риглашая Вадима присоединиться. "А ну, спи!" - тихо рявкнул  Вадим,  но
недостаточно ласково  и  дружелюбно.  Парочка  обиженных  всхлипов  была
прелюдией    грандиозному    скандалу.    Пришлось    быстро    схватить
разочарованного в лучших чувствах малютку, прижать к груди и качать  его
еще битый час, чтобы не разбудить весь дом.
   Лучи утреннего  солнца  озарили  неясным  розовым  светом  полупустую
комнату. Чудная картина ждала здесь  несуществующих  зрителей.  На  краю
дивана, в неудобной позе, висел, как космонавт  на  орбите,  неудачливый
киллер, ограждая собой безопасное  пространство  для  маленького  белого
пупса.  А  пупс  спал,  раскинув  ручки  и  ножки  во  все  стороны,  не
ограничивая себя в территории, и похрапывал, как настоящий мужик.
   Увидев такую картину,  мама  Вадима,  несомненно,  всплакнула  бы  от
умиления. Но, к счастью, ей  удалось  умереть  раньше,  чем  ее  сын  из
обычного, не злого и не глупого парня превратился в наемного убийцу.
 
Глава 15 
 
   Маша Майская, раскованное  дитя  мегаполиса,  органично  вписалась  в
шумную сутолоку аэропорта. В  левой  руке  она  двумя  пальцами  держала
пирожок с повидлом  (не  успела  позавтракать),  а  правой  -  элегантно
волокла за собой дорожную сумку, которая оказалась гораздо тяжелее,  чем
планировалось. Славная  корреспондентка  газеты  "М-Репортер"  будто  бы
специально оделась сегодня так, чтобы создать себе максимум неудобств  в
дальней поездке. Узкая и короткая джинсовая юбочка трещала на  бедрах  и
делала непреодолимой любую ступеньку  выше  трех  сантиметров.  Лимонная
майка-корсет, несомненно, отлично подчеркивала ровный итальянский  загар
(абонемент  в  дорогой  солярий  принес  один   из   вовремя   брошенных
любовников)  и  пикантно  вздыбливала  упругий  бюст,  но  делала   Машу
максимально  уязвимой  для  нескромных  взглядов.  Впрочем,   нескромным
взглядом Машу трудно было испугать, она сама  сверкала  своими  зелеными
светофорами - вернее, одним, так как на  второй  падала  золотисто-белая
челка, - нагло осматривая мужчин и катапультируя в тех, кто ей нравился,
игривую улыбку. И еще Машина походка. Ноги в туфлях-лодочках на  высоких
каблуках чудесным образом заплетались, как у манекенщицы на  подиуме,  а
бедра раскачивались, словно стрелка метронома.  Пока  Маша  добралась  с
тяжелой сумкой до огромного расписания  из  черного  металла  и  замерла
перед ним, вытянув  шею,  не  менее  пяти  юношей  выразили  настойчивое
желание завязать с яркой девицей близкое знакомство.
   Повидло в пирожке проявило свой сволочной характер. Вместо того чтобы
скромно лежать в тесте и терпеливо ждать, когда оно попадет в Машин рот,
оно спрыгнуло ей на руку.
   - Ах  ты,  зараза!  -  громко  воскликнула  Маша,  привлекая  к  себе
участливое внимание мужской половины публики и удивленно-презрительное -
женской. Женщины Машу почему-то терпеть не могли.
   Блистательная корреспондентка, ничтоже сумняшеся, облизала руку  (три
грузина, высматривавшие на табло  рейс  в  Тбилиси,  упали  замертво)  и
наклонилась к сумке за носовым  платком.  Три  грузина,  сделав  попытку
подняться, тут же наткнулись глазами на загорелую Машину грудь,  которая
едва не покинула  границы  тесного  лимонного  бюстье,  и  упали  снова,
ударившись затылками о каменный пол. Если учесть, что  корсеты  подобной
конструкции преобладали в летнем Машином гардеробе, а наклонялась она за
чем-нибудь постоянно и с усердием юной гимнастки на тренажере, то  можно
представить,  какое  количество  трупов  производила  Маша  за  день.  К
бездыханным телам на обочине своего пути Маша привыкла давно.
   - Позвольте, я вам помогу!
   Чья-то сильная ладонь уцепилась за ремень сумки,  настойчиво  отбирая
ее у Маши. Маша обернулась на уже знакомый баритон.  Поклонник  компании
"Трансаэро", мужчина из авиационных касс смотрел на нее и улыбался. Имя,
сестра, имя! Ах да...  Леонид.  Маша  на  секунду  задумалась  и  решила
все-таки  тоже  улыбнуться.  По  непонятной   причине   сегодня   Леонид
понравился ей больше, чем в авиаагентстве.
   Мужчине было где-то в районе  сорока  пяти.  Свежевыбритый,  умеренно
сбрызнутый хорошим одеколоном,  в  белой  рубашке  с  коротким  рукавом,
поджарый, респектабельный, он выглядел блестящим  кандидатом  для  новой
интрижки. Маша приободрилась, автоматически втянула живот  и  заблестела
зелеными глазами. Последние две недели она спала одна, если  не  считать
Бублика, и от восторга не умирала.
   - Конечно, спасибо! - Мария выпустила из рук  сумку.  -  Как  мило  с
вашей стороны!
   У Леонида был импозантный кожаный кейс, Машина торба смотрелась рядом
довольно плебейски.
   - Леонид? - на всякий случай спросила Маша.
   - Леонид Артурович, - уточнил  мужчина,  трезво  оценивая  разницу  в
возрасте. - А вы Мария.
   - Можно просто Маша.  Ах,  Леонид  Артурович,  у  вас  фантастический
голос!
   - А вы чудесно выглядите. Как и в  прошлую  нашу  встречу,  -  вернул
рикошетом комплимент Леонид Артурович, сдержанно оглядывая Машу и,  надо
сказать, оставаясь вполне равнодушным к  самым  шикарным  фрагментам  ее
тела.
   -  Куда  летим?  -  осведомилась  Маша.  Задавать  вопросы  было   ее
профессией.
   - Думаю, туда же, куда и вы.
   - В Шлимовск?
   - Да.
   -  Обалдеть!  Красота!  Вот  здорово!  -  обрадовалась  Маша  немного
горячее, чем следовало.
   Новый знакомый улыбнулся такой непосредственности.
   - Домой или  в  командировку?  -  продолжала  допрос  Маша.  Она  уже
уцепилась за локоть Леонида Артуровича и теперь жарко  висела  на  своем
собеседнике так же, как и ее сумка. Мужчина не  протестовал.  Надо  было
быть полным идиотом, чтобы сопротивляться близкому контакту  с  Машиными
прелестями.
   - Домой.
   - А что делали в Москве?
   - Делал доклад на съезде прооперированных транссексуалов.
   Маша отшатнулась.
   - Шутка, - улыбнулся Леонид Артурович. - Я просто грабил банк.
   - А... Ух, напугали. А чем занимаетесь в Шлимовске?
   - Я ветеринар. Специализируюсь на аллигаторах.
   - Час от часу  не  легче.  А  выглядите  фешенебельно,  как  народный
избранник.
   - Угадали. Так оно и есть.
   Они уже взвесили багаж и теперь двигались с небольшой очередью к залу
паспортного контроля, рентгена, металлоискателя.
   - Первый раз вижу депутата-ветеринара, - заметила Маша.
   - Все-таки лучше, чем депутат-уголовник, правда?
   - Да. А у меня, знаете, дома кот. Крокодилом похвастаться не могу. Но
такой зверь! Почище аллигатора.
   - Кастрируйте, - посоветовал Леонид Артурович. - Станет  покладистым,
как диванная подушка.
   - Вот вы ушлый! - возмутилась  Маша.  -  "Кастрируйте"!  Сразу  видна
твердая депутатская рука. А на себе не хотите испробовать?
   - Маша, я ведь опять пошутил.
   - Шуточки у вас!
   - Извините. Я в котах не разбираюсь. Как, впрочем, и в аллигаторах. В
Шлимовске у меня частная рейтинг-служба.
   - Я вам уже не верю.
   - Правда. Провожу опросы  общественного  мнения  и  неплохо  на  этом
зарабатываю.
   - Нет, ну не врете?
   - Правда, Маша, правда.
   - Но вы все-таки депутат?
   - Депутат городской думы, - кивнул Леонид Артурович.
   - Значит, вы прекрасно ориентируетесь в жизни города?
   - Само собой.
   - Вот это удача!
   - Почему?
   - Потому что... Вы хорошо себя чувствуете в самолете?
   - Конечно.
   - Тогда за два часа полета  надеюсь  выведать  у  вас  стратегические
сведения, касающиеся Шлимовска и предстоящих городских выборов.
   - М-м... - задумался Леонид. - Во всяком случае, постараюсь быть  вам
максимально полезным. Маша, вы всегда такая  социально  активная?  Какое
вам дело до...
   -  Муниципальный  пейзаж,  городской  бомонд,  фигуры  истеблишмента,
богемная   тусовка,   рекогносцировка,   кандидаты,   расстановка   сил,
программы,  предвыборная   агитация,   чаяния   избирателей,   а   также
компрометирующие сплетни,  слухи...  -  Маше  не  хватило  воздуха,  она
задохнулась.
   - Да... - протянул Леонид Артурович, - думаю, двух часов  полета  нам
не хватит. Придется продолжить знакомство у меня дома.
   - Я согласна, - кивнула Маша.
 
*** 
 
   На летном поле уже припекало солнце. В самолете  было  душно,  мягкие
сиденья нагрелись. Леонид Артурович взял Машин  билет  и  удовлетворенно
хмыкнул:
   - У нас рядом.
   - Ну, так вместе же покупали, - улыбнулась Маша.  -  Что  ж  это  вы,
депутат, а  экономическим  летите?  -  язвительно  добавила  она.  -  На
бизнес-класс денежек не хватило? Или просто желание оказаться  рядом  со
мной было столь  страстным,  что  вы  пренебрегли  привычным  комфортом?
Девушка,  девушка,  как  только  взлетим,  принесите  мне,   пожалуйста,
рыгальничек.
   Леонид Артурович покачал головой.
   - Ой, ну, пакет, - поправилась Маша. - Привыкла называть вещи  своими
именами. Просто  и  ясно.  Эвфемизмы  и  всякие  литературные  ухищрения
существуют для тех, кто боится посмотреть жизни прямо в морду.
   - А вы, значит, не боитесь?
   - Не только не боюсь, но и активно вмешиваюсь в процесс продвижения к
крематорию.
   - К какому крематорию, Мария?! - возмутился попутчик. - У вас,  Маша,
не язык, а помело!
   - Ну, вся жизнь - путь  к  смерти.  А  все  мы  -  полуфабрикаты  для
крематория, - обрадовала Маша.
   Леонид Артурович  совсем  не  хотел  быть  полуфабрикатом,  он  хотел
оставаться самим  собой  -  красивым,  вальяжным,  сравнительно  молодым
мужиком с блестящим быстрым взглядом.
   Он сел рядом с Машей. Та  прижалась  носом  к  иллюминатору.  Самолет
гудел и вибрировал.
   - Сейчас поедем.
   - Вы на самом деле нуждаетесь в пакете? - с некоторой опаской уточнил
Леонид Артурович.
   Маша вредно улыбнулась:
   - Конечно  нет.  Если  что,  я  бы  съела  аэрон  или  бонин.  Просто
стюардесса не должна отдыхать. Пусть бегает.
   - Какая вы Маша...
   - Наглая? Или хамка? Или стерва? Что выбираете?
   - ..интересная,  -  закончил  Леонид  Артурович.  -  Итак,  выборы  в
Шлимовске.  Вы,  случаем,  не  журналистка?  Вы  будете  запоминать  или
записывать?
 
Глава 16 
 
   Ночь Олеся провела в кутузке и в полном одиночестве.
   ...Собранные  в  качестве  урожая  проститутки,  к  изумлению  Олеси,
перебрасывались игривыми замечаниями с арестовавшими их ментами.  Девицы
со вздохами потрошили свои сумочки, изымая из обращения валюту и  рубли.
Когда все леди были переписаны и избавлены от трудового заработка, их  с
шутками и прибаутками отпустили. А несчастная, обескураженная Олеся  (ее
наряд, кстати, в условиях  ночи  и  на  фоне  неброских  и  даже  вполне
скромных костюмов девушек выглядел самой что ни на  есть  проституточкой
униформой) осталась  наедине  с  двумя  молодыми  жлобами,  капитаном  и
сержантом. До этого ее  подняли  на  смех,  когда  она  заикнулась,  что
является дочерью шлимовского мэра и попала в Южный Валомей случайно, что
она гуляла в парке со своим ребенком, а на нее напали два пьяных  парня,
они выиграли в моментальную лотерею энную сумму и на все  деньги  купили
шампанского, напились и... Стены отделения сотрясал  гомерический  хохот
милиционеров и секс-наемниц.
   - Что только не придумают эти новенькие, когда первый раз  попадут  в
милицию, - хихикнула барышня справа от Олеси с  изъеденными  -  кариесом
зубами. - Кончай гнать, родная!
   - Дочка шлимовского мэра, - ухмыльнулся дежурный офицер. -  А  почему
не московского? А я тогда кто? Племянник Черномырдина!
   - Нет, правда, почему вы мне не верите? -  тихо  говорила  Олеся,  но
всплески обуявшего всех веселья заглушали ее голос.
   И вот она осталась единственной  заключенной.  Конечно,  это  был  ее
первый тюремный опыт.
   - Можно мне воспользоваться вашим телефоном? - прошептала  Олеся,  не
зная, чем прикрыть свои ноги, такие вызывающе голые.
   - Мы не в Америке, -  напомнил  капитан,  делая  какие-то  пометки  в
журнале. - Ну что, денег у тебя, я понимаю, за этот час не прибавилось?
   Он с сомнением оглядел Олесину экипировку, осознавая, что спрятать на
себе миллион долларов и злостно уклониться от уплаты подоходного  налога
задержанной красавице трудновато. А сумочки у Олеси не было.
   - Давай топай в камеру. Утром разберемся,  чья  ты  там  дочка.  Мэра
или... - Капитан очень удачно, по его  мнению,  срифмовал  и,  гоготнув,
остался чрезвычайно доволен собой.
   - В камеру?! - содрогнулась Олеся. Ей представилось,  что  сейчас  ее
уволокут  в  зловонное  плесневелое  подземелье  с  мокрыми,  скользкими
стенами, ледяной водой по щиколотку, мокрицами и голодными крысами.
   Но  все  оказалось  не  так  страшно.  Узкая,  тесная  камера   могла
похвастаться только тараканами, крысы бесславно пали  жертвами  недавней
дератизации. Две обшарпанные скамьи тянулись вдоль стен.
   - Отдыхай, бесприданница, - мягко и незлобно сказал молодой  сержант,
захлопывая за Олесей дверь. - Вась, а может, вообще отпустим  ее,  а?  -
крикнул он товарищу. В коридоре раздалось гулкое эхо.
   - Пусть сидит, Костик, - явно зевая, ответил из-за угла капитан.
   - Да и правда, - сказал Костя, - сиди уж. Куда ты сейчас в таком виде
и без денег пойдешь? Обидит еще кто.
   Дверь  с  квадратным   окошком   захлопнулась.   Но   через   полчаса
полуобнаженная прелестная дева начала яростно в нее  колотить.  То  есть
сначала Олеся  стучала  вполне  интеллигентно,  костяшкой  указательного
пальца, но никто не отозвался. И,  промучившись  минут  двадцать,  стала
бросаться на дверь  как  пантера  -  она  хотела  в  туалет,  шампанское
требовало эмиссии, желало участвовать  в  мировом  круговороте  воды,  и
терпеть больше было невозможно.
   - Ты чего? - удивленно спросил сержант. Хрупкая  малютка  чем-то  ему
понравилась.
   - Мне надо.., в туалет, - с трудом выдавила из себя Олеся, краснея  и
опуская глаза. - Пустите.
   - А-а... Ну, пойдем...
   Когда ее снова водворили в камеру, Олеся  с  надеждой  посмотрела  на
своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:
   - Я есть хочу.
   - Что? - опять удивился Костя.
   - Я есть хочу.
   О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла  заботливая  Никитишна  и  принялась
сервировать стол для обильного  ужина.  И  дорогой  папуля,  пугаясь  ее
чрезмерной  стройности,  тоже  постоянно  подбрасывал  молодым   большие
картонные коробки с дорогими деликатесами.
   - Утром накормим, - пообещал сержант. - Доживешь?
   - Вряд ли, - засомневалась Олеся, ощущая в себе ужасную пустоту, а  в
Константине - некоторое сочувствие.
   - Ну терпи.
   Олеся опустилась на деревянную  скамейку.  Но  через  минуту  сержант
появился вновь.
   - На, - сказал он,  протягивая,  как  обезьянке  в  вольер,  половину
бутерброда с сыром. - Больше у меня ничего нет.
   На деньги, собранные в качестве мзды с проституток,  можно  было  три
дня заказывать в немецком шнель-ресторане обеды  с  доставкой  -  свиные
ножки, копченые колбаски, филе лосося в сухарях. Но в  данный  момент  у
Константина был в наличии только презренный бутерброд, и  он  честно  им
поделился.
 
*** 
 
   Утренняя прохлада, близкий стрекот кузнечика и  первые  робкие  звуки
еще не, проснувшегося леса разбудили Татьяну. Она спала прямо на  земле,
доковыляв до какой-то опушки и без сил упав в густую траву.
   Несмотря на все ужасы вчерашнего дня, утро в лесу было чудесно.  Таня
поднялась со своего цветочно-травяного ложа. Она  подмокла  от  холодной
росы, но этот холодок был  приятен.  Исполинская  бабочка  с  бархатными
узорчатыми крылышками попыталась сесть на ее  нос.  Таня  засмеялась  и,
образованная девочка, тут же вспомнила хокку Мацуо Басе: "Бабочки  полет
/ Будит тихую полянку / В солнечных лучах".
   Полянка, ставшая для нее сегодня  спальней,  пробуждаясь,  на  глазах
наливалась  сочными  красками  и  звуками.  Пушистый  полосатый   шмель,
озабоченно гудя, пролетел мимо. В далеких от земли  кронах  сосен  играл
ветер. Настроение было бы вполне до-мажорным, если  бы  не  три  бемоля,
портившие всю картину: страх за Валерку,  мысль,  что  она  окончательно
заблудилась, и чувство голода.
   "Похитителя уже поймали, - неэффектно пыталась успокоить  себя  Таня,
пересекая  живописную  поляну,  всю  в  цветах,  изумрудную,  пурпурную,
кукурузно-желтую, васильковую, и с удовольствием вдыхая свежий  утренний
воздух, - поймали, поймали! Валерка дома и не знает,  куда  деваться  от
поцелуев Олеси".
   Россыпь мелких цветов привлекла Танино внимание. "Ой,  земляника!"  -
радостно сообразила она и бросилась собирать  ягоды.  Красные  капли  на
тонких плодоножках у самой земли не  кончались,  у  Татьяны  разбегались
глаза. Завтрак был обилен, хотя и однообразен.
 
*** 
 
   - Записывайте: Суворин  Валерий  Александрович,  -  начал  свою  речь
случайный Машин информатор.
   Маша удобно расположила на загорелых  коленях  толстенный  блокнот  и
поставила на белом листе первую закорючку. Писала она как курица  лапой,
потому что привыкла печатать.
   - Постойте, постойте, - сказала она  Леониду  Артуровичу.  -  Оставим
милые подробности. Просто  номер  первый:  Суворин.  У  вас  кандидатов,
наверное, штук двадцать, я к концу знакомства  тронусь  умом  от  обилия
имен и отчеств.
   - Как вам угодно, моя прекрасная журналистка, - безропотно согласился
Леонид Артурович. -  Номер  первый:  Суворин.  Действующий  мэр  города.
Бывший второй секретарь обкома партии.
   - Возраст?
   - Шестьдесят или близко к этому. - Женат?
   - А говорите, не надо подробностей.
   - Жена - это не подробность, - нравоучительно заметила  Маша.  -  Это
или мобилизующий  фактор,  или  раздражающий  элемент,  или  катализатор
психического расстройства, или друг и толчковая нога, или...
   - Бог мой, какая экспрессия, Маша! -  удивился  Леонид  Артурович.  -
Видно, с женщинами из категории чьих-то жен у вас особые отношения.
   - М-да, - мрачно кивнула Маша. - Было дело. И не раз.
   - Жена Суворина умерла лет восемь - десять назад. И с тех пор  он  не
женился. Хотя умеет обращаться с женщинами. Они от него без ума.
   - Почему же они от него без ума?
   - Потому что он галантен, заботлив, не нуждается в деньгах и  наделен
властью. Шлимовские журналисты называют его Господин Ого-го.
   - Бабник, что ли?
   - Абсолютно, - отрицательно покачал головой Леонид Артурович.  -  То,
что его прозвали Господином Ого-го, скорее относится к особенностям  его
речи, а не натуры. Просто он так говорит: "Мы ведь с вами ого-го!",  "Ты
у нас, Петрович, ого-го, так  давай  заканчивай  ремонт  трубопровода  к
концу недели. А то убью!" Вот так он обычно выражается.
   Стюардесса проползла между креслами, толкая  перед  собой  тележку  с
напитками и  учтиво  предлагая  всем  лимонад  и  пиво.  Маша  и  Леонид
Артурович взяли по бутылке.
   - Понятно.
   - Трудолюбив и компетентен. И потрясающе скромен в личных запросах.
   - Да? Носки, что ли, меняет раз в неделю?
   - Маша! - укоризненно покачал головой  Леонид  Артурович.  -  Суворин
отказался от шикарного особняка и отдал его под детский санаторий.
   - Представляю безумство прессы. Сколько слез  умиления  и  восхищения
пролили ваши местные журналисты по этому поводу!
   -  Само  собой.  А  сам  переселился  в  трехкомнатную   квартиру   в
пятиэтажке.
   - Он ведь живет один, я поняла?
   - Да.
   - Тогда мог бы и в  однокомнатную.  Да  и  пятиэтажка,  я  думаю,  не
панельная, а с мраморным подъездом и потолками в четыре метра.
   - Возможно. Я в гостях у мэра пока не был.
   -  Ну  а  горожанами  факт  проживания  мэра   в   обычной   квартире
расценивается как апофеоз гражданского мужества?
   - Его в городе любят, скажем так, Мария. Запишите еще в блокнот,  что
при нем построены новая ТЭЦ,  городская  больница  европейского  уровня,
отремонтированы дороги,  введен  бесплатный  проезд  для  пенсионеров  и
студентов...
   - Ваш драгоценный  Суворин,  я  вижу,  взрастил  на  ниве  российской
бедности, неустроенности, воровства и хамства шлимовский райский сад.  И
как это ему удалось? И голосовать, конечно,