разу тут не была, но, по слухам, кухня великолепная. Кормят,
как в Париже у "Максима", и вся обстановка - как там.
   Они вошли  в  просторный  зал,  пышно  украшенный  шелковыми  обоями  и
бархатными драпировками им в тон, освещенный тремя огромными  хрустальными
люстрами. Затянутый в  смокинг  метрдотель  -  высокий  сухопарый  пожилой
француз, державшийся прямо, как Наполеон  на  смотру,  и  по-наполеоновски
отдававший распоряжения официантам, повел Дэйл и Брента к столику в центре
зала возле самой площадки для танцев.
   К удивлению Дэйл, ее спутник отказался и потребовал, чтобы их  посадили
за другой стол - угловой, обращенный к единственной двери. Перед  ним  шел
изогнутый кожаный  диванчик,  на  котором  могли  вплотную  друг  к  другу
усесться только два человека.  Дэйл  оценила  всю  прелесть  этого  места,
оказавшись бок о бок с Брентом. Она понимала, что сегодняшний вечер  может
оказаться последним, и больше они не увидятся никогда.  Ей  хотелось  быть
как можно ближе к нему, и  пальцы  ее  вздрогнули,  коснувшись  его  руки,
лежавшей на сиденье диванчика.
   Мэтр  сделал  быстрое  повелительное  движение,  и  к  столику   плавно
скользнул маленький изящный человек лет тридцати.
   - Мадам, мсье лейтенант, это ваш официант Марсель Плюбо,  -  представил
его мэтр и удалился, явно раздосадованный тем, что клиенты проявили  такую
разборчивость в выборе стола.
   Тут  он  заметил  приближающегося  с  винтовкой  на  плече   Куросу   и
остановился, словно человек, не заметивший стеклянную дверь  и  с  размаху
треснувшийся о нее лбом.
   - Этот... человек с вами, мсье лейтенант? - неприязненно обернулся он к
Бренту.
   Плюбо хранил молчание, держа в руках меню.
   - Oui, monsieur, - копируя его величавую манеру, ответил Брент.
   - Тысяча извинений, мсье, но он не может находиться  в  зале  со  своим
рю...ружьем.
   Брент, улыбаясь, приказал  Куросу  стать  у  дверей.  Старшина  ответил
"есть", вытянулся, четко  повернулся  через  левое  плечо  и,  провожаемый
сотней недоуменных глаз, строевым шагом,  грохоча  тяжелыми  ботинками  по
дубовому паркету, направился на  свой  пост.  В  мертвой  тишине  слышался
только этот отчетливый грохот, подобный винтовочным выстрелам.
   - Я с авианосца "Йонага",  -  объяснил  Брент.  -  Ему  приказано  меня
сопровождать и охранять. Он - моряк дисциплинированный, порядок знает и не
доставит вам ни малейших неприятностей или неудобств.
   Упоминание "Йонаги" произвело на мэтра магическое действие - он  сделал
легкий полупоклон и улыбнулся, хотя, по наблюдениям Дэйл,  не  совсем  еще
оправился от потрясения. Знает этот моряк порядок  или  не  знает,  но  он
торчит в дверях зала и глазеет  на  обедающих,  а  некоторые  из  них  уже
поспешили расплатиться и уйти. Другие собирались последовать их примеру.
   - Служба безопасности отеля будет возражать, мсье, - с легкой дрожью  в
голосе сказал он.
   - Пусть попробует, - ответил Брент. - Дайте нам, пожалуйста, меню.
   Уязвленный мэтр повернулся на каблуках и отошел.
   Однако отдельные охранники почему-то не проявили к старшине с винтовкой
никакого интереса - их вообще не было видно, как  будто  они  сделали  для
себя выводы из скандала, который устроил здесь вчера матрос Накаяма. То ли
они  были  безнадежно  некомпетентны  в  своем  деле,  то  ли  решили   не
связываться ни с кем из личного  состава  "Йонаги",  но  вероятнее  всего,
кто-то, наделенный властью и силой, предупредил их, чтобы оставили в покое
моряков. Дэйл подозревала, что этот "доброжелатель" был либо  сам  адмирал
Фудзита, либо тот, кто действовал по его приказу.
   Тем временем Марсель Плюбо  в  безупречном  смокинге,  перекинув  через
левую  руку  белую  салфетку,  склонился  к  ней  так  близко,   что   она
почувствовала  сильный  и   сладкий   запах   его   одеколона,   отдаленно
напоминавший аромат "Шанель N_5". "Странно, - подумала она. - Мужчины  так
не душатся". Она стала наблюдать поверх меню за официантом, с  поклоном  и
улыбкой вручавшим Бренту вторую увесистую книжицу в кожаном переплете. Его
длинные темно-каштановые волосы были тщательно зачесаны набок и спускались
на левое плечо, открывая большую брильянтовую сережку в мочке правого уха,
длинные пушистые ресницы загибались  кверху,  бросая,  казалось,  тени  на
щеки. Улыбаясь, он звонким и  по-девичьи  чистым  голосом  без  намека  на
акцент осведомлялся, что мсье лейтенант будет пить в  качестве  аперитива,
какие именно сорта шампанского и вин он предпочитает. Марсель Плюбо вызвал
у Дэйл сильнейшую неприязнь.
   - Сохраню верность скотчу. Подайте "Хейг энд Хейг".
   Дэйл тоже заказала виски с содовой.
   Официант поспешил к бару, а Брент взял в свои ладони руку Дэйл.
   - Мне кажется, ты сразил мсье Плюбо наповал, - сказала она, приникнув к
нему и вздрогнув от прикосновения твердого бедра к ее бедру.
   Брент удивленно поднял брови и обернулся  к  бару,  откуда  уже  спешил
официант.
   - От него так одуряюще пахнет... Он надушился в твою честь.
   Плюбо поставил на стол виски и замер в выжидательной позе.
   - Ты выбрала?
   Дэйл покачала головой, и Брент сказал:
   - Я позову вас, когда мы решим. - Потом озадаченно  повернул  голову  к
Дэйл: - Скажи-ка мне лучше, как это такая красавица... м-м-м... одинока  и
свободна?
   Окинув взглядом ее тело, он сунул руку  под  стол  и  стал  скользящими
прикосновениями поглаживать  ее  бедро  вверх-вниз.  Дэйл  вспыхнула,  как
пятнадцатилетняя  девочка  на  первом  свидании,  заерзала  в  смущении  и
остановила его руку молящим:
   - Не надо, Брент... Не здесь...
   - А где?
   - Не  знаю,  -  беспомощно  пролепетала  она.  -  Ну  пожалуйста,  будь
умницей...
   - Ладно. Но ответь на мой вопрос.
   Она вздохнула:
   - Я десять лет была замужем за Джонатаном Макинтайром.
   - Вы развелись?
   - Развелись.
   - А дети?
   - Детей нет.
   - А почему вы расстались?
   - Джон упорно не хотел взрослеть. Он опоздал к  сексуальной  революции,
как опаздывают на поезд, а потом пустился вдогонку. Он был на  десять  лет
меня старше и, вообрази, - в  сорок  два  года  человек  покупает  красный
"Корветт", заламывает набекрень зеленый берет, на  нос  цепляет  солнечные
очки, втискивается в джинсы  "Келвин  Клейне"  и  в  таком  виде  начинает
колесить по всем барам для холостых и незамужних, ища приключений.
   - Боже! Какие еще приключения, когда под боком у тебя  такая  женщина?!
Он рехнулся, вот и все, - Брент крепче стиснул ее руку.
   - Спасибо, Брент, ты такой милый...
   Дэйл поцеловала его в щеку, отпила еще виски  и  стала  рассказывать  о
себе. Она была единственным ребенком в семье крупного биржевика и дамы  из
высшего света. Родилась она на Лонг-Айленде  и  отца,  рослого  сумрачного
мужчину, мало интересовавшегося дочкой,  почти  не  видела:  он  дневал  и
ночевал в своей конторе на Нижнем Манхэттене.
   Она окончила закрытую частную школу, а потом университет  Брин  Моур  с
высшими баллами по математике. Мать, занятую главным образом игрой в бридж
в своем клубе и частой сменой юных любовников,  она  совсем  не  знала  и,
вернувшись домой, очень  скоро  поняла,  что  никому  там  не  нужна.  Она
поступила в концерн Ай-Би-Эм программисткой, а потом вышла замуж,  бросила
служба и была вполне  счастлива,  пока  у  Джонатана  не  начался  "кризис
сорокалетнего".
   После развода Дэйл как специалиста по компьютерам пригласили в ЦРУ. Она
быстро  овладевала  новейшей  технологией  и  стала  заниматься  кодами  и
шифрами. Она работала в Вашингтоне, Сиэтле, Нью-Йорке и на Гавайях и  были
чрезвычайно увлечена тем, что делала.
   - Но, наверно, в твоей жизни были другие мужчины?
   - Были, - эхом откликнулась она.
   - А замуж больше не собираешься?
   - Нет. Это не для меня, - не без горечи ответила Дэйл и  отпила  виски,
глядя на Брента поверх ободка стакана. - Ну  а  ты,  Брент?  Каким  ветром
занесло тебя на "Йонагу"? Что за цепь обстоятельств  предшествовала  нашей
встрече?
   Лейтенант, улыбнувшись, в свою очередь рассказал ей о своем детстве, об
академии в Аннаполисе, о службе в разведуправлении ВМС, прикомандировавшем
его к штабу адмирала Фудзиты.
   - Ну вот  и  все.  Я  осуществляю  взаимодействие  между  Пентагоном  и
"Йонагой" и не оставлю корабль, пока Фудзита меня не выгонит!
   - Как знать, как знать... - загадочным тоном произнесла она.
   - Адмирал тоже сегодня туманно намекал на что-то.  Может,  ты  все-таки
скажешь, в чем дело? - Он раздраженно подозвал Марселя,  показав  на  свой
пустой стакан.
   - Тайны тут никакой нет, и завтра утром ты все равно бы это узнал. Могу
сказать сейчас. Тебя назначили на "Блэкфин".
   - И что дальше?
   Она  замолчала,  потому  что  подошедший  к  столику  Марсель,  бормоча
извинения, ставил перед каждым новые порции виски: чистого - для Брента, с
содовой - для Дейл.
   - Командовать лодкой будет адмирал Аллен, и он...
   - И он вытребовал меня, - закончил за нее Брент.
   - Верно. Вот и все, что мне известно.
   - А Фудзита знал это, но, наверно, еще не решил, отпустить ли меня.
   -  Решил,  Брент,  решил.  Отпустит.  ЦРУ  предоставляет  лодку  в  его
распоряжение, но с одним условием - нужен грамотный командир и офицеры.
   - Да я понятия не имею, где у этих старых посудин нос, а где корма.
   Пришел черед Дэйл пожать плечами.
   - Как сказал бы наш Марсель: "C'est la guerre..." [на то и война (фр.)]
   Брент в раздумье покачал головой, уставившись поверх стакана туда,  где
с винтовкой у ноги стоял Куросу. Ресторан опустел, и только в дальнем углу
еще сидела парочка.
   - Боюсь, что Аллен добился своего, - сказал он почти про себя.
   - Брент, тут есть одна тонкость... В Женеве пришли к соглашению.  Лодки
типа "Зулус" и "Виски", которые  русские  поставляют  своим  союзникам,  и
"Гато", которые мы передаем Японии...
   - ...не подлежат модернизации и перевооружению. Так?
   -  Так.  За  исключением  средств  связи  -  они  могут   быть   самыми
наисовременными. Это сообщение пришло из Женевы час назад.
   Брент хлопнул по столу ладонью:
   - Ну ясно! Это его работа! Это расстарался адмирал Аллен. -  Он  сделал
большой  глоток,  но  тут  под  воздействием  пришедшей  в  голову   мысли
настроение его изменилось:  -  Постой...  "Блэкфин"  стоит  на  Гудзоне  в
нью-йоркской гавани, да? А ты живешь в Нью-Йорке?
   - Глупо было бы отрицать такой очевидный факт, - рассмеялась она.
   - И завтра ты летишь домой?
   Она кивнула:
   - У меня дела в нашей нью-йоркской конторе.
   - И я смогу тебя увидеть? - Он  поднял  руки  ладонями  вверх  каким-то
молящим движением. - Если меня и вправду пошлют туда?
   - Увидишь, если захочешь, - Дэйл достала из сумочки  чековую  книжку  и
оторвала корешок. - Здесь мой адрес и телефон. Я живу на Нижнем Манхэттене
в "холодильнике"...
   - Где-где?
   - Не думай, пожалуйста, что так у нас называют бордель,  -  рассмеялась
она журчащим, словно горный ручей по камням, смехом. - Лет девяносто назад
там была мясохладобойня. Дом огромный и мне нравится.
   - И мы там будем совсем одни?.. Ты и я? Вдвоем? - его рука снова  легла
на ее колено.
   - Да, мы будем там одни.
   Рука поползла выше. Дэйл не противилась, чувствуя, что тонет  в  жарких
синих глубинах его глаз.
   - Pardon,  monsieur  et  madame...  Кухня  скоро  закроется,  -  сказал
Марсель, словно соткавшийся из воздуха у столика.
   - Надо заказать что-нибудь, - сказала Дэйл.
   - А где оркестр? - раздраженно воскликнул Брент. - Я желаю танцевать!
   - Оркестр, мсье, играет только в субботу и воскресенье.
   - Ну хорошо, - Брент отхлебнул виски и взглянул на официанта. - Чем  вы
нас порадуете, Марсель?
   Тот придвинулся ближе, держа наготове блокнот и карандашик:
   - Сегодня у нас дивные  "эскарго  а  ля  Бургиньон",  -  сложив  пальцы
щепотью, он поднес их к пухлым губам, причмокнул и сделал в воздухе  жест,
означавший высшую степень совершенства.
   - Что? Улитки? Нет, спасибо.
   Тучка разочарования  омрачила  чистое  чело  официанта,  но  он  быстро
справился с собой:
   - Цыплята?
   - Вот! Это другое дело! - Брент вопросительно взглянул на Дэйл,  и  она
кивнула.
   Марсель,  мечтательно  уставившись  поверх   лейтенантовой   головы   в
неведомую даль, выразительным шепотом произнес:
   - Наш шеф приготовит для вас нечто исключительное  -  "сюпрем  де-воляй
Россини"...
   - Куриные грудки с паштетом, - пояснила Дэйл.
   - Да, мадам! Вы совершенно правы! Pate de foi gras - паштет из  куриной
печенки, - сказал Марсель замирающим голосом человека,  собирающегося  сию
минуту предаться любви.  -  Снятые  с  костей  куриные  грудки  с  постной
ветчиной,  петрушкой  и  мясом  в  соусе  "мадера"...  -  Он  взглянул  на
лейтенанта  и  придвинулся  еще  ближе.  -   Возьму   на   себя   смелость
рекомендовать  "суп  альбигуаз",  салат  из  помидоров...   -   Лицо   его
порозовело,  дыхание  пресеклось,  и   он   прочистил   горло   деликатным
покашливанием.
   - Отлично. Отлично. Действуйте, Марсель. Всецело полагаюсь на вас.
   Официант выпрямился:
   - Вино, мсье? Poulet exige du vin blanc  [курица  требует  белого  вина
(фр.)].
   - Какое у вас самое лучшее из белых?
   - Разумеется, "пуи-фюиссэ"!
   - Раз... "разумеется" - тащите, - нетерпеливо сказал Брент.
   Плюбо с застывшим на лице восторженным выражением  быстро  засеменил  в
сторону дверей, ведущих на кухню.
   - Да, он знает толк в кулинарии и любит ее, - заметила Дэйл.
   - "Любит" - не то слово. Я боялся, что еще  минута  -  и  он  достигнет
оргазма.
   - Боже мой, Брент, что вы такое говорите! -  в  притворном  стародевьем
ужасе вскричала Дэйл. - Гадкий!
   Вскоре Марсель подал суп, а второй официант разлил по бокалам "пуи".
   - За мясохладобойню на Манхэттене! - провозгласил Брент.
   Дэйл чокнулась с ним и выпила. За салатом нежнейшего вкуса  последовали
закуски и новая бутылка вина. Они ели и пили, хмелея от  вина  и  друг  от
друга, пока Марсель со своим помощником постоянно  вился  вокруг,  принося
новые и новые блюда и следя, чтобы бокалы ни на миг не оставались пустыми.
   Дэйл, маленькими глотками отпивая вино, водя пальцами по ножке  бокала,
поймала себя на том, что не сводит глаз с Брента -  с  его  прямого  носа,
квадратного подбородка, мощной  шеи.  Широченные  плечи  распирали  тонкое
синее сукно флотской тужурки, а дотрагиваясь до его руки, женщина  ощущала
рельеф стальных мышц. Близость этого могучего тела, созданного,  казалось,
резцом античного скульптора, волновала ее, и жаркие  волны  подхлестнутого
алкоголем желания одна за другой накатывали на нее, одновременно  будоража
и мучая.
   Они отказались от десерта и, когда  официант  исчез,  сели  неподвижно,
глядя друг на друга. Дэйл  вновь  почувствовала,  как  его  рука  медленно
крадется под юбку.
   - Брент, перестань...
   От вина и от вожделения лицо его рдело, как закатное небо.
   - Мы же тут почти одни, - сказал он.
   Пока они обедали, появились еще две пары,  тоже  выбравшие  укромные  и
слабо освещенные уголки зала. Марсель и его помощник скрылись на кухне,  и
Дэйл от всей души мечтала,  чтобы  они  оставались  там  подольше.  Фигура
старшины Куросу терялась в полумгле.
   Жадные горячие пальцы уже перебрались за край чулок  и  задвигались  по
голому телу. "Перестань..." - повторила Дэйл,  пытаясь  удержать  его,  но
руки ее ослабели и не в силах были справиться с его рукой, которая древним
как  мир  кругообразным  движением  ползла  к  сокровенным   глубинам   ее
пульсирующей плоти.
   - Когда-нибудь... когда-нибудь я увижу все это... - раздался  у  самого
ее уха хрипловатый шепот.
   Жар, от которого, казалось, плавятся кости, распространялся по ее  телу
- Брент нащупал резинку трусиков и, резко оттянув ее, проник внутрь.  Дэйл
откинулась к стене. Сердце  ее  колотилось  так,  словно  там,  под  левой
грудью, сидел ополоумевший барабанщик, кровь зашумела в ушах и  прихлынула
к щекам.
   - Брент... Нет... Ты мучаешь меня.
   Дэйл остатками угасающего сознания понимала, что уже не владеет  собой,
что сама готова накинуться на Брента и отдаться ему  сию  минуту  и  прямо
тут, на ресторанном диванчике, наплевав на стыд  и  все  приличия.  Слабый
скрип открывающейся двери заставил ее поднять глаза. Раздались шаги. Брент
тоже вскинул голову, и пальцы его замерли у самой цели.
   К ним приближался  новый  официант  -  рослый  широкоплечий  человек  с
салфеткой, переброшенной через руку. Дэйл услышала,  как  Брент  сдавленно
охнул, словно его  ткнули  кулаком  в  солнечное  сплетение.  В  следующее
мгновение он одной рукой  схватил  ее  за  плечо  и  мощным  стремительным
движением отбросил в угол, а другую сунул за борт тужурки.
   - Брент! - успела вскрикнуть она.
   - Лежать!
   Он был уже на ногах. Зазвенели и глухо ударились о толстый ковер посуда
и приборы с перевернутого стола. Новый официант уже пересек  площадку  для
танцев и был совсем  рядом:  из-под  белоснежной  полотняной  салфетки  он
вытянул длинный, зловеще посверкивающий клинок.  Дэйл  почувствовала,  как
страх,  словно  вязкое  холодное  масло,  растекается  по   желудку.   Она
скорчилась на полу, втянула голову в плечи.
   - Во имя Аллаха! Саббах! Саббах! - крикнул он, бросаясь на американца и
занося нож.
   Брент рвал из кобуры пистолет, но Дэйл знала: он  не  попадет.  Слишком
много было выпито. Слишком сильно она разожгла его. Убийцы все это приняли
в расчет.
   Рослый широкоплечий человек с безумными  глазами,  с  черными  длинными
волосами, похожими на распрямленные пружины,  был  подобен  подкараулившей
добычу голодной гиене. Он легко и упруго перескочил через стол, поднял для
удара нож, ярко сверкнувший  даже  в  полутьме  ресторана.  Брент  наконец
выхватил "Оцу".
   - Смерть неверным! Смерть собакам-янки! Саббах! Саббах!
   Клинок пошел вниз.
   В этот миг  оглушительно,  как  будто  ударила  пушка,  и  слитно,  как
автоматная очередь, прогремели один за  другим  три  выстрела.  Из  широко
раскрытого рта убийцы хлестнула струя крови: пуля вошла ему  в  затылок  и
вышла изо рта, выбив зубы. Вторая попала между глаз: осколки лобной кости,
растекшийся  белок,  желтовато-серые  сгустки   мозга   забрызгали   Дэйл,
вскрикнувшую от ужаса и омерзения.  Тело  его  конвульсивно  содрогнулось,
согнувшись вдвое,  и  грозная,  могучая  машина  смерти  вышла  из  строя,
лишилась способности двигаться, действовать, убивать.
   Дэйл попыталась отползти в сторону, но не успела: труп араба рухнул  на
нее всей тяжестью, придавив к полу всем  своим  центнером  мертвой  плоти.
Простреленная голова стукнулась  о  ее  голову,  поток  крови,  блевотины,
ошметков размолотых пулей десен и языка, выбитых зубов хлынул ей на грудь,
насквозь вымочив зеленый шелк и полотно лифчика. Пробита  была  и  яремная
вена, и останавливающееся сердце последними  толчками  выбрасывало  густую
темную кровь, залившую волосы Дэйл. Она дико закричала.
   Ей бывало страшно, но еще ни разу  в  жизни  не  захлестывал  ее  такой
утробный, животный ужас, заставивший ее отчаянно ворочаться  и  извиваться
на полу, пытаясь выбраться из-под изуродованного грузного тела,  подобного
материализовавшемуся  кошмару.  Напрягая  все  силы,   она   сумела   чуть
повернуться на  бок,  и  труп  скатился  по  мокрому  от  крови  и  рвоты,
скользкому шелку, ударился головой об пол, словно тряпичная кукла.
   Рыдая и всхлипывая, она поднялась на ноги - в горле першило  от  рвоты,
ноздри щипало от едкого порохового дыма. В нескольких  футах  от  нее,  на
"пятачке" танцплощадки стоял, все еще приникнув  щекой  к  ложу  винтовки,
Куросу, и из дула его "Арисаки" струился синий  дымок.  Официанты  куда-то
попрятались. Брент с пистолетом стоял между ножками перевернутого стола.
   - А-а, убийцы... - бормотал он и  вдруг  в  ужасе  крикнул:  -  Куросу!
Сзади!..
   Двое смуглых мужчин с короткоствольными пистолетами в руках появились в
дверном проеме, с ходу открыв огонь. Передни