Противник  стал  летать
выше, и вести с ними бои без кислорода мы уже не можем.
 - Указаний о зарядке самолетов кислородом не было. Если это  требуется,
то примем меры.
 - Если завтра в самолетах не будет кислорода, то  летчики  устроят  вам
лично... сабантуй.
 - Договорились, Александр Иванович! Кислород будет.
 Конечно, все было не так просто. Нужно было  организовать  доставку  на
аэродром баллонов с  кислородом,  тщательно  выверить  все  этапы  заправки,
проверить  и  постоянно  поддерживать  в  исправном  состоянии   систему   в
самолетах. Но к чести технического состава следует сказать, что и эту задачу
решили  успешно.  На  следующий  день  мы  летали  с  кислородными  масками.
Самочувствие летчиков на больших высотах стало нормальным, а значит, и вести
бой они способны более решительно.
 Боевая жизнь ставила и другие проблемы. Боекомплект патронов и снарядов
был рассчитан с учетом скорострельности каждого типа оружия на восемь секунд
беспрерывной стрельбы. Опытный летчик, а это, как правило, хороший  стрелок,
воздушный снайпер, одновременно использовал все оружие - пулеметы  и  пушку.
Он мог сбить до трех-четырех вражеских самолетов за один вылет.
 Однако первые бои  показали,  что  мощную  пушку  (калибра  37  мм)  мы
использовали  плохо.  Часто  возвращались  после  продолжительного   боя   с
неизрасходованным пушечным боекомплектом.
 Главная причина - неудобное расположение кнопки спуска. Она была сверху
ручки управления самолетом. Чтобы нажать ее, надо было  несколько  вывернуть
ладонь руки. Это сбивало сам процесс прицеливания. Но особенно  отрицательно
сказывалось при стрельбе на пилотировании с  перегрузками.  Управление  всем
оружием  необходимо  было  переделать,  выводить  спуск  пушки  на   гашетку
пулеметов. Разговор по этому вопросу у меня  как-то  состоялся  с  инженером
Жмудем.
 - Скоро вам придется складировать снаряды, - говорю ему.
 - Как складировать? Я что-то вас не пойму.
 - А вы поинтересуйтесь, почему летчики из боя привозят  все  или  почти
все снаряды, а пулеметные контейнеры пусты?
 - Сам до сих пор понять не могу, почему летчики в бою слабо  используют
пушку? Да и оружейники докладывают об этом.
 Я рассказал,  что  при  стрельбе  неудобно  нажимать  кнопку  пушки.  И
посоветовал подумать, что можно сделать.
 - В порядке эксперимента  на  моем  самолете  переделайте  спуск  всего
оружия на пулеметную гашетку.
 - Но по инструкции этого делать нельзя
 - Мой дорогой инженер, летчики ведут бой, а не конструктор. Переделайте
немедленно на моем самолете, а затем на истребителях  нашей  эскадрильи.  За
это вам спасибо скажем.
 Видимо, я убедил инженера.
 - Сейчас соберу технический состав, продумаем  схему,  определим  объем
работы. Полагаю, что сделать это можно. Но вы уж на себя возьмите разговор с
начальством.
 Вскоре я опробовал  стрельбу  с  гашетки.  Все  действовало  хорошо.  В
дальнейшем у нас не было забот с этим вопросом.
 Через несколько дней, отработав задание по  прикрытию  войск  на  линии
фронта, полк перебазировался  на  подсохший  грунтовый  аэродром  у  станицы
Поповическая. Здесь уже стоял 45-й  авиаполк  нашей  дивизии.  А  в  станице
обосновался  штаб  соединения.  Тихая   станица   заполнилась   военными   с
авиационными знаками различия.
 Летчики разместились по хатам, утопающим в цветущих фруктовых деревьях.
После Краснодара условия здесь были, как говорится, царские. Мы скоро забыли
наше размещение  в  полуразрушенном  складе.  Там  мерзли  по  ночам.  Отдых
утомленных в боях  бойцов  нарушался  взрывами  бомб.  Их  часто  сбрасывали
одиночные ночные бомбардировщики. Да и стрельба зенитчиков по ночам  мешала.
А здесь другое дело.
 Вскоре после перебазирования я зашел в штаб батальона. На этот  раз  по
сугубо личным делам: пытался выяснить, нет ли данных, где находится воинская
часть, в которой должна служить Мария. Меня не покидала  надежда,  что  она,
как и я, тоже где-нибудь на Кубани. Но сообщения не обрадовали. Вблизи такой
воинской части не было.
 В свободное время между вылетами и по вечерам меня не покидали мысли  о
ее судьбе. Казался очень далеким тот день, когда,  расставаясь,  мы  обещали
оставаться верными  нашим  чувствам.  И  почему-то  она  не  пишет,  как  мы
условились? Сомнений во взаимной верности у меня не было. Я твердо знал, что
Маша ждет нашей встречи. У нас возникло настоящее и серьезное чувство, и оно
не боится разлук. Оставалось только верить и ждать.
 Я был убежден и в том, что боевая обстановка с ее страданиями и  кровью
обостряла у воинов  такие  качества,  как  порядочность,  чувство  дружбы  и
верности. У меня всегда глубокую неприязнь вызывали те, кто  наносил  обиду,
унижал достоинство  и  порядочность  женщин-воинов.  Надо  верить  в  лучшие
чувства.
 На второй день после перелета в Поповическую погода не позволила  утром
вылетать на боевое задание, Многослойная низкая облачность  и  мелкий  дождь
прижали нас к аэродрому. К середине дня  облака  приподнялись  и  я  получил
задание на патрулирование в районе Крымской.
 На этом направлении, как нас информировали, наземные части противника с
раннего утра  нанесли  контрудар  по  нашей  56-й  армии,  изготовившейся  к
наступлению.  С  улучшением  погоды   ожидалось   массированное   применение
воздушных сил противника. Нам было приказано сорвать  удары  авиации  врага,
помочь нашим наземным войскам.
 Первой вылетела на истребителях "киттихаук" восьмерка 45-го  авиаполка.
Позже ушли в небо и мы шестеркой. Ведомым в свою пару взял молодого  летчика
Ивана Савина.
 На маршруте полета связался с командным пунктом. "Тигр" среагировал тут
же.
 - На Краснодар идут три девятки Ю-87. Прикройте город!
 Приказ принят, и мы взяли новый курс. На полпути  обнаружили  ниже  нас
восьмерку "мессершмиттов". Понял, что без боя они нас не  пропустят  дальше.
Решение созрело мгновенно.
 - Я - Покрышкин, десять часов,  тридцать  градусов  ниже  -  "мессеры".
Атакуем! Речкалов, прикрой!
 Пройдя над группой "мессершмиттов", энергичным  вводом  в  пикирование,
методом "соколиного удара", атаковал. С близкой дистанции ударил  по  Ме-109
из всего оружия. Он сразу же вспыхнул. "Мессершмитты" заметались.  Некоторые
полезли вверх, но там по ним нанесла удар  пара  Речкалова  и  сбила  вторую
машину. Остальные, прижавшись к земле, в беспорядке рванули на запад.
 При втором заходе я вдруг услышал голос моего ведомого:
 - Я - Савин, атакую! Прикройте, прикройте!

 Мне был понятен азарт молодого бойца, его стремление отличиться в  бою,
доказать, что он достоин быть истребителем. Прекратив свой маневр,  я  решил
помочь Савину, сообщил, что прикрываю  его.  Первую  очередь  по  Ме-109  он
произвел с большой дистанции. Она прошла мимо цели - сказалась торопливость.
 - Савин, спокойнее. Подойди ближе и стреляй!
 Команда отрезвляюще подействовала на молодого бойца. Сблизившись на сто
метров, он короткой очередью поджег Ме-109.
 - Молодец, Савин! Пристраивайся ко мне.
 Он действовал, как свойственно всем молодым истребителям. Даже  опытные
летчики  допускают  порой  ошибки  в  определении  дальности  до  вражеского
самолета. В эти небольшие секунды атаки кажется, что цель совсем рядом.  Вот
когда крылья вражеского самолета впишутся  в  кольцо  прицела,  тогда  можно
открывать огонь. Противник на убойной  дальности.  Но  все  это  приходит  с
опытом.
 Готовясь к повторной атаке, услышал команду:
 - Я - "Тигр", всем немедленно идти на Краснодар.
 Удирающие "мессеры" - хорошая мишень, но приказ надо строго  выполнять.
Прекратив  преследование,  взяли  направление  на  город.  При   подходе   к
Краснодару увидели в разрывах облаков группы бомбардировщиков.  Они  уходили
на запад между ярусами облачности. Их преследовала группа  соседнего  полка,
вылетевшая раньше нас. Мы были значительно ниже, еще не набрали высоту после
схватки   с   "мессершмиттами".   Гнаться    за    бомбардировщиками    было
нецелесообразно - все равно уйдут. Кроме того, мы были связаны распоряжением
"Тигра".
 Сделали несколько кругов. Противника в воздухе  нет.  Принимаю  решение
идти на Крымскую. В районе Абинской нас пыталась атаковать в хвост  четверка
Ме-109. Но мы их обнаружили своевременно. Я дал  команду  на  разворот  "все
вдруг", решив пойти в  лобовую  атаку.  Ведущего  "мессершмитта",  прижатого
сверху облачностью, взял на вертикальную линию прицела с большим упреждением
и пропустил через трассу огня. "Мессер" завалился на крыло и пошел к  земле.
Оставшаяся тройка быстро нырнула в облака  и  скрылась.  Чувствовалось,  что
огонь всего оружия при точном прицеливании себя  оправдывает.  Очень  удобно
было стрелять, имея одну общую для пушек и пулеметов гашетку.
 Развернулись на Крымскую и неожиданно обнаружили в воздухе  истребитель
"киттихаук". Он шел один.  Видать,  оторвался  от  группы  45-го  авиаполка.
Оставлять его нельзя. Одиночка - легкая добыча для "мессершмиттов". Приказал
ему пристроиться к нашей  шестерке,  и,  как  оказалось,  это  было  сделано
вовремя.  Через  несколько  секунд  мы   встретились   с   большой   группой
истребителей врага. Начался бой.
 Такая карусель завязалась в  воздухе,  что  гляди  в  оба.  В  один  из
моментов  воздушного  сражения  в  хвост  "киттихауку"  пристроился  Ме-109.
Бросился на помощь. В прицеле - "мессер", а впереди  -  "киттихаук".  Мощная
очередь может сразить обоих. Выключаю тумблер пушки и поражаю самолет  врага
пулеметной очередью. Только на развороте включил  тумблер  пушки.  Тут  мимо
меня пронесся  Ме-109,  атакуя  "кобру".  Делаю  глубокий  вираж  с  большой
перегрузкой. Ловлю самолет врага в прицел.  Открываю  огонь.  Трасса  прошла
ниже. Дьявольщина! Прижатый перегрузкой к сиденью,  я  оказался  ниже  линии
прицела. Поэтому и промазал. Быстро откинулся к  спинке,  на  уровень  линии
прицела. Не отпускаю противника, иду за ним. Лишь с тридцати  метров  прошил
трассой огня мотор и кабину Ме-109. С  ним  покончено.  Летчик  был  убит  и
врезался в землю вместе с самолетом.
 Противник, потеряв сбитыми несколько "мессершмиттов", уходил в  облака.
А  нам  домой  нельзя.  Время  патрулирования  еще   не   окончилось.   Даже
израсходовав в трех схватках боеприпасы, группа продолжала  охранять  город.
Мы понимали, что  можем  предотвратить  удар  вражеских  бомбардировщиков  и
поднимем наступательный дух у наших войск на земле.
 На смену пришла группа Крюкова. Теперь  можем  спокойно  идти  на  свой
аэродром. Но оказалось, что легче было сбить девять  "мессеров"  в  воздухе,
чем убедить в этом офицеров штаба дивизии.
 - Что-то вы там путаете, - сразу же прервал дежурный офицер  доклад  по
телефону. - Сбили девять, не потеряли ни одного. Еще раз подсчитайте.
 Я не стал никого убеждать. Собрался уже  уходить  с  командного  пункта
полка. Как вдруг последовал звонок сверху.  Оказалось,  что  за  нашим  боем
наблюдал с переднего  края  командующий  ВВС  фронта  генерал  Вершинин.  Он
объявил  благодарность  всем  летчикам  шестерки.  Приказал  представить   к
награждению  меня  орденом  Красного  Знамени  за  четыре  сбитых  вражеских
истребителя. Его звонок и подтвердил наше донесение.
 Не скрою, меня радовали успехи подразделения. В бою смело  и  напористо
действовали молодые летчики. Практический урок в ведении боя,  лично  сбитые
вражеские самолеты подняли их боевой дух, уверенность в своих силах, помогли
в становлении воздушных бойцов. Победы вдохновляли на новые подвиги.
 Умело и дерзко выполняли свои задачи и другие летчики.  Сменившее  нашу
группу  в  патрулировании  звено  Крюкова  также  отличилось  в  тот   день.
Встретившись с четверкой "мессершмиттов", летчики смело вступили в  схватку.
Крюков сбил три Ме-109. Этот бой также видел генерал  Вершинин.  Он  объявил
Павлу  Павловичу  Крюкову  благодарность  и  приказал  представить   его   к
награждению орденом Красного Знамени.
 Когда звено приземлилось, я сразу же подошел к П. П. Крюкову.
 - Пал Палыч, поздравляю тебя с  успешными  результатами  и  предстоящим
награждением. Расскажи, как проходил бой?
 - После вашего ухода нас пыталась атаковать четверка Ме-109. Но мы сами
бросились на них. Вскоре они стали удирать. На догоне я последовательно сбил
трех "мессеров".
 - Молодец! А как действовали молодые?
 - На этот раз хуже, чем  можно  было  ожидать.  Оторвались  от  меня  и
остались далеко позади. Если бы были рядом, то и четвертый "мессер" не ушел.
 Мы еще раз, уже более подробно, стали разбирать динамику боя.  Говорили
откровенно, не стесняясь высказать друг другу свои выводы. П. П. Крюков  был
опытнейшим  летчиком.  Он  понимал,  что  анализ  ошибок  даже  в   блестяще
проведенном бою - очень важен.
 - Думаю, что ты сам виноват в том, что молодые отстали. Я  тебя  хорошо
знаю. Ты мертвой хваткой, как бульдог, цепляешься  в  хвост  противнику.  И,
видимо, забываешь о своих  ведомых.  Если  на  максимальной  скорости  гнать
самолет или совершать маневр, то ведомые наверняка  отстанут.  А  это  может
привести к потере управления группой. Молодежь перебьют.
 П. П. Крюков слушал внимательно. Ему  нельзя  было  отказать  в  умении
самокритично оценивать свои действия. К сожалению,  в  ходе  боя  он  иногда
терял контроль над  собой,  забывал  предварительные  решения.  Это  ставило
напарников в тяжелое положение. Но при анализе соглашался с  самыми  резкими
выводами.
 - Ты прав. Но в данном бою "мессеры" бы удрали.
 - Я советую на будущее. Ты иногда жалуешься, что тебя ведомые  бросают.
А может быть, сам создаешь такие условия?
 - Хорошо, Саша. Учту эти выводы.
 Вскоре  после  разговора  с  Крюковым  вылетела  наша   группа.   Пошли
шестеркой. Ведомым к себе я взял Паскеева. Надо было втягивать его в бои. Не
потеряна еще надежда восстановить у него бойцовские качества. Перед  вылетом
спокойно поговорил со своим заместителем.
 - Вы полетите на моем самолете. Он  работает  безотказно.  Ваша  задача
прикрывать меня в бою. От меня не отрываться. Если будете атакованы, выручу.
 При подходе к Крымской я сначала услышал по радио, а  вскоре  и  увидел
воздушную схватку группы Б. Глинки с истребителями  противника.  Они  пришли
для  очистки  поля  боя.  Понимал,  что  это  преддверие  скорого  появления
бомбардировщиков. Задача моей шестерки перехватить их, сорвать удар по нашим
войскам. Предупредил своих летчиков:
 - Я - Покрышкин, на три часа, ноль градусов - бой. Будьте  внимательны.
Набираем высоту.
 Сразу  после  этого  предупреждения  Паскеев  сделал  переворот  и   на
пикировании исчез в направлении Краснодара. Я пытался вернуть его  в  строй,
но он даже не ответил. В этот момент, не скрою, был  страшно  зол  на  него.
Осталось нас пятеро. В группе три молодых  летчика.  Трудно  будет  драться.
Однако лучше быть в меньшем количестве,  чем  иметь  ненадежного  напарника.
Понадеешься на него, а он подведет.
 Возмущаться было некогда. С запада показалась колонна из  трех  девяток
бомбардировщиков  Ю-87,  прикрытых  истребителями  сопровождения.  Мы  пошли
навстречу. Пропустив под собой первую девятку, я "соколиным ударом" атаковал
ведущего. От мощной трассы бомбер развалился  пополам.  Ухожу  вверх,  чтобы
занять исходное положение для нового удара  по  второй  девятке.  Вижу,  как
горящий Ю-87 валится к земле, а остальные,  высыпав  бомбы  на  расположение
своих войск, в беспорядке разворачиваются на запад.
 Создалось  выгодное  положение  для  преследования  и  уничтожения   их
поодиночке.  Однако  обстановка  изменилась  не  в  нашу  пользу.  Появилась
шестерка Ме-109. С ходу устремилась  на  нас.  Средняя  пара  наших  молодых
летчиков, которая ранее прикрывала меня при атаках бомбардировщиков, стала в
оборонительный круг и отбивалась от  "мессеров".  Надо  было  немедленно  их
выручать. Ведущий нашей третьей пары Речкалов удачно  бьет  Ме-109,  я  тоже
устремляюсь на противника. Это заставило оставшуюся пятерку  "мессершмиттов"
выйти из боя, а потом и уйти в западном направлении.
 В боевом вылете удалось сбить только три вражеских  самолета.  Учитывая
общий вклад, их поделили между нашими  тремя  парами.  Но  сожженные  машины
врага - дело второе. Главное, группа не допустила удара бомбардировщиков  по
наземным войскам. Боевая задача была выполнена.
 Доложил Заеву о результатах боевого вылета.
 - Почему ушел Паскеев? - спрашивает командир полка.
 - Мне трудно что-либо сказать, - неопределенно ответил я.  Не  хотелось
сейчас, как говорят, под горячую руку решать судьбу человека. -  За  уход  с
поля боя судить надо. Но Паскеева  необходимо  сначала  врачам  исследовать.
Может быть, психика нарушена. Давайте разберемся позднее.
 Пока летели домой, я продумал на мой взгляд, полезное  предложение  об
использовании наших групп в предстоящих боях. Его  я  и  высказал  командиру
части. Вылетать необходимо одновременно тремя-четырьмя  звеньями.  Противник
стал наносить  массированные  удары.  Слабой  группой  в  четыре  или  шесть
истребителей отразить такой удар невозможно. Командир полка вроде согласился
со мной. А когда стал ставить задачу на следующий боевой  вылет,  неожиданно
внес поправки.
 - Закончив дозаправку самолетов,  будете  вылетать  восьмеркой.  Первым
пойдет звено Науменко в составе четырех самолетов.  А  ты  со  своим  звеном
поднимешься в воздух через тридцать минут, наращивая усилия  первой  группы.
Второй парой в твоем звене полетит Крюков.
 - Товарищ командир! Этого делать нельзя. Я не успею взлететь, как звено
Науменко уже сожгут, а потом и мое. Науменко молодой командир,  ни  разу  не
водил самостоятельно группы. Разрешите мне сразу вылетать восьмеркой.
 - Выполняйте приказание.
 Что мне оставалось? Спорить с командиром полка?
 Пошло в воздух звено Науменко. Летчикам моей группы приказал  сидеть  в
самолетах с  включенными  радиостанциями  и  ждать  команды  на  вылет.  Сам
внимательно вслушивался в переговоры  Науменко  с  "Тигром".  Слушаю  и  все
больше волнуюсь. Обстановка в районе Крымской,  судя  по  радиообмену,  была
угрожающей. Минут через пятнадцать после взлета Науменко я, не вытерпев, дал
команду на вылет. Сразу повел звено в район прикрытия.
 А над Крымской уже скопилось около сотни Ю-88.  Когда  мы  подошли,  на
бомбометание заходили последние девятки. Звено с  ходу  бросилось  в  атаку.
Надо было не дать сбросить прицельно бомбы. Нацелился на девятку "юнкерсов",
которая стала на боевой курс. Через секунды посыплются бомбы. Мы спешили. Из
кабин стрелков навстречу нам потянулись дымные трассы.  Создав  пикированием
большие угловые скорости для стрелков, беру в прицел самолет  ведущего.  Вот
он рядом. Даю очередь.
 Атакуя, я и не заметил, как от меня оторвался Крюков. Он устремился  на
бомбардировщики в середине колонны.  Только  я  успел  сбить  ведущего,  как
услышал голос Аркадия Федорова:
 - Покрышкин, "мессеры" в хвосте! Уходи!
 Среагировал мгновенно и вышел из-под удара четверки Ме-109. А затем  мы
с Федоровым, моим ведомым, закрутились с ними. Прорваться к бомбардировщикам
теперь уже не могли.
 После посадки стали разбираться, кто же не вернулся. Надуманный вылет с
"наращиванием" сил принес потери. Науменко и его ведомый были сбиты. Крюков,
решивший действовать самостоятельно в бою, подбит, как и  его  ведомый.  Они
сели вынужденно в поле.
 Вылет еще раз подтвердил  истину  -  нельзя  летать  мелкими  группами,
нельзя включать в одну группу равных по положению начальников. Это привело к
поражению пары Крюкова, поставило меня с Федоровым в тяжелейшее положение.
 Гибель   Науменко   вызывала   боль   в   душе,   жгучую    обиду    на
безответственность некоторых товарищей, которых перед вылетом я предупреждал
в неизбежной неудаче.
 Еще  один  боевой  день  позади.  Начался  он  с  блестящей  победы,  а
закончился гибелью боевых товарищей. С Николаем Науменко я летал  часто.  Не
раз вел бои с превосходящими  силами  врага.  Стремился  вырастить  из  него
хорошего командира звена. Это был  честный  и  отважный  бо