ом Ленина награждает командующий фронтом.
 В Ровеньки  я  ехал  с  радостью.  Знал,  что  встречусь  с  известными
летчиками дивизии. Но особенно меня обрадовала возможность  познакомиться  с
Вадимом Фадеевым. Богатырского сложения человек. Было немало рассказов о его
героических делах, удали, смелости и находчивости. Мне очень хотелось  лично
познакомиться  с  этим  незаурядным  летчиком.  Когда  в  начале  войны  мы,
истребители, громили кавалерийскую дивизию противника в  районе  Кодыма,  до
нас дошли слухи о его удалых атаках: израсходовав все боеприпасы, он пытался
рубить кавалеристов  винтом  своего  самолета,  гонял  лошадей  по  полю  до
изнеможения...
 Дошел до нас и недавний случай на Миусе. Однажды при штурмовке  самолет
Вадима Фадеева был поврежден. Ему  пришлось  сесть  на  нейтральной  полосе,
между траншеями. Вадиму  удалось  под  обстрелом  добежать  до  своих.  Наши
пехотинцы с удивлением  окружили  летчика  богатырского  сложения.  Стремясь
спасти свой самолет, Вадим тут же договорился с командиром об атаке.
 - Вперед! За Родину! -  крикнул  Фадеев.  Его  мощный  басовитый  голос
услышал весь батальон.
 Бойцы выскочили из траншеи и с криками "Ура!" бросились на высоту.  Эта
атака была такой неожиданной и такой решительной, что гитлеровцы  не  успели
опомниться. Наши воины вскочили во  вражескую  траншею,  перебили  фашистов,
захватили высоту и организовали ее оборону.
 Вадим Фадеев с помощью бойцов оттащил свой  И-16  в  безопасное  место.
Командир  стрелковой  дивизии  поблагодарил  Фадеева  за  помощь  в  захвате
господствующей высоты, затем пригласил к себе  на  КП  пообедать  и  выделил
автомашину для буксировки самолета.
 В штабе дивизии я сразу узнал Вадима Фадеева. Подошел к нему и дружески
протянул руку:
 - Здравствуйте, Фадеев! Старший лейтенант  Покрышкин.  Много  слышал  о
ваших героических делах и рад с вами познакомиться.
 - Сержант Фадеев. Тоже слышал о вас. Готов стать другом!
 Так состоялось наше личное знакомство. Оно переросло потом в  настоящую
боевую дружбу. Судьба соединила наш путь...
 После вручения наград летчиков и инженеров  пригласили  на  техническую
конференцию. На ней в числе других выступил  дивизионный  инженер.  Он  взял
очень   сложную   тему   -   о   превосходстве   наших   истребителей    над
"мессершмиттами".  Но  говорил  неубедительно,   поверхностно,   расхваливал
горизонтальную маневренность "Чайки" и И-16,  их  преимущества,  коснулся  и
высоких качеств "мигов". В обсуждении доклада летчики почему-то не  проявили
инициативы. Им в боях много раз приходилось встречаться с "мессершмиттами" и
"юнкерсами" и лично на себе испытать  боевые  возможности  нашей  техники  и
техники врага. Я тоже решил выступить на конференции. Высказал свои  взгляды
на современную тактику боя истребителей, сказал  о  преимуществах  "мига"  в
скорости полета и при бое на вертикальном маневре. Вместе с  тем  указал  на
его слабое вооружение, на отсутствие в нем радиостанции,  столь  необходимой
для управления действиями групп истребителей. Подчеркнул необходимость иметь
на новых истребителях пушки, ибо пулеметное вооружение не всегда  достаточно
эффективное средство в современном воздушном бою.
 Почувствовал,  что  мое  выступление   не   понравилось   кое-кому   из
руководства дивизии. Завуалированно меня обвинили в недооценке нашей  боевой
техники, в отсутствии чувства  уверенности  в  своих  самолетах.  Спорить  с
людьми, которые ни разу не провели воздушного боя, не имели боевых  вылетов,
было просто лишено какого-либо смысла.
 Вечером уезжали из Ровеньков. В принципе для  меня  это  был  радостный
день. Получил высокую награду Родины, познакомился с интересными людьми.  Но
примешивалось и чувство неудовлетворенности. Не смог я глубоко и убедительно
выступить на конференции. Наверное, не хватило  доводов,  умения  отстаивать
взгляды. Да и реакция на выступление была не такой, какую я ожидал.  А  ведь
надо  уметь  не  только  искать  новое,  но  и  отстаивать   его,   говорить
убедительно, веско, чтобы каждый согласился: "Да, это так!"
 Шли  последние  дни  декабря.  В  штабе  полка  был  настоящий   аврал.
Беспрерывно  звонили  телефоны  из  дивизии,  переворачивались  кипы  бумаг,
вспыхивали острые споры между офицерами. Нам, летчикам, было  известно,  что
готовятся данные для подведения итогов боевых действий частей за полгода.. В
полку оцениваются результаты каждого летчика.
 В самый канун Нового года все успокоилось.  В  этот  день  к  вечеру  в
общежитии летчиков  появился  адъютант  нашей  эскадрильи  Медведев.  Вскоре
подошел ко мне. Вижу - расстроен,
 - Не смог я отстоять вашу кандидатуру.
 - А в чем дело?
 - Первое место в полку установили Фигичеву.
 - Ну и что же тут плохого?
 - У вас около двухсот боевых вылетов, сбито более десяти  самолетов.  А
вам отвели второе место.
 - Ну, а зачем расстраиваться? Разве мы воюем за призовые места?
 Медведев,  видя,  что  его  не   поддерживают,   даже   растерялся.   Я
пододвинулся к нему, спокойно сказал:
 - Свой авторитет защитим в боях. Не скрою, мысли были  о  другом.  Надо
было  подготовиться  к  завтрашнему  вылету  на  штурмовку,  открыть  боевую
деятельность в новом году. К таким вылетам готовились и другие летчики.
 Перед ужином майор Иванов посоветовал мне, И. Лукашевичу и В. Карповичу
пораньше лечь спать. Мы поняли, что утром тройкой вылетим на штурмовку.
 На торжественный ужин был собран почти весь  офицерский  состав  полка.
Виктор Петрович тепло и сердечно поздравил всех с наступающим Новым годом  и
пожелал боевых успехов. Слушая его, каждый летчик думал о прошедших  месяцах
войны, о своих успехах и неудачах, о погибших боевых товарищах. Что принесет
новый год нашей Родине и каждому из нас? Конца войны еще не было  видно.  Мы
знали: нас ожидают жестокие бои. И мы были готовы к ним.

КОГДА ОДИН В НЕБЕ

 Досталось техникам в первый день нового года. Мороз выдался на редкость
для  этих  южных  мест  крепким.  Пришлось  прогревать  моторы  специальными
печками. Но все равно двигатели запустились с трудом. Долгое  проворачивание
их холодным сжатым воздухом вызвало запотевание  свечей.  Надо  взлетать,  а
мотор работает с перебоями... И в воздух нельзя, и вылет срывать не хочется.
Сижу в истребителе, думаю, что делать.
 Слышу, у Лукашевича мотор работает почти без перебоев. Я оставляю  свою
машину, высаживаю Лукашевича, взлетаю на его самолете.
 Над аэродромом поискал в воздухе Карповича, рядом его не было, взглядом
окинул старт. Тоже нет. Стоял лишь мой "миг".  Не  успели  убрать.  "Неужели
отказал мотор и он упал?" - мелькнула  мысль.  Тут  же  глянул  в  поле,  по
направлению нашего взлета. Вон он  -  самолет  Карповича!  Стоит,  вроде  на
шасси, в двух километрах от аэродрома.
 На моем самолете мотор все же изредка дает перебои. Лететь  одному  или
сесть? С возвращения начинать новый  год  нельзя,  сорвешь  боевое  задание.
Упрямый сибирский характер не  позволял  идти  на  посадку.  Принял  решение
лететь в одиночку, искать вражеские цели.
 На заснеженной равнине хорошо видны  наезженные  дороги,  вьются  между
шахтерскими поселками и городками.  Изредка  встречаются  отдельные  машины.
Мороз  загнал  всех  немцев  в  дома.  На  станции  Амвросиевка  сбросил   с
вертикального пикирования  бомбы  по  железнодорожным  эшелонам.  Зенитчики,
греясь в домах, прозевали мой удар. Они открыли огонь, когда  я  уже  уходил
вдоль дороги на Таганрог. На ней мне удалось сжечь пару машин марки "Шкода".
 Лег на обратный путь. При подходе к линии фронта увидел  на  краю  села
дым и огонь от костров. Вокруг них грелись танкисты. Их узнаешь сразу, да  и
с десяток танков стояло в стороне. Поздно всполошились. От  моих  пулеметных
очередей многие не успели укрыться в танках. А как  поспешно  они  ныряли  в
люки! Это рассмешило меня. До самого аэродрома ироническая улыбка не сходила
с лица.
 Зарулив на стоянку, спросил у техника:
 - Что с Карповичем?
 - Ничего страшного. Мотор  сильно  барахлил.  Он  сел  вынужденно.  Сам
невредим, самолет цел.
 - Это хорошо! Я волновался за него. Командир полка внимательно выслушал
мой доклад о результатах вылета. Потом спросил:
 - Как у тебя работал мотор в полете?
 - На маршруте изредка давал перебои. Всю  дорогу  дрожал,  но  все-таки
работал.
 - Почему же не вернулся?
 - Товарищ командир! Не хотелось подвести под неприятность полк. Был  бы
срыв задания.
 - Ух! Твердолобый  сибиряк.  Сломаешь  когда-нибудь  шею  из-за  своего
характера.
 - Лучше уж разбиться, чем терпеть позор,
 -  Ладно,  иди!  Сегодня  отдыхай,  -  отпустил  меня  Иванов.  По  его
настроению я понял: хотя он и пожурил, но был доволен,  что  боевое  задание
выполнено.
 Однажды  повседневная  боевая  работа  прервалась:   полку   передавали
самолеты Як-1 из соседней части. Мы получили десяток  "яков",  а  бывшие  их
хозяева убыли на авиазавод за новыми.
 Боевая матчасть, а у  нас  не  хватало  самолетов,  вызвала  радость  у
летчиков.  Но  одновременно  и  небольшое  огорчение:  получили-то  мы   уже
потрепанные в боевых действиях "яки". Нам, конечно, тоже хотелось летать  на
новых самолетах. Но делать нечего: какие ни есть - а боевые машины.
 Вторая эскадрилья срочно приступила  к  переучиванию  летного  состава.
Надо отметить, пилоты быстро освоили Як-1. Самолет, по сравнению с  "мигом",
был прост в управлении во всех видах полета, легок в пилотировании и имел на
вооружении пушку и два "шкаса". Вооружение было не очень мощное, но все-таки
сильнее, чем на "миге".
 Через несколько дней на наш аэродром пришла из  глубокого  тыла  группа
летчиков на новых Як-1. Возвращаясь на фронт, они сели для заправки горючим.
А прежде чем сесть, решили удивить нас: стали выполнять на "яке"  пилотажные
фигуры. Их можно было понять, летчики  радовались  новым  самолетам.  Все  в
полку, задрав головы, смотрели на представление. В один из моментов над нами
пронеслась пара "яков" и перешла в крутую "горку". Ведущий пары  на  "горке"
пытался сделать восходящую "бочку". Но выполнил эту фигуру  неумело.  Вместо
"бочки" у  него  получилась  "кадушка".  Так  опытные  пилотажники  называют
неумелое выполнение этой фигуры,  когда  переданы  элероны,  опускается  нос
самолета и теряется высота. В данном случае ведущий из-за "кадушки" ушел под
своего ведомого, оказался сзади него.
 Я видел это, подумал: "А ведь так можно уходить из-под огня противника,
когда он у тебя в хвосте". Мы с лейтенантом Искриным продумали  и  проиграли
на моделях этот маневр. А чуть позже, с разрешения  комэска  над  аэродромом
стали его отрабатывать. Искрин заходил в  хвост  моего  самолета  и  брал  в
прицел. На дистанции возможного открытия огня я полностью давал на  вращение
самолета элероны,  делал  "бочку"  со  снижением  и  уходил  вниз.  За  счет
прибранного газа мотора оказывался ниже Искрина метров на пятьдесят - сто  и
в хвосте его самолета. Даю газ, делаю "горку" и ловлю напарника в прицел.
 Этот маневр мы с Николаем Искриным тренировали  после  каждого  боевого
вылета. Отработали до автоматизма и были готовы  уверенно  его  применять  в
настоящем бою с "мессершмиттами". Отрепетировав на прямой,  стали  применять
его на виражах. В последующие годы войны этот прием три раза  спас  меня  от
вражеских истребителей.
 В морозные дни января  в  полк  прибыло  пополнение  -  группа  молодых
летчиков в звании младших лейтенантов. Наконец-то  был  отменен  предвоенный
приказ о присвоении летчикам  после  окончания  авиашколы  звания  сержанта.
Однако молодые пилоты освоили в школе лишь полеты на И-16. Боевое применение
не отрабатывали. Было ясно, что с  такой  подготовкой  выпускать  на  боевые
задания неразумно. Требовались тренировочные полеты в боевых порядках групп.
Надо было научить их штурмовым действиям, ведению воздушного боя. Это хорошо
понимало командование полка. Решено было создать специальную  эскадрилью  из
молодых летчиков. Кому-то надо было помочь в их боевом становлении.
 В один из дней Иванов вызвал на КП Павла Павловича Крюкова и  меня.  Он
поздравил нас с присвоением звания  капитанов,  а  потом  завел  разговор  о
методике подготовки молодежи. Командир  решил  с  нами  посоветоваться.  Это
сразу же насторожило. Такой подход грозил тем, что можно оказаться во  главе
эскадрильи  молодых  летчиков.  Закончив  обсуждение  подготовленной  штабом
программы ввода молодежи в строй, командир полка сказал:
 - Ну что же. Вы мне очень помогли  вашими  советами.  Вот  и  займитесь
обучением молодежи. Командиром тренировочной эскадрильи  я  думаю  назначить
вас, товарищ Крюков, а заместителем у вас будет Покрышкин.
 - Товарищ командир! Вы скоро  из  меня,  летчика-истребителя,  сделаете
постоянного инструктора! - взмолился я.
 - Александр Иванович! Ты уже имеешь опыт подготовки  молодых  летчиков.
Надо и этих ребят научить воевать.
 Я испытывал большое  уважение  к  Виктору  Петровичу  и  не  хотел  его
огорчать. Не стал больше упрашивать и дал  согласие.  Прельщало  и  то,  что
командиром специальной  эскадрильи  назначили  Крюкова.  Все  летчики  полка
уважали его за спокойный характер, рассудительность. Пал Палыч смело  воевал
на Халхин-Голе. За проявленное мужество в  боях  с  японцами  был  награжден
орденом Красного Знамени. Он служил примером и в боях с гитлеровцами.
 Закончив формирование, наша эскадрилья на  десяти  И-16  перелетела  на
аэродром, ближе к линии фронта. Не теряя попусту  времени,  начали  усиленно
заниматься изучением тактики действий при штурмовке наземных целей и ведении
боя  с  самолетами  противника.  Закончив  практическую  отработку   техники
пилотирования и стрельб по наземным целям полетов в боевом  порядке  группы,
приступили к боевым вылетам.
 Среди молодежи мне очень понравились своей  хваткой  Степан  Вербицкий,
Николай Науменко, Владимир Бережной и Саша Мочалов. По всему чувствовалось -
будут настоящие истребители. Определили их  ведущими  пар.  К  сожалению,  в
первое время морозная и  снежная  погода  мешала  выполнению  нашего  плана.
Пускать в боевой полет неопытных молодых летчиков при  низкой  облачности  и
плохой видимости было опасно. В такую погоду мы летали с Искриным парой  или
одиночно на "свободную охоту". Уничтожали паровозы на перегонах,  автомашины
на дорогах.
 Как-то выдался  очень  морозный  день.  Взлетать  надо  было  срочно  -
требовалось произвести разведку на дороге. Я не успел надеть лицевую  маску.
И за это здорово поплатился. Техник в спешке  не  смог  хорошо  очистить  от
снега часть фюзеляжа. В полете хлопья кружились по кабине, снег  прилипал  к
лицу, таял. А мне было не до этого следил за местностью, искал цели.  Да  и
за воздухом нужно было  зорко  наблюдать.  После  посадки  техник  самолета,
глянув на меня, тревожно произнес:
 - Товарищ капитан! Вы  же  все  лицо  обморозили!  Надо  быстро  что-то
делать!
 Он было схватил варежкой снег... Но обморожение было таким сильным, что
"российский метод" не помог. К вечеру лицо и шея страшно распухли. Смазал их
по совету врача жиром, но это не  дало  вначале  положительных  результатов.
Несколько дней пришлось скучать в казарме и  лечиться.  Кабина  на  И-16  не
имела колпака, обогрева и поэтому часто даже  опытные  летчики  обмораживали
себе лицо в морозные  дни,  летая  без  лицевой  маски.  А  надевать  ее  не
хотелось, она мешала летчику в воздушном бою, уменьшала обзор.
 Отрыв нашей молодежной эскадрильи от полка, частая непогода сказывались
отрицательно. Настроение у летного и  технического  состава  было  паршивое.
Поэтому даже случайные посадки летчиков к  нам  при  возвращении  с  боевого
задания вносили заметное оживление.
 Как-то прилетел на наш аэродром Вадим Фадеев. Мы как  раз  выходили  из
командного пункта, направляясь в  столовую.  Видим,  с  ходу  садится  И-16.
Подрулил к нашей группе. Мы  все  смотрели  как  завороженные:  вылезает  из
кабины двухметровый  великан  в  меховом  комбинезоне.  Молодые  летчики  от
удивления даже рты раскрыли. Не  верилось,  что  такой  огромный  человечище
поместился  в  небольшой  кабине.  Лицо  летчика  было  все  в  струпьях  от
многократного обморожения, и только по бороде я  узнал  Вадима.  Бросился  к
нему.
 - Вот так встреча! Как тебя занесло к нам?
 - Ходил на разведку, горючее  кончилось.  Вот  и  решил  сесть  к  вам,
дозаправиться. Где у вас телефон? Надо срочно передать данные в дивизию.
 Я проводил его на КП. Он передал сведения в штаб. Я пригласил Вадима  в
столовую пообедать, а сам на несколько минут отлучился, чтобы дать  указания
инженеру по подготовке самолета Фадеева к вылету. Вхожу в столовую  и  вижу:
Вадим трясет за плечи командира нашего батальона аэродромного  обслуживания.
Пришлось вмешаться:
 - Вадим! Что случилось? Прекрати, душу вытрясешь из человека.
 - Ты знаешь, Саша, не хочет давать мне сразу два обеда. Сам командующий
армией написал в этом документе - давать мне двойную порцию, - шумел  Вадим,
тряся перед лицом комбата замусоленной бумагой.
 - Успокойся, Вадим! Все будет нормально. Накормим от души.
 - Да я не из-за этого. Еды хватает. Все, кто на меня глянет, тащат  две
порции. Ведь и так ясно - без бумаги!
 Мы засмеялись. А Фадеев  сбросил  верхнюю  часть  комбинезона.  На  его
широкой груди засверкал орден Красного Знамени, а на петлицах я  увидел  два
кубика.
 - Дорогой Вадим!  Поздравляю  тебя  с  присвоением  звания  лейтенанта.
Наконец-то стали уважать боевых летчиков. А то такого прекрасного воздушного
бойца и держали в сержантах! - сказал я, качая головой.
 После сытного обеда Вадим тепло распрощался с нами, вырулил и  с  шиком
взлетел. Я  не  удержался  от  похвалы,  потом  подробно  рассказал  молодым
летчикам о героических делах этого незаурядного воздушного бойца. Он  вызвал
явную симпатию у нашей молодежи, стремление подражать ему.
 Особую радость приносило  нам  посещение  комиссара  полка.  В  те  дни
снабжали нас газетами нерегулярно и комиссар не забывал навещать эскадрилью.
Интересовался боевой работой  и  жизнью,  проводил  беседы  о  положении  на
фронтах и в стране, информировал о событиях  в  полку,  помогал  нам  решать
текущие вопросы. Его  посещения  как  бы  сближали  нас  с  полком.  Правда,
комиссар был строг. Бывали и неприятные минуты. Однажды даже получили разнос
за беспорядки на нашем аэродроме. Но всегда он говорил по делу.
 В один из буранных дней на наши занятия неожиданно нагрянул комдив. Его
сопровождал инспектор Сорокин. Мы  как  раз  отрабатывали  по  схемам  и  на
моделях самолетов построение боевых порядков пары и  четверки  истребителей.
Командир дивизии придирчиво осмотрел схемы,  послушал  объяснения  летчиков.
Многое ему не понравилось.
 - Разве так об этом указано  в  наставлениях  и  инструкциях?  Сорокин!
Возьмите альбом. Объясните, как надо воевать!
 Летчик-инспектор открыл свой альбом,  составленный  еще  в  предвоенные
годы. Методические рекомендации устарели и не отвечали современной  тактике.
Но всем пришлось выслушать инспектора, сделать записи. В  заключение  комдив
приказал учить летчиков строго по наставлениям. Улетел к себе в штаб он явно
рассерженный. Павел Павлович Крюков, проводив взглядом самолеты, вернулся  в
класс. Я зашел к нему, опустился на стул.
 - Давай подумаем, что надо делать, - устало сказал комэск.
 Ответ у меня уже был готов давно: учить летчиков тому, что нужно в бою:
воевать не числом, а умением. Суворовское правило. Оно не стареет.
 Я понимал сейчас Крюкова. Он в ответе за подразделение. Но я  знал  его
характер: если уверен в деле, будет настаивать на своем.
 - Доведем нашу программу до конца. Мы выработали  ее  на  первом  опыте
войны. Может быть, что и не так, но лучшего пока нет, - твердо сказал он.
 Настоящий командир, фронтовик, умеющий сделать правильные выводы. Позже
я не раз думал об этих днях. Трудный был период. Бой требовал новых приемов,
новой методики. А ее нет, официально действуют еще прежние положен