ных  русских  мыслителей  и  писателей, красной
нитью проходя через все русское мировоззрение.
     Образ Матери Сырой Земли в русской литературе и  философии
восходит  к  древнейшим  дохристианским  верованиям  и  устному
народному  творчеству.  В   известном   духовном   стихе   "Как
расплачется  и  расступится  Мать сыра земля перед Господом..."
Земля исповедывается перед Богом о тяжести своей доли  --  быть
покровительницей  грешного  рода  людского.  В  другом духовном
стихе "Уж как каялся молодец сырой земле...", напротив, человек
исповедывается Земле-матери в совершенных грехах.
     В "Сказании о "Мамаевом побоище"  есть  потрясающее  своим
гуманизмом  место,  когда  Мать-земля  перед Куликовской битвой
плачет о детях своих -- русских и татарах, которым  только  еще
предстоит погибнуть в кровавой сече. Один из сподвижников князя
Дмитрия  Донского  --  тоже  Дмитрий  Волынец -- приник к земле
правым ухом и услышал  "землю  рыдающую  двояко:  одна  сторона
точно  женщина  громко  рыдает  о  детях  своих на чужом языке,
другая же сторона, будто какая-то дева вдруг вскрикнула  громко
печальным  голосом,  точно  в  свирель  какую, так что горестно
слышать очень"127.
     В поэтизированном представлении  русского  человека  Земля
всегда  выступала  подлинной  матерью  и  покровительницей всех
людей: она не только забирает их после смерти,  но  и  является
источником  всего  живого.  "Земля,  земля, мати сырая! Всякому
человеку земля отец и мать!" -- говорится в одном  из  духовных
стихов. А Голубиная книга расшифровывает:

     Телеса наши от сырой земли,
     Кости крепкие от камени,
     Кровь -- руда от Черна моря
     Наши помыслы от облак небесных.

     Земля-заступница  дает  человеку  силу и могущество, стоит
только к ней прикоснуться. Сказочные герои, ударяясь  о  землю,
превращаются   в   богатырей,   обретают  силу  великую.  Земля
одновременно и судья, искупительница грехов. Клятва  землею  --
одна  из  самых  древних,  страшных  и  крепких. При этом землю
целовали и даже ели. Первый русский мыслитель-экономист Иван
Тихонович Посошков (1652 -- 1726) в своей знаменитой "Книге
о  скудости  и  богатстве"  приводит  факты,  когда  крестьяне,
поклявшиеся  землей (с дерном на голове), не сдержавшие данного
слова и уличенные во лжи, умирали прямо на меже.
     В народе говорили: "Не лги -- земля слышит";  "Грех  землю
бить -- она наша мать". Или: "Питай -- как земля питает, учи --
как  земля учит, люби -- как земля любит". Отсюда же строжайший
запрет до 25 марта вбивать в землю колья -- иначе она  отомстит
засухой.   Народное   благоговение  переед  землей  вдохновенно
выражено в двух тютчевских строках:

     Нет, моего к тебе пристрастья
     Я скрыть не в силах, Мать-Земля!

     Софийно-соборное мировоззрение  практически  всех  русских
мыслителей  было  всегда  сориентировано  на  глубинно-народное
почитание Матери-земли,  предстающей  в  творчестве  конкретных
философов  и  писателей  в  разных обличиях. Традиции почитания
Матери  Сырой  Земли  восходят  к  эпическому   и   лирическому
фольклору,  отчасти  к  летописанию,  но  главное -- к исконным
верованиям, сохранившимся  до  наших  дней.  Чувство  почитания
Матери-земли,  сближение  ее  с Богородицей и Софией чуть ли не
генетически заложено  в  русских  людях  и  передается  ими  от
поколения к поколению.
     Н.В.Гоголь   серьезно  и  глубоко  интересовался  народным
мировоззрением, он отмечал: "Мать-земля была искони священною у
славян. В земле соединяются и смерть и  плодородие.  Она  самая
близкая   проповедница   человеку,   и   питательница,   и  его
погребательница. Славяне воспитаны на земледелии,  с  принятием
веры  христианской  святые  церкви  на  место  языческих  богов
становятся покровителями земледельческих занятий..."128.
     Одним из первых русских космистов, кто облек  традиционные
воззрения   в  поэтическо-философскую  форму,  был  Владимир
Соловьев. Уже в его софийных стихах образ Софии-Премудрости
проявляется в образе Земли-владычицы:
     Земля-владычица! К тебе чело склонил я,
     И сквозь покров благоуханный твой
     Родного сердца пламень ощутил я,
     Услышал трепет жизни мировой.
     .............................
     И в явном таинстве вновь вижу сочетанье
     Земной души со светом неземным,
     И от огня любви житейское страданье
     Уносится, как мимолетный дым.
     В другом стихотворении Соловьев продолжает ту же тему:
     Владычица-земля! С бывалым умиленьем
     И с нежностью любви склоняюсь над тобой.
     Лес древний и река звучат мне юным пеньем...
     Все вечное и в них осталося со мной.
     .................................
     И призраки ушли, но вера неизменна...
     А вот и солнце вдруг взглянуло из-за туч.
     Владычица-земля! Твоя краса нетленна,
     И светлый богатырь бессмертен и могуч.
     Не надо думать, что перед нами -- всего  лишь  поэтический
образ.  Во-первых,  в творчестве Соловьева поэзия неотделима от
философии.  Во-вторых,  те  же  мысли  проводятся  и  в  сугубо
теоретических   работах.  Так,  в  статье  "О  причинах  упадка
средневекового миросозерцания" философ пишет: "...Пора признать
и осуществить свою солидарность с матерью-землею, спасти ее  от
омертвения, чтобы и себя спасти от смерти"129.
     Точно   так  же  и  Сергей  Булгаков,  разрабатывая
софийную космогонию, в прямом  смысле  спускается  с  небес  на
землю,  обращаясь  к  Матери-земле.  Начало  начал  (оно  же --
София),  оказывается  самым  близким   для   каждого   человека
понятием,  объединяющим Мать и Землю и превращающимся в Великую
Матерь Землю. "Материя-матерь,  меон  есть  необходимая  основа
бытия,  возникновения  и  уничтожения. Если что-либо бывает, то
необходимо ему из чего-либо возникать и куда-либо возвращаться,
ибо безвоздушная область чистого небытия остается за  пределами
досягаемости.   Необходимо   материнское   лоно,  которое  есть
одновременно и ложесна, <...> и могила. Иначе говоря, это
-- Великая Матерь Земля, лик которой  греки  чтили  под  именем
Деметры;  это -- та Земля, которую сотворил Господь "в начале",
при создании мира (вместе с "небом"). Быв засеменена творческим
да будет, она изводит из своего лона все существующее  и
обратно приемлет в меональные недра свои все, что "есть земля",
из нее родилось130.
     В   пронзительных   исповедальных  воспоминаниях  Булгаков
увязывает в одно целое  софийность  Матери-земли  и  софийность
Матери-родины.  "Родина  есть священная тайна каждого человека,
так  же  как  и  его  рождение.   Теми   же   таинственными   и
неисследимыми  связями,  которыми  соединяется  он  через  лоно
матери  со   своими   предками   и   прикрепляется   ко   всему
человеческому    древу,    он   связан   через   родину   и   с
матерью-землей..."131.
     Посвящая главный труд своей  жизни  "Столп  и  утверждение
истины"  --  Всеблагоуханному и Пречистому Имени Девы и Матери,
Павел Флоренский обращается также  и  к  соответствующей
символике  Софии-Премудрости:  ее венец -- это "обычный признак
Земли-Матери в ее различных  видоизменениях,  выражающий,  быть
может,   ее   покровительство   человечеству,  как  совокупному
целому"132.
     Сходные идеи высказывались и другими русскими  философами,
в  особенности  Николаем Бердяевым, Львом Карсавиным и Василием
Розановым  (последний  доводил  образ  Матери-Земли  до  образа
Матери-Вселенной133.
     Земля  -- частица Вселенной. Через слияние с ней, а значит
-- и  со  всем  Космосом,  происходит  духовное   прозрение   и
физическое  укрепление человека. В русской литературе носителем
и выразителем данного  мировоззрения  стал  Алеша  Карамазов  в
одном       из       кульминационных       эпизодов      романа
Ф.М.Достоевского,  где   отказу   Алеши   от   иночества
предшествует  его  прямое  обращение  к Космосу и Матери-Земле.
"Полная восторгом душа его жаждала свободы, места, широты.  Над
ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих
сияющих звезд. С зенита до горизонта явился еще неясный Млечный
Путь.  Свежая  и  тихая  до  неподвижности  ночь облегла землю.
...Тишина земная как бы  сливалась  с  небесною,  тайна  земная
соприкасалась  со  звездною... Алеша стоял, смотрел и вдруг как
подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее,
он не давал себе отчета, почему  ему  так  неудержимо  хотелось
целовать  ее,  целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и
обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее,  любить
во веки веков... О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем
даже  и  об  этих  звездах,  которые сияли ему из бездны, и "не
стыдился исступления своего". Как  будто  нити  ото  всех  этих
бессмысленных  миров божьих сошлись разом в душе его, и она вся
трепетала, "соприкасаясь мирам иным"134.
     Между прочим, русская церковь считала грехом для "мужей  и
отроков"  бросаться  на  землю  ничком или "лежать на чреве": в
этом усматривалась имитация полового соития,  а  само  действие
приравнивалось   к   оскорблению   или   обиде   родителям.   В
древнерусском епитимейнике (перечнях  грехов)  говорится:  "Аще
отцу  или  матери  лаял  или бил или, на земле лежа ниц, как на
жене играл, 15 дни (епитимья)"135.
     Сходная  по  своему  идейному  звучанию  сцена  есть  и  в
"Преступлении  и  наказании",  где Мать-земля становится судьей
убийце Раскольникову. Измученный угрызениями совести,  переходя
Сенную   площадь,  он  вдруг  вспомнил  слова  Сони:  "Поди  на
перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что  ты  и
перед  ней  согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца!". Он
весь задрожал, припомнив  это.  И  до  того  уже  задавила  его
безвыходная  тоска  и  тревога всего этого времени, но особенно
последних часов, что он  так  и  ринулся  в  возможности  этого
цельного,  нового,  полного  ощущения. Каким-то припадком оно к
нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и  вдруг,
как  огонь,  охватило  всего.  Все  разом в нем размягчилось, и
хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал  на
колени  среди  площади,  поклонился  до  земли  и поцеловал эту
грязную землю с наслаждением и счастием...".136
     "Богородица великая мать  сыра  земля  есть",  --  говорит
Достоевский устами героини другого романа -- "Бесы", что вполне
соответствует  действительной  сути  Богородицы,  ее  земным  и
одновременно вселенским корням.
     Общность судьбы и  происхождения  у  всех  народов  образа
Матери-земли  и  Богоматери неоднократно подчеркивал Николай
Клюев:

     Но это было! Было! Было
     Порукой -- лик нездешней силы
     Владимирская Божья Мать!
     В ее очах Коринфа злать
     Мемфис и пурпур Финикии
     Сквозят берестою России...
     ....................
     Со стен, где олова прослои
     И сколы золота, как рои,
     По ульям кварца залегли,
     То груди Матери-земли.

     Эти строки из поэмы  "Песнь  о  Великой  Матери",  недавно
найденной  в  архивах  бывшего  КГБ,  --  апофеоз  поэтического
настроя русской души,  не  мыслящей  самой  возможности  своего
существования вне единения с родной землей, то есть Родиной.
     В  "Песни  о  Великой  Матери" образ реальной матери поэта
соединен с Родиной (Русской землей), и Софией на семи  столпах,
что  смежила  солнечные очи. Точно так же и в одном из писем из
Сибири, написанном незадолго до расстрела, Клюев  обращается  к
весеннему  Солнцу  и  к Матери сырой земле137. В этом обращении
как бы содержится последний поклон и завет  всем,  кто  остался
жить на нашей земле.
     "Материя"  и  "мать"  --  слова  одного корня. Они взаимно
связаны  и  взаимообусловлены  не  случайно-этимологически,   а
закономерно-генетически.   Материя   в   нынешнем   философском
понимании соответствует древнейшему мировоззренческому  понятию
Мать   Сыра   Земля.   В   прошлом   она   означала  не  просто
Землю-кормилицу и  Матерь  всего  живого,  но  и  начало  всего
сущего,   включая   и   мир  образов  и  понятий.  В  языческом
миропонимании   Земля   становится    Матерью    потому,    что
соответственно  является  женой  (любовницей)  Богов  -- причем
именно многих и разных. Результатом  этого  (естественного  для
праславян)  группового  брака  появляются  на свет (рождаются),
непрерывно сменяя друг  друга:  Весна,  Лето,  Осень,  Зима.  В
поэтическом сборнике "Славянские Боги" (вышедшем в Ровно в 1936
г.) Александр Кондратьев писал:
     Земля прекрасная, любовница Богов,
     Для каждого из них меняешь ты наряды
     Лишь пробудят тебя весной Дажбога взгляды,
     Ты сбрасываешь свой белеющий покров
     И ризой в зелени пестреющих цветов
     Пленяешь божий взор. Веленьям властным Лады
     Покорная, любви внушаешь все отрады
     С небесным юношей. Но вот из облаков
     Златобородый царь свой лик покажет смелый
     И страсти молнией нежданно опалит,
     И для Перуна ты приемлешь новый вид --
     Убранства желтые, как нивы колос спелый.
     А там зима идет, и стан твой вновь обвит
     Для князя сумрака одеждой снежно-белой.
     Подытоживая  тысячелетний  путь  формирования  и  развития
русского мировоззрения, Сергей Булгаков напрямую  указывает  на
сродство  и  генетическую  преемственность  между  традиционным
народным  понятием  Мать-сыра-земля  и  философской  категорией
материи.   При  этом  скупые  строки  абстрактно-теоретического
анализа непроизвольно переходят у о.Сергия  в  боговдохновенный
поэтический гимн Земле священной:
     "Великая матерь, земля сырая! В тебе мы родились, тобою
кормимся, тебя осязаем ногами своими, в тебя возвращаемся. Дети
земли, любите матерь свою, целуйте ее исступленно, обливайте ее
слезами  своими,  орошайте потом, напояйте кровью, насыщайте ее
костями своими! Ибо ничто не погибнет в ней, все хранит  она  в
себе,  немая  и  память  мира,  всему дает жизнь и плод. Кто не
любит землю, не чувствует ее материнства, тот -- раб  и  изгой,
жалкий бунтовщик против матери, исчадие небытия. Мать земля! Из
тебя  родилась  та  плоть,  которая  соделалась  ложеснами  для
воплотившегося Бога, из тебя взял Он  пречистое  Тело  Свое!  в
тебе   почил  Он  тридневен  во  гробе!  Мать  земля!  Из  тебя
произрастают хлебный злак  и  виноградная  лоза,  коих  плод  в
святейшем  таинстве  становится  Телом и Кровью Христовыми, и к
тебе возвращается эта святая плоть! Ты молчаливо хранишь в себе
всю полноту и всю лепоту твари"138.

     За последнее время появилось  немало  публикаций  на  тему
Гипербореи   и   Северной  Прародины  человечества.  Наибольший
интерес в данном плане представляет серия  статей  А.И.  Асова,
опубликованная  в  журнале "Наука и религия" в 1994 -- 1997 гг.
Одновременно, А.И. Асов издал и прокомментировал по сей день не
признаваемую  официозной  наукой  "Велесову  книгу"  (в   новом
переводе "Книга Велеса"), что явилось важным событием в истории
отечественной   культуры:   наконец-то   у   русского  читателя
появилась  возможность   самому   разобраться   в   вопросе   о
подлинности  опубликованных  текстов (раньше за него это делали
другие --  главным  образом  оппоненты-недоброжелатели).  Кроме
того, А.И. Асовым была предпринята попытка воссоздать целостную
систему    протославянской    мифологии    в    виде    связных
беллетризированных текстов: "Песни  птицы  Гамаюн"  и  "Золотая
книга  Коляды".  Здесь  углубленные  научные  изыскания автора,
помноженные на творческое  воображение,  ознаменовались  скорее
чисто  литературным  результатом. Ибо маловероятно, что в сколь
угодно далеком прошлом даже при наличии древнейшей  (рунической
или ей подобной) письменности у славян существовал единый Свод.
Ни  одна  из  великих  религиозных  книг  не представляет собой
целостного изложения мифологических воззрений --  ни  Веды,  ни
Авеста,  ни  Библия,  ни Талмуд, ни Коран, ни Буддийский канон.
Все они -- за исключением разве что  Корана  --  создавались  в
течение  веков,  писались  не  одним  автором и законченный вид
приобретали  после  канонизации,  которая  сама  по  себе  была
процессом длительным и непростым.
     Отправление  древнего  религиозного культа вовсе не всегда
стремилось к единообразию и тем  более  --  к  единоначалию.  В
отдельных  местностях  и  в  расположенных  здесь храмах обычно
подчеркивались особенность почитаемого Божества  и  именно  они
привлекали  внимание  верующих.  Типичный пример -- Олимпийский
политеизм: каждому из Богов-Олимпийцев было посвящено множество
храмов,   разбросанных   повсюду,   где   только   селились   и
закреплялись  эллины.  Но  каждый храм имел свои особенности, а
создаваемые вокруг них легенды, связанные с жизнью  и  деяниями
конкретного  Бога,  могли  во многом не совпадать. Отсюда такое
множество версий одних и тех же мифов об одних и тех же Богах и
героях, приводимых у античных авторов,  например,  у  Геродота,
Страбона,  Павсания, Аполлодора, Цицерона и др. Что же касается
Гомера и Гесиода, то их  поэмы  --  вообще  чисто  литературные
произведения,  а  возникающее  при  их  чтении  представление о
целостности Олимпийской мифологии -- всего лишь иллюзия.  Также
и в Древнем Египте -- даже при наличии могущественной жреческой
касты  --  существовали  различные  и во многом несхожие версии
одних и тех  же  мифов,  а  история  сотворения  Мира  и  жизни
отдельных  Богов  излагалась  по-разному  в  разных религиозных
центрах и на разных отрезках истории.
     Что  же  говорить  тогда  о  разрозненных  протославянских
племенах  и  родах.  При  наличии  некоторого общего ядра общих
мифологических воззрений, восходящих к  арийской  и  доарийской
идеологии,   каждый   клан  всегда  стремился  обозначить  свою
специфику принадлежностью к определенному тотему --  животному,
растению,  предмету  или  стихии  природного  мира.  В условиях
господства   тотемного   мировосприятия    и    тотемистической
психологии    вряд   ли   была   возможна   целостная   система
протославянской    мифологии.    Общие    мифы,    естественно,
существовали,  но  они  были  разрозненными,  наподобие былин и
сказок, и у каждого было множество версий и вариантов.
     Изыскания в области древнейшей русский  истории  неизбежно
привели   А.И.   Асова   к   истокам   --   Полярной  Прародине
индоевропейцев,    проблема    которой     началась     активно
дискутироваться в науке еще в прошлом столетии. В статьях "Арии
пришли  с  Севера";  "Урал  сокровенный"  и  др. (см.: "Наука и
религия", 1996, No1; No7) автор изложил свое видение вопроса  о
Русской   Гиперборее   в  связи  с  гипотетическими  природными
катаклизмами: непродолжительное стаивание Северного  ледника  в
результате  столкновения  Земли  с  кометой  23 тысячи лет тому
назад,   катастрофический    всемирный    потоп,    возвращение
материкового  ледника,  пока он окончательно не отступил в 10-м
тысячелетии  до  н.э.  Именно   с   этого   времени,   согласно
предлагаемой   гипотезе,   и   начинается   эпоха   легендарной
Гипербореи. Где-то между Белым морем и Финским заливом  Балтики
следует искать прародину славян со столицей в городе Словенске.
За  ней,  по  побережью  Ледовитого  океана,  находились другие
легендарные земли -- Бьярмия и Беловодье (см. карту: рис.160).
     Попутно    делаются    очевидные     этимологические     и
топонимические  выводы, в том числе совпадающие с теми, которые
были  предложены  и  в  данной  книге.  Последнее  относится  к
наименованию Кольского полуострова и других северных топонимов,
восходящих  к  имени древнего Солнцебога Колы-Коляды, а также к
наименованию легендарного острова Туле,  созвучного  с  русским
городом  Тулой.  Можно  согласиться  и  с  предлагаемой  картой
Гипербореи, но с оговоркой, что относится она к самой последней
стадии  исторического  развития   Полярной   Прародины,   когда
расщепление   первичной   этнолингвистической   общности   было
завершено, а многие этносы  давно  обре