ттов" расстрелял  в
упор. Он вскоре врезался в землю. Остальные  бросились  вниз.  Их  попытался
нагнать мой ведомый. Пришлось дать ему команду:
 - Чистов, встань на место! Наша задача не пропустить их на поле боя.
 Группы наших  бомбардировщиков  и  штурмовиков  усиленно  работали  над
целью. Задачу по очистке района мы выполнили.  Я  сбил  Ме-109.  Но  это  не
удовлетворяло.  Хотелось  показать   молодежи   различные   способы   атаки.
Внимательно оглядел воздушное пространство. "Мессершмитты" ходили в  стороне
и не ввязывались в активный бой. По-видимому, решил  я,  попытаются  напасть
при   отходе   бомбардировщиков   домой.   Попытаемся   перехитрить   врага.
Разворачиваюсь  на  запад  и  набираю  высоту,  Пора  делать  разворот.   Со
снижением, на большой скорости идем на догон колонны  наших  самолетов.  Мое
предположение оправдалось. Приближалась четверка Ме-109.
 - На двенадцать, ниже двадцать градусов -  "мессеры"!  Атакуем!  -  даю
команду и захожу на ведущего.
 Обнаружив нашу  группу,  летчик  "мессершмитта"  круто  разворачивается
влево. Большая скорость не позволяет мне  вписать  его  в  прицел.  Тогда  я
перебрасываю самолет в разворот на идущего  справа  ведомого  Ме-109.  А  он
вместо того, чтобы нырнуть под  меня,  отворачивает  все  правее  и  как  бы
застывает в прицеле. Длинная очередь в упор поражает Ме-109. Он тут же  идет
к земле. Первый сбитый - это расплата за недавно погибшего Урванцева. Второй
за Моисеенко.
 За удирающими бросились парой Трофимов и Лукьянов. Мы прикрыли  их.  На
бреющем полете Трофимов догнал и сбил  ведущего  Ме-109,  ускользнувшего  от
моей атаки.
 Вернулись на аэродром. Было приятно слышать веселые рассказы и смех  по
поводу проведенного боя. Радость от победы в первом же вылете -  это  начало
психологического становления будущих истребителей. Молодые летчики вырастают
в бойцов. Сейчас они в боевом строю полка, встали на смену погибшим. Наравне
с опытными летчиками будут и дальше  громить  в  небе  врага,  сражаться  за
свободу и честь нашей любимой Родины.
 В конце дня заруливаю на стоянку. Вижу, мой самолет окружают летчики  и
техники. Что случилось, уж не погиб ли кто из близких друзей?.. Но  веселые,
улыбающиеся лица сразу успокоили. Вылез  из  кабины  на  крыло  самолета  и,
отстегивая лямки парашюта, спросил:
 - Что такие веселые? Война еще не кончилась!..
 - Поздравляем с присвоением  тебе  звания  Героя  Советского  Союза!  -
говорит Павел Павлович Крюков.
 Смотрю на него, словно вижу впервые, и чувство радости охватывает меня.
Значит, командование высоко оценило мою боевую деятельность.
 Спрыгнул с крыла и попал в объятия боевых друзей. Крепкие  рукопожатия,
теплые поздравления растрогали.
 Когда все успокоились, я спросил:
 - Кому еще присвоено это высокое звание?
 - В нашем полку Фадееву, Речкалову и мне,  а  в  соседних  -  Борису  и
Дмитрию Глинкам, Семенишину и другим летчикам, - сообщил Крюков.
 - Дорогой Пал Палыч, как  рад  за  тебя!..  От  души  поздравляю!  Жаль
Фадеева. Не дожил Вадим до этого счастливого дня...
 Вечером в штабе дивизии чествовали героев. А на  следующий  день  снова
начались боевые полеты и жаркие схватки в воздухе  с  превосходящим  в  силе
противником.
 Немецко-фашистское    командование,    стремясь    удержать    оборону,
задействовало дополнительные бомбардировочные эскадры с  южной  и  восточной
Украины,  сосредоточив  более  тысячи  четырехсот  самолетов.  Враг   создал
полуторное превосходство над советской авиационной группировкой  на  Кубани.
Это в некоторой степени повлияло и на результаты действий наземных войск.
 После  взятия  нескольких  населенных  пунктов  наступление  постепенно
выдыхалось.
 Вступивший в это время в командование фронтом талантливый  военачальник
генерал-полковник  Иван  Ефимович  Петров  разумно   оценил   обстановку   и
противостоящие силы. С разрешения Ставки  Верховного  Главнокомандования  он
решил прекратить наступление и начал готовить решительный разгром противника
на Таманском полуострове.
 Наступило относительное затишье  в  воздушных  схватках.  Не  прекращая
вылеты  на  боевые  задания,  старались  использовать  все  возможности  для
совершенствования подготовки  второй  группы  летчиков  пополнения.  Очередь
дошла до прибывшего к нам Олиференко, бывшего кавалериста Сухова,  Березкина
и других пилотов, имеющих  малый  налет  на  боевых  самолетах.  Обучение  в
основном шло нормально. Лишь с Суховым вначале произошла неприятность.
 Выполняя в зоне сложный пилотаж, на вертикальной  горке  Сухов  завалил
машину на спину. Истребитель потерял  скорость,  вошел  в  обратный  штопор.
Наблюдая за падающим к земле самолетом, я  отсчитывал  витки  и  понял,  что
единственное спасение - покинуть "кобру".
 - Сухов! Сухов, прыгай! Прыгай немедленно! - приказал я по радио.
 Самолет продолжал вращаться, падая к земле. Вот уже рядом земля. У меня
сжалось сердце. Казалось, гибель неминуема. Я  даже  невольно  отвернулся  в
сторону.
 - Товарищ командир,  напрасно  кричите  Сухову.  Наш  "солдат"  уже  на
веревках выше болтается, - с усмешкой произнес Андрей Труд. Он  стоял  рядом
со мной.
 Глянул вверх, увидел парашютиста. От  сердца  отлегло.  Спасся!  Бросил
микрофон на землю и ушел на командный пункт.
 Через час Сухова привезли на автомашине на КП.  Выглядел  он  плачевно.
Позднее, вспоминая эти минуты, рассказывал, что тогда он уже решил, что  это
был его последний полет. Подошел к командиру полка  и  доложил  о  том,  что
случилось, ничего не утаивая. Тот решения принимать не стал.
 - Вон твой учитель! - показал рукой на меня. - С  ним  и  решайте,  как
дальше поступить.
 Мы вышли из КП. У меня ушло волнение, улеглось недовольство  за  промах
летчика.
 - Ну что?.. Будешь летать или уйдешь в наземники? -  спросил  я.  Вижу,
Сухов с ходу не может ничего сообразить. - Здорово перепугался?
 - Немножко испугался.  Но  летать  хочу!  -  На  лице  его  засветилась
уверенность.
 - Летать - это не на верблюде с  пулеметом  ездить.  При  пилотировании
самолет надо чувствовать всем телом, даже мягким местом.  По  звуку  мотора,
шуму обтекающего воздуха, по напряжению рулей управления можно почувствовать
скорость, не глядя на приборы. Иди, отдыхай.  Готовься,  завтра  слетаем  на
спарке УТИ-4.
 Я верил, что из Сухова получится хороший истребитель, требовалось  лишь
преодолеть разрыв в полетах, вызванный пребыванием в кавалерии.
 И действительно, он встал на ноги. Освоил машину, ее боевое применение.
Правда, в первом боевом вылете у него также произошел казус. При  вылете  на
патрулирование он был назначен ведомым в среднюю пару шестерки,  к  Жердеву.
При скоростном маятниковом снижении от Новороссийска вдоль  линии  фронта  я
увидел впереди, ниже нас, группу Ме-109. Истребители прямо-таки  крались  на
Крымскую. Видать, собирались там подловить нас. Даю команду:
 - Я - "сотый", двенадцать, ниже пятнадцать, "мессеры"! Атакую!  Жердев,
прикрой!
 На скорости захожу в хвост ведущему  верхней  пары  и  открываю  огонь.
"Мессершмитт", прошитый очередью, переворачивается на спину. Не выпуская его
из прицела, незаметно для себя я тоже  переворачиваюсь  на  спину  и  второй
очередью доканчиваю его. Перевожу самолет в нормальное положение  и  в  поле
моего зрения оказывается пара Жердева. Но что это? За самолетом Сухова струя
черного дыма. Горит! Когда зажгли? Как я не усмотрел?
 - Сухов, что с вами? - запросил я.
 - Все в порядке! Перепутал сектора мотора!
 Волнение спало, но время на погоню за группой противника было потеряно.
Позднее узнали,  как  все  произошло.  Волнуясь,  Сухов  дал  вперед  сектор
высотного корректора вместо газа. Мотор, естественно, забарахлил, выбрасывая
недогоревшую смесь.
 Ругать за это его не стал. Все бывает в первом  боевом  вылете.  Больше
будет думать, тренироваться...
 К концу июня 1943 года все молодые летчики были хорошо  подготовлены  и
введены в первые бои.  Лишь  Березкина  я  оберегал,  тренировал  в  учебных
полетах, а на боевые задания  не  пускал.  Он  оказался  наиболее  слабым  в
предварительной подготовке среди пополнения. Я считал,  что  надо  дать  ему
больше влетаться, чтобы он себя чувствовал увереннее в бою.
 В середине июня произошло знаменательное и радостное для нас событие  -
нашей дивизии присвоили гвардейское звание. Получил  звание  гвардейского  и
наш 45-й истребительный полк. Высокая  оценка  радовала  нас,  вызывала  еще
большее стремление оправдать ее в боях.  Однако  были  и  горести.  Разбился
опытный летчик полка Валентин Степанов. Заходя на  посадку  на  поврежденном
самолете, он на четвертом развороте сорвался в штопор и погиб.
 У меня были и личные переживания.  В  Краснодаре,  во  время  суда  над
предателями Родины, где я присутствовал по приглашению местных  властей,  ко
мне подошел сержант-пехотинец и обратился:
 - Как мне сказали, вы Покрышкин?
 - Да! Слушаю вас.
 - Вы знаете что-либо о судьбе вашего брата, Петра?
 - Нет!.. Мать уже во многих письмах ко мне просит о нем сообщить,  а  я
ничего не знаю.
 - Я был там, где он, вероятно, погиб.
 И сержант рассказал мне о последних днях моего брата.
 Их часть воевала на Карельском перешейке и, отступая,  вышла  на  берег
Ладожского озера. Когда были построены  плоты  для  переправы  через  озеро,
командир дивизиона предложил выйти из строя тем, кто останется прикрывать от
наседающего противника переправлявшиеся  подразделения.  Мой  брат,  сержант
Петр Покрышкин, вышел первым. Рядом с ним стали еще  семнадцать  бойцов.  Им
передали все оставшиеся патроны и гранаты. Плоты отплыли. Бойцы  гребли  изо
всех сил. А сзади еще долго слышны были  выстрелы  и  взрывы  гранат.  Потом
наступила тишина. Так погиб мой брат,  самый  сильный  и  крепкий  в  семье.
Богатырского роста, отчаянный, он не мог поступить по-другому. Петр пошел на
смерть ради своих товарищей.
 Матери я не написал об этом. Пусть пока будет он для нее  живым.  А  мы
должны сполна расплатиться с врагом за погибших героев, за слезы матерей.
 В  этот  период  началась  битва  под  Курском.  Мы  знали,   что   там
развернулось одно из крупнейших сражений за всю  войну.  Радовались  успехам
нашей авиации и завидовали тем, кто в ожесточенных воздушных  сражениях  жег
фашистские авиационные эскадры. Летчики переживали, что находятся в  стороне
от этой битвы  и  с  нетерпением  ждали  перебазирования  нашей  дивизии  на
Украину. Но успокаивало то,  что  наш  кубанский  боевой  опыт  используется
авиацией над Курской дугой.
 Наступил день,  когда,  к  нашей  радости,  была  получена  команда  на
перебазирование в состав Южного фронта. Мы  поняли,  что  примем  участие  в
прорыве обороны противника на реке Миус и в освобождении Донбасса.
 Первой вылетела моя группа. В восьмерке все летчики, кроме  меня,  были
из молодого пополнения, ведомым у меня шел Георгий Голубев,  вторую  пару  в
звене вел Жердев, а второе звено - Клубов. На этот состав я возлагал большие
надежды в предстоящих боях.
 Впереди показался Ростов. Прощай, Кубань!  Над  твоей  землей  пришлось
провести много тяжелых  боев.  Здесь  погибли  наши  боевые  друзья.  Кубань
принесла славу полкам нашей дивизии. В боях над этой землей подтвердились  и
многие мои тактические замыслы. Летчики  полка  овладели  новой  совершенной
тактикой, и мы используем ее в боях за Украину.

ОТ МИУСА ДО ДНЕПРА

Впереди показались терриконы Донбасса. Прошел год, как я их видел в последний раз. Сейчас треугольные силуэты вдали радовали меня. Отступая, верили и обещали, что вернемся сюда. И вот мы снова здесь.
 Заруливая после посадки на аэродроме Любимое и наблюдая за приземлением
самолетов моей группы, я не увидел на  них  подвесных  баков  для  запасного
горючего. А ведь было  мое  указание  перелетать  с  ними.  Собрал  летчиков
восьмерки.
 - Почему на самолетах нет подвесных баков?
 - Сбросили на маршруте после выработки из них  горючего.  А  зачем  они
нам?
 - А как же вы собираетесь  ловить  вражеские  самолеты,  когда  отрежут
Крым? Для охоты за ними без подвесных баков у  вас  горючего  не  хватит.  И
будут фашистские самолеты спокойно летать по трассам над  Черным  морем.  Эх
вы! Думаете лишь о сегодняшнем дне, не заглядывая вперед...
 - Товарищ майор! Нам и над сушей войны  хватит...  У  Жердева  поджилки
трясутся, когда он летит над морем, - усмехнулся  Клубов,  -  плавать-то  не
умеет.
 Из двух полков только я и  мой  ведомый  Георгий  Голубев  прилетели  с
бачками.
 К  вечеру  сообщили,  что  нашей  главной   задачей   будет   прикрытие
сосредоточения войск Южного фронта севернее Таганрога.
 В эти дни обстановка была сравнительно спокойная  -  шла  подготовка  к
наступательной операции.  Противник  же,  потерпев  поражение  под  Орлом  и
Белгородом, лихорадочно  сосредоточивал  танковые  и  пехотные  дивизии  для
переброски  их  в  район  Харькова.  Нашему  полку  была  поставлена  задача
сопровождать  бомбардировщики,  наносящие  удары  по  скоплениям  войск   на
станциях Иловайск, Харцызск, Горловка.
 Утром следующего дня над нашим аэродромом появились две  девятки  Пе-2.
На сопровождение взлетела шестерка Клубова. После них вылетела моя четверка,
которая имела задачу блокировать вражеский аэродром  около  города  Сталине.
Неожиданно услышал по радио возгласы летчиков:
 - Пару Клубова сбили!.. Где "мессеры"?..
 Поглядев назад, увидел, как к земле падали, кувыркаясь, два самолета. В
небе висели два парашютиста. Быстро осмотрев воздушное  пространство,  я  не
увидел вражеских истребителей. Стало ясно, что они столкнулись.
 Понимая, что группа сопровождения осталась без командира  и  не  сможет
успешно защитить бомбардировщиков, принял решение изменить свою задачу.  Даю
команду:
 - Я - "сотка"! Всем стать на свои места! Я своей группой иду с  вами  в
непосредственном сопровождении. Четверка из группы Клубова идет ударной.
 По-видимому, спокойный, твердый  голос  внес  успокоение.  Болтовня  по
радио сразу же прекратилась.
 При подходе к Харцызску к бомбардировщикам попыталась пробиться  группа
"мессершмиттов". Но получила резкий отпор. "Мессеры" отошли в  сторону  и  с
высоты наблюдали за нашими действиями.
 На этой станции и около нее было до десяти эшелонов, большое  скопление
танков и машин. Шла погрузка.  Из  бомбардировщиков  посыпались  бомбы.  Над
вагонами и техникой встала полоса взрывов.
 При развороте домой  я  глянул  на  станцию.  Десятки  дымовых  столбов
поднимались вверх. А это значит,  что  не  все  танки  и  машины  дойдут  до
Харькова.
 После прилета мне не пришлось ругать Клубова и его  ведомого.  Это  уже
сделал Заев. Я провел со всеми  летчиками  разбор  ошибок  в  паре  Клубова,
которые привели к столкновению самолетов по вине ведомого.
 - Карпов, вас учили перестраиваться в паре с предварительным взмыванием
и переходом сверху над ведущим. Вы же перестраивались  с  принижением,  были
ослеплены солнцем и врезались в самолет Клубова. Какая нужна вам еще учеба?
 - Виноват, товарищ майор! Старая школьная привычка подвела. Больше  это
не повторится. Прошу не отстранять от боевых полетов!
 - Летать будете! Но запомните, при  энергичных  маневрах  пары  ведомый
всегда идет в остром растянутом пеленге. Помнить об этом надо и на земле,  и
в полете!
 Удары  бомбардировщиков  по  станциям  погрузки,   штурмовые   действия
истребителей на перегонах значительно потрепали дивизии  противника.  Дальше
их  передали,  как  эстафету,  соседнему  Юго-Западному   фронту.   Там   их
обрабатывала авиация 17-й воздушной армии. Части и соединения врага  прибыли
на место назначения  значительно  ослабленными.  В  этом  была  наша  помощь
наземным войскам, наступающим западнее Харькова.
 Выполнив эту важную боевую задачу, полк переключился на прикрытие линии
фронта. Там с первого боевого дня успешно действовал 100-й полк. Его летчики
имели уже сбитые вражеские самолеты. Но встречи и бои в воздухе были редкими
- противник не проявлял активности.
 В этой относительно спокойной обстановке командир  эскадрильи  Речкалов
выпустил в первый боевой вылет Березкина. Он пошел ведомым у командира звена
Цветкова. Пара вылетела на разведку.
 Выполнив задачу, на обратном  пути  они  встретили  над  линией  фронта
самолет-разведчик "Фокке-Вульф-189",  прикрытый  четверкой  "мессершмиттов".
Цветков решил  напасть  на  истребителей,  а  Березкину  приказал  атаковать
"раму". Молодой летчик действовал отважно, но поторопился, открыв  огонь  на
большой дистанции. "Рама", маневрируя, ускользала из прицела.  Березкин  был
ранен в  руку  и  ногу  огнем  стрелка.  Стремясь  не  отпустить  вражеского
разведчика, советский летчик ударил  крылом  своего  самолета  по  хвостовой
части "рамы",  и  та,  падая,  развалилась  на  куски.  Поврежденная  машина
Вячеслава тоже начала падать. Для спасения  оставалось  одно  -  парашют.  К
счастью, западный ветер снес Березкина на передний  край  наших  войск.  Ему
оказали медицинскую помощь и отправили в госпиталь. Он вернулся в полк почти
через три месяца.
 В середине августа  неожиданно  поступило  распоряжение  о  немедленном
перелете в район Изюма. Юго-Западный фронт начал наступательную  операцию  с
выходом в  тыл  донбасской  группировке  противника.  Наша  9-я  гвардейская
дивизия резерва  Главного  Командования  перебрасывалась  на  усиление  17-й
воздушной армии. Времени на облет района боевых действий и  на  ознакомление
со  здешними  условиями  нам  не  дали.  Да  и  местные  авиационные  части,
по-видимому, не известили о нашем прибытии.  Впоследствии  это  отрицательно
сказывалось на боевых действиях.  Летчики  на  "лаггах"  и  "яках"  зачастую
атаковали  нас,  принимая  незнакомые  им  наши  самолеты   "аэрокобры"   за
вражеские.
 На второй день после перелета первой вылетела шестерка  Клубова.  Южнее
Изюма     летчики     обнаружили      двух      разведчиков-корректировщиков
"Фокке-Вульф-189", сопровождаемых двумя парами истребителей. На  высоте  еще
была обнаружена четверка истребителей. Клубов дал  команду  прикрыть  его  и
сверху парой внезапно атаковал корректировщиков. Обе  "рамы"  были  сбиты  с
первой же атаки. Прикрывая Клубова, Андрей  Труд  зажег  "мессершмитт".  Это
было хорошее начало боевой работы на новом для нас фронте.
 Вылетев после них шестеркой, мы  прибыли  в  район  прикрытия  согласно
графику. Там уже вела бой с вражескими  истребителями  группа  "лаггов",  на
смену которой мы и пришли.
 Бомбардировщики противника, к сожалению, успели отбомбиться  и  уходили
на юг. Наша группа догнала их. С первой же атаки мне удалось сбить  Ю-88.  В
последующих атаках было сбито  и  подбито  еще  несколько  вражеских  машин.
Однако распоряжение с передового КП заставило нас прекратить бой и вернуться
в район прорыва, где ожидался новый налет авиации противника.
 При последующих вылетах я  обратил  внимание  на  то,  что  в  наш  тыл
неоднократно ходит дальний разведчик противника. Летел он на большой  высоте
и почти всегда в одно и то же время. Созрело решение перехватить его методом
"свободной охоты".
 Мы вылетели четверкой. Такой  состав  группы  предусмотрели  на  случай
возможной встречи на высоте с истребителями противника.
 Погода была отличная, видимость хорошая. При пересечении  линии  фронта
обнаружил ниже нас четверку "фоккеров". Они гнались за "лаггом", уходившим в
сторону солнца. Даю команду на атаку и сваливаю свой самолет в  пикирование.
В это время, по-видимому, приняв за противника, мою пару  атаковали  Ла-5  и
сорвали  наш  замысел.  "Фоккеры"  использовав  заминку,  успели   скрыться.
Оторвавшись от "лавочкиных", с набором высоты вышли в тыл вражеской обороны.
 Разведчика увидели выше нас на две тысячи метров.
 - "Сотый", впереди выше  самолет!  -  сообщил  Виктор  Жердев,  ведущий
второй пары.
 - Вижу! Набираем высоту. Не  разворачиваться!  Пропустим  его  на  нашу
сторону фронта!
 Понимал, что разворотом на него снизу мы бы напугали вражеского пилота,