тношение к переучиванию, Иванов все
же предложил мне сделать два полета по кругу.
 - Полеты сделать, конечно, можно, но штурмовика из меня не получится.
 - Не отказывайся от "ила", - настаивал Иванов. - Не самолет, а летающий
танк. Броня, пушки, "эрэсы", бомбы. Такому самолету  никакие  "эрликоны"  не
страшны.
 Выполнил полет по кругу, сел. Затем снова взлетел. Еще в первом  полете
я обнаружил южнее нашего аэродрома  в  море,  недалеко  от  берега,  большой
плавучий док,  буксируемый  сторожевиком.  Мористее  их  шел  галсами  малый
морской охотник. Сейчас, во втором полете, я решил подвернуть к ним. Док был
полностью заставлен паровозами. Видимо, ночью они вышли из Одессы и  спешили
зайти в Днепровский лиман и дальше, в Николаев. Удивляло: как такую цель  не
обнаружили немецкие бомбардировщики?
 Развернувшись над плавучим доком, я пошел на посадку.
 - Ну, как самолет? Для штурмовки машина незаменимая, - расхваливал "ил"
Иванов. - Согласен поменять на "миг"?
 - Нет, товарищ командир! Самолет хорош, но не в  моем  характере.  Дашь
ему рули, а он еще думает, прежде чем развернется. На "миге" - другое  дело!
Нет, на "ила" его не променяю.
 - Вот полетишь на штурмовку с "илами" и увидишь, как они будут  громить
немцев.
 - Конструкторы разрабатывают новые истребители. Может быть,  доживу  до
лучших, чем "миг", - отбивался я от предложения Иванова.
 - Понимаю тебя, убежденного  истребителя.  Это  хорошо,  когда  человек
твердо идет по выбранному пути, а не мечется.
 Дальнейший наш разговор  прервал  доносившийся  со  стороны  моря  звук
работающих авиационных моторов. В том направлении увидели идущих  курсом  на
Николаев трех Ю-88.
 Бросился к своему самолету. Чувашкин, видя  меня,  бегущего  к  "мигу",
быстро снял с него маскировку. Вскочил в кабину и, не привязываясь, запустил
мотор, взлетел.
 Бомбардировщики, решив ударить по доку, развернулись и стали на  боевой
курс. Этот маневр и подвел их. Я нагнал  "юнкерсов"  над  берегом  моря,  на
высоте тысяча метров. Открыл огонь по ведущему звена из пулеметов, но потом,
вспомнив об "эрэсах", прицелился и пустил  первый  снаряд.  Он  прошел  мимо
цели. Пускаю второй. Этот взорвался в "юнкерсе". Самолет вспыхнул,  и  около
него сразу же раскрылись парашюты.
 Остальные два Ю-88, сбросив бомбы на воду, спикировали, приблизились  к
воде и взяли курс на юго-запад. Я устремился в  погоню.  Атаковать  их  было
очень трудно. Только прицелюсь, дам короткую очередь, как  мой  самолет  уже
чуть не цепляет волну. Снова подскок, атака. "Шкасы" отказали  после  первых
же очередей. Работал лишь БС.
 У одного "юнкерса" из мотора повалил черный дым.  А  я  никак  не  могу
добить его - кончился боезапас патронов. Ну, думаю, он с пробитым мотором  и
другими повреждениями не долетит до своей базы. И все-таки было досадно, что
стрелять нечем и надо возвращаться на аэродром. Лечу все же удовлетворенный,
что сбил Ю-88.
 Штаб полка  послал  запрос  подтвердить  сбитие  "юнкерса".  Неожиданно
пришел отказ. Моряки мотивировали его тем, что и они вели интенсивный  огонь
с  катеров  по  группе  бомбардировщиков.  Кроме  того,  подобрали  на  воде
парашютистов. Я не расстроился. Считал, что не так важно было, кому  записан
сбитый "юнкере". Главное, что этот стервятник  не  будет  больше  сбрасывать
бомбы на наши войска, на города и села.
 Вечером в  полк  вернулся  один  из  водителей  батальона  аэродромного
обслуживания. Он приехал прямо из Березовки. Шофер рассказал, как на  второй
день после нашего отлета в Тузлы, в село, где  размещался  штаб  и  столовая
батальона, ворвались фашистские мотоциклисты. Они из пулеметов  и  автоматов
расстреляли официанток, поваров и работниц  штаба.  Зверство  поразило  всех
нас, отдалось болью в сердце. Мы хорошо  знали  этих  работящих  и  скромных
девушек. Летчики, выслушав сообщение, долго не могли прийти в  себя,  стояли
как вкопанные.
 - Встречу мотоциклистов, беспощадно буду  их  расстреливать,  -  сказал
кто-то, выражая мысли всех нас. Селиверстов поднял глаза от земли:
 - Жалко  девчат.  Только  вчера  они  в  вещевом  складе  обменяли  мне
обгоревшие сапоги и реглан. Фашисты - это дикие звери и никакой пощады им не
должно быть. Их надо уничтожать, как бешеных собак!
 А обстановка осложнялась с каждым часом. Наступающие войска  противника
с запада и севера надвигались на  Одессу  и  Николаев.  Они  оттесняли  наши
ослабленные части к Днепру и прижимали их к Черному морю. Но  пока  железные
дороги на восток не были перерезаны. По ним днем  и  ночью  шли  эшелоны  на
запад с людьми, с оборудованием. По шоссейкам двигались потоки беженцев.
 Угрожающая обстановка на южном крыле фронта заставила  перебазироваться
еще восточнее. Оставив Тузлы,  полк  перелетел  на  полевую  площадку  между
Николаевом  и  Херсоном,  в  Копани.  В  эти  дни  наша  часть,  как  и  вся
истребительная авиация в Причерноморье,  действовала  в  интересах  наземных
войск, наносила штурмовые удары, помогая стрелковым  соединениям  удерживать
оборону.
 Мне в паре с  Лукашевичем,  а  чаще  одному,  приходилось  вылетать  на
разведку войск противника. Маршрут и временной график полета установил  штаб
дивизии. Они были постоянны: Одесса, Балта и Первомайск. Не случайно  именно
в этих направлениях "мессершмитты" начали активно охотиться за разведчиками.
Обстановка заставила серьезно задуматься о тактике выполнения заданий.
 В очередной раз меня и Лукашевича вызвали  на  КП.  Так  летчики  стали
называть командный пункт полка, размещенный в землянке на границе аэродрома.
В нем находились командование полка, офицеры штаба, стояли сейф с секретными
бумагами, столы с картами и телефонами.
 Нам приказали снова вылететь на разведку с задачей  определить  главные
направления движения основных сил наступающего противника на  Одессу.  Утром
на этом маршруте нашу пару уже пытались перехватить "мессершмитты". Стремясь
избежать встречи с ними, мы решили выйти в район другим  курсом,  с  севера.
Маршрут продумали так, чтобы над занятой противником территорией  солнце  не
слепило нас.
 Пара сразу взяла курс на  северо-запад,  в  направлении  Ново-Украинки.
Севернее Николаева, над дорогой к нему из Кировограда,  вижу  ниже  нас,  на
высоте тысяча метров, "хеншеля". Моментально сваливаюсь  сверху  и  внезапно
атакую. Очередь в упор - и вражеский разведчик, перевернувшись,  врезался  в
землю. Уточняю место его падения. Вдруг  вокруг  моего  самолета  замелькали
трассы зенитных снарядов. На  дороге  разглядел  большую  колонну  танков  и
машин. Она двигалась на Николаев. Решаю еще раз, более точно определить силы
противника. С Лукашевичем мы зашли севернее, к Бобринцу,  спикировали  и  на
бреющем на большой скорости пронеслись вдоль дороги. Одних танков в  колонне
было более сотни.
 Параллельно ей, западнее, по дороге на Новую Одессу двигалась еще  одна
колонна машин и артиллерии. Вышли на Николаев  -  в  городе  было  спокойно,
никакой тревоги. Дымили трубы заводов, на верфях строились и ремонтировались
морские суда, по улицам спокойно шли люди, а в скверах играли дети.  Никаких
наших войск севернее города мы не обнаружили. А ведь через  несколько  часов
здесь будет враг. Надо быстрее доложить об этой грозной опасности.
 Наше быстрое возвращение удивило работников штаба.
 - Что случилось? Почему вернулись с задания?
 - В пятидесяти километрах севернее Николаева, на дороге из  Кировограда
до сотни немецких танков и более сотни автомашин. Рядом, по дороге на  Новую
Одессу, также большая колонна автомашин и артиллерии противника,  -  доложил
я, указывая на карте места движения войск врага.
 Данные нашей разведки заместитель  начальника  штаба  полка  немедленно
передал в штаб дивизии. Там,  очевидно,  неправильно  поняли  донесение:  уж
слишком  неожиданными  были  сведения.  Слышу,   вместо   благодарности   за
обнаружение крупной и опасной группировки противника  из  телефонной  трубки
доносятся упреки за срыв разведки и за якобы выдуманные панические данные.
 Обескураженный, я повторил свои показания замначальнику штаба полка:
 - Товарищ капитан, это действительно так. Немецкие колонны  в  полсотне
километров севернее Николаева! Через несколько часов они наверняка  будут  в
городе.
 - Уходите, пожалуйста, с КП, не мешайте работать. Из-за вас я схлопотал
выговор. И вам не избежать этого  за  то,  что  вернулись,  как  следует  не
разобравшись в обстановке, - услышал я в ответ.
 Возвращаемся на стоянку, молчим. Я очень жалел, что нет командира полка
на месте.
 - Саша, почему не  доложил  о  сбитом  тобой  "хеншеле"?  -  неожиданно
спросил Лукашевич.
 - А!.. Что там "хеншель"... Город в опасности!
 Мы с Лукашевичем сидим под самолетом, нервничаем. Вижу, как он  теребит
планшет, щелкает кнопкой. Понимаю, с нетерпением ждет команды  на  штурмовку
обнаруженного  противника.  Ведь  еще  можно  задержать  колонны,  хоть   на
несколько часов.
 Во второй половине дня на У-2 прилетели из дивизии  Иванов  и  Матвеев.
Там  проходило  какое-то  совещание.  Я  бросился  к  ним,  кратко   доложил
обстановку севернее Николаева. Иванов быстро направился на  КП,  связался  с
Осипенко.
 Выйдя  оттуда,  командир  полка  поставил  мне  задачу  на   доразведку
противника... Но было уже поздно. Мы услышали взрывы снарядов  на  дороге  в
направлении Николаева, в пяти-шести километрах от нашего аэродрома.
 - Покрышкин! Вылетайте срочно, посмотрите, что там делается,  доложите,
- приказал Иванов.
 Мы с Лукашевичем бросились бегом к  самолетам,  взлетели  и  на  высоте
пятьдесят метров пошли правее дороги. Впереди  за  лесными  полосами  стояло
около двух десятков танков с крестами на бортах. К ним подъезжали автомашины
с солдатами. Мимо нас пронеслись пулеметные трассы. С беспокойством я глянул
в  сторону  Лукашевича.  За  его  самолетом  тянулась  тонкая  белая   струя
испаряющегося бензина. Понял, это пробит бензобак. Наши  самолеты  полностью
заправлены горючим и небольшая утечка не может помешать ему лететь  со  мной
до Николаева. Мы продолжаем выполнять задание.
 Навстречу нам беспорядочной стаей проскочило около трех десятков "Чаек"
и И-16. "Сорвались с Николаевского аэродрома,  -  подумал  я,  -  значит,  в
городе уже немцы".
 На Николаевском аэродроме горело несколько самолетов. Они, по-видимому,
были неисправны и  взлететь  не  могли,  их  подожгли,  чтобы  не  оставлять
противнику.
 Мы над городом. Внизу, на улицах - мотоциклисты,  танки  и  автомашины.
Кое-где горят здания.
 Подавленные  увиденным,  возвращаемся  назад.  По  дороге   на   Копань
обнаружили  густую  цепь  гитлеровских  пехотинцев.  С  ходу  атаковали  их.
Пулеметные очереди легли точно. Многие солдаты попадали в стерню: кто убитый
или раненый, а кто спасаясь. Надо было срочно доложить о результатах полета.
 Садимся. Подруливаю вплотную к КП и докладываю Иванову:
 - Вон за теми двумя посадками, у  дороги,  танки  и  машины  с  пехотой
гитлеровцев. - Показал ему рукой. - В Николаеве - противник. Наверное, нашим
данным утром не поверили...
 -  Что  поделаешь.  И  в  вышестоящих  штабах,  к   сожалению,   бывают
упущения...  -  на  ходу  бросил  Иванов.  Он  спешил  доложить  в   дивизию
обстановку.
 Матвеев срочно выслал вперед заслон на  случай  подхода  противника.  А
через  десяток  минут,  получив  указания,  Иванов  распорядился  немедленно
готовить для вылета  на  штурмовку  эскадрильи  с  посадкой  в  Чернобаевке.
Наземному эшелону дал указание срочно выходить на Херсон.
 Подвешиваем бомбы и взлетаем. Через несколько минут пикируем на танки и
автомашины. Бомбим и стреляем. После штурмовки разворачиваемся на  Херсон  и
приземляемся на аэродром Чернобаевка. Он  полностью  забит  севшими  до  нас
самолетами. В основном это были устаревшие  типы:  "Чайки",  И-16,  И-15бис.
Среди них совсем мало "мигов", "лаггов" и  Ил-2.  Продолжали  прилетать  все
новые группы.
 Руководство дивизий и полков заседало в небольшом домике около  границы
летного поля. Шло распределение близлежащих полевых  аэродромов.  Мы  сидели
под крыльями самолетов и  ждали  команды.  Все  понимали,  что  теперь  наше
базирование будет где-то за Днепром. Заседание кончилось,  подъехал  Иванов,
собрал летчиков.
 - Возьмите карты! Нам назначен аэродром в Таврии, около села  Чаплинка.
Нашли? Порядок вылета отсюда  следующий:  первыми  взлетают  "Чайки",  потом
И-16, за ними - "миги". Вопросов нет? Всем по самолетам! Взлетать  сразу  за
мной!
 Запустили моторы и ждем очереди на взлет.
 Вдруг на дороге, недалеко от аэродрома, поднялись дымно-пыльные  столбы
взрывов. Все, конечно, глянули вверх. Над аэродромом проходила девятка Ю-88.
По-видимому,  "юнкерсы"  наносят  бомбовый  удар  по  колонне  автомашин   с
противотанковыми пушками, движущейся в направлении Николаева.
 Первыми на взлет пошли "Чайки". Не закончив  выруливания,  они  с  ходу
ринулись в воздух. За ними с разных сторон летного поля начали разбег другие
самолеты. Картина  напоминала  взлет  большой  стаи  переполошившихся  птиц.
Поддавшись этой сумятице, я тоже начал выруливать, но потом одумался.  Зачем
торопиться и рисковать, столкнуться здесь  -  дважды  два.  Еще  раз  оценил
обстановку. Бомбардировщики уходили на северо-запад. По дыму было видно, что
они форсируют моторы. По-видимому,  решил  я,  при  заходе  на  бомбометание
увидели большое скопление выруливающих истребителей, сбросили бомбы в поле.
 Когда  аэродром  опустел,  мы  с  Лукашевичем,  в  полной  безопасности
взлетели и взяли курс на новый аэродром в Таврии.
 И вот наш полк за Днепром, в Чаплинке. На этот же  аэродром  перелетела
еще и другая часть нашей авиадивизии. Уже около двух месяцев длится война. С
приближением линии фронта полки  перебазируются  на  другие  аэродромы,  все
восточнее.
 Вечером  до  личного  состава  полка  довели  оперативную   обстановку.
Начальник штаба докладывал ее внешне спокойно. Но мы, летчики, понимали  всю
сложность и даже трагичность положения. Правда, многое стало ясно  несколько
позже. Захватом Николаева противник отрезал от основных  сил  Южного  фронта
Отдельную Приморскую армию и некоторые части 9-й  армии,  в  состав  которой
входит наша авиадивизия. Оказавшись  в  окружении,  часть  войск  прорвалась
через заслоны противника, а основная масса отошла к Одессе, влилась в состав
обороняющих город соединений.
 Ослабленное южное крыло фронта с боями отходило к Днепру, чтобы на этом
водном рубеже  создать  оборону.  Авиации  была  поставлена  задача:  помочь
малочисленным наземным войскам организованно отойти  и  переправиться  через
Днепр.
 На следующий день  после  перелета  в  Чаплинку  полк  начал  штурмовку
наступающего противника восточнее Николаева и Кривого Рога. На  нашу  часть,
кроме того, была возложена  задача  прикрыть  паромную  переправу  в  районе
Каховки. Эта переправа имела исключительное значение. В низовьях  Днепра  не
было мостов.
 С рассвета до позднего вечера мы барражировали над переправой парами, а
иногда и одиночно. Внизу, около  Борислава,  было  видно  большое  скопление
беженцев. Они  стекаются  сюда  с  охваченного  огнем  правобережья  низовий
Днепра. В основном женщины и старики.  Но  для  фашистских  летчиков  и  это
скопление беззащитных людей было целью. Гитлеровцы стремились сбросить бомбы
на свои жертвы, потопить паром. Небольшой буксирный  пароходишко,  с  трудом
преодолевая течение, тащил за собой с правого берега на левый большую баржу,
набитую людьми, повозками, домашним скотом и сельхозтехникой.
 В нашем полку стала  явственнее  ощущаться  нехватка  сил.  Беспрерывно
посылая группы на  штурмовку  противника,  командование  не  могло  выделить
достаточного количества самолетов на прикрытие переправы. Но каждый  летчик,
вылетая  на  патрулирование,  понимал,  что  нельзя  допустить   обнаглевших
фашистских захватчиков до  этой  переправы.  Она  должна  жить  и  работать.
Выполнить эту нелегкую задачу можно было, лишь проявив мужество,  мастерство
и  новаторство.  Ведь  воздушный  бой  в  то  трудное  время,  как  правило,
приходилось вести одному с  группой  бомбардировщиков,  иногда  прикрытых  и
"мессершмиттами".
 Однажды в район Каховки я  пришел  на  большой  высоте.  Веду  круговой
обзор. Вижу, как с севера ниже меня идет четверка Ю-88.  Надо  заставить  их
сбросить бомбы до переправы!  Сваливаюсь  на  них  с  форсированием  мотора,
"соколиным  ударом".  Атакую  ведущего  группы.  Стреляю  "эрэсами"   и   из
пулеметов. Подбитый "юнкере" бросает бомбы в поле, не долетая до  переправы.
По  его  примеру  и  остальные  неприцельно  высыпают  из  бомболюков   свой
смертоносный груз.
 За счет большой скорости снова набираю высоту. Новая атака. Смотреть за
подбитым вражеским самолетом нет времени, да и не это главное. Важно то, что
сброшенные бомбы упали в стороне от объекта. А это  уже  победа,  выполнение
поставленной боевой задачи.
 Сложнее было  вести  бои,  когда  бомбардировщики  шли  под  прикрытием
истребителей. Но и тогда задачу свою выполняли. Переправу у  Каховки  мы  не
дали разбить. Обеспечили переход на другой берег Днепра не только  беженцам,
но и нашим отступающим воинским частям.
 Базирование двух истребительных полков, а точнее, их остатков на  одном
аэродроме,  значительно  осложняло  ведение  боевых  действий.  И  наш  полк
перелетел на полевую площадку в Дорунбург. Стоянка  самолетов  располагалась
рядом с машинно-тракторной станцией, забитой комбайнами. В нашем полку часть
летчиков выполняла боевые  задачи  на  штурмовиках.  Уверовав  в  надежность
броневой защиты Ил-2, летали даже одиночно на "свободную охоту". Сами искали
подходящую цель,  уничтожали  ее  бомбами,  "эрэсами"  и  пулеметно-пушечным
огнем.
 Эти полеты одиночек в условиях ясной августовской погоды  все  же  были
очень рискованны. Рано или поздно они могли закончиться гибелью пилота. Да и
отсутствие стрелка делало Ил-2 легко поражаемым с заднего сектора. Первым не
вернулся с боевого вылета  на  Ил-2  заместитель  командира  полка  Григорий
Жизневский. Вскоре в воздушном бою  с  "мессершмиттами"  погиб  летчик  Петр
Грачев. Такая же участь могла постигнуть и Валентина Фигичева.
 Однажды, после возвращения из разведки, я прибыл  на  КП  для  доклада.
Вижу, вид у  начальника  штаба  озабоченный.  Офицеры  обзванивают  соседние
аэродромы.
 - Что случилось?
 - Фигичев не вернулся с боевого задания, - сообщил Матвеев.
 - Этого можно было ожидать. Одиночными "илами" летать в тыл противника,
когда погода "миллион на миллион", нельзя. Надо было запретить такие  полеты
при ясной погоде, - высказал я свое мнение.
 - Прекрати поучения, и без них тошно! - оборвал меня Матвеев.
 Под вечер летим группой на штурмовку дороги из Николаева на Херсон.  По
ней беспрерывно подходят к Днепру вражеские войска.  По-видимому,  готовится
прорыв в Крым. На обратном пути, после штурмовки, группа прошла над  районом
предполагаемой "свободной охоты" Фигичева. У меня  теплилась  надежда  найти
там севший Ил-2. Хотелось вывезти Валентина. Несмотря на  тщательный  поиск,
самолет не обнаружили.
 После посадки пришел на КП. Поиски Фигичева  на  других  аэродромах  не
увенчались успехом. При докладе о результатах штурмовки сообщил, что летчики
группы просмотрели район вероятных действий Фигичева, но не видели "ил".
 - Придется мне самому завтра  лететь  на  поиски  Фигичева.  Покрышкин,
пойдешь со мной ведомым? - спросил у меня Иванов.
 - Конечно, полечу! Хоть я  и  не  летал  ведомым  с  начала  войны,  но
справлюсь, не беспокойтесь!
 Утром вылетели парой на поиск. Виктор Петрович, изменяя высоту  полета,
тщательно осматривал местность вдоль дороги с Бобринца на Николаев  и  район
западнее  Херсона.  Я  все  внимание  сосредоточил  на   поиске   воздушного
противника. Для меня, как напарника, была понятна высокая ответственность за
прикрытие командира полка от возможного нападения вражеских истребителей.  Я
должен лечь костьми, но не допустить к Ивано