Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
тересом вивисектора. - А что ж ты оделась? Все
равно ведь опять снимать.
Незнакомец, невесть откуда взявшийся, двинулся в сторону девушки.
Олеся испуганно моргала, сопела, пятилась, пока не уперлась спиной в
стену. Юноша деловито и по-хозяйски расстегнул на ней шорты, отодвигая
Олесины руки мохнатыми лапищами. Олеся изворачивалась, пиналась,
царапалась. Но подавить сопротивление красотки не составляло для
кинг-конга никакого труда. Шорты в одно мгновение улетели куда-то за
диван. Настал черед прозрачной блузки. Юра наблюдал за действиями друга
с гадкой ухмылкой.
Глава 32
Плюшевые зайцы и медведи смотрели на Валерия Александровича
сочувственно и с унынием. Но разве они могли осознать глубину его горя!
Комната Олеси осталась нетронутой с тех пор, когда несколько лет
назад маленькая птичка выпорхнула из родительского гнезда. В стенном
шкафу висели ее старые платья и свитера. Пианино отзывалось на громкие
звуки гортанным эхом. Расплывчатый акварельный рисунок с преобладанием
лимонно-желтых и медных тонов изображал осенний Париж. В ящиках
письменного стола лежали школьные дневники со множеством красных пятерок
и присутствовала коллекция любовных записок - Дима Павлов объяснял
десятикласснице Олесе, насколько она неповторима, необыкновенна,
прекрасна.
Теперь Суворин проводил в дочкиной спальне все свободное время.
Небритый и расхристанный Шведов появился часов в одиннадцать.
Невооруженным глазом было видно, как ему плохо. Убитый горем Суворин,
возраст которого в полтора раза превышал возраст Игоря, и тот выглядел
не так жалко и растерзанно.
- Что-то ты, брат, совсем, - заметил Валерий Александрович. - Надо
все-таки держать себя в руках. Больше не звонили?
Игорь тоскливо покачал головой, обнял голубого крокодила и
обессиленно свалился на кружевную Олесину кровать. Но стадия
неподвижности длилась у Шведова ровно секунду. Он шумно задышал,
запыхтел и оторвал от покрывала измученное лицо:
- Олеськой пахнет.
- Да, - вздохнул Суворин. - Ее духи. Никитишна еще жива?
- Рыдает.
- Она хоть может порыдать. А нам что делать?
- Выпить.
- Опять корвалолу?
- Водки.
Игорь спрыгнул с постели, пристроил голубого крокодила в углу и ушел
на кухню.
- Давайте напьемся, Валерий Александрович, - сказал он, разливая
водку. Стопки он выбрал не самые маленькие и бутылку тоже - литровую. -
Все же разрядка.
- Ну, не знаю. У меня завтра пятнадцать встреч запланировано.
- И у меня не меньше.
- Только работой, Игорь, и спасаюсь. Если бы не работа - давно бы в
больницу загремел.
- А я ничем не спасаюсь. Живу на автопилоте. Третий год.
- Четыре дня прошло, как они исчезли, - напомнил Суворин.
- Мне кажется - столетие!
Игорь стукнул горлышком бутылки о стопку.
- Я знаете о чем теперь мечтаю? Чтобы мне позвонили и сказали: твоя
жена и ребенок у нас. Вернем, если заплатишь миллион долларов.
- Миллион мы не соберем, - вздохнул Суворин.
- Но хоть что-то прояснится! Игорь снова наполнил емкости.
- Но я понимаю, что это только мои мечты. Думаю, до конца выборов мы
так и не получим конкретных требований, Валерий Александрович.
- Да?
- Да. Редкие звонки с туманными угрозами - чтобы измотать меня и вас
окончательно. И вывести из игры. Чтобы мы якобы добровольно сняли свои
кандидатуры.
- Возможно.
- Фельк прислал с курьером распечатку последнего опроса. Елесенко
отстает от вас всего на три процента. Секретарша мне сказала, от его
морды уже телевизор вспух. Вещает по два часа кряду.
- Деньги есть - ума не надо, - презрительно шевельнул бровью Суворин.
- Клонишь к тому, что это Елесенко все организовал?
- Ага.
- Сначала валил на Кукишева.
- Теперь на Елесенко. А что мне еще делать?
- Хотелось бы думать, что это действительно Елесенко. Он, по крайней
мере, физического вреда Олесе и ребенку не причинит. Не совсем ведь из
ума выжил. Вернет нам после выборов в целости и сохранности. И денег не
возьмет.
- У него, наверное, и без нас хватает.
- Конечно хватает.
- И откуда у него такие средства на предвыборную кампанию?
- Ясно откуда. Из Москвы. Центральный комитет партии поддерживает
своего кандидата.
- Мягкая экспансия красной чумы. Скоро коммунисты все приберут к
рукам.
- Коммунисты, демократы, какая разница? Бывает, один активный
демократ причиняет стране вреда больше, чем пять вялых коммунистов. Я и
не посмотрел бы на политическую ориентацию Елесенко, да и на сексуальную
тоже, лишь бы он делом занимался, приносил городу пользу. Но Елесенко
добивается поста мэра совсем не для того, чтобы ночами не спать и
думать, как выкрутиться с бюджетниками и детскими пособиями. Хочет к
городской казне присосаться. Это ведь только для бюджетников трудно
деньги найти. А на все другое - мигом отыщет резервы. Как подумаю, что
он займет мое место, сердце кровью обливается. Все ведь развалит! Будет
круглосуточно разглагольствовать по телевизору, строить новую виллу и
рыскать по бабам.
- Женщины его слабость.
- Кстати, вчера я познакомился с московской журналисткой. Мария
Майская.
- Мария Майская? Знаю, знаю. Читал ее статьи. В газете "М-Репортер".
Веселенькая такая газетка. Боевая. А что представляет собой Мария
Майская?
- Милая такая девочка, - слабо улыбнулся Валерий Александрович,
вспомнив яркую, красивую журналистку у дверцы своего служебного
автомобиля. Ее светлые волосы блестели на солнце, абрикосовое платье
подчеркивало загар. Знал бы Валерий Александрович, как он ошибается.
Мария Майская никогда в своей жизни не была милой девочкой. Она была
стервой.
- Старше Олеси?
- Конечно, постарше. И зачем "М-Репортеру" понадобился наш Шлимовск?
Именно в этот момент?
- Выборы! - объяснил Игорь.
- Ну, выборы. Эка невидаль.
- Я думаю, для них Шлимовск как город Глупов.
- Салтыкова-Щедрина?
- Да. Это я еще в школе читал. Город, как квинтэссенция российской
действительности. Россия в миниатюре.
- Ясно. Когда Маша доберется до Елесенко, тот будет в экстазе.
- Почему?
- Она хороша собой. Блондинка. И вчера, когда она догнала меня на
улице у мэрии, на ней было платье размером с носовой платок.
- Вот пусть Елесенко и оттянет на себя всю журналистскую страстность
Марии. Чтобы она не слишком интересовалась нашими личными проблемами.
Хотя...
- Что?
- Судя по статьям, эту девицу легче убить, чем заставить изменить
курс. Настырная, вездесущая, язвительная.
- Так, только этого нам и не хватало! Местную прессу мы можем
удержать от трескотни по поводу исчезновения Олеси и ребенка, а как
бороться с любопытством москвички?
- Никак.
Игорь снова взялся за бутылку.
- Хватит! - отрезал Суворин. - Заканчиваем попойку.
- Мы же и не начинали, - удивился Игорь, но поставил бутыль на место.
- И все-таки ты распустился, зять. Держи себя в руках.
Игорь покаянно опустил голову.
- Страдаю, - напомнил он.
- Но я ведь тоже! - горько сказал Суворин.
- Ваша тактика подавления эмоций, Валерий Александрович, чревата
саморазрушением.
- Разве?
- Конечно. Надо выпускать зверей на свободу, иначе они изгрызут вам
все внутренности.
- Точно, грызут. Такая тоска меня гложет, Игорь! Если Олеся и Валерка
не найдутся, то не знаю, как мне дальше жить.
- Я тоже. Столько лет ждал ребенка! И вот...
Суворин и Шведов погрузились в свои невеселые думы, как в бассейн с
водой. Но если Валерий Александрович, оптимист по натуре, время от
времени всплывал наверх и хватал ртом воздух надежды, то Игорь, с
максимализмом молодости, опускался на самое дно отчаяния.
***
Сказать, что Олеся была абсолютно голой, нельзя - на ее лице все же
оставалась губная помада. Туманная поволока, застилавшая взгляды парней,
и их разинутые от вожделения рты свидетельствовали, что в последующие
минуты биография Олеси пополнится еще одним приключением, вспоминать о
котором ей будет и больно, и стыдно. Она вжалась в стену около кадки с
развесистой искусственной пальмой, наивно пытаясь замаскироваться под
кокосовый орешек. Не вышло! Гориллообразный соратник подлого Юры и сам
Юра медленно подбирались к обнаженной модели, и остановить насилие мог,
наверное, только спор между друзьями - кто будет первым. Но они и не
пытались спорить на эту тему. Очевидно, роли в предстоящей забаве были
давно распределены.
Три молниеносных мысли со звоном пронеслись в Олесиной голове -
"Какая же я дура!", "Лучше умереть!", "Умирать нельзя, дома ждет
Валерка!" - сверкнули и погасли и сменились безразличием.
Заключительные па мужского стриптиза были приостановлены поворотом
ключа в замке входной двери. Кинг-конг и Юра замерли, удивленно выпучив
глаза, и перебросились вопросительными взглядами.
Дамы, которые появились в комнате в следующий момент, были очень
выразительны. Хрупкая миниатюрная шатенка тихо светилась белой яростью,
от брюнетки с выпуклыми формами можно было прикуривать. Электрические
разряды наполнили гостиную, слышались отдаленные залпы артиллерии и
треск миномета.
- Вика! - искренне удивился Юра. - Ты ведь на работе!
- Ты, я смотрю, тоже! - с ненавистью ответила рельефная брюнетка.
Жаркий взгляд, который она метнула в Олесю, испепелял, кокосовая пальма
рядом с голой путешественницей задымилась. Непонятно, в чем были
виноваты Олеся и пальма, гром и молнии надо было посылать в сторону
изобретательного мужа. Юра суетливо вертелся в поисках своих брюк.
Маленькая шатенка пока не говорила ничего. Но кинг-конг вдруг ощутимо
уменьшился в размерах. Даже убийственно густая черная шерсть на его
плечах, груди и ляжках как-то внезапно поредела, лишилась своей
радостной лохматости.
- Ты только посмотри на них, Арина! - язвительно сказала Вика. Яда в
ее голосе хватило бы на добрый килограмм лекарственных препаратов. -
Наши преданные мужья! Уединились, негодяи, сняли девицу на пару часов! А
ты, дрянь, хоть бы постыдилась! Да оденься же ты, мерзавка!
- Ну и хамка, - открыла наконец рот Арина. - Вик, она еще и
улыбается!
Олеся на самом деле сияла белозубой улыбкой, не в силах бороться со
своими чувствами. Она была готова целовать раздраженных мадам. Вот они
удивились бы!
Олесе, конечно, и самой хотелось нацепить обратно свою одежду, но это
было сопряжено с определенными трудностями: шорты, и блузка, и остальные
детали валялись по всей комнате, а ползать по комнате, собирая предметы
гардероба и сверкать незагорелыми частями тела перед разгоряченной
публикой было как-то неудобно. Поэтому Олеся скромно пряталась за кадку.
- Ариша, - жалобно начал кинг-конг, которого уже надо было
разыскивать с лупой на участке ковра между креслом и диваном и поднимать
оттуда пинцетом, - ты только не подумай, что...
- Закрой рот, - металлическим голосом отрезала крошка Арина. - Я тебя
пока ни о чем не спрашиваю.
Чувствовалось, что, когда Арина примется за допрос, ее мужу грозит
знакомство с неповторимыми ощущениями - теми, что испытывали в
инквизиторских подземельях упорные еретики и в гестаповских застенках
молчаливые коммунисты.
Юра все же встретился со своими брюками.
- Вы за нами следили, что ли? - с гримасой обманутого в лучших
побуждениях интеллигента спросил он. - Вика, ты опустилась до
подобного?
- А ты? - гневно тряхнула головой и бюстом Вика. - Я не понимаю, она
что, так и будет тут стоять в таком виде?
Вид, надо отметить, был совершенно прелестный. Организаторы пип-шоу
или стриптиз-бара с радостью предложили бы Олесе ангажемент.
Арина с брезгливым выражением подняла с пола двумя пальцами
грязновато-белую кофточку и шорты и швырнула их Олесе. Предметы нижнего
белья она подцепила носком туфли - не рискнула, вероятно, к ним
прикасаться руками, опасаясь заразы.
- Что, на менее грязную девицу денег не хватило? - едко осведомилась
Вика.
- Думаю, вши - это самое безобидное, что от нее можно ждать, - криво
усмехнулась Арина.
- Наверное, выбрали самую дешевую, герои.
- А что, Вика, они ведь молодцы, берегут семейную копейку.
- Какой запах. Она, полагаю, не подозревает о существовании
дезодоранта.
- И шампуня.
- И на какой помойке, Арин, они ее нашли?
Несправедливые замечания не достигали слуха Олеси - она была слишком
счастлива в данный момент, чтобы обижаться на своих случайных
спасительниц. Спасибо, что не побили. Беспрепятственно она прошмыгнула в
прихожую и хлопнула дверью.
Глава 33
- Неплохо живет твоя подруга! - сказал Олег.
Он принес розы, шампанское и торт и так откровенно радовался
знакомству с Шушу, что она почувствовала некоторую жалость. Знал бы, с
кем связался.
- А куда она сама делась?
- Кто? - не поняла Шушу. Букет роз она небрежно бросила на кухонный
стол, торт поставила в холодильник.
- Подруга.
- Моя подруга не дает тебе покоя? - Девушка улыбнулась и обвила
руками шею Олега. - Пойдем. Я заставлю забыть о ней.
- Так сразу? - удивился Олег, но послушно отправился за Шушу в
спальню.
Кровать ждала и явно изнывала от своей пустоты.
- Ты не против света?
Люстра на потолке и парочка матовых плафонов на стене ослепительно
сияли.
- А может, создадим некоторый интим? - предложил Олег и потянулся к
выключателю. - Слишком ярко.
- Ну пусть, - капризно попросила девушка. - Я так люблю.
Стесняешься?
- Вот еще! - возмутился Олег. Он прилег на кровать. - А шампанского?
Не хочешь сначала?
- В допинге не нуждаюсь, - отрезала Шушу.
- Нет, я тоже, - заволновался Олег. - Просто думал, отметим факт
нашей встречи.
- Вот сейчас и отметим, - пообещала Шушу. Она уже включила камеру и
теперь должна была максимально эффективно использовать время кассеты.
- А классный интерьерчик. - Олег разглядывал себя в дверце шкафа. Он
не догадывался, что смотрит сейчас прямо в объектив.
Два зеркальных шкафа занимали пространство по бокам окна,
избавленного от тюля и портьер. Только короткая занавеска из нейлона
болталась под самым потолком и шевелилась от легкого ветра. Полгода
назад мастер на все руки Сергей максимально выгодно использовал случайно
попавший к нему кусок тонированного стекла. Он трудился целый уик-энд,
выпиливая дверь шкафа, превратил ее в раму и вставил туда стекло.
Списанная профессиональная видеокамера, которая благодаря доброте и
уступчивости Ники Серебровой стала собственностью Будника - неделю
Сергей уговаривал Нику Львовну посодействовать перед начальством в
приобретении некондиционной аппаратуры и добился-таки своего, - была
подремонтирована и сейчас стояла на полке за ненастоящим зеркалом.
- Странно как-то без штор, - сказал Олег. - Нас никто не увидит?
- Высоко ведь, - пожала плечами Шушу. - Иди сюда. Сколько можно
ждать.
Олег вернулся к кровати, где уже в позе свежеиспеченного круассана
поджидала его красивая девушка, и поцеловал ее в родинку на шее.
***
Американка, немка и шведка, которые составляли послужной список Лео
Хантера и отняли у него соответственно шесть, три и восемь месяцев
жизни, были рациональны, прагматичны, предсказуемы. Каждая считала своим
долгом экономить зубную пасту, каждая имела одно умопомрачительное
вечернее платье для праздничного случая, а в будни обходилась
бесформенными кофтами и потрепанными кедами, каждая скрупулезно
высчитывала, сколько с нее причитается за съеденный вдвоем с Лео обед в
ресторане. Они были отвратительны - Лео понял это только сейчас.
Маша Понтыкина вывернула добропорядочного американца наизнанку, как
хирург резиновую перчатку, заставила отказаться от многих убеждений,
измучила, но и подарила небывалый восторг. Она была наглой и нежной,
очаровательной и яростной, взбалмошной, непоследовательной, несдержанной
в оценках и высказываниях, грубой, сумасбродной, задумчивой, веселой. Ее
настроение менялось каждые две минуты, и она скорее бы застрелилась, чем
надела к костюму кроссовки - хотя любая американка или немка сказала бы
ей, что кроссовки гораздо практичнее шпилек. Зато на ночную дискотеку
Маша могла запросто нацепить майку с надписью "Bitch" на груди. За
несколько дней тесной дружбы Лео превратился из человека, знакомого
только с сандвичами и чизбургерами, в тонкого гурмана и ценителя. Роль
изысканной закуски, а также горячего блюда и напитков выполняла
бесподобная русская девушка Маша.
- Некоторые кандидаты в мэры Шлимовска совершенно не понимают, какую
убийственную роль может сыграть в их предвыборной кампании телевидение,
- на отличной американской жвачке произнес Лео. От мысли натренироваться
в русском языке за время шлимовской командировки он, видимо, отказался
совсем.
- А что? Реклама - двигатель торговли. Кто себя хорошо рекламирует,
того и купят избиратели.
Маша лежала на диване и читала газету "Уральская новь". Лео смотрел
по телевизору пламенное выступление Ивана Елесенко. За десять минут
коммунист Елесенко успел наобещать электорату столько всего чудесного,
сколько не обещает юной девственнице опытный жиголо.
- Колоритный мужчина, - заметила Маша, бросив взгляд на экран. - А
голосище! А ручищи! А косая сажень в плечах! С такими параметрами у
мартена вкалывать или лес валить.
- Вот именно!
- Что - именно?
- Чем чаще будет он появляться на экране, тем быстрее будут таять
ряды его поклонников.
- Лео, ты спятил! Кто контролирует прессу, тот и побеждает на
выборах.
- Прессу - да, но не конкретно телевидение. Телевидение - слишком
опасная материя. Команда профессионалов может сделать из претендента
конфетку, но достаточно одной его ошибки, неверного жеста, фальшивой
ноты - и образ рушится на глазах. Позволь, я приведу несколько цифр...
- О, Лео, не надо! - заныла Маша. - Ну какие цифры, скучно, лучше
намажь мне спинку йогуртом.
- Зачем? - простодушно удивился Лео.
- Вот глупый. Потом оближешь.
- А... Но я все-таки приведу некоторые факты...
Видели бы наставники молодого стажера в Институте исследования СМИ, в
каких специфических условиях Лео читает свою короткую лекцию. Под
розоватым вишневым йогуртом проявлялась загорелая Машина спина.
- Мониторинги средств, массовой информации в пост-коммунистических
странах привели к парадоксальному результату: между количеством времени,
использованным на рекламу той или иной партии, и количеством собранных
голосов существует не прямая, а обратная зависимость. Например, на
парламентских выборах в Венгрии правящая партия рекламировалась прямо и
косвенно на телевидении сто двадцать пять минут чистого времени и
получила тридцать семь мест в парламенте. Оппозиционная партия -
двадцать две минуты рекламы и двести девять мест.
- Обалдеть! Под правой лопаткой, пожалуйста.
- Такая картина наблюдается и в других государствах. Вообще-то я не
люблю йогурт!
Лео зарычал и укусил Машу за шейный позвонок. Маша взвизгнула.
- Так что же, - спросила она, - на телевидение вообще не соваться?
Скажи это какому-нибудь сенатору в своей Америке.
- Результат парадоксален, я и говорю.
- Все это ерунда. Лучше подумай, милый, не осилишь ли ты второй
стаканчик йогурта?
- Нет.
- Ну ладно, тогда его съем я.
Теперь в роли тарелки выступил Лео. Он лежал на диване и думал о том,
что ему совсем н