ву ни одного "мессершмитта".  Ни
одного!
 Наши поиски не  дали  никаких  результатов.  "Мессеров"  мы  так  и  не
встретили. Нас лишь кое-где обстреляли зенитки. Конечно,  вероятность  найти
упавший самолет на таком большом участке местности очень низка.
 Возвращаемся на аэродром мрачные. Не покидают мысли  о  судьбе  боевого
товарища. Но по возвращении нас ожидал сюрприз: на КП  увидели  повеселевших
офицеров и... улыбающегося Фигичева.
 -  Вернулся!  Мы  волнуемся,  ищем  его,  а  он  здесь  строит   глазки
связисткам, - с укоризной проворчал Иванов.
 Валентин  Фигичев  рассказал  о  своем  боевом  вылете.  При  штурмовке
противника у Николаева он подвергся сильному обстрелу зениток.  На  самолете
перебило управление рулями глубины. Однако  летчик  сумел  перетянуть  через
Днепр и  приземлился  с  убранными  шасси  в  степи  южнее  Херсона.  Там  в
стрелковой части он оставил самолет на хранение и добрался до полка.
 Выйдя из КП, я высказал Фигичеву свое мнение:
 -  Ну  что,  Валя?  Надо  и  бронированные  "илы"  тактически  грамотно
использовать. Нельзя ходить на задание в ясную погоду одиночкой.
 - Это верно, Саша! Надо всегда учитывать обстановку, воевать с умом.
 - Чтобы хорошо научиться воевать, думаю, не следует распыляться, ходить
в  бой  на  разных  типах  самолетов.  Надо  знать  одно  дело,  но  зато  в
совершенстве. Ты истребитель, и нечего тебе лезть в штурмовик.
 - Ты прав. Буду воевать на "миге". На нем у меня все-таки  есть  боевой
опыт, - твердо заявил Фигичев.
 Вернулась в полк  группа  сотрудников  и  охраны  штаба,  выехавшая  из
Березовки после нашего перелета в Тузлы. Они наскочили на прорвавшихся на юг
немцев, сожгли штабной автобус, секретные бумаги, в том числе  и  с  итогами
боевых действий полка с начала войны. Все данные о сбитых нами  самолетах  и
подтверждения о них, об уничтоженной боевой технике при штурмовках  сгорели.
Эта группа штабных офицеров не смогла пробиться на восток и ушла в Одессу, а
оттуда переправилась  в  Севастополь,  и  лишь  затем  добралась  к  нам,  в
Дорунбург.
 Старший штабной  группы  был  строго  наказан,  но  это  не  воскресило
результатов наших двухмесячных  боевых  действий.  К  счастью,  знамя  полка
перевозилось с основным составом штаба под руководством Матвеева. А то бы не
избежать беды.
 В последние дни нашего базирования в Дорунбурге  полк  переключился  на
боевые  действия  по  понтонным  переправам  противника,  форсировавшего   в
нескольких местах Днепр. Оттесняя на левобережье реки наши части, гитлеровцы
создали плацдарм для вторжения в Крым.
 Помогая обороняющимся войскам,  мы  штурмовали  переправы  и  скопления
войск врага на плацдармах. Но сил у нас было мало как  на  земле,  так  и  в
воздухе. Противник рвался к Крыму, оттесняя  нашу  пехоту  к  Перекопу  и  в
сторону Мелитополя.
 Боевая работа велась напряженно, с раннего утра и допоздна. Мы  страшно
уставали, использовали для отдыха каждую свободную  минуту.  Пока  техсостав
заправлял самолет горючим и боеприпасами, я прилег и  тут  же  уснул.  После
прошедшего дождя земля оказалась сырой и я простудился. Еще два дня летал на
задания с температурой, головной болью и сильным насморком. В санчасть решил
не  обращаться.  Не  хотелось  прекращать  боевые  вылеты  в  этой   сложной
обстановке.
 В таком состоянии мне пришлось вылететь на перехват появившегося  около
аэродрома разведчика Ю-88. Взлетел, как  говорят,  по-зрячему.  С  "юнкерса"
меня заметили. Экипаж сбросил в поле бомбы и самолет скрылся  в  облачности.
Не видя противника, решил выйти за облака,  перехватить  его  там.  Вошел  в
облачность. Иду на пределе набора, а  верхнего  края  все  нет.  От  резкого
перепада давления в ушах сверлит боль.
 Вот и чистое небо. Тут же увидел разведчика впереди и выше себя.  Начал
набирать высоту, пошел вдогон. Но вражеские  летчики  обнаружили  меня.  Это
было нетрудно, "миг" хорошо просматривался на фоне облаков.  "Юнкере"  круто
спикировал и опять вошел  в  облачность.  Я  перевел  свой  "миг"  вслед  за
"юнкерсом". Боль в ушах нарастала,  отдавала  в  плечи.  Вдруг  почувствовал
резкий и сильный болевой удар в ушах. В глазах потемнело и на какое-то время
я потерял пространственную ориентировку. Позже понял, что резкое снижение  с
высоты более трех тысяч метров и создало такую боль. Я оказался  в  каком-то
обморочном  состоянии  и  с  трудом  вывел   самолет   из   пикирования.   В
горизонтальном полете на небольшой высоте стало легче. Осматриваюсь  вокруг,
но "юнкере" не видно. Сажал самолет тяжело. А когда зарулил на  стоянку,  то
сил выйти из кабины уже не было.
 - Что случилось, товарищ  командир?  -  испуганно  спросил  подбежавший
Чувашкин. Он всмотрелся в меня. - Вы же больной! Идемте в санчасть. В  таком
виде летать нельзя.
 Я почувствовал, что заболел, и сопротивляться было глупо.
 - Помоги выбраться из кабины. Дела, брат, плохи...
 В санчасти, расположенной в домике конторы машинно-тракторной  станции,
меня встретила полнотелая врач. Сразу же измерила температуру. Ахнула:
 - У  вас  тридцать  девять  градусов!  Как  же  вы  летали?  Немедленно
ложитесь! Будем лечиться.
 - Хорошо! Только позвоните в штаб, Иванову, сообщите, что болен.
 - Не волнуйтесь! Все будет сделано.
 На третий день температура стала нормальной. Я попросил  врача  вернуть
обмундирование, считая себя уже здоровым и годным для боевой работы. Врач же
уговаривала меня еще полечиться пару дней. Наш спор был  неожиданно  прерван
взрывами бомб. От ударной волны с жалобным звоном полетели стекла  из  окон.
Врач проворно схватила  носилки,  упала  на  пол  и  укрылась  ими.  Я  едва
удержался от смеха, подумал, что вот  уж  воистину  утопающий  хватается  за
соломинку.
 Через  три-четыре  минуты  сконфуженная  женщина  стрелой  вылетела  из
палаты, а я, проворно набросив больничный халат,  решительно  направился  на
стоянку эскадрильи. Поговорил с летчиками о  делах.  Узнал,  что  произошло.
Оказалось, что группа Ме-109, по-воровски выскочив из  облачности,  сбросила
около десятка бомб  с  высоты  более  тысячи  метров  и  снова  скрылась  за
облаками. К счастью, действовали они в спешке, не прицельно. Бомбы  упали  в
стороне от стоянки. Никто не пострадал, повреждений техники также не было.
 "Чего ж они напугались? - думал я. - У нас на  аэродроме  ведь  нет  ни
одного зенитного пулемета. Видно, хваленые асы нередко  проявляют  храбрость
лишь тогда, когда ловят "легкую добычу".
 Вскоре летчики группами взлетели на штурмовку, в том числе  и  на  моем
"миге". Поговорив с техниками, "отведя душу", направился снова в санчасть.
 Вдруг мое внимание привлек звук работающих  авиамоторов.  С  запада,  в
направлении опустевших стоянок, подходила к аэродрому шестерка  Ю-88.  "Надо
укрыться",  -  решил  я.  И  не  зная  о  траншеях  и  ровиках,   устроенных
техсоставом, решил просто ничком лечь на землю. Посыпались бомбы.  Чувствую,
полоса взрывов надвигается все ближе ко мне. "Вот и конец", -  подумал  я  и
плотнее прижался к  земле.  Примерно  за  полсотни  метров  от  меня  взрывы
прекратились и бомбардировщики ушли на север.
 Вернувшись в санчасть, потребовал свое обмундирование.
 - Что вы так торопитесь? Вам необходимо еще подлечиться, - протестовала
врач.
 - Дорогой доктор! Не  хочу  погибнуть  как  куропатка.  Вам  тоже  надо
перебираться из этого  помещения.  Рядом  с  вашей  санчастью  сосредоточены
уборочные комбайны, а  немцы  их  принимают  за  боевую  технику  и  бомбят.
Немедленно уходите отсюда!
 В эскадрилью прибыл кстати: как раз в это время противник с плацдарма у
Каховки перешел в наступление на Перекоп. Полк после утренней штурмовки  сел
на аэродроме западнее Мелитополя, у села Нижние Серагозы. Мы  понимали,  что
расположимся здесь на короткое время.
 Утром все группы истребителей вновь  ушли  на  штурмовку.  Техсостав  и
воины батальона аэродромного обслуживания убыли на  новую  точку.  Подходило
время и моего вылета на разведку. И надо же - такая курьезная обстановка:  с
раннего утра приблудился к моему самолету небольшой  поросенок.  Он  путался
под ногами и хрюкал, надеясь  поживиться  харчами.  Я  остановился  даже,  с
сожалением уставившись на осиротевшее животное. Что с ним делать?  Оставлять
немцам на закуску? Застрелить?.. Жалко. Не придумав ничего другого, я связал
ему ноги и пристроил за бронеспинкой. Так мы вдвоем и слетали на разведку. В
Нижних Серагозах, доложив результаты, попросил заведующего  летной  столовой
забрать моего необычного пассажира. Он пообещал подкормить повизгивающего от
голода попутчика.
 За ужином, не выдержав, рассказал  летчикам  историю  с  поросенком.  И
пожалел, конечно: лучше бы уж промолчать.
 - Ну, Сашка! Если бы "мессеры" знали, кто с тобой летит, они бы  уж  ни
за что от тебя не отстали.
 - Ладно!.. Хватит смеяться над моим напарником. Я из-за него весь полет
выполнял только на бреющем, все берег его, чтобы не задохнулся на высоте.
 В Нижних Серагозах поработали пару дней - и снова на новый аэродром.
 Противник, прорвав  нашу  оборону  на  Днепре,  нанес  главный  удар  в
направлении Крыма. Своим левым крылом он вел наступление на Мелитополь.  Это
и  вынуждало  нас  к  перебазированию.  За  последнее  время   полку   часто
приходилось  вылетать  с  одного  аэродрома,  наносить  штурмовые  удары,  а
садиться на другом. Техсостав и батальон аэродромного  обслуживания  уходили
на новое место базирования иногда под разрывами снарядов.
 Моя группа, успешно выполнив штурмовой  удар  по  колонне  автомашин  с
пехотой,  приземлилась  на  летное  поле  около  Астраханки.  Нас  никто  не
встретил, на аэродром еще не успела прибыть передовая команда.
 Замаскировав самолеты, мы провели разбор  действий  летчиков  в  боевом
вылете. К этому времени подъехала санитарная машина с врачом и  медицинскими
сестрами. Все повеселели - было с кем поболтать на отвлеченные  темы.  После
боя полезно немного развеяться.
 В стороне от аэродрома послышался гул самолета и  показался  УТИ-4.  Он
так прижимался к земле, что казалось, зацепит за лесопосадки.
 - Летит  Осипенко!  Будет  нам  сейчас  разгон  за  бездеятельность,  -
предупредил я летчиков.
 - Не стоит волноваться! Смотри, как опасаются "мессеров". Не зацепились
бы за землю-матушку, - забеспокоился Лукашевич.
 Через минуту, при приземлении, УТИ-4 вдруг накренился и, чиркнув крылом
о землю, поднял облачко пыли. Послышался треск ломающегося самолета. Все  мы
бросились к нему.  Самолет  был  поврежден  серьезно,  но  летчик  и  комдив
отделались небольшими ранениями.
 Мы помогли медикам усадить пострадавших в машину, и санитарный  автобус
быстро направился в село.
 - Ну, Лукашевич! Накаркал ты несчастье, - упрекнул я товарища.
 - А при чем здесь я? Это они сами себя подвели. Излишняя осторожность в
летном деле только вредит...
 Вскоре прибыла  передовая  команда  технического  состава  и  батальона
аэродромного  обслуживания.  Самолеты  были  заправлены  горючим,   заряжены
боекомплектом патронов. На машины подвесили бомбы. Моя группа снова вылетела
на штурмовку противника.
 К вечеру в Астраханку перебазировался полк и БАО. С раннего утра  снова
начались боевые вылеты на штурмовку наступающих на Мелитополь гитлеровцев. А
я, в паре с Гроссулом, вылетел на разведку в направлении Каховки, а оттуда к
Перекопу. Особое внимание уделили  поиску  противника  западнее  Мелитополя.
Положение  в  Таврии  ухудшалось.  Немцы  пробивались  к  Сивашу,   стремясь
полностью отрезать Крымский полуостров. Западнее Мелитополя, прорвав  слабую
оборону наших войск, вражеские колонны, поднимая  на  дорогах  облака  пыли,
продвигались к городу. Для задержки их требовалось  оперативное  воздействие
нашей авиации, активная помощь с воздуха обороняющимся соединениям.
 Вся истребительная авиация  была  брошена  на  штурмовые  действия.  Мы
делали все, чтобы не позволить  головной  колонне  противника  прорваться  в
Мелитополь. В полдень для удара по  основным  силам  врага  вылетела  группа
бомбардировщиков СБ. Наша четверка истребителей сопровождала ее.  Мы  знали,
что  в  их  бомболюках   находятся   контейнеры,   загруженные   колбами   с
зажигательной смесью "КС". Бомбардировщики точно вышли  на  цель  и  нанесли
массированный удар по головной части колонны танков и автомашин. Впервые  мы
увидели эту эффектную картину. Некоторые стеклянные  колбы  с  зажигательной
смесью,  сталкиваясь  в  воздухе,  разбивались.  Смесь  загоралась,  образуя
гирлянды белого дыма. Они жгутами шли к  земле.  Большое  скопление  техники
противника было  точно  накрыто  этим  ударом.  Сквозь  белый  дым  от  "КС"
проступили столбы черного смрада от горящих автомашин и танков.
 Выполнив задачу по сопровождению СБ, мы, быстро заправившись горючим  и
подвесив бомбы, взлетели вновь. Теперь  уже  на  штурмовку  той  же  колонны
противника. Вот уже первым в пикирование  перешло  звено  Фигичева.  За  ним
должна идти моя тройка. Как всегда, перед ударом по наземной цели я осмотрел
небо. С южного  направления,  прикрываясь  солнцем,  на  нас  шла  восьмерка
"мессершмиттов". Предупредив летчиков эволюциями самолета  об  опасности,  я
сбросил бомбы с горизонтального полета. Энергичным боевым  разворотом  влево
моя пара пошла в лобовую атаку.  Третий  летчик  звена,  Александр  Гроссул,
развернулся вправо и оторвался от нас. Он точно  повторил  ошибку  Карповича
под Кодымой.
 "Мессершмитты" лобовой атаки не приняли и пытались нас обойти. Я иду за
ними в правом развороте и вдруг вижу,  что  ведущая  пара  вражеской  группы
заходит в хвост самолету Гроссула. На большой скорости за счет  форсирования
мотора проскакиваю мимо ведомого пары "мессеров" и бью очередью  с  короткой
дистанции по мотору и кабине ведущего. Не успел я выйти из атаки, как  левее
крыла моего самолета пронеслась дымовая трасса и послышался легкий  удар  по
самолету. Все же второй Ме-109 успел зацепить меня своей очередью.
 Где-то внизу звено Фигичева штурмовало врага на земле,  а  мое  связало
боем группу, вражеских истребителей. И на этот  раз  на  противника  оказало
психологическое воздействие уничтожение в начале схватки  командира  группы.
Атаки "мессершмиттов" были неуверенными, вялыми.
 Вскоре вражеская шестерка прекратила бой и взяла курс  на  запад.  Лишь
один Ме-109 настойчиво атаковал  звено  при  отходе  к  Мелитополю.  Но  мы,
применяя маневр "ножницы", отразили эти попытки.
 Перед ужином, как всегда, командир полка  информировал  нас  об  итогах
боевого дня. Он передал  нам  благодарность  от  наземного  командования  за
успешные действия истребителей и бомбардировщиков,  задержавших  наступление
немцев на Мелитополь. Противник сумел лишь перерезать железную дорогу  между
городом и Крымом, захватив станцию Акимовку. В заключение Иванов сообщил:
 - А Покрышкину командование наземных  войск  прислало  благодарность  и
подтверждение на сбитие немецкого аса, награжденного Железным крестом.
 - Что, летчик попал в плен? - спросил Гроссул.
 - Нет! Он был убит в воздухе.
 - Это хорошо!.. Убитый  фашист  лучше,  чем  пленный.  Теперь  понятно,
почему так настойчиво нас преследовал один из "мессеров". Хотел расплатиться
с нами за своего ведущего...
 Утром инженер сообщил, что мой самолет  получил  в  бою  повреждение  и
требует ремонта. Бронебойный снаряд попал в верхнюю  обшивку  крыла,  сделал
поперечную выемку в лонжероне. Была  нарушена  прочность  плоскости.  Иванов
вызвал меня и поставил задачу:
 - Перегонишь своего "мига" в наши полковые  мастерские  в  Володарском.
Там проверь подготовку  молодых  летчиков  и  подучи  их.  Через  пару  дней
заберешь и привезешь в полк. Пора молодое пополнение вводить в бой.
 На аэродроме в Володарском  меня  окружила  молодежь,  направленная  на
дополнительную отработку техники  боевого  применения  "мига".  В  авиашколе
приемы воздушного боя пилоты не освоили и фактически не были готовы к  тому,
чтобы участвовать в борьбе с врагом.  По  имеющимся  в  полку  данным,  этот
пробел был устранен.
 - Ну, как с подготовкой? - спросил я у летчиков.
 - Готовы к выполнению любых боевых задач! - бодро доложил  Никитин  как
старшина группы. - Товарищ старший лейтенант, заберите нас на фронт!
 - Если хорошо подготовлены, то вылетим в полк.
 - Мы здесь научились вести воздушные бои, стреляли по целям  на  земле.
Вот бомбометание не отработали, нет полигона.
 - Практическим  бомбометанием  будете  заниматься  на  фронте.  Сегодня
проведем занятия по тактике, а завтра будет проверка техники пилотирования в
бою с воздушным и  наземным  противником,  -  разъяснил  я  задачи,  которые
наметил решить за два дня пребывания в Володарском.
 - Скорее  бы  на  фронт!..  Так  хочется  подраться  с  "мессерами"!  -
восторженно высказал чернявый летчик.
 - Супрун? Я не ошибся? Посмотрим, как  ты  оправдаешь  в  боях  фамилию
твоего знаменитого земляка, летчика-испытателя Степана Супруна.  Он  здорово
дерется с немцами на Западном фронте.
 - Степана Павловича Супруна  уже  нет.  Он  погиб  в  воздушном  бою  и
награжден посмертно второй медалью Героя Советского Союза, - скорбно поведал
мне эту печальную новость Никитин.
 Ошеломленный неожиданным сообщением, я растерянно смотрел на  летчиков.
В сознании не укладывалось,  что  могли  сбить  такого  мастера  пилотажа  и
снайпера воздушной стрельбы. Мысли  опять  вернулись  к  устаревшей  тактике
истребителей, рекомендованной довоенными наставлениями  и  инструкциями.  Да
плюс еще отсутствие радиосвязи на наших самолетах. Вероятно, в этом  таилась
и причина гибели Супруна.
 Никитин, догадываясь о моем состоянии, спросил:
 - Вы встречались с Супруном, знали его?
 - Больше чем знал!.. Все! Разговоры кончаем. На занятия.
 До позднего  вечера,  используя  модели  самолетов,  осваивали  тактику
истребителей. Старался довести до молодых летчиков все то  новое,  что  было
выработано в  боях  с  гитлеровскими  асами.  Не  стеснялся  говорить  и  об
устаревших приемах, ссылался на опыт лучших летчиков нашего полка.
 На следующий день начались полеты на отработку  техники  пилотирования.
Главное внимание уделил энергичному выполнению  маневра  в  бою.  К  вечеру,
после учебных воздушных боев, облетал свой отремонтированный "миг".  Показал
молодежи, как наносится по наземной  цели  скоростной  "соколиный  удар".  У
самой земли дал очередь по мишени-макету. И надо же такому случиться - вдруг
влетел в стаю скворцов. Сразу же повел  машину  на  посадку.  Еще  в  полете
увидел вмятины. Теперь придется менять две плоскости крыла.
 На  земле  еще  раз  осмотрели   повреждения.   Маленькие   птицы   при
столкновении с самолетом, летящим на  большой  скорости,  наносят  серьезные
повреждения. Пришла мысль: надо быть осторожным  при  нанесении  "соколиного
удара" в боевых условиях. Сейчас, осенью, начинается перелет  птичьих  стай.
Столкновение с ними может закончиться очень плохо.
 Вечером съездил в Мариуполь. Познакомился с городом металлургов. Он жил
напряженной трудовой жизнью, выплавлял сталь для фронта. О войне  напоминали
замаскированные здания, заклеенные полосками бумаги окна и множество военных
плакатов и лозунгов. Удастся ли нашей армии удержать  Мариуполь,  не  отдать
город фашистам?
 Утром, облетав снова свой самолет, вылетел с пополнением в  Астраханку.
Молодые летчики летели парами с превышением одна  над  другой,  с  небольшим
уступом от фронта. Приятно было видеть, что мои занятия пошли впрок. Ведущие
Никитин,  Труд,  Супрун  и  Бережной  умело  маневрировали  своими   парами.
Хотелось, чтобы молодежь грамотно использовала технические  приемы,  которые
родились в боевой обстановке, добивалась побед.
 Понимал состояние молодых летчиков. Ребята жаждут сразиться  с  врагом.
За эти дни я проникся к ним отеческой заботой, передал им все, чему научился
сам, что освоили летчики части за тяжелые  месяцы  войны.  Они  вступают  на
боевой путь лучше подготовленные тактически, чем мы, когда начи