется совсем  не  случайным  сходство
сюжетов  (рождение  от  луча  света)  и  имен -- Даная и
Данай (дословно "большая бабушка") Фужень.
     Итак,   что   же   общего   между   русской   сказкой    и
древнегреческим  (а  также  китайским)  мифом?  Общая  сюжетная
основа -- объясняют специалисты -- бродячий  сюжет.  Но  сюжеты
бродили  не  сами по себе, а по той причине, что бродили люди и
народы, их распространявшие. Когда-то  был  единый  пранарод  с
единым праязыком и едиными праверованиями. Единый очаг культуры
находился  на  Севере  Евразии. Затем начались дифференциация и
расселение  народов,   растянувшиеся   на   тысячелетия.   Одни
впоследствии оказались в Индостане или Иранском нагорье, другие
остановились   в   ареале   от   Волги   до  Одера  (Одры),  от
Черноморско-Кавказских степей до Прибалтики и Волхова (это были
предки славян), третьи двинулись на Балканы через Малую Азию  и
с   севера,   основав  по  берегам  Средиземного,  Эгейского  и
Адриатического морей древнегреческие колонии и полисы.
     Былое  же  время,  когда  они   тесно   соприкасались,   и
отразилось  в  дошедших  до  нас  сильно измененных преданиях о
Данае или славянской Дане  --  жене  Солнца  (она  же  Дева  --
Божество, олицетворяющая не только Солнце, но и воду51). О Дане
современным  потомкам древних индоевропейцев известно больше по
именам великих  славянских  рек  --  Дон,  Данапр
(Днепр),  Донец,  Данувий (Дунай). Но не только в
гидронимах сохранилась память  о  Дане.  Спустя  тысячелетия  в
местах ее былого почитания, на Дунае, старуха Изергиль поведала
молодому  Максиму Горькому легенду об огненосном Данко и
его горящем сердце, которое "пылало так  ярко,  как  солнце,  и
ярче солнца".

     Не  приходится  сомневаться,  что древняя Гиперборея имеет
непосредственное  отношение  к  древнейшей  истории  России,  а
русский  народ  и  его  язык  напрямую  связаны  с  исчезнувшей
гиперборейской цивилизацией. Неспроста ведь Мишель  Нострадамус
в  своих  "Центуриях"  именовал  россиян  не иначе как "народом
гиперборейским".  Быть   может,   рефрен   русских   сказок   о
Подсолнечном  царстве,  что расположено за тридевять земель, --
смутные воспоминания о стародавних временах, когда наши  предки
соприкасались  с  гиперборейцами  и  сами  были гиперборейцами.
Имеются и более детальные описания Подсолнечного царства.  Так,
в былине-сказке из сборника П.Н.Рыбникова рассказывается о том,
как  герой  на  летающем  деревянном орле посещает Подсолнечное
царство:

     Прилетел он в царство под солнышком,
     Слезает с орла самолетного
     И начал по царству похаживать,
     По Подсолнечному погуливать.
     Во этом во царстве Подсолнечном
     Стоял терем -- золоты верхи,
     Круг этого терема был белый двор
     О тых воротах о двенадцати,
     О тых сторожах о строгих... 52

     Другое свидетельство, зафиксированное многими авторами,  в
том  числе  Н.М.Карамзиным,  А.Н.Афанасьевым  и А.А.Коринфским,
касается легендарного Лукоморья. Оказывается, это не  сказочная
страна,  невесть где расположенная, а древнее Северное царство,
где  люди  на  два  месяца  впадают  в  зимнюю  спячку,   чтобы
проснуться к возвращению весеннего Солнца53.
     И  совсем  уж невероятную картину рисовали русские поморы,
издревле промышлявшие на  самой  крупной  островной  территории
России   --  Новой  Земле,  по-северному  --  Матке  (откуда  и
поэтическое название пролива -- Маточкин Шар).  Еще  в  прошлом
веке среди стариков живы были сказания о новоземельских ледяных
городах,  церквях  и  замках.  Вот один из записанных рассказов
очевидца (!): "Посреди Матки <...> города есть, не  нашим
земным  городам чета. Церкви в эфтом городу ледяные, дома тоже.
А живут там на просторе, в таком захолустье, куда живой душе не
добраться, все охотнички да ловцы, что  на  Матке  [исчезли]...
Видел  я, братцы, великое чудо. Быд-то висит посреди Матки гора
ледяная, а на эфтой горе все церкви да церкви, и сколько  эфтих
церквей,  поди,  не сосчитать, -- одна другой выше, одна другой
краше. Колоколенки -- словно стеклянные, тонкие  да  прозрачные
такие.  И  только  я  стою,  вдруг со всех эфтих колоколен звон
поднялся. Я обмер да скорее назад".
     Продолжение  темы  неожиданным  образом  обнаруживается  в
преданиях  российских  саамов  (лопарей) -- древнейшей коренной
народности Европейского Севера.  О  лопарской  легенде  поведал
Василий  Иванович  Немирович-Данченко  (1845 -- 1936) --
некогда весьма популярный и плодовитый писатель,  чье  собрание
сочинений  насчитывало  50  томов. Он еще в конце прошлого века
пешком исходил чуть ли не всю  Русскую  Лапландию,  написал  об
увиденном несколько сочувственных книг, одну даже детскую, "для
народа  и школ", с трогательным названием "Лопь белоглазая". По
саамской версии, древний народ, что раньше  обитал  на  Севере,
погрузился на дно океана и там продолжает жизнь. Под водою, как
и  наверху: те же горы, леса, бродят звери, летают птицы. "Чудь
подземная"  (точнее  было  бы  сказать,  "подводная")  --   так
собирательно  назван  исчезнувший  народ  -- пасет под водой не
только оленей, но и  моржей,  тюленей,  разводит  вместо  коров
дельфинов,  отбиваясь  от  нападения  акул  с  помощью огромных
железных луков и каменных стрел. Своеобразная  полярная  версия
известной   легенды  о  Невидимом  граде  Китеже,  с  той  лишь
разницей, что речь идет о целом народе, погрузившемся вместе со
своими городами в пучину Ледовитого океана и  продолжающем  там
прежнюю жизнь.
     В  русских народных преданиях живет также память о "дивьих
народах", обитающих под землей на краю света.  Известны  разные
версии  этой  легенды,  одна  даже вошла в канонический Сборник
сказок Афанасьева, хотя к сказке в собственном  смысле  данного
слова  имеет отношение самое незначительное. В русском народном
сознании  древний  сюжет  о  подземных   жителях   смешался   с
библейскими  "Гогами  и  Магогами"  и  Александром Македонским:
он-то якобы и загнал свирепых ворогов в  глубь  земли.  Но  они
живы  до  сих  пор  и  вырвутся на свободу перед самой кончиной
мира.
     Представление о подземном царстве имеет древнейшие  корни.
И  не  только сказочные или мифологические. В преданиях о людях
(или человекоподобных существах),  обитающих  в  недрах  Земли:
Хозяйка  Медной  Горы,  Подземная  чудь,  Аггарта  --  северная
Шамбала.  Сведения  на  сей  счет  сохранились  и   в   русских
летописях,  где  они  излагаются  как  сами  собой разумеющиеся
факты. Так, в Начальной летописи под годом 1096-м (6604) Нестор
воспроизводит  свою   беседу,   надо   полагать,   с   приезжим
новгородцем:
     Теперь  же  хочу  поведать, о чем слышал 4 года назад и
что  рассказал  мне  Гюрята  Рогович  новгородец,  говоря  так:
"Послал  я  отрока  своего в Печору, к людям, которые дань дают
Новгороду. И пришел отрок мой к ним, а  оттуда  пошел  в  землю
Югорскую.  Югра  же -- это люди, а язык их непонятен, и соседят
они с самоядью в  северных  странах.  Югра  же  сказала  отроку
моему:  "Дивное  мы  нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а
началось это еще три года  назад;  есть  горы,  заходят  они  к
заливу  морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит
клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из нее; и
в горе той просечено оконце малое,  и  оттуда  говорят,  но  не
понять  языка их, но показывают на железо и машут руками, прося
железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они  взамен  дают
меха.  Путь  же  до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и
леса, потому и невсегда доходим до них; идет  он  и  дальше  на
север".
                                  Повесть     временных     лет
(перевод).
     Сохранились в народной памяти также смутные воспоминания и
о так называемой ледниковой эпохе,  точнее  о  катастрофическом
похолодании,  постигшем  Гиперборею.  Выдающийся  чешский поэт,
историк и фольклорист Карел Яромир Эрбен (1811 --  1870)
свидетельствует, что хрустальная или стеклянная гора славянских
сказок   есть   не   что   иное,   как  образ  ледяной  горы54,
трансформировавшийся в  сознании  людей,  а  также  при  устной
передачи от поколения к поколению (в чешском фольклоре известен
и  город  Ледян  --  сродни  русскому  Леденцу,  --  что значит
"ледяной"). Чтобы убедиться  в  правомочности  данного  вывода,
достаточно  еще  раз  внимательно просмотреть волшебную русскую
сказку "Хрустальная гора" (по сборнику Афанасьева No162). Здесь
тридесятое царство наполовину втягивается  в  хрустальную  гору
(что  наглядно воспроизводит действие наступающего ледника). Но
главное в другом: чтобы спасти гибнущее царство и заточенную  в
хрустальной  горе  царевну,  герой,  победив  змея о двенадцати
головах, "разрезал его  туловище  и  на  правой  стороне  нашел
сундук;  в  сундуке -- заяц, в зайце -- утка, в утке -- яйцо, в
яйце -- семечко, зажег и отнес к хрустальной горе -- гора скоро
растаяла".  Растопить   подобным   образом,   как   не   трудно
догадаться, можно только лед и никак не хрусталь (стекло).
     В   славянском   фольклоре  имеются  и  другие  любопытные
подробности, касающиеся стеклянной горы. На ее  вершине  растет
чудесная  яблоня  с золотыми молодильными яблоками. Стережет ее
беспощадный сокол (!), сметающий  вниз  всякого,  кто  пытается
одолеть  скользкие,  как  лед,  склоны.  Потому-то все подножье
стеклянной горы  сплошь  усеяно  человеческими  костями.  Герой
одной  карпатской  сказки сумел перехитрить кровожадного сокола
-- носителя тотемной символики;  с  помощью  рысьих  когтей  он
незаметно  поднялся на вершину и отсек хищному стражу волшебной
горы ноги. Кровь пролилась  вниз,  и  все  жертвы  безжалостной
птицы  ожили. Обо всем этом можно узнать из сборника "Повести и
предания народов славянского племени" (СПб.,  1840),  изданного
ныне   совершенно  забытым  этнографом  и  историком  Иваном
Петровичем   Боричевским   (1810    --    1870).    Русские
исследователи  фольклора  справедливо  усматривали  в сказочной
стеклянной (хрустальной) горе отголоски общеарийской  мифологии
-- воспоминания о вселенской горе Меру55.
     В  известной  словацкой  сказке  о  солнечном  коне  также
подробно    описывается    полночная    страна,    где     люди
приспосабливались к ночной жизни среди гор и боролись с тьмой с
помощью   волшебного   коня   с  Солнцем  во  лбу.  Как  бы  ни
трансформировался сказочный сюжет за свою долгую  жизнь  --  он
неоспоримо свидетельствует об одном: далекие предки словаков и,
надо  полагать,  предки  всех  славян  знали  о такой стране за
Полярным кругом, где царит долгая ночь  и  бушует  нескончаемая
буря.
     Современное  русское  слово  "буря"  имеет  древнеарийские
корни:   bhurati   в   древнеиндийском    означало    --
"двигается",  "вздрагивает",  "барахтается". Но в достопамятную
старину "буря" произносилась и писалось  как  "боуря"  (с  юсом
малым  на  конце).  Вот он и Борей -- северный ветер, а значит,
бореи -- те, кто с бурей дружит (или спорит). Известен  синоним
"ураганного  ветра",  одного  корня  со  словом  "буря". Это --
"бора": так именуют ураган на море  и  турки,  и  итальянцы,  и
русские.  Но,  вопреки безапелляционному утверждению этимологов
(и в частности такого авторитета, как М.Фасмер), в русский язык
слово "бора" никак не могло попасть из турецкого, так как турки
появились на берегах Черного и Средиземного морей  сравнительно
недавно  и,  скорее  всего,  сами заимствовали данное понятие у
аборигенов.
     Сказанное  подтверждают  и  данные   германо-скандинавской
мифологии.    Первобогом-прародителем   древних   германцев   и
скандинавов, согласно Старшей и Младшей Эдде, был Бури,  а  его
сыном  --  Бор  (Бер)  --  отец  Одина, главы пантеона северных
Богов. Рождение Бури сопряжено  с  мировым  катаклизмом,  когда
Север   "заполнился  тяжестью  льда",  что  сопровождалось  его
таянием и неотвратимым потопом.  Из  гигантской  ледяной  глыбы
(айсберга?)  в  течение  трех  дней  и  родился  Бури с помощью
космотворящей коровы Аудумлы. Она паслась  на  льду,  облизывая
соленые  (морские?)  ледяные  глыбы,  подобные  камню.  К концу
первого дня на вершине  одной  из  глыб  появились  волосы,  на
другой  день  --  целая  голова, а к концу третьего дня могучий
титан Бури родился окончательно.
     Согласно  Татищеву,  в  утраченной  Иоакимовской  летописи
упоминается   князь   Буревой,  отец  легендарного  Гостомысла,
правивший в Новгороде до появления Рюрика и упорно боровшийся с
варяжской  агрессией.  Корень  "бор"   древнейшего,   вероятно,
доиндоевропейского   происхождения.   Он   образует  любопытное
лексико-смысловое гнездо, позволяющее судить и  о  многообразии
функций, проецируемых и на Бога Борея. Прежде всего, бор -- это
"хвойный,  преимущественно  сосновый,  лес". У болгар, сербов и
хорватов  "бор"  означает  "сосну".  Но  не  только  у  славян:
название народа "буряты" дословно означает "лесные" и по смыслу
смыкается  с  русским  "бор"  --  "лес". Затем ряд однокоренных
слов: "борьба", "борец", "брань" ("боронь" -- в смысле  "битва"
и в смысле "ругань"), "оборона", "борзой", "борозда", "борона",
"борода",   "боров",   бородавка",  "борщ",  "собор",  "боркан"
("морковь"),  "борт"  (в  смысле   "борта   лодки,   корабля").
Разветвленность  смыслов  --  лучшее  доказательство  древности
исходного  слова.  Кстати,  о  Сивке-бурке  --   откуда   такое
словосочетание? Если Сивка (светлая), то почему Бурка (темная)?
Не  зебра  же ведь это, у которой полоска -- черная, полоска --
белая.  Все  дело,  оказывается,  в  том,  что  прозвище  Бурка
первоначально  звучало  как  Бурька.  А  если  взглянуть на его
истоки, то обнаруживаются явственные следы  Борея.  Обратившись
темногривым жеребцом, Бог -- покровитель Севера -- оплодотворил
двенадцать  кобылиц  и  стал отцом двенадцати чудесных жеребят,
что могли летать по поднебесью над землей и морями.  Такими  их
описывал еще Гомер в "Илиаде" (XX, 220 -- 230):
     Бурные, если они по полям хлебородным скакали,
     Выше земли, сверх колосьев носилися, стебля не смявши;
     Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря,
     Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летали.
     Точно так же описывается полет волшебных коней в русском и
славянском  фольклоре,  где  прозываются  они  Сивками-бурками,
Бурушками-косматушками,  что  в  конечном   счете   значит   --
Бурьки-Борейки. Не случайно и мифический летучий конь алтайских
сказаний  также  зовется Буура. Между прочим: до сих пор
имеет  распространение  славянская  фамилия  Борейко  (вспомним
героя-поручика из романа А.Н.Степанова "Порт-Артур").
     У  ираноязычных  осетин в их знаменитых нартских сказаниях
также действует могучий богатырь по имени Бора. Повествуется  о
его  встрече  со  счастливым  в  духе  "золотого  века" морским
народом    --    донбеттырами    ("дон",    как    уже     было
продемонстрировано,    --   общеиндоевропейское   понятие   для
обозначения любых водных объектов). Бора пришел  в  их  страну,
минуя царство ночи. Там он нашел огненное озеро (читай -- море)
с загадочным хрустальным образованием на самом дне (в фольклоре
хрусталь -- коррелят льда). Вот как описывает древний сказитель
тектоническую битву огня и льда:

     Вертящийся хрусталь на самом дне
     Кремень огромный точит в глубине
     И высекает пламенные искры
     Движением молниеносно-быстрым.
     А озера бушующего дно
     Как будто светом дня озарено...

     Воистину  картина  вселенской  катастрофы. Как явствует из
фольклора, первоначально нарты жили не в горах,  а  в  пределах
морских   просторов  --  они  часто  упоминаются  в  осетинских
сказаниях. По преданию, нарты вообще  были  потомками  Морского
царя -- Донбеттыра.
     Нельзя  не  вспомнить и древнегреческое название Днепра --
Борисфен. А европейские мореплаватели, добравшиеся в XVII  веке
до  устья Печоры, столкнулись на побережье Северного Ледовитого
океана   с   туземцами-борандийцами.   Да    и    в    названии
северо-восточной  страны  скандинавских саг, именовавших регион
от Беломорья до приполярного  Урала  Бьярмой  (Biarmia),
улавливается  искаженное  имя  Борея. Крылатый чернобородый Бог
Борей считался эллинами сыном Астрея  (Звездного  неба)  и  Эос
(Утренней  зари)  (рис.  49).  По Диодору Сицилийскому, потомки
Борея -- Бореады (их  не  следует  смешивать  с  его  сыновьями
Калаидом   и  Зетом  --  участниками  похода  аргонавтов)  были
владыками (царями) главного  города  Гипербореи  и  хранителями
сферического  (!)  храма  -- святилища Аполлона, куда Солнцебог
прилетал каждые 19 лет.
     В русском фольклоре есть сказочный Буря-богатырь -- чем не
Борей? В афанасьевском  сборнике  сказок  Буря-богатырь  --  не
просто  могучий исполин -- он еще и Коровий сын: корова слизала
остатки (помои) от златокрылой  щуки,  которую  приготовили  на
обед  бездетной  царице.  Буря-богатырь сражается на знаменитом
Калиновом мосту поочередно --  с  шестиглавым,  девятиглавым  и
двенадцатиглавым  змеями -- сыновьями Бабы-яги (они же чуда-юда
-- мосальские  губы).  Здесь   же   и   волшебная   яблоня,   и
Сивка-бурка,  и утка, что кличет беду, и свинья-оборотень (да и
сам Буря-богатырь оборачивается тотемным  соколом),  и  Морской
царь  с  золотой  головой,  которую  отрывают  и используют для
распутывания злых козней (вспомним титана  Форкия  --  Морского
старца,  обитавшего  близ  Гипербореи).  Все это гиперборейская
закодированная символика -- она еще ждет своей расшифровки.
     В индоевропейское лексическое гнездо  с  корневой  основой
"бу(р)"  входят  слова  со  смыслом  "буйный",  означающий:  1)
"яростный", "бурный"; ср.: буйная удаль, буйные ветры,  Буй-Тур
Всеволод в "Слове о полку Игореве", буйвол = дикий (буйный) бык
(вол   );   2)   "плодоносный",   "обильный"  (ср.:  буйная  --
растительность, лес, травы, хлеба, пшеница, рожь, овес). В этом
ряду и знаменитый символический  образ  русского  фольклора  --
Остров  Буян, присутствующий как в сказках (присказках),
так и в магических заговорах: что свидетельствует о глубочайшей
древности  самого  образа.  Но  чтобы  произвести  его   полную
смысловую   реконструкцию,   необходимо   подняться  на  высоту
птичьего полета.
     В современном обыденном понимании  буян  --  это  человек,
склонный  к  буйству, попросту -- скандалист. Не так в прошлом,
когда слово "буян" означало совсем другое. В  "Слове  (Молении)
Даниила  Заточника"  (ХII  в.)  буян  --  это гора (холм), а за
буяном  кони  пасутся:  "Дивиа  за   буяном   кони   паствити".
Исторический  анализ  дает  целый  букет значений слова "буй" и
производного от него "буян":  1.  высокое  место:  гора,  холм,
бугор; глубокое место в море, реке, озере -- стремнина, пучина,
быстрое  т