будут именно за него.
   - Да. Я и не сомневаюсь, что мэром вновь станет он.
   - Давайте дальше.
   - Номер второй. Товарищ Елесенко.  Пятьдесят  два  года.  Возглавляет
департамент  экономики  и  планирования  обладминистрации.  Коммунист  в
собственном соку. Виртуозный демагог, гений софистики, оратор-самородок.
Стабильный источник компроматов на всех и  вся  для  шлимовской  прессы.
Постоянный оппонент и критик Суворина.
   - У него наверняка тоже много поклонников. Вы сказали, что с  членами
КПРФ в городе проблемы нет.
   - Нет, хотя Шлимовск  и  не  входит  в  "красный  пояс"  России.  Как
владелец  рейтинг-службы,  сообщу  вам:  если   судить   по   последнему
проведенному  нами  опросу,  Елесенко  занимает  второе  место,  идет  с
Сувориным, как ни странно, ноздря в ноздрю. Хотя что конкретно сделал он
для города? Не припомню. Но... Харизматический лидер.
   - Ох,  ну  без  прилагательного  "харизматический"  обойтись  сегодня
конечно же нельзя.
   - Благодаря вам,  журналистам,  -  отбрил  Леонид  Артурович.  -  Как
заведете   себе   модное   словечко,   так    и    носитесь    с    ним.
"Невостребованность",  "адекватный",  "озвученный".  Сокращаете  русский
язык до стандартных формул.
   - Ко мне это не относится. Кто следующий?
   - Третий в списке  симпатий  -  Игорь  Шведов.  Тридцать  шесть  лет,
предприниматель. Владеет строительной компанией "Триумвират".  С  ним  я
вам не советую встречаться.
   - Это почему же?
   - Слишком  молод.  Не  очень  красив,  но  невероятно  обаятелен.  Не
устоите, Машенька. Потеряете сон.
   - Это он не устоит, - самоуверенно сказала Маша. - Какие у  него  еще
плюсы, кроме молодости и обаяния?
   - Личность, известная в городе. Гордость  и  надежда  Шлимовска,  так
сказать. Ударными темпами построил  под  Центральной  площадью  торговый
город...
   - Провинция не может удержаться,  чтобы  не  передрать  у  Москвы!  -
вставила Маша.
   - ..И штук двадцать детских  площадок.  Кроме  того,  шикарные  дома,
рынки, дороги - в общем, первая строительная компания в области.
   - И чего тогда этому Шведову неймется? Строил бы себе и  строил.  Что
он наверх-то лезет?
   - И правильно делает.  В  его  возрасте  мужчина  если  не  стремится
взлететь,  значит,  он  постепенно  падает  вниз.  Точки  равновесия  не
существуют. Шведова питают здоровые амбиции, сейчас перед ним на  ладони
весь мир. Он поставил перед собой первую близкую цель - стать мэром.  Со
временем выдвинется в губернаторы. Поднатореет, остервенеет, а в третьем
тысячелетии разыграет свою карту и в президентских выборах. Одобряю.
   - Ух ты! - восхитилась Маша. - Правда?
   - Почему нет?
   - Но на этот раз он ведь не станет мэром? Вы сами  сказали,  что  все
шансы у Суворина.
   - Думаю, Шведов и сам  понимает,  что  Суворина  и  Елесенко  ему  не
обойти, и выдвинул свою персону  только  для  тренировки.  А  вот  через
четыре года, если будет продолжать ту же  линию,  если  не  скиснет,  то
именно он и станет нашим новым мэром.
   - Ну и флаг ему в руки. Еще кто-нибудь есть?
   - Есть. Три кандидата. Они собрали в нашем опросе  разное  количество
голосов. Господа Самарский, Кукишев и Фельк.
   - Спасибо, что три, а не восемь. Давайте уж кратко, раз они не играют
особой роли в борьбе за пост.
   - Пожалуйста. Давайте. Итак, господин Самарский. Годков ему в  районе
сорока, чуть больше сорока, насколько я помню. Директор машзавода  номер
три "Энергия". Завод на мели, рабочие недавно устраивали  забастовку,  в
столовой выдают хлеб в счет  зарплаты,  а  директор  сияет  голливудской
улыбкой, дает направо-налево оптимистические интервью,  рвется  в  мэры.
Как вам это нравится?
   - Молодец мужик, не тушуется.
   - Да, наглец. Газета  "Уральская  новь",  которую  негласно  курирует
знакомый  вам  уже  товарищ  Елесенко,  исправно  поставляет  электорату
сведения   о   материальной   нечистоплотности   Самарского.   Судя   по
многочисленным информационным заметкам, публикуемым  в  этой  газетенке,
сильное место Самарского - "нецелевое  использование  кредитов".  Он  их
получает благодаря хорошим связям и  своей  неотразимости  и  эффективно
тратит на личные нужды. Хотя, должен вам сказать, "Уральская новь"  кого
только не поливает. Всех, кроме своего патрона Елесенко. Даже  вроде  бы
безгрешному Шведову и тому  недавно  досталось.  Мол,  тянет  с  помощью
своего тестя деньги из городской казны.
   - А кто у него тесть?
   - Как? Я разве не сказал? Суворин же Валерий Александрович.
   - Ну дела! Вы мне ничего не сказали! Значит, Шведов  женат  на  дочке
мэра?
   - Да.
   - Как же они будут соревноваться друг с  другом,  родственнички?  Как
будут  мазать  друг  друга  го..,   грязью-то   в   своих   агитационных
выступлениях?
   - Вы, Маша, предвзято судите о людях, которых ни разу не видели.  Они
и не будут ничем друг друга мазать. Не в их манере.
   - Как же не пнуть соперника кованой шпорой?
   - А вы не задумывались,  что  на  земле  еще  осталось  много  вполне
приличных людей?
   - Правда?
   - Правда. И потом... Может, у них джентльменское соглашение?
   - Какое?
   - Шведов вполне способен оттянуть часть голосов у Елесенко,  а  потом
он снимет свою кандидатуру и предложит своим избирателям  голосовать  за
Суворина.
   - Ладно, фиг с ними. Вернемся к Самарскому.
   - В принципе к нему можно и не возвращаться. Скажу только, Что, заняв
высокий пост, он вмиг решил бы все свои проблемы, отмел  в  сторону  все
обвинения, скинул с себя оковы машзавода,  который  выжал  до  состояния
использованного лимона  и  который  ему  теперь  как  обуза.  Заботливая
стюардесса прервала на минуту их диалог, чтобы накормить завтраком.
   - О, сколько всего! - изумилась Маша, принимая поднос из  ее  рук.  -
Хорошо, что я не на диете.
   - Теперь господин Кукишев, - продолжил Леонид Артурович, распечатывая
вилку и нож.
   - Чудесная фамилия!  -  Маша  взяла  двумя  пальцами  куриную  ножку,
открыла рот и высунула язык.
   Леонид Артурович наблюдал за ее маневром с истинным интересом.
   - Не вы одна, Маша, так думаете. Иначе, как Кукиш, этого политзабияку
и не называют. Отставной полковник, возглавляет  региональное  отделение
"Союза русских патриотов".
   - Какая гадость! - воскликнула Маша с отвращением. -  Не  перевариваю
нацистов.
   Леонид Артурович вздохнул:"
   - Я тоже, как увижу молодых бычков в форме СРП  и  со  свастикой,  их
руки,  вскинутые  в  гитлеровском  приветствии,  их  стеклянные   глаза,
передергиваюсь от ужаса и отвращения. Куда катимся? Маша, скажите,  куда
катимся?
   Маша ответила. Конкретно и ясно. Леонид Артурович поперхнулся рисом и
закашлялся.
   - Я постучу, постучу! - заволновалась Маша и стала  колотить  бедного
владельца рейтинг-службы по спине.
   - Наверное, вы правы,  -  пришел  в  себя  через  пару  минут  Леонид
Артурович. - Хотя выражения, которые вы употребляете,  лично  мне  режут
ухо. Да, этой коричневой гадости сейчас хватает. И, как все мерзкое, она
обладает  удивительной  способностью  к  регенерации,   самоподпитке   и
экспансии. Суворин запретил отделению СРП проводить  митинги  в  городе,
чем  вызвал  ярость  Кукишева  и  его  приспешников.  Гидра  извивалась,
верещала, плевалась черной слюной. Но у нее девять голов, как  известно.
А Суворин не Геракл, и в одиночку победить это чудище не сможет.
   - Кто там остался? Некто Фельк, если я не ошибаюсь?
   - Да. Директор института социсследований.  Яркая,  динамичная  фигура
шлимовского бомонда. Красавец, интеллигент,  умен  и  образован,  вполне
конкурентоспособен. Лично я бы голосовал именно за него.
   - Почему вдруг? - удивилась Маша. - Нахваливали мне  Суворина,  потом
Шведова, и вдруг выныривает из ниоткуда еще какой-то Фельк.
   - Понимаете... Трудно объяснить. В общем, сами с  ним  встретитесь  и
все поймете.
   - Как вы меня заинтриговали! -  заволновалась  Маша.  -  Чем  он  так
необыкновенен?
   - Всем, Маша, всем. Но выборы, конечно, бесславно проиграет.  У  него
ни связей, ни поддержки.
   - А у других - и связи, и поддержка?
   - Само собой.  У  каждого  из  претендентов  -  шлейф  поклонников  и
спонсоров. За Сувориным - местная элита, бизнесмены, которым он удобен в
качестве мэра. Елесенко и Кукишев качают средства из Москвы  -  один  из
КПРФ,  другой  -  из   СРП.   Шведов   силен   масштабной   строительной
деятельностью - у него везде свои люди. Самарского тоже кто-то  усиленно
проталкивает в  мэры.  Паренек  облеплен  выгодными  связями,  как  рыба
чешуей. Только безлошадный интеллигент Фельк белеет одиноким  парусом  в
тумане моря голубом.
   - Ах, бедняжка! Я уже рыдаю!
   - Еще бы узнать, в кого вложит деньги местная мафия...
   - Имеется?
   -  А  как  же?  Чай,  не   деревня   какая,   город-миллионер!   Наша
организованная преступность  негласно  представлена  колоритной  фигурой
некоего Платона Викторовича Жигурнова. Вслух, конечно, никто об этом  не
говорит, но подразумевается, что он босс шлимовской мафии.  Так  вот,  я
считаю,  что  человек,  завоевавший  симпатии  Жигурнова,  будет   самым
жизнеспособным претендентом...
   Полтора  часа  интервью,  выдержанного  в  ритме  теннисного   матча,
напомнили Леониду Артуровичу, что его внешняя свежесть весьма условна  и
не подпитывается горячей энергией юности.
   - Теперь я, пожалуй, минут двадцать вздремну, как Штирлиц,  -  сказал
он спутнице, - днем у меня деловая встреча, надо соответствовать.
   - Конечно, конечно, -  разочарованно  согласилась  Маша,  проглатывая
очередную  порцию  своих  бесконечных  вопросов.  -  В  вашем   возрасте
требуется отдых.
   Она ехидненько улыбнулась и уткнулась  взглядом  в  толстый  блокнот.
Блокнот был испещрен записями. Вереница кандидатов на пост мэра в городе
Шлимовске тянулась с первой страницы, и с некоторыми  из  них  Маша  уже
просто мечтала познакомиться. Леонид Артурович то  ли  относился  к  ним
всем (кроме одиозного полковника Кукишева!)  предельно  доброжелательно,
то ли просто был мягок по  натуре,  но  в  его  изображении  претенденты
выглядели  очень  аппетитно  и  привлекательно.  "Ах,  Мария,   как   ты
неравнодушна к мужчинам, - самокритично подумала Маша. - Уже  распустила
слюни сладострастия. Но ты ведь едешь в Шлимовск не на охоту, а по делу!
Эти кандидаты должны интересовать тебя только как кандидаты. И как сразу
становится скучно! Вот скажи, на чем ты будешь  строить  интригу?  Чтобы
твой репортаж о городских выборах хоть кого-то заинтересовал? Ну как  же
коварен Гилерма"! Нашел, куда  меня  отправить.  В  Шлимовск,  где  один
кандидат лучше другого - заварное пирожное, одним словом, как же устоять
Маше Майской? Глаза разбегаются. С кого  начать?  Кого  из  провинциалов
осчастливить? А, сначала надо добить Леонида Артуровича. Неплох,  неплох
экземпляр, хотя и... Как, интересно,  сложились  отношения  Гилермана  с
Бубликом?"
 
*** 
 
   Женщина с длинными шелковистыми волосами обнимала  Аркадия  Гилермана
так  страстно,  что  он  почти  задыхался.  Мягкие,  бесконечные  волосы
струились по груди редактора, обволакивали его шею и лицо и уже вползали
в рот и нос и не давали дышать. Аркадий сдавленно всхлипнул, дернулся  и
проснулся. У него на шее в виде колье лежал лохматый Бублик.
   - Ах ты! - возмутился Аркадий, стряхивая с себя горячего  полусонного
кота. Брысь!
   Редактору газеты "М-Репортер" еще не  приходилось  проводить  ночь  в
подобном обществе. Особой страсти к котам он не испытывал и  никогда  их
не имел. А после жуткой подлости, учиненной Бубликом в отношении блюда с
говяжьей печенью, практически возненавидел весь кошачий род.  Хотя  нет,
Аркаша Гилерман был слишком добрым  и  интеллигентным  человеком,  чтобы
кого-то откровенно ненавидеть. Просто зеленоглазая усатая морда, с точно
таким же, как у Маши, невинно-хамским выражением,  не  вызывала  у  него
абсолютно никаких положительных эмоций.
   - Эй, как тебя там... Бублик! Слезь с кровати! Я кому сказал!
   Бублик  реагировал  заторможенно.  Хотя,  наверное,   это   была   не
заторможенность, а бескрайняя наглость, унаследованная  от  хозяйки.  Он
переполз  на   соседнюю   подушку,   блаженно   распластался   на   ней,
умиротворенно мурлыкнул и уснул.
   - Ну,  Мария  Понтыкина,  удружила  ты  мне!  -  горестно  воскликнул
Аркадий, пока еще не догадываясь,  что  Бублик  являлся  замаскированным
эмиссаром, посланным  Машей  в  стан  врага  в  отместку  за  шлимовскую
командировку.
   Аркаша соскочил с кровати, и наглый котяра, к его удивлению,  тут  же
сполз с подушки. Кровать у Аркадия, как  и  полагалось  холостяку,  была
просторная,  двойная,  комфортабельная.  Редактор  с  удовольствием   ее
застилал роскошным гобеленовым покрывалом (и с еще большим удовольствием
разукомплектовывал - когда были гости).
   Фокус с покрывалом Бублик воспринял, видимо, как игру. Он бросался на
него, цеплял когтями, не давал ложиться ровно и без складочек.
   - Прекрати! А ну, брысь! Свали, зараза! - ругался Аркадий, не в силах
справиться с игривостью, обуявшей противного кота. - А, да  пропади  все
пропадом! - расстроенно швырнул он на кровать покрывало и  направился  в
ванную.
   Но не успел Аркаша выйти из  комнаты,  как  раздался  треск,  грохот,
звон. Это Бублик, ринувшись вслед за своим новым попечителем,  зацепился
за электрический шнур и снес с тумбочки  лампу.  Антикварную  лампу  под
абажуром из молочно-белого стекла, за которую Аркаша  отвалил  четыреста
пятьдесят долларов!
   Если можно было бы соединить в  одно  целое  скорбь  всех  солдатских
матерей, всех покинутых возлюбленных, всех обездоленных и  страждущих  и
для верности возвести эту сумму в десятую степень  -  да,  именно  такое
выражение глаз было сейчас у Бублика. Казалось, на паркет гилермановской
спальни вот-вот брызнут горькие кошачьи  слезы.  Бублик  даже  попытался
издать  звук,  отдаленно  напоминающий  сочувственный  стон,  или  скрип
пронзенного молнией дерева, или... Аркаша  махнул  рукой  и,  ничего  не
сказав, вышел. В мужественном молчании он принял на плечи свой крест.
   Бублик тут же воспрянул духом, беззаботно  махнул  серым  хвостом  и,
довольный и радостный, поскакал следом.
 
Глава 17 
 
   Олеся заснула только под утро, потому  что,  во-первых,  не  была  ни
йогом, ни бомжем и спать на  голых  досках  не  привыкла,  а  во-вторых,
размышления о превратностях судьбы окружили ее плотным кольцом, тянули к
лицу невесомые темные лапы и отгоняли сон. Лидировала, несомненно, мысль
о страданиях Игоря, отца и Никитишны.  Они,  должно  быть,  решили,  что
Олесю похитили. Ее,  конечно,  на  самом  деле  похитили,  но  беспечные
алкоголики Гена и Федя, взявшие напрокат Олесин джип и  саму  Олесю,  от
идеи потребовать выкуп за девушку были так же  далеки,  как  Америка  от
процветания  в  годы  Великой  депрессии.  Они  просто   хотели   выпить
шампанского в компании с красивой девчонкой и покататься.  "Сволочи!"  -
нелицеприятно  думала  Олеся  и  ужасалась  стремительным  темпам  своей
деградации - еще позавчера слово "сволочь" отсутствовало в ее лексиконе.
   Второй образ, который стоял перед глазами и не давал  заснуть,  кроме
убитых горем фигур Игоря, папы  и  Никитишны,  было  лицо  Валерки,  его
белобрысый хохолок, пухлые ручки и аппетитные молочно-розовые  ляжки.  В
этом месте Олеся начинала беззвучно рыдать, размазывая  слезы  и  шмыгая
носом - она страшно соскучилась по ребенку.
   В арьергарде буйно брыкалась мысль  о  непреодолимости  трассы  Южный
Валомей - Шлимовск. Как выбраться  из  треклятого  Валомея  без  копейки
денег? Олеся не представляла. Понадобилось же  Татьяне  заинтересоваться
ее сумочкой именно в тот момент! Сколько там было? Так, кажется,  триста
долларов и тысяча рублей,  нет,  даже  пара  тысяч.  С  такими  деньгами
расстояние в  четыреста  километров  превращалось  в  ничто,  у  ее  ног
валялись бы все валомеевские таксисты, умоляя согласиться на  поездку  в
Шлимовск именно в их авто. Сейчас уже спала бы рядом со своим утомленным
строителем Шведовым.
   "Нет, я обязательно что-нибудь придумаю", - решительно  сказала  себе
Олеся. Пусть все вокруг считают  ее  оранжерейным  цветком,  неспособным
самостоятельно бороться за выживание, она  сумеет  выпутаться  из  этой,
передряги, потому что  ей  есть  куда  стремиться.  Домой,  где  столько
обожающих ее сердец...
   Наверное, о ней попросту забыли. Назойливая муха билась  в  окно  под
потолком, солнце, давно проникшее в камеру сквозь  решетки,  уже  успело
нагреть серые стены, духота и неприятный запах  переполняли  комнатушку.
Завтрак, который был обещан Олесе, не принесли.
   Она с трудом отклеилась от деревянной скамьи, прислушалась к жалобным
стонам всех имеющихся в наличии косточек и с ужасом вспомнила, что с ней
приключилось вчера. Олеся пододвинулась к  двери  и  стала  самозабвенно
пинать ее ногой, она уже знала  по  опыту  -  на  тихий  стук  никто  не
отреагирует.
   - Ты откуда взялась? -  удивленно  спросил  незнакомый  и  неприятный
лейтенант, заглядывая в камеру. В плечах косая сажень, ряха два  на  два
метра и уйма багровых прыщей. Он цепко осмотрел девушку, и в его  глазах
полыхнул огонь: предчувствие случайного удовольствия. Так, словно  Олеся
была пломбиром в  вафельном  стаканчике,  затерянном  в  холодильнике  и
обнаруженном в самый разгар экваториального пекла. Олеся  съежилась  под
этим взглядом. - Ну-ка, ну-ка, выходи.
   Он стал вертеть ее, беспардонно разглядывая и лапая.
   -  Что-то  мне  про  тебя  ничего  не  говорили,  -  сказал   детина,
облизываясь. Он быстро оглянулся и втолкнул  сладкую  добычу  обратно  в
камеру. - Ну-ка, давай, давай, выкладывай.
   - Не трогайте меня, - с паническими нотками в голосе начала Олеся, не
зная, как избежать прикосновения  его  влажных  рук.  -  Я  попала  сюда
совершенно случайно.
   - Конечно, совершенно случайно, - покладисто кивнул лейтенант и  взял
Олесю за плечо.
   - Я живу в Шлимовске, мой папа - мэр города, не трогайте меня, вы  не
имеете права так меня лапать! - взвизгнула Олеся, вырываясь.
   -  Уройся,  тварь,  -  ответил  стокилограммовый  паренек,   спокойно
подавляя сопротивление. Его нос блестел, серо-голубая форменная  рубашка
прилипла к телу, и весь он  -  огромный,  жаркий,  противный  -  источал
резкий запах пота. - Мы с тобой можем договориться. Я соглашусь, что  ты
дочка шлимовского мэра, а ты...
   Олеся  задохнулась.  Предложение   подванивающего   лейтенанта   было
невыносимо омерзительным. Правда, и  муж  довольно  часто  подкатывал  с
идентичными просьбами, но  он  ведь  был  ее  любимым  Шведовым,  родным
человеком после четырех лет совместной жизни, он, прежде чем подобраться
к своей нежной, легкоранимой девочке, по три часа самозабвенно полировал
тело в ванной  ядохимикатами,  чтобы  истребить  бактерии,  чтобы  иметь
приятный  запах,  чтобы,  не  дай  Бог,  не  ущемить   Олесино   чувство
прекрасного.
   Тошнота подступила к горлу, картинка зарябила, побежала полосами, все
уехало куда-то вбок. Олеся поплыла в руках разгоряченного лейтенанта.  В
период беременности она основательно поднаторела в искусстве  внезапного
обморока. И сейчас тоже рухнула бы без сознания, если бы сочная  оплеуха
не вернула ее к действительности.
   - Не симулируй! -  рявкнул  доблестный  офицер  и  швырнул  Олесю  на
скамью. Та с удивлением ощутила во рту соленый привкус крови и слез.  На
минуту ее охватило какое-то безразличие, но это быстро прошло.
   Мужик терзал замок брюк, а внутри Олеси  плескался  сложный  коктейль
ярости, брезгливости, страха, ненависти.  "Пусть  только  попробует!"  -
решила  она,  отползая  к  стене  и  истерически  всхлипывая.  Лейтенант
закончил несложные приготовления и с гадкой ухмылкой двинулся к жертве.
 
*** 
 
   Блаженное  безмолвие  закончилось  в  восемь   утра.   Для   разминки
очаровательный малыш больно пнул Вадима  в  челюсть  пяткой.  И  тут  же
принялся горланить. В жизни