увеличении  количества
вылетов. Но теперь на боевые задания в моей группе ведущими  звеньев  ходили
Федоров и Искрин, надежные и  смелые  летчики.  С  ними  вылеты  выполнялись
успешно, без потерь как сопровождаемых нами штурмовиков и  бомбардировщиков,
так и своих истребителей.
 Однако большая нагрузка вела  к  переутомлению  летчиков.  Это  грозило
неприятностями. Надо было искать  пути  к  облегчению  действий  летчиков  в
боевом полете. Одним из таких путей было использование части  сопровождаемой
группы штурмовиков для отражения вражеских истребителей.
 Одноместный Ил-2 в частях, с которыми мы работали, не имел  стрелка.  В
передней части его стояли две  пушки,  пулеметы  и  реактивные  снаряды  для
ведения огня вперед. Это грозное оружие можно было умело использовать против
атакующих "мессершмиттов",  а  заднюю  полусферу  защищал  бы  идущий  сзади
штурмовик.  Для  этого  пара  или  четверка  "илов"  должна  хорошо  освоить
тактический оборонительный маневр "ножницы". В  моей  группе  он  применялся
часто и давал положительные результаты.
 С таким предложением я обратился к командиру штурмовой дивизии генералу
Гетману. Соединение базировалось совместно  с  нами  на  аэродроме.  Генерал
Гетман  вскоре  собрал  летчиков,  попросил   меня   рассказать   о   методе
оборонительного   маневра   "ножницы".   Для   практического   усвоения   мы
договорились заранее  с  командирами  эскадрилий  штурмовиков  о  проведении
показных  учебных  боев  над  аэродромом  после  возвращения  из  совместных
полетов.
 После занятий несколько раз отрабатывали совместно этот маневр.  Эти  и
ряд других мер подняли уверенность у летчиков-штурмовиков в успешной  защите
от истребителей противника. Несомненно, это облегчило и задачи  истребителей
сопровождения, повысило надежность прикрытия подопечных групп.  Сказалось  и
то, что мы лучше узнали Друг друга. А это  так  важно  в  совместной  боевой
работе.  Личные  контакты  позволили   лучше   и   конкретнее   отрабатывать
взаимодействие.
 Несмотря  на   большое   напряжение   в   боевой   работе   и   сильное
противодействие   вражеских   истребителей,   наша   эскадрилья,    применяя
эшелонирование пар по высоте и четкий боевой  порядок,  не  имела  потерь  в
воздухе. Правда, у  нас  вышел  из  строя  самолет  при  нелепой  аварии  на
аэродроме.
 В то раннее утро в небо должна была уйти первая шестерка. Но  у  одного
из ведомых летчиков после взлета при наборе высоты отказал мотор.  Пилот  не
растерялся.  Он  сумел,  развернувшись,   приземлиться   против   старта   и
остановиться в конце посадочной полосы.
 А вскоре мы вернулись с патрулирования. Провели тяжелый бой  с  крупной
группой бомбардировщиков, прикрытых сильным нарядом "мессершмиттов".
 К сожалению, Як-1 так и стоял в конце полосы.  А  посадка  проходила  в
сторону восходящего солнца. Летчик Александр Голубев, ослепленный лучами, не
заметил стоящего "яка", при  выравнивании  зацепил  крылом  за  лопасть  его
винта. Самолет  Голубева  перевернулся  и  с  горящим  крыльевым  бензобаком
ударился о землю.
 К счастью, от  этого  удара  оторвались  плечевые  привязные  ремни,  и
Голубева выбросило из кабины. Минут пять он находился  без  сознания.  Затем
пришел в себя и был доставлен на КП. Заев, заменяя командира полка, убывшего
в штаб дивизии, отправил Голубева вместо санчасти... на гауптвахту. Узнав об
этом, я вступил в спор:
 -  Летчик  получил  повреждения  при  аварии.  Его  следует  немедленно
отправить в санчасть.
 - Его надо наказать. Он поломал истребитель.
 - Строго наказать надо  тех,  кто  не  распорядился  убрать  самолет  с
полосы. Надо же смотреть за порядком на земле. Это ваша обязанность.
 Разговор у нас получился, как говорят, "на басах".
 Обстановка на фронте с  каждым  днем  ухудшалась.  Наши  обескровленные
части с трудом сдерживали наступление противника. Войска отступали  к  Дону.
Авиация, оставляя освоенные аэродромы, перелетала на  другие,  расположенные
восточнее. Теперь мы вели боевые действия не только на подступах с запада  к
Ворошиловграду, но  и  в  северном  направлении,  в  районе  Миллерово.  Там
прорывалась на Ростов танковая группировка врага. Она заходила в тыл  Южному
фронту.
 Отсутствие устойчивой обороны, прорывы ее танковыми клиньями противника
создавали крайне трудное,  нервозное  состояние.  Порой  мы  не  знали,  где
находятся наши обороняющиеся соединения.  Часто  нарушалась  связь  с  ними,
терялось управление. Части действовали самостоятельно.
 В этих условиях на авиационную разведку возлагались задачи по уточнению
данных о своих войсках. Летчики, к сожалению, были не в  состоянии  сообщать
номера корпусов и дивизий. Особенно беспокоила  командование  фронта  потеря
связи с одним из наших танковых корпусов. Он  был  направлен  для  нанесения
удара по наступающему противнику в районе Миллерово. А теперь руководство не
знало, где находятся танкисты. Найти месторасположение корпуса было поручено
летчикам соседнего авиаполка.
 На поиск повел свое звено  капитан  Петр  Середа.  Проносясь  на  малой
высоте, летчики обнаружили большую группу наших пехотинцев и  артиллеристов.
Они вели бои с наступающими вражескими танками. Но своего танкового  корпуса
в тот вылет не нашли. Стремясь все же выполнить  поставленную  командованием
задачу, П. Середа, предварительно обговорив это  с  летчиками  своего  звена
перед вылетом, решил сесть в расположении наших войск и  узнать  что-либо  о
корпусе.
 Нашел с воздуха подходящее поле у дороги, по которой шла группа солдат,
и приземлился. Подрулил ближе к дороге. Не выключая мотора, Середа  выскочил
из кабины, остановился у крыла самолета. Он разглядел, что солдаты идут  без
винтовок и без поясных  ремней.  Это  насторожило.  Взмахами  руки  он  стал
подзывать их к себе. Вдруг из группы раздался крик:
 - Летчик, улетай скорей! Здесь немцы! Мы - пленные!
 Тут же выскочили вражеские автоматчики и побежали  к  самолету.  Середа
рывком вскочил на крыло  И-16  и  прыгнул  в  кабину.  Раздались  автоматные
очереди, и тотчас появилась боль  в  ноге.  Середа  успел  дать  полный  газ
мотору, как обожгло левую руку. Он резко развернул самолет  на  месте,  сбив
крылом двух автоматчиков, и взлетел под трассами пуль.
 Превозмогая боль от ран, моментами теряя сознание, Середа вел самолет в
сторону солнца, в южном направлении. Впереди он увидел берег Азовского моря,
а справа - занятый немцами Таганрог. Собрав всю  силу  воли,  развернулся  в
направлении Новочеркасска, где в полусознательном состоянии посадил самолет.
 Через трое суток  придя  в  себя,  он  рассказал  о  поисках  танкового
корпуса, судьба которого осталась тогда неизвестной нам.
 Отступление наших войск  носило  подчас  неорганизованный  характер.  В
неразберихе  вышестоящие  штабы  зачастую  не  знали  о  местонахождении   и
действиях  отступающих  соединений.  Это  затрудняло  боевую  работу   нашей
авиации. Пока авиаразведка сообщала  в  штаб  данные,  пока  организовывался
вылет бомбардировщиков или штурмовиков, цели  уже  перемещались  на  десятки
километров. В этих  условиях  большое  значение  имела  разумная  инициатива
летчиков и штурманов, вылетающих для нанесения удара, Сковывание  инициативы
летчиков снижало результативность действий.
 Как раз в это время наша шестерка пошла на сопровождение  группы  Су-2.
По разведданным, им была поставлена задача нанести бомбовый удар по танковой
колонне противника, идущей по дороге с Миллерово на Каменск-Шахтинский.  При
подходе к Верхней Тарасовке, в двадцати километрах южнее Миллерово, я увидел
на ее окраине большое скопление танков и автомашин. Обрадовался такой удаче.
Лучшей цели для бомбежки не придумаешь. Здесь кроме боевой  техники  были  и
заправщики горючим. Подумал: "Ну, сейчас бомберы устроят костры!" Однако,  к
моему удивлению, группа Су-2, пройдя над скоплением  противника,  продолжала
лететь вдоль дороги на Миллерово.
 В  это  время  внизу  опомнились  зенитчики  врага,  открыли  огонь  по
бомбардировщикам. Крупнокалиберный снаряд первого же залпа попал  в  Су-2  и
развалил его. Бомбардировщики, продолжая полет, сбросили  бомбовый  груз  на
идущие разрозненно  автомашины  на  дороге.  Отбомбились  почти  впустую  по
недомыслию ведущего группы, который не учел перемещения  колонны  за  время,
прошедшее после ее  обнаружения.  Вот  цена  формальной  исполнительности  и
безынициативности!
 Вернулись  на  аэродром.  К  моему  самолету  собрались  летчики  нашей
шестерки. Я по лицам видел, как они возмущены.
 - Товарищ капитан,  что  бомберы,  ослепли  в  этом  вылете?  По  такой
групповой цели не ударили, - возмущался Федоров.
 - Да вдобавок еще и по-глупому потеряли самолет, - добавил Науменко.
 - Спокойно! Летчики группы не виноваты. Они должны сбрасывать бомбы  по
команде ведущего, а он, видимо, туговат. Оставайтесь около моего самолета  и
ждите  указаний.  Думаю,  что  поступит  команда  сопровождать   группу   на
обнаруженную цель, - успокоил я летчиков и уехал на КП, чтобы  доложить  обо
всем и получить новую задачу.
 Ждать ее пришлось недолго. На этот раз начальство  быстро  организовало
вылет на уничтожение цели в составе двух девяток "илов".
 А колонна противника, поднимая пыль на дорогах, частью  сил  уже  стала
вытягиваться из населенного пункта. "Илы",  рассредоточившись,  стремительно
набросились на танки и автомашины. Действовали они смело, решительно.  Точно
поражали вражескую технику с малой высоты бомбами, реактивными  снарядами  и
пушечно-пулеметным огнем. Прикрывать нам идущие вдоль дороги  штурмовики  от
возможного нападения вражеских истребителей было очень  трудно.  А  тут  еще
завеса поднятой пыли, дым и копоть от  горящих  танков  и  автомашин  крайне
затрудняли видимость. Но мы бдительно  охраняли  "илы".  Разбившись  парами,
кружили в небе, внимательно  наблюдая  за  воздухом,  пользуясь  отсутствием
истребителей врага, огнем подавляли зенитки.
 Лишь полностью израсходовав боекомплект, "илы" собрались  в  девятки  и
взяли курс домой. На дороге и в поле стояли столбы дыма от  горящей  техники
врага.
 Такая удачная штурмовка, без потерь,  сняла  неприятное  настроение  от
вылета с Су-2. Мне не было видно выражения лиц у летчиков нашей шестерки, но
я знал, что они, как и я, летят в хорошем расположении духа.
 В середине  июля  1942  года  летчики  полка  в  основном  сопровождали
штурмовики. Зачастую приходилось вылетать и на отражение  налетов  вражеской
авиации  на  Ворошиловград  и  ближайшие  к  нему   города.   Линия   фронта
приближалась к нашему аэродрому. Мы понимали, что работаем отсюда  последние
дни. И эта пора пришла -  поступила  команда  к  перебазированию  в  Ростов.
Первыми, как всегда, убыли штаб, передовые команды техсостава и БАО. За ними
перелетели самолеты полка, требующие ремонта. Временно остались  для  боевой
работы неполные по составу наша и вторая эскадрильи. В конце июля  вражеские
танки прорвались к Ворошиловграду. Это вынудило и нас к перелету в Ростов.

В БОЯХ ЗА КАВКАЗ

 Перелет в  Ростов  нашей  группы  в  составе  шестерки  Як-1  возглавил
командир эскадрильи А. Камоса. Меня он назначил к себе ведомым. На маршруте,
ведя круговой поиск, увидел идущие с запада  двадцать  вражеских  самолетов.
Они держали курс на железнодорожный узел Лиховской. Выскочил вперед  группы,
покачиванием самолета предупредил о противнике  и  боевым  разворотом  пошел
навстречу   врагу.   При    сближении    определил,    что    это    Ме-110,
истребители-бомбардировщики. Они имеют мощное  вооружение  в  носовой  части
самолета. С ними уже приходилось встречаться западнее Ворошиловграда. Идти в
лобовую атаку против Ме-110 явно невыгодно. Я перевел свой самолет  в  набор
высоты.  Пятерка  наших  "яков"  развернулась  в  лобовую  атаку.  Это  была
тактическая ошибка командира подразделения. Группа Ме-110,  сбросив  в  поле
бомбы, плотно сомкнула свой строй и  встретила  наших  истребителей  мощными
трассами огня, заставила их сразу же со  снижением  уйти  в  сторону.  После
этого Ме-110 стали в оборонительный круг для защиты от возможных наших атак.
 Используя   превышение   над    противником,    я    нанес    несколько
последовательных атак. Ожидал, что на высоте появится группа Камосы, но  она
ушла по маршруту.
 Ме-110, видя, что их атакует  одиночный  истребитель,  сами  перешли  в
нападение, поливая мой самолет со всех сторон  трассами  пушечно-пулеметного
огня. Тут уж мне пришлось думать, как выкрутиться из  этой  схватки.  Уловив
удобный момент, резким пикированием вышел из боя.
 Прилетев в Ростов, увидел всю нашу пятерку на земле. Подошел к  Камосе,
спросил:
 - Что же вы не стали вести бой с Ме-110?
 - Как можно? Они нам такой  заслон  поставили,  что  я  удивляюсь,  как
никого не сбили, - отреагировал командир эскадрильи.
 - А разве правильно на одной высоте с ними идти в лобовую? У  вас  пять
пушек, а у противника сорок восемь! Надо было предварительно набрать  высоту
и атаковывать сверху.
 - Главное, мы заставили их сбросить бомбы в поле, не доходя до цели,  и
своих не потеряли. А тебе удалось сбить?
 - Вряд ли. Но  думаю,  что  дырок  им  наделал.  Времени  наблюдать  за
результатами атак не было. Под конец и меня начали гонять, еле  вырвался,  -
ответил я.
 Из   разговора   стало   понятно,   что   Камоса   не   разделяет   мое
неудовлетворение действиями против  группы  Ме-110.  Решил  не  возвращаться
сейчас к этому вопросу. Да и дела не заставили  ждать.  Надо  было  готовить
летчиков эскадрильи к боевой работе на новом  рубеже,  на  подходе  к  Дону.
Вскоре получили задачу на боевые вылеты.
 Снова началась напряженная  работа:  разведка,  штурмовка  наступающего
противника, прикрытие переправ наших отступающих войск через  Дон.  За  этой
водной преградой надеялись найти спасение  беженцы,  закреплялись  отходящие
части. Противник выходил на широком фронте к реке.
 Тяжелое было время. Летишь, окидываешь взглядом  правобережье  Дона.  И
как будто снова повторяется картина, которую пришлось  наблюдать  в  прошлом
году  на  Днепре.  Беженцы  вперемежку  с  отступающими  воинскими   частями
двигаются потоками по всем дорогам,  сливаясь  у  переправ.  Люди,  техника,
обозы ожидают своей очереди на паромы. Наша задача прикрыть их, не допустить
уничтожения.
 Авиация противника настойчиво  рвалась  к  переправам.  Враг  стремился
сорвать организованный переход через реку, растерзать беженцев, не допустить
занятия обороны по Дону отступающими войсками.
 Летчики полка хорошо осознавали ответственность, которая  легла  на  их
плечи в те нелегкие дни. Напряжение было большое: с раннего утра до позднего
вечера штурмовали вражеские  колонны,  вели  воздушные  бои,  патрулировали,
отбивали нападения бомбардировщиков. Обстановка в воздухе была сложной. Враг
в это время имел почти десятикратное превосходство в самолетах. И чтобы хоть
как-то компенсировать это, приходилось идти на  невиданную  напряженность  в
боевых вылетах. В эти тяжелые июньские дни летный состав имел передышку лишь
в минуты заправки самолетов горючим и боеприпасами. Стояла изнуряющая  жара,
донимала пыль.  Все  это  требовало  много  сил,  энергии,  большого  запаса
душевной стойкости. А как тяжело было сознавать, что Красная Армия  отходит,
что враг захватывает все новые и новые районы. В те дни летчиков трудно было
узнать: похудели, почернели  лица,  и  не  столько  от  солнца,  сколько  от
чрезмерного  напряжения,  морального  и  физического.  Но  сознание   долга,
ненависть к врагу, боевой настрой были высоки. Воздушные бойцы находили силы
выполнять поставленные задачи, наносить удары по противнику.
 Когда ставилась задача  на  штурмовку  наземных  целей,  командир,  как
правило, подчеркивал: не  отвлекайтесь  на  другие  цели.  Главное,  разбить
колонну.
 Возвращаясь,   иногда   встречали    группы    "юнкерсов".    Прикрытые
истребителями, они шли на переправы. Разве мы могли  спокойно  пройти  мимо?
Набрасывались на них, стремясь не допустить к целям. Как правило, заставляли
сбросить бомбовый груз в поле. Иногда приходилось атаковать,  даже  не  имея
боезапаса.
 Не скрою, попадало  за  такую  "инициативу".  Но  летчиков  можно  было
понять. Мы представляли радость людей у  переправ,  когда  наши  истребители
спасали их от бомбежки, и упреки в адрес нашей авиации за то, что не  смогли
предотвратить удар вражеских бомбардировщиков. Да, трудное это было время...
 Вскоре танки противника подошли к  пригородам  Ростова.  Авиация  врага
систематически бомбила город и аэродром. Полк перелетел за Дон,  в  Батайск.
Но и там нашей работе и ночному отдыху мешали  частые  блокировки  аэродрома
днем, удары ночных бомбардировщиков противника в темное время  суток.  После
напряженного дня летчики не могли спокойно поспать. Взрывы бомб на аэродроме
нередко поднимали нас с постели.
 В Батайске было получено распоряжение об отправке в  авиамастерские  на
капитальный ремонт самолетов,  у  которых  выработан  моторесурс.  Из  полка
уходила в тыл эскадрилья Фигичева на МИГ-3 и экипажи на самолетах  Як-1  под
командованием Камосы. Все, кто оставался для продолжения  боевой  работы,  с
завистью провожали их. Страшно хотелось отоспаться. Были такие минуты, когда
не держали ноги. Сон сваливал  летчика,  как  только  самолет  заруливал  на
стоянку.
 В полку остались две неполные эскадрильи, каждая из  которых  имела  по
восемь потрепанных Як-1. Одна под  моим  командованием,  а  другая  -  Павла
Крюкова. Теперь нагрузка еще более возросла.  Оставшемуся  составу  пришлось
выполнять боевые задачи за весь полк.
 Места наших боевых действий все больше перемещались восточнее  Ростова,
по Дону, где противник,  форсировав  реку,  прорвался  на  Северный  Кавказ.
Вылетали на прикрытие наших переправ и нанесение штурмовых ударов по  врагу.
А в Ростове уж начались  уличные  бои.  Это  вынудило  нас  перебазироваться
южнее, к станице Кущевской.
 Прилетели  туда  эскадрильей  после  нанесения  штурмового   удара   по
переправившимся колоннам  врага  у  станицы  Семикаракорской.  Приземлились,
зарулили на стоянку. Авиатехников и работников БАО нет. Поняли, что они  еще
в пути. Самолеты заряжать нечем, нет ни горючего, ни боеприпасов, ни сжатого
воздуха.  Находившиеся  на  аэродроме   истребительный   полк   и   батальон
обслуживания не смогли помочь. Маленький вынужденный отдых я использовал для
ознакомления с полком.
 На фронт он прибыл недавно. Сформирован  уже  в  новой  организации:  в
составе двадцати самолетов и летчиков. Летный состав не имел боевого  опыта,
Руководство полка начало боевые действия  вылетами  групп,  составленных  из
командиров эскадрилий, их заместителей и командиров звеньев. Многие из них в
жестоких схватках с обстрелянным уже  противником  были  сбиты  или  ранены.
Остались в полку молодые рядовые летчики. Теперь их некому  было  водить  на
боевые задания.
 Эта практика  вылетов  групп,  составленных  из  руководящего  состава,
отрицательно показала себя еще в начале войны. Но, как видимо,  кое-кто  еще
не отказался от нее. Таким образом, полк оказался небоеспособным, хотя в нем
было более десяти новеньких  Як-1,  полностью  заправленных  и  готовых  для
вылета.
 Командир части Белов попросил меня сводить  на  задание  его  летчиков.
Чтобы не терять времени, пока заправят наши самолеты, я тут  же  согласился.
Не зная летного состава, решил на  всякий  случай  обезопасить  этот  вылет,
включив опытных летчиков из своей эскадрильи. Науменко и Бережной  пошли  со
мной в воздух как пара прикрытия.
 Летим. Наша восьмерка подходит к Манычу. Группу пытались атаковать  два
Ме-109. Но в бой своевременно вступила прикрывающая пара Науменко. Оставшись
шестеркой, мы нанесли удар по переправе  и  зажгли  несколько  автомашин  на
плотине и около нее.
 Боезапас у нас еще был. Но я  решил  прекратить  штурмовку.  Во-первых,
задача  в  основном   выполнена.   А   во-вторых,   встр