мне  звено.  Вскоре
успешно закончили полеты по кругу, совершили несколько  вылетов  в  зону.  В
конце мая меня вызвал Иванов.
 - Покрышкин! Ты уже освоил со своим звеном МИГ-3.  На  аэродром  Бельцы
прибыли ящики с самолетами для всего полка. Техсостав приступил к их сборке.
Надо срочно облетывать и перегонять "миги" сюда, в Маяки. Думаю, что с  этой
задачей звено успешно справится.
 - Спасибо за доверие, товарищ командир! Задание выполним!
 - Перебрасывать вас в  Бельцы  будем  на  ТБ-3.  Учтите,  на  аэродроме
строится бетонная полоса. Земля изрыта,  много  людей  и  транспорта.  Облет
собранных самолетов разрешаю только тебе. Все ясно?
 - Да, товарищ командир!
 - Приступай с утра к выполнению. Время не терпит.
 В этот период в эскадрилье произошли изменения. Анатолий Соколов убывал
на курсы,  а  взамен  его,  после  окончания  учебы,  прибыл  капитан  Федор
Васильевич Атрашкевич. На МИГ-3 он еще не летал.  Ему  пришлось  командовать
подразделением и самому переучиваться.
 Ранним утром, примостившись в кабинах стрелков тяжелого бомбардировщика
ТБ-3, вылетели в Бельцы. Скорость небольшая, и  я  внимательно  наблюдал  за
местностью,  намечал  характерные  ориентиры  для  перегона   МИГ-3.   Вдали
показался знакомый ориентир. Это были бензосклады на бугре, около аэродрома.
Выкрашенные в белый  цвет,  чтобы  уменьшить  испарение  горючего,  цистерны
выделялись на зеленом фоне местности ярким пятном, были заметными  издалека.
Видно, работникам авиационного тыла, проявляющим заботу о горючем, не пришла
мысль о необходимости укрыть под землю баки или замаскировать их. Мы не  раз
говорили на совещаниях, что в случае нанесения удара по аэродрому все запасы
горючего взлетят на воздух.
 Вот и Бельцы. Самолет пошел на  посадку.  Нам  бы  радоваться.  Но  вся
группа с возмущением смотрела на стоящие в южной части летного поля  десятки
ящиков с самолетами. Что же это  такое?  Сложнейшая  обстановка  у  западных
рубежей.  А  кто-то  распорядился  на  передовой  аэродром,  около  границы,
сосредоточить боевую матчасть всего полка. Один налет противника на аэродром
- и все "миги" вспыхнут. Что это  -  беспечность?  Одно  наше  звено  должно
помочь разрядить этот пороховой погреб?
 С такими мыслями и подошли к рабочей площадке.  Немного  успокоило  то,
что технический состав под руководством главного инженера полка  Шолоховича,
понимая сложившуюся ситуацию, работал на  сборке  не  жалея  сил.  Несколько
машин уже были собраны и опробованы на земле.  Не  теряя  ни  минуты,  вывел
первый истребитель на облет. Он прошел нормально. Вскоре на трех "мигах"  на
предельно малой высоте пошли на Маяки. Вернулись на ТБ-3. К вечеру  облетали
и перегнали еще одну тройку самолетов. Измотались за этот день  изрядно.  Но
знали, что делаем важную и необходимую работу.
 В последующие  дни  я  включал  в  комплекс  облета  элементы  сложного
пилотажа в  вертикальной  плоскости.  Это  была  дополнительная  тренировка,
которую не успел пройти в Маяках. С каждым полетом все лучше познавал  новую
машину. Появилось даже чувство слияния с самолетом.  С  каждым  вылетом  оно
росло и крепло.
 А боевой истребитель нравился все больше. Самолет был создан для боя на
вертикалях и, пилотируя его, старался усвоить вертикальные фигуры.  Однажды,
пикируя на аэродром, я энергично вывел самолет у самой земли на горку. Вдруг
почувствовал, что резко потеплело в кабине. Глянул на приборы -  температура
воды быстро увеличилась. Вот она уже выше допустимой нормы. Немедленно пошел
на посадку, доложил Шолоховичу о неисправности в системе охлаждения  мотора.
При осмотре обнаружили обрыв заслонки радиатора.
 - Поломка, ничего страшного нет, -  спокойно  высказался  Шолохович.  -
Заменим заслонку на другую и все будет в порядке.
 Его поддержал руководитель  бригады  с  завода,  прикомандированный  на
сборку самолетов.
 - Нет, товарищи! Так дело не пойдет, - возразил я. - Это конструктивный
дефект. Заслонка из очень тонкого листа дюраля. При большой скорости  она  в
любой момент может оборваться.
 - Вы же  как  облетываете?  Не  только  заслонка,  но  и  крылья  могут
оторваться. На испытаниях в НИИ такого дефекта не  обнаружили,  -  стоял  на
своем представитель завода.
 - Не знаю, как уж вы там испытывали, но дефект серьезный, - возразил я.
- В  бою  могут  быть  еще  большие  скорости  на  пилотировании,  еще  выше
перегрузки. Вы что же хотите? Чтобы летчики из-за заслонки в бою  вынужденно
садились рядом с теми, кого расстреливали при  штурмовке?  Давайте  проверим
другой самолет.
 Второй полет с крутым пикированием  привел  также  к  разрыву  заслонки
радиатора. Спорить было не о чем. Дали телеграмму на завод.  Отмечу,  что  к
устранению  дефекта  приступили  оперативно.  Заводские   бригады   заменили
заслонки сначала в нашем полку, затем и в других частях.
 В ходе облета и перегонки самолетов наше звено сумело отработать многие
элементы пилотажа. У всех  летчиков  пришло  чувство  слитности  с  МИГ-3  в
полете, готовности  вести  на  нем  воздушные  бои.  Одно  меня  беспокоило:
вооружение на этой машине было все же слабым. Придется, к сожалению,  в  бою
компенсировать этот недостаток точной стрельбой с короткой дистанции.
 В Маяки мы всегда шли на предельно малой высоте, на бреющем полете, над
самыми верхушками деревьев или  в  нескольких  метрах  над  посевами.  Такие
полеты требовали от летчика большого самообладания, исключительного внимания
и четких движений рулями управления  самолетом.  В  ходе  них  формировалась
психологическая готовность вести истребитель вблизи земли. А сам  полет  был
захватывающим. По-настоящему чувствовалась скорость. Я считал бреющий  полет
серьезной подготовкой летчика  к  реальным  боевым  действиям.  Спасение  от
зенитного огня, например, в полете  на  малой  высоте.  Ближе  прижмешься  к
земле, и зенитчики не смогут вести  огонь,  не  успеют  развернуться.  Да  и
местные предметы, в том числе своя же техника, будут им мешать.
 Вторая половина июня принесла новые заботы. Наша эскадрилья  готовилась
к перебазированию в Бельцы. Там мы должны были заступить на боевое дежурство
и продолжать переучивание на новую технику. Звено Валентина Фигичева улетало
на летную площадку у границы, в районе станции Пырлица. Ему ставилась задача
перехватывать обнаглевших фашистских воздушных разведчиков.  Мне  поручалось
со своим звеном перегнать последнюю тройку "мигов". Готовились к  выполнению
этой задачи, когда мне передали, что вызывает командир полка.
 Вид у Иванова был сердитый.
 -  Тешишь  себя  бреющими  полетами?  Шею  хочешь   сломать?   Прекрати
немедленно!
 - Есть, товарищ командир!
 - Прощаю эту вольность лишь в связи с  успешной  перегонкой  самолетов.
Разбойники! Вам задача: завтра перелетите сюда на  последней  тройке  МИГ-3.
Отсюда их погоните на Кировоград, на курсы командиров  эскадрилий.  По  пути
сядете в Григориополе. Там к вам присоединится еще пара самолетов.
 После завтрака, во вторник 17 июня перелетали  на  ТБ-3  в  Бельцы.  На
аэродроме здесь стало просторнее: эскадрилья еще не  прибыла.  Пустые  ящики
из-под самолетов уже отправили  на  авиазавод.  Взяв  автомашину,  я  и  мои
ведомые Леонид Дьяченко и Петр Довбня подскочили в город на свои квартиры.
 Постучавшись, вошел в прихожую. Хозяин  дома,  у  которого  мы  снимали
комнату с Костей Мироновым, встретил меня вежливо. Это удивило.  С  чего  бы
это? Раньше он с нами не вступал в разговоры, здоровался лишь кивком головы.
А теперь расспросил о моем здоровье,  о  Косте.  Чувствовалось,  его  что-то
беспокоит. И действительно, он перешел на  злободневную  в  последнее  время
тему: о возможной войне с фашистской Германией.
 - Вы видели, как пролетал сегодня утром над городом германский самолет?
 - Нет, не видел, - ответил я, собираясь выходить к машине.
 - Вы послушайте меня. На этой  неделе  Германия  нападет  на  Советский
Союз. Армии Гитлера стоят у границы. Что будет с нами? Куда  нам,  старикам,
деваться? Вся надежда на вас. Если Красная Армия не разобьет Гитлера, то  он
нас, евреев, всех уничтожит.
 - Не верьте, - постарался я успокоить старика.
 - Слухи! Поверьте мне, все это правда. Мои сыновья живут  в  Бухаресте.
Они мне сообщили, что в воскресенье начнется война.
 Что мне ему сказать? Он убежден,  что  слухи  правдивы.  Сославшись  на
отъезд, мы убыли на аэродром. Но сообщение старика не  выходило  из  головы.
Перегнав последнюю тройку самолетов  в  Маяки,  сообщил  командиру  полка  о
разговоре с хозяином дома.
 - Все может быть, - задумчиво  произнес  Иванов.-  Так  или  иначе,  но
воевать  придется,  и  придется  скоро.  Плохо,  что  не  успели   полностью
переучиться. Поздно мы получили "миги". Идите и готовьтесь к перегонке.
 К утру погода испортилась. Облака задевали своими  лохмотьями  верхушки
деревьев. К середине дня погода  немного  улучшилась,  и  я,  узнав,  что  в
Григориополе высота облаков была уже до двухсот метров, обратился к Иванову:
 - Товарищ командир! Разрешите вылетать, звено подготовлено к полетам на
предельно малых высотах. А сейчас облачность более чем на ста метрах.
 - В Григориополе с посадкой будет сложно. Там нижняя кромка  на  двести
метров.
 - Это нас не пугает. В Бельцах при  испытаниях  "мигов"  мы  отработали
новый метод расчета на посадку, более простой и легкий.
 - Это какой же новый метод?
 - Для МИГ-3, с его большой посадочной  скоростью  и  большим  пробегом,
проще расчет на посадку выполнять планированием на средних оборотах  мотора.
Планирование с  убранным  газом,  как  делали  на  старых  самолетах,  очень
усложняет расчет.
 - Ну изобретатели. Я сам иногда  так  провожу  посадку.  Ее  безопаснее
сделать на ограниченную площадку, если летчик ранен или  поврежден  самолет.
Ну, если отработали такую посадку, вылетайте.
 Наша тройка через час была в воздухе. Взяли  курс  на  Григориопольский
аэродром.
 Лишь в воздухе я понял, какую тяжелую  взял  на  себя  ответственность.
Идти пришлось на предельно малой высоте. Нависшая  облачность,  особенно  на
второй половине пути, все больше прижимала нас к земле. Ее свисающая бахрома
порой совсем закрывала местность. В просветах мелькали  перелески  и  лесные
полосы, поля пшеницы.
 С тревогой бросал взгляд в сторону ведомых. Но Леонид Дьяченко  и  Петр
Довбня держались в строю уверенно. Если бы  не  их  искусство,  пришлось  бы
возвращаться. Ближе  к  Григориополю  облачность  поднялась.  И  мы  наконец
увидели ряды палаток на аэродроме, стоящие самолеты.
 Но дальше лететь не разрешили. Командир  местной  части  и  слышать  не
захотел о продолжении маршрута. Дал команду сидеть здесь  до  конца  недели.
Какие это были неприятные дни.  Раздражала  плохая  погода  и  промокшая  от
дождей палатка, беспокоила задержка вылета.  Одно  лишь  скрашивало  мрачное
настроение.   В   полку   было   много   знакомых    летчиков,    участников
советско-финляндской  войны.  Слушая  их  рассказы  о  боях  с   английскими
самолетами, невольно отвлекались от переживаний, воспринимая все полезное, о
чем поведали друзья. Лишь в субботу  над  аэродромом  появились  просветы  в
облаках. Начальник штаба полка, которого мы встретили во  время  завтрака  в
столовой,  предупредил,  что  вылет  назначен   на   утро   в   понедельник.
Улыбнувшись, он пожелал нам хорошо отдохнуть еще пару дней.
 -  Товарищ  майор,  от  безделья  скоро  взвоем,  -  состроив  на  лице
страдальческую мину, вступил в разговор Дьяченко. - Дайте машину съездить  в
город.
 - Ну, чтобы не взвыли, выделим вам машину, - пообещал майор.  -  Однако
учтите - городской комендант очень строг.
 Водитель автомашины хорошо знал этот небольшой  город.  Он  посоветовал
нам поехать в ресторан на берегу Днестра. Расторопный Леонид Дьяченко быстро
договорился, чтобы накрыли стол на веранде. Хороший обед, вазы с клубникой и
черешней, красивый вид Днестра подняли настроение. Радовало, что через  день
мы вернемся домой, в Бельцы. Особенно  повеселел  Дьяченко.  Перед  сном  он
сообщил нам свой план на завтра:
 - Завтра  надо  еще  разок  посетить  прекрасное  заведение  на  берегу
Днестра.
 Легли спать в веселом настроении. Мы и не ведали  о  том,  что  желание
Дьяченко не исполнится, что он  свою  молодую  жизнь  отдаст,  защищая  небо
Родины, и будет похоронен на земле Украины. Ведь это была  суббота  21  июня
1941 года. Кто в те часы знал, каким будет воскресный день!

ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ, ПЕРВЫЕ НЕУДАЧИ

 Частые звенящие звуки подхватили с постели.  Били  в  рельсу.  Тревога!
Привычно нащупывал в темноте одежду и сапоги. А рядом  -  топот  пробегающих
мимо палатки  авиаторов  полка.  Дьяченко,  посмотрев  на  меня  с  постели,
недовольно проворчал:
 - Ну что вы вскочили? Дома надоели учебные тревоги,  и  здесь  не  дают
поспать. Какое отношение мы имеем к делам этого полка?
 - Прекрати болтать! Быстрее одевайся! Догоняй нас. Мы пошли  на  КП,  -
предупредил я товарища.
 Действительно, в последнее время учебные тревоги объявлялись  часто.  И
это как-то притупило настороженность. Но сегодня меня эти сигналы  заставили
вспомнить разговор с хозяином квартиры в  Бельцах.  Быстро  прибежал  на  КП
полка, расположенный  на  границе  летного  поля.  Здесь  -  большая  группа
летчиков. Они получали указания от начальника штаба полка. А над  аэродромом
нарастал гул моторов. Сомнений не было  -  идет  рассредоточение  самолетов.
Чувствовалось напряжение во всем. Оно сразу передалось и мне.  Протиснувшись
к начальнику штаба, спросил:
 - Что случилось? Боевая или учебная?
 - Война! На границе уже идут бои. Может быть удар по аэродрому.
 Война! От одного этого слова на несколько секунд оцепенел.  Потом  стал
лихорадочно думать, что нам делать... Дальше гнать самолеты или вернуться  в
свой полк? В  сознании  быстро  промелькнули  последние  события.  А  что  в
Бельцах? Как там дела? Обязательно будет налет  на  аэродром  и  город.  Кто
будет отражать удар? Мое звено здесь, в Григориополе, Фигичева - на площадке
подскока. Это половина эскадрильи, причем наиболее  подготовленная.  Созрело
решение: надо лететь в Бельцы.
 Стоп! На наших самолетах вооружение не пристреляно и  нет  боекомплекта
патронов и снарядов. Так в Бельцы лететь нельзя. Только а Маяки.
 - Товарищ начальник штаба, разрешите  нам  возвратиться  в  свой  полк.
Дайте техников подготовить наши самолеты к вылету.
 - Отставить! Сейчас все техники  заняты.  Две  эскадрильи  готовятся  к
вылету в Кишинев.
 Но нам ждать нельзя. Принимаю решение готовить самолеты к вылету  своим
звеном. Опыт работы старшего авиатехника у меня еще сохранился.
 - Довбня! Дьяченко! Быстро к самолетам. Будем вылетать в Маяки. - И  мы
побежали на стоянку, к нашим "мигам".
 А с аэродрома уже начали взлетать звеньями И-16 и МИГ-3. Они брали курс
на запад. Вскоре за Днестром светящиеся трассы  прочертили  сумрачное  небо.
Донесся грохот разрывов бомб. Земля под ногами вздрогнула.  Молодцы  соседи!
Успели перехватить самолеты врага, не дали ударить по аэродрому!
 Группа  бомбардировщиков,  атакуемая   истребителями,   разворачивалась
влево. Стали заметны трапециевидные  крылья,  характерные  для  Ю-88.  Строй
бомбардировщиков  начал  рассыпаться  и  из  него  вывалились  два   горящих
самолета. Стремительно падающими факелами врезались  они  в  землю  западнее
Днестра. Мы стояли пораженные. "Вот она какая,  война!"  -  подумал,  увидев
впервые настоящий воздушный бой.
 Вскоре наша тройка подошла к аэродрому Маяки. Стоянки были пусты -  все
самолеты рассредоточены по краям кукурузных  полей  и  замаскированы.  После
посадки и я подрулил к кукурузе. Ведомые же остановились рядом  и  выключили
моторы. Пришлось вмешаться.
 - Вы что  построились  как  на  параде?  Забыли,  что  война?  Отрулите
немедленно в стороны!
 К нашим самолетам подошел инженер полка. Я сразу же обратился к нему.
 - Прошу срочно пристрелять оружие самолетов нашего звена и  подготовить
"миги" к вылету. Вооружение на моем самолете пристреляйте на сто метров.
 - Это не по инструкции, - спокойно возразил Шолохович.  -  Положено  на
двести.
 В эти минуты мне каждая секунда промедления казалась преступлением.
 - Пусть слабаки стреляют на двести метров, а я буду стрелять на  сто  и
меньше!
 - Хорошо, хорошо. Пристреляем так, как ты хочешь, - согласился инженер,
понимая,  что  время,  действительно,  не  терпит,  и  видя  при  этом   мою
горячность.
 На командном пункте я не нашел командира полка, обратился к  начальнику
штаба А. Н. Матвееву:
 - Докладываю: ввиду особого положения, выполнение задания на  перегонку
самолетов прекратил. Звено вернулось в полк.
 - Это хорошо. Ты мне и нужен. Смотри вот сюда, -  он  указал  на  карте
обведенный красным карандашом населенный пункт. - Вот здесь, рядом с  селом,
приземлился без горючего на УТИ-4  Иванов.  Полетишь  туда  на  У-2.  Сообщи
командиру обстановку и пусть он немедленно вылетает в Маяки.
 - Почему я, товарищ начальник штаба? Разрешите звену вылететь в Бельцы.
Там дерется половина нашей эскадрильи.
 Матвеев не прервал меня. По-видимому, понимал состояние летчика в такие
минуты. Он как-то отрешенно, видать, уже пережил эту весть, сообщил:
 -  Уже  меньше  половины...  Атрашкевич  еще  не  прибыл  из   Пырлицы.
Овчинников погиб в бою при налете вражеских самолетов на аэродром.  Туда  на
усиление перелетела вторая  эскадрилья.  Вот  чем  они  будут  заправляться?
Горючее фашисты спалили... Обстановка там сложная.
 Вижу, задумался наш начштаба. А до меня как-то не дошел смысл его слов.
 - Разрешите мне звеном лететь туда. Мы подготовлены на "мигах". На  У-2
же можно любого послать.
 -  Незачем  лететь  в  Бельцы.  Быстрее  к  Иванову,   ясно?   Выполняй
приказание! - Голос у него был твердый.
 Ознакомившись   с   обстановкой   у   заместителя   начальника   штаба,
расстроенный всем, что узнал, я направился к У-2. Трудно было поверить,  что
в эти первые же часы войны произошли такие события.
 Командира полка нашел  быстро.  После  посадки  кратко  доложил  ему  о
трагедии на аэродроме Бельцы. Выслушав доклад, Иванов какое-то  время  стоял
молча, устремив взгляд вдаль. Потом, дав мне указания и советы о  дальнейших
действиях, вылетел в полк.
 Я остался один, проклиная последнюю перегонку "мигов", которая оторвала
от эскадрильи. Вот только теперь я отчетливо представил события на аэродроме
в Бельцах, которые сообщил работник штаба  перед  отлетом.  Как  все  нелепо
получилось! В первый день войны в нашей эскадрилье отсутствовало два  звена,
причем наиболее подготовленных. Кто в этом виноват? Плохая  погода  помешала
нашей группе закончить перегонку техники в Кировоград  и  вернуться  в  свое
подразделение. Однако в субботу мы эту задачу могли бы  выполнить,  если  бы
проявили настойчивость в Григориопольском полку. Выходит,  что  надо  винить
себя за потерю чувства настороженности в угрожающей обстановке.
 Звено Валентина Фигичева, базируясь недалеко от города Унгены, несло  в
канун войны боевое дежурство и имело цель перехватывать нарушителей границы.
В  четверг  гитлеровский  разведчик  углубился  на  нашу  территорию.  Звено
обстреляло его. Это вызвало гнев командира дивизии. В субботу в Пырлицу  для
наведения порядка  в  звене  Фигичева  по  приказу  генерала  Осипенко  были
направлены командир полка В. Иванов и  командир  эскадрильи  Ф.  Атрашкевич.
Кроме  того,  в  Кишинев  был  вызван  командир  звена  Селиверстов.  Вот  и
получилось, что, когда грянула война, в полку не оказалось командира, многих
командиров эскадрилий и звеньев, подразделения были разбросаны.
 Отсутствие на аэродроме утром 22 июня двух звеньев и Ф. Атрашкевича,  а
всего  восьми   наиболее   подготовленных   летчиков,   привело   к   потере
боеспособности эскадрильи. Находившиеся на аэродроме пять рядовых  летчиков,
не прошедших еще полностью переучивания на  МИГ-3,  во  главе  с  адъютантом
эскадрильи Семеном Овчинниковым и командиром  звена  Константином  Мироновым
с