далось два  раза  вылететь  на  "охоту"  над  Черным
морем. И каждый раз  удалось  сбить  с  первой  атаки  по  самолету.  Однако
руководство  дивизии  не  одобрило   эти   вылеты,   считая   их   опасными,
малоэффективными. Я был другого мнения.  Решил  для  увеличения  времени  на
поиск и перехват курсирующих вражеских самолетов подготовить летную площадку
подскока на берегу моря у  Скадовска,  послал  туда  аэродромно-строительную
команду. Но свои замыслы осуществить не смог.
 В четвертом  полете  на  "охоту"  над  морем  обнаружил  Ю-52.  Он  шел
крадучись, на высоте метров семьдесят, скрываясь в свисающей к воде  бахроме
облаков. Подойдя к нему снизу, ударил очередью из всего  оружия  по  кабине.
Самолет круто пошел к воде. Я тут же отдал ручку управления от себя и второй
очередью прошил ему "живот". И тут рывком ручки  на  себя  перескочил  всего
лишь в нескольких метрах через хвост падающего самолета. Влетел в облачность
и сразу же вышел из нее.
 Настроение было скверное -  чуть  не  столкнулся.  Всего  в  нескольких
метрах был от гибели.
 Наша пара взяла курс на север. Лишь когда показалась  земля,  наступило
успокоение. Мой ведомый Голубев, не утерпев,  рассказал  об  этом  летчикам.
Разговор,  видать,  дошел  до  руководства.  Через  два  дня   меня   вызвал
командующий армией Т. Т. Хрюкин. Состоялся неприятный разговор.
 - Ну, рассказывай, как ты без разрешения старших начальников  гоняешься
над Черным морем за фашистскими самолетами и чуть не врезаешься  в  них?  Ты
что, хочешь побывать в гостях у  морского  царя  Посейдона?  Эти  полеты  на
"охоту" над морем немедленно прекратить!
 - Товарищ командующий! Я же боевой летчик, мне надо воевать!
 - Воюй над сушей в составе групп. Полеты над  морем  вам  категорически
запрещаю. Если там даже подобьют, то нет никаких шансов для спасения. Терять
дважды Героя в таких "экспериментах" не имеем права!
 Все... Конец мечте, вынашиваемой еще  с  Кубани.  Из-за  несдержанности
напарника потеряна возможность вести интересную боевую работу. Не  скрою,  я
расстроился. Но ругать ведомого не  стал.  Понимал,  рассказал  он  об  этом
эпизоде без злого  умысла,  а  просто  как  о  редчайшем  случае  из  боевой
практики.
 Вскоре дивизия  была  отведена  в  Черниговку  для  доформирования.  На
аэродром Аскания-Нова сел 9-й  гвардейский  полк.  Одна  из  его  эскадрилий
опустилась на выбранный мной полевой аэродром подскока у Скадовска.
 Испорченное настроение не исправила даже  встреча  Нового  года.  Можно
было быть довольным только тем, что подсказал другим, как можно вести боевую
работу на воздушных коммуникациях над Черным морем в условиях блокированного
Крыма. С прибрежного аэродрома  у  Скадовска  эскадрилья  под  командованием
Владимира Лавриненкова за  короткое  время  сбила  над  Черным  морем  более
тридцати самолетов.
 Я хорошо знал командира  эскадрильи.  С  этим  замечательным  летчиком,
умелым организатором  боя  познакомился  после  его  бегства  из  плена,  на
конференции "охотников" за самолетами и наземными целями. Взаимная  симпатия
между нами позже переросла в крепкую дружбу. Владимира было за что уважать и
любить. Отважный воздушный  боец,  он  показал  себя  настоящим  мастером  в
Сталинградской битве. Лавриненков  успешно  воевал  на  Украине.  Тяжелым  и
героическим испытанием для него было столкновение  с  "Фокке-Вульфом-189"  в
бою под Мелитополем. Отважный офицер попал в плен будучи  в  бессознательном
состоянии. Начались допросы с побоями, уговорами к измене Родине. Однако все
мысли этого настоящего патриота были направлены к побегу,  к  новым  боям  с
врагом. Героя Советского Союза В. Лавриненкова гитлеровцы решили отправить в
Берлин, к  рейхсминистру  Герингу.  Их  везли  под  охраной  вдвоем:  его  и
летчика-штурмовика. Не доезжая Одессы, отважные офицеры выпрыгнули ночью  на
ходу  из  вагона.  Продвигаясь  скрытно  по  Украине,  они   встретились   с
партизанами, которые перебросили их на нашу сторону фронта. Испытав невзгоды
фашистского плена, Лавриненков отважно сражался в  небе  Отчизны.  Войну  он
закончил дважды Героем Советского Союза.

ТРУДНАЯ ДОЛЖНОСТЬ - КОМАНДИР

 Черниговка... Она мне напомнила дни отчаянного прорыва из  окружения  в
незабываемом сорок первом году.  Но  заниматься  воспоминаниями  и  отдыхать
времени не было. Меня  назначили  командиром  16-го  гвардейского  полка.  И
первая задача - ускоренно ввести в боевой строй молодое  летное  пополнение,
прибывшее из запасных авиаполков. Боевого опыта у них не  было.  Требовалось
научить их нашей проверенной в сражениях тактике, пилотированию  самолета  в
боевых порядках и ведению воздушного боя.
 Трудности осложнялись изменениями в руководящем составе полка. Убыл  на
учебу заместитель по  политчасти  М.  А.  Погребной,  а  новый  еще  не  был
назначен. Ушли командирами в другие полки Крюков и  Лукьянов.  На  их  место
выдвинуты  командирами  эскадрильи  опытные  летчики  Клубов  и  Олиференко,
которые в новой должности сами  требовали  помощи.  Часть  опытных  летчиков
убыла за получением новых самолетов. Их перегоняли  из-под  Баку.  А  плохая
погода в горах Кавказа задержала эту операцию на продолжительное время.
 Шли дни напряженной  учебы.  Полеты,  занятия,  разборы  заполняли  все
время. Я торопил события, знал, чем лучше подготовим  летный  и  технический
состав, тем активнее и эффективнее будем выполнять боевые задания.
 Здесь, в Черниговке, произошло большое и важное личное  событие.  Марию
перевели в санчасть нашего аэродромного батальона. Мы зарегистрировали с ней
брак  и  справили  с  близкими  друзьями  скромную  свадьбу.  Кончилась  моя
холостяцкая жизнь. Я стал семейным человеком. Теперь мне надо было думать  и
заботиться о своем близком друге, любимой жене.
 В начале февраля после летного дня меня срочно вызвал командир  дивизии
Дзусов. Он сразу же, как только я вошел к нему, без объяснения приказал:
 - Сдавай полк, полностью рассчитывайся и немедленно убывай в Москву.
 Видя мое недоумение, продолжил:
 - Приказано откомандировать тебя в распоряжение  штаба  ВВС.  Назначают
тебя куда-то, по-видимому, с повышением в должности.
 Это сообщение меня не обрадовало.  Жалко  было  расставаться  с  родным
полком, со своими летчиками.
 В Москве явился,  как  предписывалось,  в  отдел  кадров,  представился
генералу Орехову. Услышал от него:
 - Поздравляю вас с назначением  начальником  отдела  боевой  подготовки
истребительной авиации ВВС.
 Этого я никак не ожидал. Меня просто огорошило такое предложение.
 - Напрасно поздравляете, товарищ генерал! Я не  имею  никакого  желания
уходить с фронта до конца войны. Поэтому прошу вернуть меня в свой полк.
 Наверное, я высказался резко, но по-другому просто не мог.
 - Я удивлен! -  Генерал  Орехов  развел  руками.  -  Вас  назначают  на
генеральскую должность, а вы отказываетесь... Вы опытный летчик  и  отличный
тактик  воздушного  боя.  Вы  нужны  здесь,  в  штабе.  Ваш  опыт  и  знания
целесообразно    использовать    для    массовой     подготовки     отличных
летчиков-истребителей, - горячо говорил он.
 Было по всему видно, что генерал ожидал совершенно другой ответ.
 Выслушав вторично мой категорический отказ, Орехов куда-то позвонил.
 - Завтра  вам  надлежит  прибыть  к  главному  маршалу  авиации  А.  А.
Новикову. Пропуск будет заказан.
 Уже уходя из штаба, еще раз  все  обдумал.  Не  скрою,  меня  несколько
смутила такая "игра судьбы".  Были  времена,  когда  мне  грозило  снятие  с
должности командира эскадрильи, даже чуть было не угодил  в  штрафную  роту.
Теперь же мне предлагают генеральскую должность. Но эта работа  не  по  мне.
Нет, не сидеть мне в штабе ВВС. Я хочу быть на  фронте,  где  идут  жестокие
бои, среди боевых летчиков. С ними я должен дойти до Берлина.
 На следующий день маршал Новиков встретил меня словами:
 - Ну что, не желаешь уходить с фронта?
 - Да, товарищ главный маршал авиации!
 - Правильно решил! Поезжай  в  КБ  к  Яковлеву  и  полетай  на  опытном
самолете  Як-3.  Надо  переходить  на  свою  технику.  Наши  самолеты  лучше
иностранных...
 Несколько  дней  шли  полеты  на  Як-3.  Я   познал   этот   прекрасный
истребитель. Как жаль, что у нас не было таких машин в начале войны.  Однако
у меня были и замечания. И прежде всего по вооружению. Оно состояло из одной
двадцатимиллиметровой пушки и двух крупнокалиберных пулеметов. Маловато...
 После окончания программы облетов я откровенно высказал А. С.  Яковлеву
свое мнение о боевой машине:
 - Отличный самолет для боя с истребителями противника. Но для борьбы  с
бомбардировщиками необходимо более сильное  вооружение.  Нужно  как  минимум
две-три пушки. Такое оружие, как сейчас, не обеспечит уничтожение  с  первой
атаки Ю-88 и "Хейнкеля-111", а особенно бронированного "Хеншеля-129".
 Говорю об этом и вижу, не очень охотно воспринимаются  мои  суждения  и
советы. Мы расстались  каждый  при  своем  мнении,  как  мне  показалось,  в
натянутых отношениях.
 Вечером у меня  в  гостинице  неожиданно  появился  конструктор  С.  А.
Лавочкин. Он пригласил приехать  к  нему  в  КБ  ознакомиться  с  его  новым
истребителем Ла-7.
 Новый двухпушечный самолет мне понравился. С  Лавочкиным  я  тут  же  и
договорился первую пятерку Ла-7 взять  для  боевых  испытаний  во  фронтовых
условиях.
 Закончив дела в Москве, с разрешения Новикова вылетел  в  Черниговку  и
снова приступил к подготовке личного состава полка к боевым действиям.
 Однажды,  в  конце  апреля,  соскучившись  по  боям,  вышел  на   облет
присланных в полк самолетов.  Как  говорят,  отвел  душу.  Выполнил  сложный
пилотаж, полетал в перевернутом полете, на бреющем. Не скрою,  был  доволен,
что не утратил навыки. Сразу же после посадки мне передали о вызове  в  штаб
дивизии. Явился к Дзусову. Встретил меня он на крыльце  штаба.  С  укоризной
посмотрел и сказал:
 - Покрышкин, я всегда считал вас умным  человеком.  А  увидел,  что  вы
вытворяете в полете, и сомневаюсь.
 - Не  беспокойтесь,  товарищ  командир!  С  таким  пилотажем  я  всегда
справлюсь! - отвечаю ему.
 - Вы-то справитесь. А другие летчики, особенно  молодые?  Они  пытаются
вам подражать и будут биться. Подумайте об этом, - упрекнул  меня  Дзусов  и
пригласил в свой кабинет.
 Я шел за ним и думал: "А ведь Дзусов прав. Мои пилотажные фокусы  могут
дорого обойтись подражателям среди летного состава". И решил: "Пора  с  этим
кончать навсегда".
 - На, читай  полученный  приказ!  -  подал  мне  Дзусов  бумагу.  Вижу,
распоряжением командующего ВВС меня назначили командиром нашей дивизии.
 - А вы куда уходите? - спросил я у Дзусова.
 -  Назначен  командиром  авиакорпуса.   До   передачи   дел   приказано
перебазировать дивизию на 3-й Украинский фронт. Готовь  перелет  полков  под
Одессу, а там подпишем акт о передаче.
 Некоторое время стоял в раздумье, осмысливая новое положение.  Командир
дивизии летает на боевые задания редко: штабная работа, управление  авиацией
на линии фронта не позволяют часто вести бои. Но  разве  так  уж  важен  для
нашей победы личный счет. Раз мне доверяют такую должность, то надо  сделать
все, чтобы оправдать высокую честь.
 Я стал готовить дивизию к перелету на фронт. Марию  срочно  отправил  к
матери, в Новосибирск. Понимал, что в боевой обстановке для личных  семейных
дел времени не будет. Начались хлопоты в новом командирском качестве. Отданы
распоряжения и инструктивные  указания  и  наконец  -  вылет  в  Одессу  для
представления и согласования всех вопросов с  командующим  воздушной  армией
генералом В. А. Судцом.
 Летный эшелон перелетел на подготовленные  аэродромы,  начал  прибывать
наземным транспортом технический состав.  И  тут  новая  вводная  -  дивизия
перенацеливается на другой фронт, под Яссы.
 Началось перебазирование на 2-й  Украинский  фронт.  Мы  перелетали  на
аэродром предварительного сосредоточения дивизии севернее Сороки, в  Ямполь.
Отправив туда летный состав полков, штаб занялся техническим  составом.  Мне
удалось  добиться  трех  рейсов  Ли-2  для  переброски  минимального   числа
техников, необходимых для  обслуживания  перелетевших  самолетов.  Остальные
погрузились в вагоны-теплушки и убыли железнодорожным транспортом.
 Решив все организационные вопросы, мы с  Голубевым  вылетели  на  своих
боевых самолетах в Ямполь. На маршруте под нами проплывали знакомые  мне  по
боям в начале войны города и села. Слева - Фрунзовка, где  похоронен  Леонид
Дьяченко, погибший в неравном бою. Справа - аэродром Маяки,  с  которого  мы
вылетали на боевые задания, но не все вернулись. Вот и  Ямполь.  Около  него
вынужденно сели Анатолий Соколов и Алексей  Овсянкин.  Мужественные  летчики
предпочли плену смерть.
 Сейчас, после трех лет войны, мы возвращаемся на Днестр и Прут опытными
воздушными бойцами. Будем отсюда мстить врагу за погибших боевых друзей.
 В Ямполе Дзусов сообщил о том, что наша дивизия включена в состав  7-го
авиакорпуса и мне  завтра  надлежит  быть  в  штабе  у  генерала  Александра
Васильевича Утина. Сдачу дел Дзусов отложил до моего возвращения.
 Утром отдал  распоряжение  моему  заместителю  подполковнику  Заеву  об
организации с летчиками  изучения  района  предстоящих  боевых  действий  до
прибытия авиатехников из-под Одессы.  А  сам  вылетел  в  штаб  корпуса.  Он
дислоцировался в Стефанешти. За два дня согласовал  все  вопросы  и  облетал
выделенные для наших полков аэродромы. При докладе Утину неожиданно  прибыли
Заев и Мачнев. Я с беспокойством спросил, что случилось, почему  заместитель
и политработник оставили дивизию без командования.
 - Решил прилететь и  доложить.  В  учебных  полетах  разбился  командир
эскадрильи Олиференко. Клубов стрелял в моториста, убил его.  Что  делается,
что делается! - качал головой Заев.
 Внимательно выслушал сообщение. Исполняющий обязанности командира полка
Речкалов, не  дождавшись  прибытия  по  железной  дороге  техсостава,  начал
проводить полеты. В самолете  Олиференко  находившаяся  в  хвостовом  отсеке
сумка с инструментом нарушила центровку. В учебном воздушном бою истребитель
сорвался  в  плоский  штопор.  Летчик  делал  все,  чтобы  спасти   самолет.
Выбросился из него он лишь  у  самой  земли.  Парашют  не  успел  раскрыться
полностью и Олиференко погиб. После  его  похорон,  по  дороге  в  общежитие
Клубов поссорился с мотористом и выстрелил в него из пистолета.
 Такое начало деятельности в должности командира дивизии  поразило  меня
как гром среди ясного неба.
 - А вы что делали? Как допустили полеты без техсостава, а также поминки
со спиртным? - спросил я. - Возвращайтесь немедленно в Ямполь и с  прибытием
техсостава организуйте перегонку полков  к  линии  фронта.  Со  всеми  этими
фактами строго разберусь, когда приеду.
 Через два дня полки  перелетели  на  установленные  для  них  аэродромы
Стефанешти и  Лихнешти.  Уже  на  другой  день  началась  боевая  работа  по
прикрытию переднего края нашей обороны. По согласованию с  генералом  А.  В.
Утиным командиром шестнадцатого полка назначили Бориса Глинку.  Для  боевого
управления на переднем крае обороны  разместили  передовой  пункт  наведения
истребителей с постоянным нашим позывным - "Тигр".
 Обстановка в воздухе была пока несложная. Налеты противник  осуществлял
редко и небольшими группами. Это позволяло постепенно вводить в боевой строй
молодых летчиков. Группы в составе восьмерок водили опытные воздушные бойцы.
 В один из дней перед вылетом моей группы на патрулирование  к  самолету
подошел капитан, представился и доложил:
 - Товарищ подполковник,  я  следователь  прокуратуры  воздушной  армии.
Прибыл с предписанием арестовать  Клубова.  Разрешите  выполнить  приказание
прокурора.
 Это  напоминание  о  случае   с   Клубовым   сразу   повернуло   мысли,
сосредоточенные на предстоящем боевом вылете.
 - Я сейчас веду группу на задание и  прошу  вас  до  моего  возвращения
ничего не предпринимать. Вернусь, мы разберемся с этим делом.
 Весь полет  не  покидала  мысль  о  Клубове.  Даже  при  атаке  десятки
"фоккеров", которые, не приняв боя, ушли на Яссы. Настроение отвратительное.
Интуиция подсказывала, что в этом происшествии было что-то неясное. А такого
отличного воздушного бойца,, как Клубов, было  жаль.  Не  верилось,  что  он
поступил так опрометчиво.
 После посадки состоялся разговор со следователем.
 -  Товарищ  капитан,  слетайте  на  место  происшествия,  в  Ямполь,  и
разберитесь серьезно в  этом  деле,  -  посоветовал  я  следователю.  -  Вас
подбросит туда летчик на УТ-2. Завтра я прилечу к вам.  Там  мы  решим,  что
дальше делать.
 На другой день к вечеру я прилетел в  Ямполь.  Иду  к  землянке,  вижу,
стоит следователь, улыбается. У меня и так на душе тревожно  за  Клубова,  а
тут эта улыбка. С чувством неприязни подумал: "Чему радуется?"
 - Товарищ подполковник, все выяснилось. Клубов  не  стрелял  и  никаких
потерь нет. Все надумано.
 Слова  следователя  меня  и  ошеломили,  и  обрадовали.  Посмотрел   на
капитана, вижу, лицо веселое, приятное.
 - Спасибо, что прилетели сюда и разобрались, - сказал  я,  пожимая  ему
руку. - А где моторист, я хочу с ним лично поговорить.
 В беседе с мотористом выяснилось,  что  он  сам  виноват  в  ссоре.  Не
рассмотрел  в  темноте  офицера,  нагрубил  ему.  Клубов  проявил   ненужную
запальчивость, выстрелил вверх. За это, разумеется, он был наказан.
 Улетая в штаб дивизии, я  думал:  как  же  понимать  поспешный  доклад?
Неужели Заев сам не мог разобраться во всем?
 Вопрос  о  Клубове  со  следователем  решился  благоприятно,  но  через
несколько дней прокурор фронта попросил меня прилететь к  нему.  Он  показал
мне телефонограмму из Москвы.
 - Вот, почитайте приказание об аресте Клубова за убийство моториста. Вы
просите его не судить, и я с вами согласен,  но  мне  приказано  доложить  в
Москву о его наказании за хулиганство.
 Логически все было правильно и спорить не стоило.
 - А вы, Александр Иванович, знаете, что искаженное  сообщение  об  этом
происшествии ушло в Москву из  вашей  дивизии?  -  сообщил  при  расставании
прокурор.
 Все это надо бы расследовать на месте,  но  заниматься  выяснением  нет
времени, надо командовать боевыми действиями и наводить порядок.  Обстановка
усложнилась и требовалось все внимание уделять боевой работе.
 Во  второй  половине   мая   авиаразведкой   было   вскрыто   усиленное
сосредоточение вражеской авиации на ближайших к нам аэродромах. Командование
фронта и воздушной армии  приняло  решение  нанести  массированный  удар  по
скоплению вражеских самолетов. На дивизию была возложена задача  блокировать
аэродромы  истребительной  авиации  противника  во  время   действий   наших
бомбардировщиков и штурмовиков.
 На рассвете группами по шесть - восемь самолетов ушли  на  это  задание
все полки дивизии. Летчики в бою действовали  смело  и  настойчиво.  Они  не
только не  дали  взлететь  вражеским  истребителям,  но  подавляли  зенитные
средства, мешающие штурмовке, уничтожали самолеты на земле.
 Базировавшиеся в излучине рек Серета и Прута гитлеровские  и  румынские
авиачасти понесли значительные потери от внезапных ударов нашей авиации. Это
впоследствии, в конце мая, облегчило  боевые  действия  наших  войск  против
наземных сил противника.
 Немецко-фашистское  командование,   стремясь   сорвать   подготовку   к
наступлению 2-го Украинского  фронта,  а  также  улучшить  свое  позиционное
положение, предприняло сильные танковые контратаки. Усилила свои действия  и
вражеская авиация.  Подготовка  противника  к  наступательным  действиям  не
осталась  незамеченной  нашим  командованием.  Утин  предупредил  меня  быть
готовым к таким изменениям обстановки.
 Дивизия была  полностью  укомплектована  летчиками  и  самолетами.  Это
позволило на силу противника ответить силой и прикрытие  войск  осуществлять
одновременно двумя-тремя восьмерками. Такое увеличение патрулирующих групп в
воздухе вело к тому, что в тр