Олесю и надо отстоять свои права на пост мэра.
   Отвратительный запах лекарств витал в квартире.  Суворин  пребывал  в
непривычном состоянии бездействия. Игорь Шведов  по  телефону  порадовал
последними известиями - рассказал об инциденте  с  подарками.  Зять  уже
готов был мчаться в избирком и трубить на  весь  город  о  своем  отказе
участвовать в выборах - спасибо, натерпелся. Жену и  ребенка  украли,  в
глазах  детей  и  работников  подшефного  детдома   выставили   каким-то
чудовищем. Несколько  ударов  охладили  его  пыл,  желание  сражаться  с
конкурентами угасло. "Я об одном мечтаю, Валерий Александрович, - сказал
он тестю, жалобно и расстроенно, - восстановить  статус-кво.  Пусть  все
вернется в прежнее состояние. Олеська будет сидеть дома с ребенком, я  -
ругаться с прорабами и месить  бетон,  а  политика  пусть  останется  за
бортом. Не нужна она мне".
   - Не торопись, Игорь, - посоветовал тесть. - Как говорят? До миллиона
долларов - экономика, после одного миллиона  -  политика.  Экономические
рамки тебе уже тесны. Пора выходить в чистое поле. Вдруг все  закончится
для тебя гораздо счастливее, чем ты можешь представить?
   Суворин часто оказывался прав, но сейчас,  и  не  подозревая,  бил  в
самое яблочко.
   - Вам ничего не надо привезти?  А?  -  вздохнул  Шведов.  -  А  то  я
привезу.
   - Если только Олесю и Валерку, - горько промолвил Суворин  и  положил
правую  ладонь  на  сердце.  Сердце  постанывало,  возилось  в  груди  и
причиняло неудобства.
   После телефонного звонка Игоря не прошло  и  пяти  минут,  а  к  мэру
нагрянул  нежданный  посетитель.  Дима  Павлов,  поклонник,  отвергнутый
Олесей, но не утративший оптимистического  взгляда  на  вопрос,  свирепо
атаковал подъезд дома, и охрана его пропустила.
   С  Димой  были  связаны  воспоминания  о  том  периоде,  когда  Олеся
пребывала в чудесном тинейджеровском возрасте, ходила в  школу  и  после
школы возвращалась домой к папе, а не в свою квартиру, то  есть  еще  не
была заграбастана в  плен  цепким  Шведовым.  Была  маленькой  девочкой,
капелькой, зайчонком, ягодкой, а не женщиной, женой, мамой. Поэтому  при
виде Димы Суворин испытал однозначно приятные чувства.
   -  Валерий  Александрович,  что  случилось?  Ползут  какие-то  слухи,
наподобие немецких диверсантов. Где Олеся?
   Значит, несмотря на принятые меры, весть об исчезновении  суворинской
дочки продолжала распространяться по городу.
   - Пропала.
   Сердце извернулось, встало как-то боком, неловко, неприятно.
   - Вас шантажируют? - предположил Дима.
   - Да, что-то вроде того, - измученно выдавил Суворин. - Но,  Дима,  я
не буду обсуждать с тобой эту тему. Никаких разговоров  и  подробностей,
прости уж.
   - Я понимаю, - покладисто согласился Олесин поклонник. - В  интересах
следствия. Конечно. Только знайте, я  очень  беспокоюсь.  Я  все  так  и
продолжаю ее любить.
   - Да? Не теряешь надежды? - улыбнулся  Суворин,  и  его  улыбка  была
похожа на неясный и слабый луч осеннего солнца.
   - Не теряю, - энергично дернул плечом Дима.  -  Когда-нибудь  Олеське
надоест ее строитель, и она вспомнит, как счастливы мы были  в  обществе
друг друга.
   - Если к тому времени твоя настойчивость и упорное желание  завладеть
Олесей не превратят ее доброе к тебе отношение в сдержанную ненависть.
   - Почему?! - изумился Дмитрий.
   - А ты не знаешь? У Пушкина читал,  в  школе,  на-верное,  проходили:
"Чем меньше женщину мы любим..."
   - Я не могу любить Олесю меньше, - сказал упрямец Дима,  -  и  потом,
разве женщины не ценят преданность, надежность и  постоянство?  Я  такой
постоянный! Стальная константа.
   - А она жаловалась. Ты игнорируешь факт ее  замужества,  ведешь  себя
так, словно Олеся все еще свободная девчонка. Парочку  разбирательств  с
ревнивым супругом ты уже спровоцировал.
   - Какой он! - с  отвращением  сказал  Дима.  -  Раз  такой  ревнивый,
попытался бы набить мне морду. Зачем цепляться к Олесе?
   - Имеет право. Муж.
   - Что она  в  нем  нашла,  вот  скажите,  Валерий  Александрович,  не
понимаю.
   Суворину было приятно разговаривать о дочке,  создавая  иллюзию,  что
ничего не случилось. Словно Олеся сейчас  находилась  у  себя  дома  или
пошла в магазин, а он, отец, муштрует настырного преследователя.
   - Игорь хороший парень.
   - А я ведь тоже хороший. Почему она выбрала его? Дима сидел  напротив
мэра, крупный,  плечистый,  чем-то  похожий  на  теленка  -  упрямого  и
твердолобого, и задавал такие детские вопросы. Если бы Олеся четыре года
назад выбрала его, а не Шведова, то Суворин и Диму с радостью принял  бы
в качестве зятя, со всеми вытекающими последствиями, какая ему разница -
лишь бы дочка была счастлива в браке. Но в активе Игоря были уже  четыре
года  мирного  сосуществования  с  Олесей  плюс  произведенное  на  свет
очаровательное создание -  Валерка.  А  Дима  так  и  остался  в  звании
брошенного возлюбленного.
   - Лучше ты расскажи, как живешь, какие у тебя изменения в жизни?
   - Вот, в Америку приглашают, - без энтузиазма ответил Дмитрий.  -  Вы
знаете, я работаю программистом в "Шлимовском" и на полставки преподаю в
универе...
   Суворин подбадривающе кивнул.
   -  ..И  когда  в   университет   приезжали   американцы,   один   тип
заинтересовался  моими  разработками   по..,   ну,   не   важно.   Такое
заковыристое  название.  Оказалось,  этот  мужик  работает   в   крупной
компьютерной компании, доложил начальству  о  шлимовском  открытии,  обо
мне, значит, и на днях я получил приглашение. Контракт на год.  Зарплата
сначала средняя, по их меркам,  потом,  смотря  по  эффективности  моего
труда, будет больше. Готовы предоставить двухэтажный особняк для  семьи.
А семьи-то у меня и нет.
   - И что же? Не поедешь?
   - И целый год не увижу Олесю?! - воскликнул Дима. -  Нет!  Я  так  не
смогу.
   - Глупый ты, - вздохнул Валерий Александрович. -  Тебе  карьеру  надо
делать, а у тебя все дурь в голове. Много на свете прекрасных девочек  и
кроме Олеси.
   Мужчины не успели развить тему, так  как  новый  визитер  постучал  в
дверь. Смерть от одиночества явно не грозила Суворину.
   Это была Маша Майская.
 
*** 
 
   - Хэлло, мальчуганы! -  сказала  Маша,  появляясь  в  комнате.  -  Не
приглашаете, Валерий Александрович, а я сама пришла, - добавила она. Тон
предполагал, что а) Суворин безмерно счастлив ее видеть, б) Маша знакома
с мэром Шлимовска по крайней мере пятнадцать лет.
   Потрясенный Дима, который ходил в прихожую открывать дверь,  вернулся
следом за Марией. Он  во  все  глаза  пялился  на  загорелую  блондинку,
появившуюся словно иллюстрация к последней фразе Суворина о  "прекрасных
девочках".
   И Маша, надо отметить, пристальнее рассматривала фактурного  юношу  в
гостиной мэра, чем самого хозяина квартиры. Уверенно  она  добралась  до
кресла, плюхнулась в него. Закинула ногу на  ногу  и  достала  из  сумки
блокнот, ручку, диктофон. В радиусе пяти метров от Маши распространялось
напряженное биополе, оно, как зонтом, накрыло мужчин, заставив  Суворина
ощутить некоторый прилив жизненных сил. Здоровый и молодой Дима и  вовсе
забился в радостной лихорадке.
   - Как насчет интервью? - деловито осведомилась Маша и  уставилась  на
главу города наглым зеленым взором.
   - Маша, понимаете, я сегодня не расположен к...
   - Нет! - перебила мэра журналистка. - Нет, нет, нет, нет  и  еще  раз
нет! Валерий Александрович, я уже знаю о вас столько всего хорошего, что
вы просто не имеете права так жестоко со мной поступать!
   - Да я...
   - Отказом вы меня убьете. Вникните, пожалуйста, в суть вопроса.  Я  в
командировке. При исполнении. И если  завтра  я  по  факсу  не  отправлю
статью в Москву, вы  даже  и  не  представляете,  что  сделает  со  мной
кровожадный редактор газеты.
   - Маша, я...
   - Да мне просто и в столицу нельзя будет  вернуться!  Вы  не  знаете,
каков мой редактор! В гневе он страшен! Он распнет меня, голую, на двери
кабинета в качестве мишени  и  будет  упражняться  в  искусстве  метания
дротиков. Вы этого хотите?
   Слышал бы бедный Аркаша Гилерман, что говорит о нем  лживая  красотка
Мария Майская! А Суворин и Дима, очевидно, тут же представили, как будет
смотреться голая Маша на  двери  кабинета.  Если  бы  кардиолог  Валерия
Александровича знал, отпуская мэра домой, какой дьявольский раздражитель
ждет его там, то он  прибинтовал  бы  Суворина  к  электрокардиографу  и
никуда не отпустил.
   - Поэтому жду с нетерпением вашего рассказа о свершениях и  подвигах.
О стабильных выплатах учителям.  О  сокращении  аппарата  управления.  О
бесплатном проезде на общественном транспорте. О строительстве дорог.  О
детских пособиях. И о всей остальной фантастике.
   - Маша, я сегодня...
   - Сердечко пошаливает? Мне сказали. Ничего, копыта  не  отбросите.  В
вашем-то юном возрасте.
   - Да нет, я хотел...
   - Но самый главный вопрос - об Олесе. Какие новости?
   Суворин молниеносно подобрался, в его взгляде проскользнуло выражение
крайнего неудовольствия.
   - Вы и об этом знаете?
   - Да, - призналась Маша. - И искренне вам сочувствую...
 
*** 
 
   Когда через два часа журналистка покинула апартаменты мэра, на  улице
ее ждал высокий,  немного  квадратный  и  темноглазый  Дима.  Она  и  не
мечтала, что случайно встреченный в  суворинской  гостиной  сексапильный
мальчик дождется ее освобождения, и откровенно выразила свою радость.
   - Взяли интервью? - почтительно спросил  Дима.  Он  смотрел  на  Машу
сверху вниз. Учитывая, что в дополнение  к  шикарному  росту  провинциал
обладал выразительным, симпатичным  лицом,  а  ежедневные  упражнения  с
гирями и гантелями приближали его  характеристики  к  шварценеггеровским
параметрам, ясно, почему Маша,  любительница  мужчин,  тут  же  ухватила
юношу  под  ручку  и  бросила  на  него   свой   самый   чувственный   и
обворожительный взгляд. Будь Дима фруктом, яблоком например, в застойные
времена его непременно отправили бы  на  Выставку  достижений  народного
хозяйства - таким отборным, выдающимся  продуктом  природы  он  являлся.
Несокрушимое здоровье сквозило из всех  щелей.  Даже  годы,  проведенные
перед компьютерным монитором, не испортили Димино зрение и не  искривили
его  позвоночник.  Как  же  Маша  могла  пропустить  сей  фантастический
экземпляр? Она страстно и беспощадно  обрушилась  на  парня  всей  силой
своего обаяния.
   Но  Дима  держал  Машину  руку  на  своем  локте  как-то  скованно  и
напряженно.  Особого  энтузиазма  он  не  излучал.  Он  только  надеялся
выведать у столичной журналистки какие-нибудь известия об Олесе -  вдруг
Суворин оказался с Машей более откровенен, чем с ним?
   - Что он вам сказал?
   - Неужели мы будем на "вы", мой ангел? -  удивилась  Маша.  -  Брось.
Куда пойдем?
   Дима вообще-то  никуда  не  планировал  идти  с  этой  провокационной
девушкой. Он только хотел выяснить у нее...
   - Посидим вон там, возле магазина? - Маша, миниатюрная на фоне своего
спутника (а обычно - не такая уж и маленькая), увлекла  Диму  в  сторону
синих зонтов. Летний  город  был  переполнен  такими  импровизированными
уличными "кафе" - пластмассовые столики и стулья стояли на  асфальте.  -
Ну и жара!
   Маша удобно устроилась  за  столом,  посмотрела  направо,  посмотрела
налево, наткнулась, конечно, на несколько воспаленных мужских взглядов.
   - Наверное, я возьму  чего-нибудь  холодного?  -  спросил  разрешения
Дима.
   - Пива купи, беби.
   В стеклянном магазинчике Дима купил три бутылки "Балтики".
   - Так что вам сказал Валерий Александрович? - добрался он наконец  до
главной своей цели.
   - Ой, чего он мне только не говорил! - булькнула пивом Маша.
   - Я имею в виду - про Олесю, - пояснил Дмитрий.
   - А... Ничего не сказал. Тема закрыта. Ты с ней спишь? С Олесей?
   Реакция на заданный вопрос была потрясающей. Наверное, если  бы  Диме
сказали, что он выиграл в лотерею живого крокодила, и то он воспринял бы
сообщение не так близко к сердцу.
   - Я?!! - вскричал Дима.
   - Ну не я же. Я предельно гетеросексульна.  И  вообще  не  знакома  с
очаровательной малышкой, которую ищут, сбиваясь с ног, и никак не  могут
найти.
   - И еще ребенка, - напомнил Дима.
   - Что?
   - Ребенка тоже не могут найти. Они вдвоем исчезли.
   - А... Ну да. А я уж подумала, что ты  официальный  Олесин  любовник.
Раз так запросто сидишь в квартире у ее обеспокоенного родителя.
   - Нет, - уныло опустил голову Дима.
   - Но перспектива манящая, правда?
   - Правда.
   - Конечно, дочка мэра - это механизм с секретом. Конфета с  начинкой.
Вроде берешь в жены элементарную девочку, а потом  на  тебя  сваливается
такое количество земных благ.
   - Зачем так меркантильно? - удивился Дима. - Когда мы были  вместе  и
пока она не встретила своего проклятого Шведова,  Валерий  Александрович
еще не был мэром города. Конечно, он и тогда являлся крупной шишкой,  но
мне-то какое дело? В материальном плане для жизни у меня есть  все.  Для
полного счастья не хватает только Олеси.
   - Она, наверное, обалденная девчонка.
   - Конечно! - горячо подтвердил Дима. Его глаза сверкнули. Речь шла  о
предмете, волнующем его сердце последние восемь лет. Он  даже  оторвался
от своего пива.
   - Красивая?
   - Очень.
   - Нежная? Добрая? Мягкая?
   - Да!
   - А глаза у нее, случайно, не голубые? - издевалась Маша.
   - Голубые.
   - И умеет играть на пианино. -Да.
   - И еще знает английский язык.
   - Знает.
   - Все понятно. Налицо катастрофическое  отсутствие  индивидуальности.
Мало  того  что  красивая,  так  еще  и  добрая,   и   голубоглазая,   и
образованная. Ну как такую не полюбить? Вот если б ты сказал, что  Олеся
носит ковбойские сапоги и шпоры-звездочки, нюхает табак, не  знакома  со
словами "куртуазный" и "ратификация", обожает тараканьи бега и  ругается
матом - вот тогда бы я восхитилась твоим выбором. Но все равно я  мечтаю
познакомиться с девушкой, которая заставляет мужчину в тридцатиградусный
зной забыть о бутылке ледяного пива.
   Дима немного помолчал. Ему плевать было,  что  восхищает,  а  что  не
восхищает Машу. Он предпочитал Олесю в естественном ее виде.
   - Значит, ты отставной любовник? - безжалостно сформулировала Маша. -
И тебе ничего не светит?
   Дима слегка, но различимо для  внешнего  наблюдения  поежился.  Более
деликатный собеседник понял бы, что вести диалог в подобном разнузданном
ключе - бестактно. Но Маша  была  натурой  цельной  и  последовательной:
сказав гадость или совершив подлость, она не спешила извиняться и  бурно
раскаиваться.
   - Да, отставной любовник, - кисло признался Дима. Он хотел  встать  и
уйти, но не знал, как распрощаться с  назойливой,  пусть  даже  и  очень
симпатичной девицей. В отличие от Маши, ему не были свойственны наглость
и хамство.
   - Ну а в тот период, когда ты был в фаворе,  вы  с  Олесей,  конечно,
познали всю прелесть "мэйк лав"? - продолжала допытываться красотка. Она
отодвинула от себя  пустую  коричневую  бутылку  с  золотисто-фиолетовой
этикеткой. Покупая пиво, Дима наивно рассчитывал, что две бутылки выпьет
он, мужчина, и одну - девушка (Олеся, к примеру, совсем не любила пиво).
Вышло в точности наоборот.
   - Почему ты зациклилась на этом вопросе? Какая  разница,  спал  ли  я
когда-то с Олесей или нет?
   - Интересно же! - искренне объяснила Маша.
   - И немного улавливая магистральное направление  твоих  мыслей,  могу
предположить, что на ответ "да, спал" последует очередной вопрос - "как,
каким образом, в каком интерьере и в какой позе". Я прав?
   - А что в этом такого? Словесное видео. Тебе приятно  вспомнить,  мне
занятно послушать. Я тоже, если хочешь, могу  рассказать,  как  я  вчера
бойко оседлала одного американского жеребчика и...
   - Не хочу, - перебил Дима. - У меня,  в  отличие  от  тебя,  кровяное
давление при слове "секс" повышается не на сто единиц, а на десять.
   Наконец-то юноша решился добавить  едкости  в  свой  тон.  Правильно!
Именно так и надо было разговаривать с бессовестной,  праздно-любопытной
девчонкой.
   Но Маша, конечно, на одиночный выстрел отвечала шквальным огнем.
   - Однако это симптом, мой милый,  -  без  промедления  поставила  она
диагноз. - Рановато для твоего возраста, голубчик. Ты при  слове  "секс"
должен вставать на дыбы  и  рвать  в  клочья  изоляционное  покрытие  на
партнерше. Так, глядишь, к тридцати годкам совсем скапустишься.
   - Не твое дело! - рявкнул Дима. Он в конце концов рассердился.
   Маша подарила возмущенному парню свою самую нежную улыбку.  Она  ведь
собиралась оперативно задружиться с темноглазым мальчуганом, напроситься
в гости и там, в приятном уединении, превратить Лео Хантера в единорога.
Приделать ему на лоб такой выгнутый, увесистый рогалик. А что получилось
в итоге? Рассерженный Дима не то что в гости приглашать, и  смотреть  не
хотел на Машу. На Машу! На которую мужчины всегда взирали пронзительно и
откровенно.
   - Обиделся? Да ну, пупсик, перестань! Простая игра слов.
   - Я не пупсик.
   - Ты не пупсик. Ты  шмупсик-дрюпсик.  А  чем  вообще  занимаешься  по
жизни? Кроме охоты за высокопоставленными девицами?
   - Программирую.
   - Количество сперматозоидов?
   - О Боже! - Дима подскочил с места. - Все, до свидания, я пошел,  мне
некогда. Спасибо за приятную беседу!
   - Нет!!! - завопила Маша и тоже вскочила.  Пластмассовое  кресло  при
этом с грохотом упало на асфальт, пивная бутылка скатилась со столика  и
только чудом не разбилась. Все головы под синими зонтами  повернулись  в
сторону Маши - о, яркий миг удачи! Как она любила  подобные  моменты!  К
тому же Машина юбочка  после  получаса,  проведенного  в  тесных  рамках
пластмассового кресла, как-то  уменьшилась  в  размерах,  скукожилась  и
теперь совсем уехала  куда-то  вверх.  Безупречные  ноги  сияли  гладкой
загорелой  кожей,  и  ни  один  мужчина  с  территории,  прилегающей   к
стеклянному магазинчику, не сказал бы сейчас, что излишняя  обнаженность
- асексуальна.
   Маша схватила Диму за руку.
   - Постой! Ты куда? Домой? Можно мне от тебя позвонить?
   Но  общество   настырной   Маши,   видно,   окончательно   опротивело
программисту. Он вырвал руку и двинулся прочь.
   -  Нервный,  -  подытожила  Мария.   -   Эх,   не   повезло!   Обожаю
программистов. А как хорош! Эта крепкая шея, подпирающая  голову  словно
парфенонская колонна, сводит меня с ума!
   Что только не сводило Машу с ума! Справедливости ради надо  заметить,
что, кроме программистов, она обожала также летчиков,  предпринимателей,
военных, бульдозеристов, учителей физкультуры, экономистов,  художников,
метеорологов, коммивояжеров,  автослесарей,  терапевтов,  геодезистов  и
стеклодувов. Не пылала страстью только к редактору газеты  "М-Репортер".
Почему-то. Но этот пробел вполне можно было заполнить.
 
Глава 39 
 
   Пока озабоченная поиском удовольствий корреспондентка  прохлаждалась,
Лео Хантер трудился в поте лица. Он, конечно,  срывал  свою  виноградную
гроздь наслаждений в виде той  же  Маши,  но  и  мониторингу  шлимовской
прессы отдавался с диким энтузиазмом.
   С Машей он говорил по-английски, не  в  силах  терпеть  замечаний  по
поводу его плохого произношения и  проблем  согласования.  Но  со  всеми
остальными гражданами объяснялся на бойком русском и  за  каких-то  пять
дней  значительно  пополнил  свой  лексикон,  обогатив  его  выражениями
"реструктуризация долгов" и "едрена мать". Лео, оперируя картой  города,
уже свободно ориентировался в главных проспектах Шлимовска.
   - Я иду на митинг, - сказал он Маше. - А ты? Пойдешь?
   - Что за митинг? - спросила Мария. Она стащила с себя одежду прямо  в
прихожей, сбросила туфли и прошлепала босыми ногами в ванную. - О, ну  и
пекло на улице! А-а-а-а!!!
   Лео бросился следом, испугавшись пронзительного крика. В  ванной  его
ждала раритетная  картинка  -  бескомпромиссно  голая  Маша  стояла  под
холодным душем и  визжала  от  ужаса  и  восторга.  Струи  ледя