произнес Геннадий. - Твоим
ребятам будет по плечу проверка?
   - И его,  и моим,  и даже женщинам из группы Челнока, - ответил за меня
Андрей.  - Нужна взаимная, перекрестная проверка и перепроверка. Иначе мы не
вырвемся из этого заколдованного круга.
   - Хорошо, - опять согласился Геннадий. - Пусть будет так.
   - И  еще  у  меня такое предложение,  -  продолжал Андрей.  -  Связного
Колючего надо сменить.
   - Правильно! - одобрил я. - Он может быть на подозрении у немцев, как и
Крайний, с того момента, когда арестован Прохор.
   - Но  ведь  он  поддерживает связь  через "почтовый ящик",  -  возразил
Геннадий.
   - Крайний  тоже  имел  дело  с   "почтовым  ящиком",   а  все-таки  его
арестовали.
   Геннадий кивнул:
   - Что ж, заменим и Колючего.
   Он говорил это таким тоном,  будто выполнял чужую волю.  И в глазах его
туманилась глубокая тоска.  Я  приметил ее,  но не придал значения.  Мы были
слишком взволнованы постигшим нас несчастьем и  думали в  ту минуту только о
нем.


   11. У Аристократа тоже новости

   Тридцатиградусный мороз жег основательно.  Я  шел широким шагом,  зябко
поеживаясь. Ослепительно белым, кристаллическим блеском отсвечивал на солнце
молодой, выпавший ночью снег. Стояла безветренная тишина. Флаги со свастикой
у  входа  в  комендатуру упали,  будто  налитые тяжестью.  На  главной улице
горожане скребли тротуар. Горками возвышался плотный сколотый снег.
   Наконец холод остался за стенами дома:  я в приемной доктора.  Поначалу
тепло  не  ощущалось.  Только немного погодя горячая кровь  прилила к  лицу,
рукам, ногам.
   Андрей сидел в компании знакомого мне очень худого клиента.
   В том,  что попаду на прием последним,  я не сомневался.  Но вот кто из
них двоих -  Андрей или худой клиент -  первым пойдет к доктору,  можно было
только гадать.  Мне хотелось, чтобы пальма первенства принадлежала худому. Я
был кровно заинтересован в этом.
   Из кабинета вышла дремучая старушка в  сопровождении Наперстка.  Андрей
поднялся.  Значит,  его  очередь.  Я  в  душе выругал друга:  как же  он  не
рассчитал и  пришел раньше худого клиента?  И что теперь делать?  Изобретать
предлог для встречи?
   Выручила Наперсток. Она обратилась к Андрею:
   - Вам опять массаж?
   - Да.
   - Быть может,  вы  уступите очередь этому господину?  -  Она кивнула на
худого клиента. - Ему вливание. Десять минут.
   Андрей "великодушно" поступился очередью.  Худой клиент хмуро и неловко
поблагодарил его и скрылся в кабинете.
   - Умница, - тихо проговорил Андрей, имея в виду Наперстка.
   - Она-то да, - заметил я, еще не избавившись от досады.
   - Я пришел рановато, - попытался оправдаться Андрей.
   - Учти на будущее.
   Спустя четверть часа мы слушали Карла Фридриховича.
   - Был.  Три раза был,  -  рассказывал он.  -  Все верно.  Тромбофлебит.
Хронический,  поверхностный,  нижних конечностей.  Отеки. Боли, особенно при
ходьбе.  Обычная картина...  Надо лечить. Хорошо бы покой, постельный режим,
но все это роскошь, о которой сейчас можно лишь мечтать и больному, и врачу.
Господин Пейпер был весьма удивлен,  узнав, что я немец. Он, кажется, верил,
будто русские в  начале войны расстреляли всех немцев.  Внимательно и как-то
настороженно слушал меня, но о себе ничего не сказал... Я понимаю его.
   - Так-так,  -  выражал я нетерпение. - Какое впечатление он произвел на
вас?
   Карл Фридрихович улыбнулся:
   - Глупо,  видите  ли,  пытаться  определить характер человека по  лицу.
Тогда  бы  преступников узнавали на  расстоянии.  Я  лично  видел  идиотов с
высокими лбами  мыслителей,  встречал убийц с  лицами вдохновенными,  как  у
зодчих, попадались на моем пути подлецы и проходимцы с ангельским обликом, а
мой учитель,  профессор,  умнейший человек,  походил на обезьяну. Да! У него
был  узенький лобик  с  нависшими надбровьями,  глубоко  посаженные глаза  и
огромные уши.  А ума -  на десятерых.  Так что тут и ошибиться нетрудно. А в
общем, Пейпер выглядит человеком порядочным. И чем-то угнетен. Есть что-то у
него на душе.  Это я заметил по глазам.  А так - обычный, средний немец. Да,
зубы приметны!  Они до того ровны и белы,  что кажутся искусственными. Вот и
все.  А теперь,  -  доктор встал и отодвинул стул к стене, - прошу прощения.
Кое-какие дела. И не уходите, у меня есть новость, и довольно занятная.
   Мы остались одни с  Андреем и продолжили разговор о Пейпере.  Начальник
метеослужбы заходил вчера к нему в бильярдную,  благодарил, принес сигареты,
консервы, приглашал к себе на квартиру.
   - Мне трудновато,  -  пожаловался Андрей.  -  Он  знает русский,  как я
эфиопский, а мне неохота показывать, что владею немецким.
   - Понимаю.
   - А разговор решительный нужен. Канитель разводить нечего.
   - Но как организовать этот разговор?
   - Любым способом, который окажется удобным. Тут я спокоен.
   А  я  не  был  спокоен.  Успех  разговора зависел не  только от  нашего
желания,  но и  от многих других причин и обстоятельств.  Основа задуманного
предприятия прочерчивалась ясно и  четко:  сыграть на нашей осведомленности,
вынудить Пейпера пойти на откровенность,  заставить работать на нас.  Но как
воспримет все это Пейпер?  Не можем же мы,  строя планы, надеяться только на
удачу?  А  вдруг  Пейпер  покажет когти?  Вдруг  заартачится?  Припугнет нас
гестапо?  Да  и  мало ли еще какие "вдруг" объявятся...  Притом,  кто должен
пойти на решительный разговор с Пейпером?  Кто подвергнет себя риску быть не
только проваленным, разоблаченным, но и, возможно, арестованным? Если Пейпер
не  дурак (а  почему он должен быть дураком?),  то он,  конечно,  предпочтет
избавиться от  человека,  овладевшего его  тайной.  Зачем  ему  нужен  такой
свидетель?  Не лучше ли превратить его в  молчаливого покойника?  Так вот...
Если все ясно,  то  кто же возьмет на себя деликатную миссию переговорить по
душам с Пейпером?  Быть может,  Геннадий Безродный?  Не годится. Плохо знает
язык и вообще мелко плавает.  Аристократ?  Нельзя.  Он не просто содержатель
явочной квартиры, но еще и опекун Наперстка. Андрей? Остается он... Странно.
Самое трудное и опасное приходится возлагать на того, кому ты больше веришь,
кого любишь,  кто тебе дороже,  ближе, роднее. А почему, собственно, Андрей?
Да, почему? Почему не я?
   - Знаешь,  Андрюха,  -  начал я.  -  Пейпера поручим мне. Я с ним найду
общий язык.
   Андрей покачал головой:
   - Одному нельзя.  Надо вдвоем.  Я уже думал об этом, ставил себя на его
место. Пойдем вместе. Так лучше. Сразу все решим при нем. Понимаешь?
   Я кивнул.
   - Согласен?
   - Да. А где провести разговор?
   - У него.  Он живет на частной квартире. Надо только хозяина прощупать.
Что за птица?
   Условившись об очередной встрече,  мы встали, готовые покинуть комнату,
но тут появилась Наперсток.
   - Карл Фридрихович просил не уходить, - объявила она. - Будем пить чай.
   Пришлось подчиниться.  Мы  прошли во  вторую комнату и  сели  за  стол.
Доктор был  верен себе.  Ни  одного раза он  не  выпускал нас  из  дому,  не
накормив.  Карл  Фридрихович считал  долгом  делиться  с  товарищами  своими
запасами.
   Когда  на  столе  появился исходящий паром  чайник,  в  комнату  вошел,
потирая руки, сам Карл Фридрихович.
   - Не поверили, что у меня новость, и хотели уйти? - обратился он к нам.
   - Почти не поверили, - признался Андрей.
   - Подумали,  что  старик  изобрел  предлог попить  чайку?  -  продолжал
доктор.
   - Что-то вроде этого, - сказал Андрей.
   Карл Фридрихович укоризненно покачал головой.
   Наперсток начала  разливать чай.  Я  положил себе  в  тарелку несколько
горячих картофелин.
   - Хочу поведать вам одну историю,  - начал доктор, не прикасаясь к еде.
- История не из моей жизни,  а из жизни друга - покойного доктора Заплатина.
Но я  был ее свидетелем.  А если говорить точно -  участником.  Как и всякая
история,  всплывающая  на  поверхность сквозь  туман  времени,  она  окутана
таинственностью.
   - Сразу заинтриговали, - заметил Андрей.
   - И даже аппетит испортили, - добавил я, расправляясь с картошкой.
   А  Карл Фридрихович продолжал рассказывать.  Случилось все  осенью,  до
войны,  в хуторе Михайловском,  в субботний вечер. Он, Карл Фридрихович, был
гостем  доктора Заплатина по  случаю дня  его  рождения.  Тот  жил  одиноко.
Поздравить зашли еще несколько сотрудников больницы, где работал Заплатин. К
полуночи все разошлись,  а Карл Фридрихович остался ночевать.  Погода стояла
препакостная,  плестись через  весь  город  в  такую  мокрядь  не  хотелось.
Улеглись спать,  а  перед рассветом обоих разбудил стук  в  дверь.  Заплатин
надел халат и вышел в переднюю,  включив на ходу свет в двух комнатах.  Карл
Фридрихович лежал на диване. Через минуту Заплатин вернулся, но не один, а с
незнакомым человеком. Незнакомец переступил порог, сделал шаг, другой, потом
закачался и, попятившись, припал к стене. Он был без головного убора, волосы
мокрые и  всклокоченные.  Пальто измято,  испачкано грязью.  "Мне  плохо,  -
прохрипел незнакомец,  -  помогите.  Только не в  больницу.  Я отблагодарю".
После этой короткой фразы он закатил глаза и  стал скользить по стене.  Карл
Фридрихович вскочил с дивана и бросился на помощь Заплатину. Общими усилиями
они подняли человека и положили на диван. Незнакомец был без сознания.
   Карл Фридрихович прервал рассказ и  попросил Наперстка налить ему  чаю.
Нам он лукаво подмигнул:
   - Интересно для начала?
   - Очень, - заверил я.
   Андрей  промолчал,  но  лицо  его  выражало крайнее  изумление,  словно
рассказ  касался  не  какого-то  там  незнакомца,   а  самого  его,   Андрея
Трапезникова.
   Карл Фридрихович отпил несколько глотков того, что я именую по привычке
чаем, погрел пальцы о горячий стакан и продолжал рассказ.
   Незнакомец имел сквозное пулевое ранение и  перелом руки.  Если бы  все
это произошло в доме Карла Фридриховича,  можно заверить,  что пострадавший,
невзирая на  его просьбу,  через несколько минут оказался бы  на  больничной
койке.  Законы издаются для всех. Но у Заплатина были странности. Он оставил
раненого у  себя и превратил квартиру в филиал больницы.  Человек нуждался в
срочной квалифицированной помощи,  и  эту  помощь ему оказали два врача.  На
спине незнакомца оказалась аккуратная маленькая дырочка.  Тут вошла пуля. На
поверхности грудной клетки зияла большая кровоточащая рана.  Тут пуля вышла.
Она прошла верхнюю долю легкого и  этим осложнила дело.  Плевральная полость
была заполнена кровью.  Пришлось наложить давящую повязку. Не лучше обстояло
дело и  с  рукой:  открытый,  загрязненный перелом кости левого предплечья с
повреждением крупных кровеносных сосудов.  Потребовалась перевязка, накладка
гипсовой повязки с  открытым окном...  Короче говоря,  незнакомец пролежал в
доме Заплатина чуть ли не месяц. Карл Фридрихович видел его еще два раза. Он
не  назвал себя,  но обещал по выздоровлении объяснить Заплатину историю,  в
которую попал.  Но объяснения не последовало.  Он исчез.  Исчез неожиданно и
бесследно.
   Карл Фридрихович вновь прервался и начал отхлебывать чай.
   Андрей уже  не  сидел.  Он  шагал по  комнате,  глубоко засунув руки  в
карманы.  Когда доктор прервал рассказ,  он подошел к столу,  ухватил руками
спинку стула так, что побелели суставы, и спросил:
   - Вы помните дату, когда явился ночной гость?
   Я перевел взгляд с Андрея на Карла Фридриховича.
   - И  помнить нечего,  -  ответил доктор.  -  День  рождения моего друга
двадцать восьмого октября. Такие даты не забываются.
   Взволнованный Андрей посмотрел на меня:
   - Ты понимаешь?
   - Ничего абсолютно.
   - Двадцать восьмого октября в поезде мне нанесли ножевой удар.
   Силы небесные!  Кусок застрял у  меня в  горле.  Неужели возможно такое
совпадение?
   Андрей вновь забегал по комнате, потом плюхнулся на стул, схватил Карла
Фридриховича за руку:
   - Ради бога! Вспомните, каков он из себя. Это очень важно.
   - Понимаю, - кивнул доктор. - Теперь уже вы заинтриговали меня.
   Незнакомец,  по описанию доктора,  был среднего роста, коренаст, крепко
сложен, широкоплеч, лицо жестковатое, но с правильными чертами.
   - Он, Дункель! - воскликнул Андрей.
   - Да, пожалуй, - согласился я.
   - Что вы сказали? - обратился доктор к Андрею.
   Но Андрей был до того взбудоражен и  взволнован,  Что вместо ответа сам
задал вопрос:
   - Карл  Фридрихович!  Почему вам  на  ум  пришла мысль именно сегодня и
именно нам рассказать эту старую историю?
   - Простите,  - как-то смущенно проговорил доктор. - Дело все в том, что
этого человека сегодня утром я встретил в городе.
   Я и Андрей некоторое время смотрели молча друг на друга, думая об одном
и том же: "Дункель в Энске!"
   Первым прервал молчание Андрей:
   - Он вас тоже узнал?
   - Не думаю.  Нет-нет.  А  я  его сразу.  И вот еще что,  -  спохватился
доктор.  -  У  этого субъекта есть  дурная привычка.  Он  любит пользоваться
зубочисткой,  когда надо и не надо. Я видел его не за едой, и было неприятно
смотреть, когда он энергично ковырял в зубах.
   - Дункель!  Дункель!  -  снова  воскликнул Андрей.  -  Неужели  он  тут
обосновался?
   Я развел руками Трудно сказать.
   Мы  просидели в  этот раз  у  Карла Фридриховича очень долго.  Пришлось
поведать ему историю Дункеля, поскольку она уже не составляла никакой тайны.
Потом Андрей пошел к  себе в  бильярдную,  а  я  решил пойти к  Геннадию для
зашифровки очередной радиограммы.  Надо  было  сообщить на  Большую землю  о
появлении в Энске Дункеля.


   12. Визит к Пейперу

   - Тайну эту знали лишь двое, - тихо проговорил Пейпер.
   - Теперь будут знать четверо, - заметил я.
   - Выходит, так, - согласился Пейпер.
   Мы сидели без света в комнате, которую он занимал. Быстро падала долгая
декабрьская ночь.  За  окном темнела узкая улица,  покрытая снегом Пейпер не
зажигал  лампу:   в   полумраке  беседовать  было  значительно  легче,   все
чувствовали себя как-то  свободнее.  Пейпер был подготовлен к  моему визиту.
Наш план несколько изменился.  За несколько дней до этого Андрей,  пользуясь
приглашением Пейпера,  побывал у него в гостях,  а когда уходил,  по секрету
кое-что сказал.  Он сказал,  что имеет в Энске знакомого русского,  которому
известно, что Пейпер вовсе не Пейпер, а Шпрингер и не австриец, а немец.
   Можно  было  предположить,  что  Пейпер  рассмеется  в  лицо  Андрею  и
вытолкает  его  взашей,  скажет,  что  это  не  его  дело  -  интересоваться
биографией представителя оккупационных войск,  или  наконец потянет Андрея в
гестапо, чтобы он не распускал язык. Получилось иначе.
   Пейпер был потрясен. Новость ошеломила его. В течение нескольких секунд
он не смог произнести ни единого слова и только шевелил беззвучно губами.
   Мы дали ему возможность в течение нескольких дней пораздумать над своим
положением.  Андрей твердо рассчитывал,  что Пейпер не  сможет отделаться от
нас молчанием.  Так оно и  вышло.  Спустя четыре дня он зашел в  бильярдную,
заглянул в каморку Андрея и спросил:
   - Кто он, тот русский?
   Андрей сказал, что не уполномочен отвечать на такой вопрос.
   - Быть может, вам известно, как он намерен распорядиться моей тайной?
   - Я  знаю одно,  -  пояснил Андрей,  -  он  не станет делиться тайной с
вашими соотечественниками.
   - Вы уверены в этом? - тревожно поинтересовался Пейпер.
   - Да.
   - А мне можно повидать его?
   - Безусловно.
   - И познакомите меня с ним вы?
   - Да!
   - Я буду благодарен. Чем скорее это произойдет, тем лучше.
   Зверь сам бежал на охотника.
   Андрей не опасался,  что Пейпер выкинет какой-нибудь неожиданный номер.
Он относился к числу людей,  не обладающих искусством управлять своим лицом.
Лицо выдавало его мысли.  И тем не менее, обдумывая план встречи с Пейпером,
мы ориентировались не только на благополучный исход.
   Что  мог предпринять Пейпер?  Он  мог,  рассуждали мы,  привлечь верных
друзей,  заманить Андрея и  меня к  себе и  расправиться с  нами.  А с нашей
смертью умерла бы  и  опасность разоблачения,  нависшая над головой Пейпера.
Рассуждая так, мы решили обезопасить себя: сорвали две назначенные встречи и
вошли в дом Пейпера лишь тогда, когда были уверены, что он один. Конечно, он
мог поступить иначе: принять нас, а уже после этого подать сигнал. Мы учли и
это.  Мой  паренек и  паренек из  группы Андрея вели  наблюдение за  домом и
должны были предупредить нас в случае опасности.
   Но все идет нормально. Мы познакомились, сидим, беседуем, курим.
   Понимает  ли  Пейпер,  что  повлечет  за  собой  наша  осведомленность?
Догадывается ли он,  кто скрывается под личиной переводчика управы и маркера
бильярдной из казино?
   Думаю, что да. Пейпер производит хорошее впечатление.
   - Ваше счастье, что тайной овладели мы, а не гестаповцы, - сказал я.
   Пейпер усмехнулся, задвигался на стуле.
   - Когда лев вырывает из когтей тигра жертву, то ей от этого не легче, -
проговорил он.
   - Вы хотите сказать,  -  заметил Андрей, - что вам безразлично, кому бы
ни проболтался обер-фельдфебель.
   - Боже сохрани!  - запротестовал Пейпер. - Я сказал это для того, чтобы
образнее выразить свое положение. Только для этого.
   - Хорошо,  -  сказал я.  -  Не будем придираться к слову.  Вы сказали в
начале  беседы,   что   версия  о   покушении  на   родственника  гестаповца
несостоятельна?
   - Да.  Эту версию придумал я. Я обманул обер-фельдфебеля. Правда, тогда
он не думал еще стать обер-фельдфебелем.  Я  не мог сказать ему правду...  И
разве я похож на убийцу?
   Я и Андрей переглянулись.
   - А нам вы можете сказать правду? - спросил я.
   Пейпер развел руками. Смешно говорить об этом. Нам известно, что Пейпер
не тот, за кого себя выдает, так почему бы нам не знать и того, что побудило
его начать вторую жизнь?
   - В прошлую войну,  -  начал Пейпер,  -  тот,  кто сейчас носит фамилию
Гитлера,  был  награжден "железным крестом".  И  вот  из-за  этой  истории с
крестом я тоже попал в историю.
   Пейпер стал подробно рассказывать,  и,  если верить ему,  дело обстояло
так.  В  прошлую  мировую войну  Гитлер  служил  под  командой офицера-еврея
Гутмана. Часть их действовала на Западном фронте. Как-то ночью подразделение
Гутмана,   продвигаясь  вперед,   захватило  небольшой  лесок,   который  по
непонятным причинам  без  всякого  сопротивления оставили  французы.  Гутман
сообразил:  если  он  быстро не  предупредит своих  артиллеристов,  то  они,
рассчитывая,  что  в  леске  французы,  обработают участок и  накроют своих.
Телефонная связь с тылом отсутствовала. Надо было посылать курьера И курьера
с  довольно резвыми ногами.  Оставались считанные минуты.  Гутман  остановил
свой выбор на  Гитлере.  И  предупредил его,  что если он успеет добежать до
открытия артогня, то ему обеспечен "железный крест". Гитлер знал цену креста
и бросился выполнять приказание.  Он успел вовремя. Артиллерийский налет был
предупрежден.  Гутман представил его к  награде.  Дивизионное же  начальство
запротестовало.  Оно считало,  и считало правильно,  что бег,  даже рекордно
скоростной,  по  своей  территории  еще  не  может  служить  основанием  для
получения боевого ордена.
   Гутман  оказался человеком упорным.  Он  сам  добрался до  начальства и
доказал,  что  слово,  данное офицером,  должно выполняться.  Гитлер получил
орден.  Получил благодаря стараниям офицера-еврея.  Получил за резвый бег по
собственной территории.
   Прошло время, и ефрейтор стал фюрером.
   Живых  свидетелей "подвига" будущего фюрера уцелело десятка полтора.  С
одним из них Пейпер изредка встречался,  с  другими переписывался,  о  жизни
третьих знал по слухам.  В  тридцать пятом году один из сослуживцев Пейпера,
бывший ротный писарь, как-то забрел к нему на кружку пива и поделился своими
опасениями.  Выходило так,  что  уцелевшие свидетели "подвига" фюрера начали
постепенно кончать расчеты с  жизнью при  довольно странных обстоятельствах.
Так,  один из  них бесследно исчез,  не ос