и
камбуз, который по размерам был не больше стенного шкафа: там хлопотал над
сандвичами и кофе Пабло Фортуно. Брент Росс в очередной раз удивился тому,
как продуманно все размещено здесь: ни один  квадратный  дюйм  площади  не
пропадает впустую. Они миновали матросский кубрик  с  подвесными  койками,
убранными и  пристегнутыми  к  стенам,  так  что  центр  отсека  оставался
свободным, и вошли в носовое машинное отделение.  Два  огромных  двигателя
"Фэрбенкс-Морзе" оставляли узкий проход посередине,  на  покрытом  листами
гофрированной стали полу лежали инструменты, и четверо машинистов возились
над шестнадцатицилиндровым двигателем.  Процедура  "смирно!  -  вольно!  -
продолжать" повторилась.
   - ПЛАРБ по сравнению с этим - просто стадион, - пробормотал Брент.
   Брукс Данлэп показал в сторону кормы:
   - Каждый из двигателей подключен к  генератору,  по  правому  и  левому
борту одинаковые установки, а там, на носу, -  видите  решетчатый  люк?  -
один из дополнительных дизелей, подключенных к еще одному генератору, он у
вас под ногами, - механик притопнул  подошвой.  -  Под  правым  двигателем
стоят два компрессорных опреснителя. Да, мистер Росс, по комфорту  нам  за
"Лафайеттами" не угнаться: душ - не чаще раза в неделю.  Так  что  скажите
спасибо, если ваша вахта на мостике совпадет с хорошим ливнем.
   - А там что? - осведомился Бернштейн, показывая на корму.
   - Кормовое машинное отделение и  кормовой  торпедный  отсек.  Прошу  за
мной.
   - Нет. Пока прервем нашу  экскурсию,  -  сказал  адмирал.  -  Полковник
Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, - обратился  он  к
негру, - я задержу еще на пять минут.
   - Есть, сэр.
   Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.
   Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда,  а  Бернштейн
тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал  номер  Дэйл,  и
она сняла трубку в ту же минуту.
   - О Брент, как приятно слышать твой голос.
   - А мне - твой, - сказал он и принялся  объяснять,  что  уже  прибыл  к
новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл  имеет  к  его  назначению  на
"Блэкфин" самое прямое отношение.
   - Да я знаю, знаю!  Я  ждала  твоего  звонка.  Скажи  лучше,  когда  мы
увидимся.
   - Мы "без берега".
   - Вот, тебе на!
   - Поселили нас в "Оукмонте".
   - В этом клоповнике?
   - Твое ЦРУ расщедрилось.
   - Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать,  отель.
Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.
   - Мне это ни о чем не говорит.
   - На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы.  Так  что  ты
уже на "берегу". Почему же мы не можем увидеться?
   От звука ее голоса, от мысли, что  она  сейчас  одна,  Брента  опахнуло
жаром, и он ощутил такое знакомое  желание,  но  стиснул  зубы  и  покачал
головой, словно Дэйл могла это видеть:
   - Извини,  Дэйл...  Это  было  бы  непорядочно  по  отношению  ко  всем
детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе.  Я  не  чувствую
себя вправе...
   - Я - сотрудник ЦРУ!
   - Знаю. И тем не менее...
   - Но как же нам тогда встретиться? - с печалью и тревогой спросила она.
   - Не знаю, -  изменившимся  от  досады  голосом  сказал  Брент.  Он  на
мгновение задумался: - Завтра стою вахту, а в четверг  мы  должны  быть  в
ООН.
   - В четверг? Черт, в четверг я - в Лэнгли, у  начальства.  А  что  тебе
понадобилось в ООН?
   - Люди из  Организации  Освобождения  Палестины  желают  встретиться  с
представителями адмирала Фудзиты.
   - Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?
   - Не знаю, Дэйл, - он саданул кулаком по монетоприемнику. -  В  пятницу
вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?
   - Хорошо! Хорошо,  Брент!  Приходи  ко  мне,  я  что-нибудь  приготовлю
повкуснее, поужинаем вдвоем...
   Снова  Брент  стал  переминаться  с  ноги  на  ногу,  охваченный  зудом
нетерпения.
   - В "холодильник"?
   Она рассмеялась.
   - Вот именно.  Адрес  у  тебя  есть.  Это  недалеко  от  твоей  мерзкой
гостиницы. Знаешь, - сказала она, чуть понизив голос, словно бы для  того,
чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, - ходят  слухи,  что  твой
друг Кеннет - тоже здесь.
   Брент почувствовал, как чаще забилось  у  него  сердце,  запульсировала
жилка на шее:
   - Розенкранц? - Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.
   - Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того,  Каддафи  поручил  ему
встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.
   - Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У  меня  с  этим  человеком
свои счеты.
   - Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не  слышал?  -  Брент  молчал.  -  Про
Хомейни? Стало известно - опять же, это  слухи,  -  будто  бы  он  намерен
прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и "Йонаги".
   - Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..
   - Я думаю, этим и объясняется появление  Розенкранца  в  Нью-Йорке:  он
будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.
   - Чушь какая-то.
   - Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не  поедут
на переговоры в столицу враждебного государства. И персы -  тоже.  А  если
устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.
   - Да нет, я говорю "чушь" потому, что Розенкранц - летчик, истребитель,
убийца... Из него дипломат - как из меня балерина.
   - Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял  ислам  и  стал  чуть  ли  не
первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная  авиация.
Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.
   Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.
   - Эй! Алло! Ты здесь?
   - Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.
   - В пятницу вечером, Брент.
   - Если не будет складываться, я позвоню.
   - Сделай так, чтобы сложилось.
   - Сделаю. Постараюсь. -  Брент  видел,  что  к  нему  уже  приближаются
Уильямс и Бернштейн. - Мне пора идти.
   - Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.
   - А я - о тебе.
   - В пятницу.
   - В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К  черту  войну,  и
ООН - туда же.
   Они одновременно и неохотно повесили трубки.


   Отель "Оукмонт", судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же
забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра,  плотника,
паркетчика  и  -  как  Брент  убедился  чуть   позже   -   водопроводчика.
Семнадцатиэтажное здание было  сложено  из  необожженного  кирпича  и  так
просело, что засохшая полоска раствора между  рядами  кладки  представляла
собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.
   - О Господи! - сказал Брент, входя в обшарпанный холл.  -  Какая  седая
старина! Не удивлюсь, когда выяснится,  что  здесь  останавливался  Джордж
Вашингтон.
   - Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, - фыркнул Уильямс.
   Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два  из
которых были заняты  крепко  спавшими  личностями  весьма  подозрительного
вида.  К  вытянутой  ноге  одной  личности  была  привязана   тележка   из
супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.
   - У нас такого нет, - сказал потрясенный Бернштейн.
   - Неустанно твердим самим себе и всему миру: "Мы - богатейшая  страна",
а таких бродяг - тысячи в одном Нью-Йорке, -  с  горечью  сказал  Уильямс,
направляясь к стойке портье. - Никакой сегрегации, - саркастически добавил
он, заметив, что один из спящих оборванцев - негр.
   Стали  искать  ночного  портье,  и  Брент  наконец  обнаружил  его   за
допотопным   коммутатором   -   он   рассматривал    замусоленный    номер
иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого  бургундского
стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и  портье  -
плешивый и истощенный старик, заменивший,  похоже,  все  нужные  организму
питательные вещества одной винной глюкозой, - поднял голову, вскочил  и  с
заискивающей улыбкой поспешил на  зов.  У  него  было  нездорово  бледное,
словно измятое,  лицо  в  морщинах,  воспаленные  белки  глаз  в  кровяных
прожилках, сутулая спина.
   - Добрый вечер, джентльмены, - дохнув густым  винным  перегаром,  сипло
произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. -  Вы  решили  почтить
наш отель своим вниманием?
   - Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию "Аллен".
   Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:
   - Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена... Вот... "Профайл  Боут  Уоркс"
забронировало два номера.
   - Три, - сказал Уильямс.
   Старик испуганно поглядел на него:
   - Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, - голос его
дрожал. - Простите,  сэр.  Больше  свободных  мест  у  нас  нет.  Еще  раз
простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.
   Уильямс взглянул на Брента:
   - Что ж, делать  нечего:  полковник,  как  старший  по  званию,  займет
одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?
   Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за  Уильямсом
направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь  как  клетка  для  канарейки
футов шести ростом.
   - "Свободных мест нет", - передразнил израильтянин.
   - Можно подумать, весь бомонд сюда слетелся, - поддержал его Брент.
   - Почище "Хилтона", -  сказал  Уильямс,  открывая  стальную  решетчатую
дверь.
   Все молча вошли в лифт.


   В просторном номере с двумя  большими  окнами  стояли  две  застеленные
кровати и прикроватный столик  красного  дерева  с  массивной  лампой  под
гигантским абажуром, похожим на дамскую шляпу,  модную  в  весенний  сезон
1909 года. Выключатели были круглые и  не  нажимались,  а  поворачивались.
Широкие шашки дубового паркета посередине комнаты  были  закрыты  истертым
ковров. В большой ванной комнате стояли умывальник  с  двумя  облупленными
кранами и ванна викторианской эпохи - исполинских размеров  и  на  четырех
чугунных ногах. Бачок унитаза - чудо  инженерной  мысли  прошлого  века  -
находился вверху, и от него спускалась цепочка с массивной  ручкой.  Когда
Брент дернул за нее, поток воды хлынул с таким напором, что стены  уборной
заходили  ходуном.  Незамедлительно  выяснилось,  что  дверь   ванной   не
запирается, и все  вообще  было  покореженное,  изношенное,  покосившееся,
шаткое - ни одного прямого угла.
   - Наконец-то мы дома, - сказал Уильямс, швыряя на  кровать  свой  тощий
ранец.
   - Видали мы дома и получше, - мрачно отозвался Брент.
   - Ты есть хочешь?
   - Вроде бы нет. В самолете кормили, а  вернее  -  недотравили  какой-то
гадостью.
   Уильямс кивнул:
   - Я тоже успел перекусить как раз перед вашим появлением. - Он полез  в
ранец и выудил оттуда полдюжины сандвичей. -  Пабло  Фортуне  позаботился.
Думаю, это лучше, чем искать какую-нибудь забегаловку  по  соседству.  Тем
более что адмирал перевел нас, можно сказать, на казарменное положение.
   Эти слова болезненно напомнили Бренту недавний разговор с Дэйл.
   - Но я припас кое-что, чтобы было не так скучно, - плутовато  улыбнулся
негр и достал бутылку "Хейг энд Хейг",  а  когда  Брент  удивленно  поднял
брови, пояснил: - Адмирал велел вылить все спиртное за борт?
   - Я его понял именно в этом смысле, - рассмеялся Брент.
   - Но он, конечно, имел в виду все, что имелось в кают-компании. А это -
из моего холодильника.
   Смеясь, они подошли к окну, перед которым стоял стол с графином и двумя
стаканами. Наполнив их до половины, Уильямс сказал:
   - Схожу позову полковника, - и в голосе его прозвучала  сердечность,  о
которой Брент даже не подозревал.
   Но он покачал головой:
   - Не стоит. Он сказал, что валится с ног от усталости и сейчас же ляжет
спать.
   - Ладно. За "Блэкфин"! Зови меня Реджи.
   - За "Блэкфин"! - он поднял свой стакан и выпил. -  Я  совсем  не  знаю
этот тип - "эскадренная лодка".
   - Ты специалист по связи, кажется?
   - Считаюсь.
   - А в курсе насчет переговоров в духе "гласности"?
   Брент пожал плечами:
   - Только то, что доходило до "Йонаги".
   Уильямс допил и сейчас же налил еще:
   - Но про новую русскую игрушку ты слышал  -  бомбомет,  который  кидает
глубинные бомбы на шесть тысяч метров?
   - Слышал, - кивнул Брент. -  Шестиствольная  пусковая  установка,  бьет
трехсотмиллиметровыми на шесть тысяч метров перед кораблем.
   - Верно. Форменная зверюга: автоматическое перезаряжение, каждая  бомба
- по четыреста фунтов. Не знаешь, нам придется иметь с ней дело?
   - Нет, Реджи. В Женеве договорились исключить все  русские  бомбометные
системы, так же как и самонаводящуюся торпеду "533".
   Уильямс вздохнул, выпил, покатал по дну стакана кубик льда:
   - Это хорошо. У "Блэкфина" не  было  бы  шансов  увернуться  от  нее  -
активное  и  пассивное  самонаведение  плюс  провода...  -  Он  пристукнул
стаканом о стол и допил виски.
   Брент последовал его примеру, удивляясь, куда это он так гонит:
   - Гидролокатор и шестисотфунтовые глубинные бомбы  с  гидростатическими
взрывателями - вот и все, Реджи, что нам грозит по Женевским соглашениям.
   - И этого хватит: одна бомба в четырнадцати  футах  от  нас  -  и  все!
Капут! - Он развел руками, подняв ладони кверху. Брент  почувствовал,  как
побежали по спине мурашки, и сделал большой глоток.  -  Как  ты  считаешь,
будут "иваны" соблюдать договоренности?
   - По части выполнения обещаний они  слабоваты.  Но  штука  в  том,  что
русские очень неохотно дают свои новейшие разработки кому бы то  ни  было.
Обожглись во время  "шестидневной  войны",  когда  израильтянам  достались
сотни целехоньких танков, целые дивизионы ракет "земля - воздух" и системы
управления огнем,  которые  русские  поставили  египтянам.  Большая  часть
электроники прямиком пошла в Пентагон. Такой ошибки они решили  впредь  не
повторять.
   Он снова наполнил стаканы. Брент почувствовал, как  плавно  закружились
стены комнаты. Тряхнул головой и сделал еще  глоток.  Наконец-то  он  смог
выпить и расслабиться,  сбросить  напряжение,  не  отпускавшее  его  целую
неделю. А Реджи Уильямс оказался отличным малым, и напрасно ему мерещилась
какая-то враждебность с его стороны. Все  смылось  "Хейгом".  Брент  выпил
еще, хотя понимал, что и так перебрал, и снова все поплыло перед  глазами.
Он резко поднялся, допил то, что оставалось в стакане, сказал:
   - Устал чего-то... Брошу кости, - и, неверными шагами дойдя до кровати,
рухнул на спину.
   Уильямс продолжал пить и говорил без  умолку,  хотя  язык  у  него  уже
заплетался.
   - Надо будет нам с тобой как-нибудь сыграть...
   - Сыграем, Реджи. Наберем две команды из экипажа "Блэкфина" и сыграем.
   Уильямс одобрительно замычал, опрокинул стакан, но  не  удержал  его  в
руке - тот со звоном покатился по столу, упал  на  пол  и  разбился.  Негр
тяжело поднялся, пошатываясь, дошел до кровати и повалился на нее.
   - Слушай, ты  как...  насчет  того,  что  ночуешь  в  одной  комнате  с
черномазым, а?
   Брент рассмеялся:
   - Долго же ты крепился, старина.
   - Хочешь сказать - это избитая тема?
   - Еще бы.
   - Тогда ответь, кто я, по-твоему, такой?
   - Ты - старший помощник командира ПЛ  "Блэкфин",  мой  непосредственный
начальник и, как выясняется, порядочная зануда.
   Уильямс фыркнул:
   - Ага, учтем. Ну, а ты, Брент Росс, - самодовольная скотина  и  слишком
много о себе понимаешь.
   Брент,  пребывавший  от  выпитого  в  необыкновенно  умиротворенном   и
благодушном настроении и уже уплывавший в дремоту, нашел, что  определение
это очень забавно. Он расхохотался так, что затряслась кровать.
   - Тебе, значит, смешно то, что я говорю?
   - Ну чего  ты  привязался  ко  мне,  Реджи?  Видишь,  человек  выпил  и
отдыхает. Проспимся - выясним отношения.
   - "Привязался"! Рассказать тебе, как привязываются  по-настоящему  -  в
том квартале Лос-Анджелеса, откуда я родом?
   - Вряд ли я услышу что-нибудь новенькое. Но если тебе  так  неймется  -
давай. Что с тобой делать?!
   Уильямс, пропустив мимо ушей иронию, начал рассказывать.  Брент  слушал
его с улыбкой, время от времени засыпал и даже довольно  крепко,  а  потом
вновь просыпался от звука его голоса.
   - Я родился в Уоттсе - это юг Лос-Анджелеса...
   - Знаю... - сонно ответил Брент. - Бывал я там.
   - Да неужели? Отчаянный малый.
   - Хотел осмотреть достопримечательности, вот и  пошел.  Никто  меня  не
тронул.
   - Вырос большой, потому и не тронули.
   - Большим, конечно, легче.
   Уильямс продолжал, обращаясь к растрескавшемуся потолку:
   - Кто был мой отец - не знаю. А мать звали Латанья Уильямс, она никогда
не была замужем...
   Брент хотел было что-то сказать, но язык не ворочался  во  рту  и  губы
отказывались выговаривать слова,  все  тело  налилось  приятной  тяжестью,
мышцы расслабились, и даже жесткий матрас показался упругим и ласкал  его,
словно нежная рука Дэйл. Он молча лежал и слушал.
   Уильямс напряженным, запинающимся  голосом  рассказывал  свою  историю.
Маленькая,  тесная  квартирка,  жизнь  на  пособие,  день  и  ночь  орущий
телевизор, вечная нехватка еды, заплаты на  локтях  и  коленях...  Старшие
братья, Кларенс и Родни, подросли, бросили  школу,  связались  с  уличными
хулиганами... Большие деньги, неизвестно откуда взявшиеся... Слезы матери,
ее вечная тревога... Потом, когда Реджи исполнилось  двенадцать,  Кларенса
убили - изрешетили пулями. "Поговаривали,  что  это  из-за  наркотиков:  с
кем-то не поделился".
   Больше он ничего не знал. Наркотики - и все.  Даже  в  приготовительных
классах его сверстники говорили о героине, крэке,  кокаине,  а  кое-кто  и
пробовал. В шестнадцать лет арестовали  Родни  -  "по  обвинению  в  сбыте
наркотиков" - и увезли куда-то. Мать была  в  отчаянии.  Все  надежды  она
связывала теперь со своим младшим. Реджи к  тринадцати  годам  вымахал  на
шесть футов, отлично учился, был многообещающим спортсменом.
   Через год вернулся из колонии Родни, а еще через год  -  ему  уже  было
восемнадцать - сел во "взрослую"  тюрьму.  "Расквитался  за  Кларенса",  -
объяснил он убитой горем матери.
   А у нее теперь был один свет в окошке -  Реджи.  Он  сторонился  дурных
компаний, не водился с хулиганьем, не курил и  не  пил,  не  говоря  уж  о
наркотиках, одну за другой завоевывал награды и был даже  признан  "Лучшим
игроком года". Окончив школу, он выбрал Калифорнийский  университет  из-за
его репутации и близости к дому.
   Море. Он всегда любил его, но до тринадцати лет в глаза не видел,  хотя
жил в каких-то двадцати милях от побережья. Откуда же  взялась  эта  тяга?
Подействовали старые ленты Эррола Флинна, которые крутили  по  телевизору?
Может быть.  Широкое,  бескрайнее,  свободное,  играющее  яркими  красками
цветной пленки - море, где паренек из трущоб сможет дышать полной грудью и
почувствовать себя человеком.
   И вот появилась возможность  плавать.  Через  полгода  после  получения
диплома инженера-электрика он поступил на флот и получил первое офицерское
звание... Служба, высокое  жалованье,  дом,  который  он  купил  матери  в
западной части Лос-Анджелеса - на Болдуин Хиллз.
   Брент вдруг очнулся, выплыл из дремотного полузабытья... Что-то тут  не
сходилось... Минуту он раздумывал, поигрывая желваками  на  скулах,  потом
заговорил:
   - Ты хотел получить  море,  свободу,  простор,  свежий  воздух...  -  И
захохотал так, что заныли брюшные мышцы: - И ты... ты пошел в подплав?! На
"Блэкфин"? Ой, не  могу!..  Ха-ха-ха!  Реджи,  ты  меня  уморишь!  Морской
свежести ему захотелось - а получил смесь  дизельного  масла,  пота,  а  в
погруженном состоянии еще и дерьмом из гальюна несет. Ну, ты даешь!
   - Смешно тебе?
   - Конечно, смешно!
   - Ты - белый, тебе никогда этого не понять.
   - Да брось ты!
   - Дерьмо меня не пугает - думаешь, мало меня им  поливали  из-за  того,
что я - черный?
   - Думаю мало. В тебе шесть футов росту, двести двадцать фунтов  весу  -
люди вежливы с теми, у кого такие габариты.
   - Не