пока мы бой вели с восьмеркой "мессеров"?  Почему  прекратили  сопровождение
бомбардировщиков? Разве я вас этому учил?..
 - Мы считали, что "мессеры" появятся над облачностью, и там  решили  их
сковать боем, - оправдывался Федоров.
 -  Неправильная  оценка  обстановки  и  решение!  Вы  не  имели   права
отрываться от сопровождаемой группы Су-2. Теперь мне понятно,  почему  несут
потери "илы", когда вы их сопровождаете. Они штурмуют у земли, и их там бьют
"мессеры", а вы кружитесь на высоте. С сегодняшнего дня сам буду водить наши
группы на сопровождение. Требую строго выполнять свою задачу, быть на  своем
месте в боевом порядке. За нарушение буду строго наказывать.
 В конце нашего разговора напомнил  летчикам  о  торжественном  вручении
командующим ВВС фронта генералом Вершининым гвардейского Знамени полку.
 - У нас сейчас на груди гвардейские знаки и мы  должны  всегда  помнить
клятву, которую вместе  с  командиром  полка  Виктором  Петровичем  Ивановым
давали. Мы тогда клялись воевать честно и отважно.  Давайте  высоко  держать
звание гвардейца Красной Армии!
 Забегая вперед, скажу, что эта принципиальная  оценка  действий  группы
стала переломной. Кстати, наш разговор со звеном Федорова слышали  и  другие
летчики эскадрильи, еще не вылетевшие  на  боевые  задания.  Они  поддержали
меня.  В  последующих  вылетах  мы  сделали  все,  чтобы   избежать   потерь
сопровождаемых нами бомбардировщиков по вине истребителей.
 На командном пункте, после беседы с летчиками, я кратко доложил  В.  П.
Иванову о выполнении боевого задания.
 Выслушав рапорт, командир полка спросил:
 - Что ты так долго проводил разбор с летчиками? Разнос устроил?
 - Да нет. Просто поговорил по душам о честном выполнении боевой задачи.
Такой разговор был нужен. В  эскадрилье  чувствуется  расхлябанность,  слаба
дисциплина в полете.
 - Не драматизируй обстановку. Но кое-какие меры, думаю, надо принять. К
нам в  полк  назначен  только  что  прибывший  с  Дальнего  Востока  капитан
Воронцов. Правда, он не имеет боевого опыта, но налет в  мирных  условиях  у
него более тысячи часов. Он будет стажироваться  в  эскадрилье.  Для  пользы
дела его необходимо прикрепить к подразделению штурмана  полка,  -  спокойно
говорил Иванов.
 Я понимал, что такой опытный командир, как Виктор Петрович  Иванов,  не
хуже меня знает состояние дел в эскадрилье. Но мне не хотелось, чтобы кто-то
за нас с комэском сколачивал подразделение.
 - Заев уже почти полгода в полку, а еще не  сделал  ни  одного  боевого
вылета, - поразмыслив, ответил я.  -  Лучше  пусть  водят  группы  командиры
звеньев, чем начальник, который воздерживается летать на задания. Он загубит
летчиков. Товарищ командир, заверяю вас, что в  эскадрилье  сами  справимся,
без варягов.
 - Я тоже в этом уверен, - сразу же отозвался Иванов.
 Моя оценка штурмана полка вскоре стала известна  Заеву  от  кого-то  из
офицеров штаба. Наверное, это и породило его неприязнь ко мне. Заев прибыл в
наш гвардейский полк в начале года на должность штурмана полка.  Он  заменил
Крюкова, назначенного командиром второй эскадрильи, переучиваемой на  "яки".
Внешне солидный, имеющий большой налет на самолетах в мирное время, он ходил
важно, покровительственно поглядывал на летчиков,  любил  давать  советы  по
тактике. К сожалению, ориентировался при этом на довоенные взгляды, опирался
на положения, которыми руководствовались сразу после событий в Испании.  Вот
почему   летчики   отнеслись   к   нему   несколько   настороженно.   Боевая
действительность  заставила  всех  нас   обостренно   воспринимать   каждого
человека, оценивать его по главным показателям -  как  он  воюет.  Как  себя
покажешь в бою, таково отношение к тебе будет со стороны  летчиков.  Они  не
любили таких офицеров, которые, имея летную подготовку, на боевые задания не
ходили, ссылаясь на нехватку техники и находя себе дело на земле.
 За первые месяцы  войны  полк  потерял  погибшими  или  ранеными  часть
руководящего состава. Создалась трудная обстановка, не было ведущих. А бои в
основном  велись  групповые.  Как  правило,  руководили  группами  командиры
эскадрилий и  их  заместители.  Часто  бывая  в  схватках,  они  чувствовали
изменения в динамике боя, смело  вносили  коррективы  в  действия  летчиков,
тактически грамотно готовили их к выполнению боевой задачи.  Можно  сказать,
что именно из этого звена в начальный  период  войны  формировались  будущие
крупные руководители авиационных соединений.
 Между тем обстановка на фронте все более усложнялась.  Поражение  наших
войск под Харьковом поставило под угрозу весь юг страны. Напор  главных  сил
фашистских армий в восточном и  юго-восточном  направлениях  с  каждым  днем
нарастал. Южный  фронт  с  целью  избежать  окружения  с  боями  отходил  на
Ворошиловград и Ростов.
 Наш полк, базируясь западнее  Ворошиловграда,  вел  напряженную  боевую
деятельность в интересах наземных  войск.  С  раннего  утра  до  наступления
темноты летали группами на  сопровождение  бомбардировщиков  и  штурмовиков,
которые наносили удары по скоплениям и колоннам войск противника.
 В эскадрилье работы было много. Командир подразделения А. Камоса  из-за
болезни летал редко. Чаще водить на задания группы приходилось  мне.  Умелым
ведущим становился командир звена Аркадий Федоров. Формируя боевой  порядок,
внесли много нового. Окончательно отказались от троек самолетов и  летали  в
боевых порядках пар. Звенья ходили в бой в составе четверок. Такие изменения
потребовали назначать молодых, способных летчиков  ведущими  пар.  Это  была
разумная мера.  Она  позволяла  формировать  в  боях  у  молодежи  качества,
необходимые командиру  группы.  Молодежь,  даже  не  имея  большого  налета,
рвалась на  выполнение  боевых  заданий.  Она  быстро  приобретала  опыт,  а
наиболее способные летчики становились командирами пар и звеньев.
 Одним из первых показал смелость и умение в бою молодой пилот Бережной.
Он был назначен ведущим. Перед  этим,  выполняя  с  ним  разведку  в  районе
Славянска,  встретили  Ме-110.  По-видимому,  экипаж  его   тоже   занимался
разведкой, следил за нашими войсками. Противник поздно заметил стремительную
атаку с высоты. Поразив стрелка, я ударил из пушки  и  пулеметов  по  левому
мотору. Из него вырвался черный дым, и Ме-110 в крутой спирали  свалился  на
землю. Я стал со снижением разворачиваться за ним,  чтобы  определить  место
его падения. Впереди меня выскочил Бережной и, покачав самолет  с  крыла  на
крыло, развернулся вправо. Я глянул в ту сторону. С  восточного  направления
приближалась семерка Ме-109. По-видимому, это был заслон, охраняющий важного
разведчика. Он прозевал мой удар.
 Предупреждение Бережного было  своевременным.  Запоздай  он,  и  мы  бы
наверняка были сбиты. Секунды понадобились нашей  паре,  чтобы  развернуться
навстречу врагу. Проскочив  через  группу  "мессеров"  в  лобовой  атаке  со
стрельбой, я решил выйти из боя. Соотношение сил было явно не в нашу пользу,
а главное, горючего у нас оставалось только дойти до своего аэродрома.
 Пока  "мессершмитты"  разворачивались,  мы  успели  войти  в  облака  и
оторвались от них.
 На аэродроме я построил эскадрилью,  рассказал  об  отважных  и  смелых
действиях Бережного в ряде боев, назначил его ведущим пары.
 - Товарищ капитан, я  еще  слабо  подготовлен  как  ведущий.  Разрешите
полетать ведомым, - отказывался Бережной.  Я  понимал,  что  это  скорее  по
скромности, чем из-за неуверенности.
 - Справишься, Володя! А летать  своей  парой  будешь  в  моих  группах.
Главное, в бою выполняй всегда правило: "Делай, как я", но при этом проявляй
разумную инициативу и не отрывайся от группы.
 Я хорошо изучил Бережного,  знал  его  способности,  восприимчивость  и
инициативу и верил, что из него получится хороший ведущий пары,  а  позже  и
командир звена. Постоянным ведомым в свою  пару  назначил  молодого  летчика
Николая Науменко. В первом совместном вылете он  поступил  смело,  правильно
сориентировался в обстановке. Но не обошлось и без ошибок - нарушил заповедь
ведомого не отрываться от ведущего. А дело было так.
 Четверка "яков" нашей  эскадрильи  выполняла  задачу  непосредственного
сопровождения. А тройка "мигов",  составляющая  ударную  группу  из  третьей
эскадрильи, прикрывала две девятки "илов", вылетающих на штурмовку.  Получив
задание на КП, Камоса снова сказал мне: - Покрышкин, я себя плохо  чувствую.
Опять прихватила язва. Назначаю тебя командиром группы  сопровождения,  а  я
пойду второй парой в твоей четверке.
 Вспомнив об одном из прошлых вылетов, когда  Камоса  вдруг  не  взлетел
своей парой и этим внес путаницу в группе,  я  продумал  свои  действия  при
различных вариантах. Фактически и на этот раз мне в группе непосредственного
прикрытия "илов" пришлось идти парой.
 Успешно закончив штурмовку целей, Ил-2 встали на обратный курс, а звено
"мигов" стало обрабатывать  зенитные  батареи,  обстреливающие  "илов".  Оно
пикировало на огневые точки, поражало зенитчиков бомбами.
 Как  раз  в   этот   момент   на   нас   сверху   обрушилась   четверка
"мессершмиттов". Пара из них заходила в  заднюю  полусферу  звена  Фигичева,
которое  продолжало  пикировать,  не   замечая   опасности.   Сорвал   атаку
"мессершмиттов" мой ведомый Николай Науменко.  Он  резко  отвалил  от  меня,
очередью из всего оружия отогнал противника и пристроился к звену "мигов". Я
же в это время атаковал пару "мессершмиттов", прорывающихся к  "илам".  Они,
уходя из-под моего удара, пошли круто  вверх,  в  сторону  солнца.  Находясь
сзади них, решил на горке догнать вражеские машины, сбить или  своей  атакой
сорвать нападение на "илов". Уже к концу выполнения "вертикали"  понял,  что
моя затея не оправдывается.  "Мессершмитты",  все  более  отрываясь,  упорно
лезли вверх.
 А у меня скорость падала, и я был вынужден перевести самолет из горки в
горизонтальный полет. "Мессершмитты", находясь и так выше  меня,  продолжали
набирать высоту. Это был явно новый тип машин. Стало понятно, что  я  затеял
бой с новыми, облегченными истребителями Ме-109Ф. О появлении их  на  фронте
нам уже сообщали. Противник на этом истребителе поставил более мощный  мотор
и облегчил его вооружение до одной пушки и двух пулеметов.
 "Ну что ж, успеха атака не принесла, но от "илов" отогнал", - решил я и
перевел самолет, свой  старенький  "як",  на  снижение.  План  был  простой:
подойти к "илам" и присоединиться  к  звену  Фигичева,  найти  там  ведомого
Науменко. Но все оказалось сложнее. За мной сразу же бросилась пара Ме-109Ф.
Она быстро догоняла меня. Пришлось развернуться в лобовую атаку.  Противник,
не принял ее, ушел вверх, в сторону солнца. Снова энергичным полупереворотом
иду на снижение, делаю попытку догнать нашу группу. Но "мессершмитты" решили
меня  живым  не  упускать.  Они  немедленно  сваливаются  вдогон.  Я   резко
разворачиваюсь в лобовую. Вражеская  пара  уходит  вверх,  занимая  выгодную
высоту для нападения.
 Нет, эта игра в "кошки-мышки" меня не устраивала.  Одиночному  самолету
над территорией, занятой противником, при  малом  остатке  горючего,  дальше
задерживаться было нельзя. Кончится горючее, "мессершмитты" расстреляют, как
мишень. Мое счастье, что вторая пара Ме-109Ф  увязалась  за  нашей  группой,
надеясь подловить отставшего "ила" или "мига".
 Хочешь побеждать - надо не обороняться, а нападать. Решаю  использовать
запаздывание реакции летчиков врага при  переходе  на  энергичный  внезапный
маневр и превосходство "яка" над "мессершмиттом" при выходе  из  пикирования
на вертикаль с большой перегрузкой.
 Отбив очередное нападение, я на полной скорости  перешел  на  снижение.
Вражеская пара быстро сблизилась, пристроилась в хвост моему "яку".  Вот-вот
откроют огонь. Переворачиваю самолет и перевожу его  в  крутое  пикирование.
"Мессершмитты" несколько отстали, но потом догнали меня.
 Наступил самый  ответственный  момент  в  осуществлении  замысла.  Надо
допустить их как можно ближе,  но  не  прозевать  открытия  огня.  Слежу  за
противником, глаз не спускаю... Пора делать обманный  маневр.  Энергично,  с
большой перегрузкой выхватываю самолет из крутого пикирования на  вертикаль.
Чуть даю крен для крутой спирали. Вверху горки пришел в себя от перегрузки и
на пределе вертикальной скорости переложил самолет в  горизонтальный  полет.
Прямо перед носом моего "яка" в  полсотне  метров  вышел  из  горки  ведущий
вражеской пары. Делаю небольшой  доворот,  прицеливаюсь  и  даю  очередь  по
мотору и кабине. Она была точной. Сбитый "мессершмитт" штопором свалился  на
землю.
 Его ведомый проносится в стороне. Делаю доворот  за  ним.  Но  враг  не
принял боя. "Мессер" уходит в западном направлении. Разворачиваюсь  за  ним,
бросаю взгляд на падающий "мессершмитт", вижу, как он  врезался  в  землю  и
взорвался.
 Сразу стало дышать легче. Мои расчеты на внезапный маневр  оправдались.
Добился победы - радостно на душе.
 После посадки состоялся разговор с Николаем Науменко.
 - Докладывай, почему нарушил главную заповедь ведомого?
 -   Виноват,   товарищ   командир!   Решил   отсечь   огнем   атакующих
"мессершмиттов" от звена Фигичева и оторвался от вас.
 - Напоминаю еще раз, ведомый во всех случаях занимает  место  за  своим
ведущим. Ты правильно в дальнейшем сделал, что пристроился к звену Фигичева.
Одного тебя "мессеры" наверняка бы сбили. Одиночка в  воздушном  бою  всегда
становится жертвой вражеских истребителей. Но оставлять ведущего нельзя.
 - Больше этого не повторится.
 Надо сказать, что слово свое Николай Науменко сдержал. В дальнейшем  во
всех наших совместных полетах он безукоризненно выполнял  свою  задачу,  был
надежным напарником.
 В те дни мне приходилось летать на боевые задания с разными  летчиками,
чаще с  молодыми,  но  иногда  в  состав  подчиненной  мне  группы  включали
начальников, старших меня или равных по должности. Молодые, еще  не  опытные
летчики неумелыми или неразумными действиями в первых боевых вылетах ставили
порой группу в  трудное  положение.  Но  после  разбора,  глубокого  анализа
действий старались строго выполнять  полученные  указания.  Как  правило,  в
последующих полетах они не нарушали боевые порядки,  разумно  действовали  в
бою. А вот  когда  в  группу  включали  руководящих  работников,  обстановка
складывалась подчас сложная. Трудно, вернее невозможно, руководить  группой,
если в бою, когда успех дела решают  секунды,  кто-то  подменяет  командира,
пытаясь навязать и свое мнение, свою волю. Это нарушает  замысел  выполнения
боевого задания, ставит под удар летчиков группы и приводит к потерям.
 В душе я всегда был против включения в подчиненную мне  группу  старших
командиров или начальников, особенно из  тех,  кто  редко  летал  на  боевые
задания, чувствовал себя в бою неуверенно. Командир полка знал об  этом.  Но
учитывая опыт по обучению летчиков, поручил мне ввести в боевой строй  вновь
прибывшего в полк капитана Воронцова.
 На первый боевой вылет Воронцов пошел у меня ведомым. Группа  выполняла
разведку гитлеровских войск  в  районе  Краматорска  и  Славянска,  а  также
переправ на Северском Донце. Капитан в воздухе вел себя  несобранно.  Мы  не
смогли совершить  энергичный  маневр  для  преследования  обнаруженного  над
линией фронта корректировщика "Фокке-Вульф-189". Затем он чуть не столкнулся
со мной.
 В конце вылета группа нанесла штурмовой удар по мосту  через  Северский
Донец. Прорвавшись  через  мощный  зенитный  огонь,  я  ударил  из  пушки  и
пулеметов по машинам и  понтонам.  На  выходе  из  атаки  глянул  назад,  на
ведомого. Воронцов не пошел за мной на штурмовой удар. Он  остался  наверху.
Это меня разозлило. На наше счастье, за весь полет не встретилось  вражеских
истребителей, а то бы нам несдобровать.
 После посадки на аэродроме я довольно резко разобрал ошибки  Воронцова.
Он обиделся и нажаловался командиру части. Я получил внушение за нетактичное
поведение.
 Вскоре предстояло сопровождать две девятки  "илов".  Они  шли  наносить
удар по разведанным мною танкам. Воронцова назначили в мою группу  прикрытия
командиром ударного звена. Этот вылет оказался очень тяжелым для меня и  для
ведомого.
 Еще на пути к цели я увидел летящих навстречу нам двенадцать самолетов.
Из-за большой дальности не смог определить их тип, но был  уверен,  что  это
истребители. Решил предупредить своих. Покачиванием "яка"  подал  сигнал  об
опасности, а трассой огня указал  направление.  После  сигнала  Воронцов,  к
удивлению, увел свою четверку за облака. На  прикрытии  восемнадцати  "илов"
остались мы вдвоем с Науменко. Для меня было понятно, что  при  шестикратном
превосходстве противника этот бой для нашей пары может стать последним.
 Истребители сблизились с нами. К нашей радости,  это  оказалась  группа
И-16 соседнего полка. Они возвращались со штурмовки.
 Мы продолжали полет. Над целью, в лесном массиве южнее Красного Лимана,
"илы" сбросили зажигательную смесь "КС" на сосредоточение танков, обстреляли
их с  пикирования  из  пушек.  В  это  время  на  нас  набросилась  шестерка
"мессершмиттов".  Ведущий  группы  "илов",  увидев  противника  в   воздухе,
увеличил скорость отхода от цели. Боевой  порядок  девяток  растянулся.  Это
затруднило наши возможности по прикрытию группы.
 Наша   пара   металась,   заградительными   трассами    срывая    атаки
"мессершмиттов". Используя метод "ножницы",  отражали  попутно  и  удары  по
нашим машинам.
 Противник был настойчив. Он стремительно атаковал штурмовиков. А у  нас
с Науменко вот-вот кончатся боеприпасы.  Тогда  мы  не  сможем  защищать  не
только "илы", но и себя - посбивают, как куропаток. Надо было  найти  выход,
переломить ход боя. Наиболее верный  вариант  -  сбить  командира  вражеской
группы.
 Определить его в шестерке было несложно. Не обращая внимания на  трассы
вражеского огня,  я  бросился  на  ведущего.  Он  как  раз  пристраивался  к
отставшему  штурмовику.  Увлеченный  атакой,  гитлеровский  ас  не   замечал
нацеленный на него удар. Огнем в упор по мотору и  кабине  сбил  ведущего  и
выскользнул из-под трасс "мессершмиттов", бросившихся наперерез.  А  Ме-109,
вспыхнув, упал на землю.
 В группе противника произошло замешательство.  Атаки  потеряли  прежнюю
остроту, а вскоре вражеские истребители ушли с поля боя.
 Все... Отбились... Я облегченно вздохнул. Не потеряли ни одного  "ила",
и сами с Науменко живы. И тут такая злость  взяла  на  наше  ударное  звено,
ушедшее за облака.
 После посадки собрал всех летчиков  нашей  группы  к  своему  самолету,
построил их в шеренгу, высказал, что накипело на душе  за  прошедший  полет.
Воронцов, чувствуя себя виноватым, тоже встал в строй.
 - Почему ушли за облака? Ведь это же были наши И-16! Фактически чуть не
сорвали боевое задание!
 Летчики ударного звена, понимая, что в этом  вина  ведущего,  под  моим
сердитым взглядом пожимали плечами. Воронцов же стоял молча, опустив голову.
 - Самое страшное на войне, - после паузы продолжал я, - это  бросать  в
беде своих боевых товарищей... Кауменко за  его  смелость  и  умение  в  бою
объявляю благодарность. А вам, товарищ Воронцов, хочу сказать, что  это  был
ваш последний полет в нашей группе.
 Летчики эскадрильи сразу же окружили Науменко,  стали  расспрашивать  о
боевом полете. Мне же на КП пришлось давать объяснение за резкий разговор  с
Воронцовым. Однако в этот раз я стоял  на  своем.  Доказывал,  что  командир
группы несет ответственность  за  выполнение  боевого  задания  и  за  жизнь
летчиков. От начала отработки задачи до конца разбора  он  является  старшим
над всеми летчиками, несмотря на звание  и  занимаемую  ими  должность.  Они
обязаны  строго  выполнять  замысел  и  указания  о  ведении  боя,  а  также
воспринимать оценки, а если надо, и заслуженные упреки за ошибки в бою.
 Отступление наших наземных войск продолжалось,  а  это  сказывалось  на
усилении напряженности в боевой работе  авиации,  на