тким  прессом  один,
без вас.
   - Но что же Саша не отвечает? У него все время занято.
   - Да  бросьте  вы  этот  телефон.  Бесполезно.  Ничего  утешительного
Бородин нам сказать не сможет. Ну,  волосы  прислали.  Опять  же  ничего
конкретного  из  этого  не  вытекает.  Ни  требований,   ни   новогодних
пожеланий...
   - Чего-то ведь  они  хотят  от  нас,  а?  Если  конверт  подкинули  с
Валеркиными кудряшками...
   - А если над нами просто глумятся?
   - ?
   - Просто издеваются, Валерий Александрович. Душу вынимают. А я  вчера
в больнице был. Парни,  которые  разбились  на  Олесином  джипе,  так  и
валяются, пристегнутые к аппаратам жизнеобеспечения.
   - Знаю, звонил. Слушай, Игорь, а почему конверт подбросили тебе, а не
мне?
   - А почему должны были вам?
   - Ты ведь говоришь, что похищение Олеси - способ вычеркнуть  меня  из
конкурентной борьбы за пост мэра. А вдруг выборы вообще не имеют к этому
никакого отношения?  Ты  кому-то  неугоден,  кому-то  насолил,  с  тобой
разбираются, хотят прижать к ногтю, а мы думаем, что все дело в выборах.
   - Подобное я от вас уже слышал.  А  если  наоборот?  Ваши  конкуренты
маскируются под моих бизнес-врагов? Якобы я кому-то  перешел  дорогу.  А
результат один: у меня инфаркт, но и  у  вас  ведь  тоже.  Сердце-то  не
прыгает?
   - Еще как!
   - Вот этого они и добиваются.
   - И все равно я вызову  Бородина,  -  упрямо  сказал  Суворин.  Он  в
двадцатый раз нажал кнопку автоматического набора.
   - Да, конечно! - согласился Игорь. - Только лучше давайте сами поедем
к нему. Если его номер все время занят.
   - Я только мигом побреюсь.
   - Подожду вас внизу...
   Подтянутый, стремительный Суворин быстро вышел из подъезда. С трудом,
но преодолев страх и боль,  испытанные  при  самом  первом  известии  об
исчезновении Олеси и Валерки, он  сумел  взять  себя  в  руки  и  сейчас
выглядел  привычно  респектабельно.  О  том,  что  в  данный  момент  он
пребывает в  состоянии  катастрофического  стресса,  можно  было  только
догадываться по скорбным морщинкам у рта и потемневшему взгляду.
   Но в машине Игоря мэр сразу же протянул руку к аптечке:
   - Есть валидол?
   - Вы в порядке? - заволновался зять.
   - Езжай, езжай, - успокоил Суворин. Он удобно  пристроил  под  языком
таблетку и откинулся на сиденье.
   Игорь подумал и тоже быстро нырнул в аптечку за сердечной пилюлей.
   - Игорь Палыч,  что-то  вы  сегодня  поздно!  -  удивилась  преданная
секретарша Элла Михайловна. Так как секретарш ее квалификации  и  уровня
во всей стране насчитывалось  не  более  пяти  штук,  она  могла  иногда
позволить себе подобное замечание в отношении босса. - Доброе утро!
   - Совсем не доброе. В управление заезжал... - хмуро объяснил  Шведов.
- Внутренних дел.
   - Что-то произошло? - заволновалась Элла Михайловна. -  В  смысле,  в
дополнение к тому, что уже произошло раньше? Дело сдвинулось  с  мертвой
точки?
   - У-у, - отрицательно мотнул головой Шведов. Элла  Михайловна  спустя
минуту заглянула в кабинет Шведова. Тот сидел за своим  столом,  опустив
голову на переплетенные руки. Поза светилась отчаянием.
 
*** 
 
   - Игорь Палыч, - осторожно позвала секретарша,  -  из  детского  дома
звонили.
   Строительная компания "Триумвират" курировала шлимовский детский  дом
номер пятнадцать. Игорь  не  знал  еще,  какой  отвратительный  инцидент
произошел там вчера, в пятницу, связанный причем с именем Шведова.
   Утром  директору  детского  дома  позвонили:  "Встречайте  машину   с
подарками от шефов!" Радостная новость разлетелась по спальням и игровым
комнатам - Игорь Шведов хотя и  не  заглядывал  к  подопечным  самолично
ввиду дикой занятости, но  всегда  присылал  щедрые  презенты.  Грузовик
подъехал через час, водитель с помощью возбужденных воспитателей  быстро
освободил чрево автомобиля.  Дети  прыгали  от  нетерпения,  разглядывая
большие красочные коробки, выставленные на ковер  в  танцевальном  зале.
Прошлый раз все обитатели детского дома заработали младенческий  диатез,
объедаясь шоколадом, конфетами и марокканскими апельсинами. Кроме  того,
каждому достался письменный набор с карандашами, фломастерами, альбомами
и что-то из одежды.
   Картонные коробки вскрывала исполинским ножом повариха Надя. Малыши и
подростки нетерпеливо толпились рядом и заглядывали  ей  под  локоть.  В
первой коробке оказались двухкилограммовые пакеты с суповым концентратом
американского производства. С этим продуктом детдомовцы уже были знакомы
- получали как-то раз, но не от Шведова, а по линии гуманитарной  помощи
(усилиями старшеклассников переведя  текст  с  английского  на  русский,
выяснили, что концентрат используется для приготовления "куриного"  супа
в бесплатных американских столовых - это во-первых,  а  во-вторых  -  "в
некоторых  исключительных  случаях  пищевая  добавка,  использованная  в
данном продукте, вызывала канцерогенные процессы  у  животных".  Честные
американцы!).
   - А суп-то просроченный! - заметил кто-то.  И  точно,  срок  годности
концентрата истек в давно забытом девяносто пятом году.
   Счастливое  волнение  постепенно  угасло,  радостный   гам   сменился
настороженным  молчанием.  На  свет  показалось  непонятное   месиво   -
спрессованные в один ком джинсы, платья, рубашки, трусы. Все было мятым,
старым,  рваным   и   обдавало   резким   химическим   запахом.   Сквозь
настороженное молчание начали пробиваться первые ростки обиды.
   В следующей коробке плотно теснились  пачки  манной  крупы.  Повариха
Надя отпрянула  -  облако  мелких  чернокрылых  насекомых,  обожравшихся
дармовой манки, воспарило к потолку зала, едва она взрезала скотч.
   Последняя надежда - яркие разноцветные кульки. Они сразу разошлись по
рукам. И через секунду раздался первый  всхлип.  Пятилетняя,  стриженная
"под ноль" Вера держала на весу руки, измазанные гнилым мандарином, и не
знала, обо что  их  вытереть.  Яблоки  с  мокрыми  коричневыми  пятнами,
обломки печенья, окаменевшие баранки, апельсины  в  бело-зеленом  налете
плесени -  танцевальный  зал  наполнился  обиженным  плачем,  воплями  и
рыданиями. Старшие дети брезгливо морщились  и  переглядывались,  малыши
полностью отдались своему безграничному  горю.  В  довершение  всего  из
коробок были извлечены листовки с фотографией улыбающегося Игоря Шведова
- претендента на пост мэра...
   Эту  милую  зарисовку  изобразила  несчастному  претенденту  директор
детского дома. Еще она сказала, что не успели они оправиться  от  удара,
как на  пороге  детдома  возникла  некая  улыбчивая  и  потная  от  жары
журналисточка с диктофоном  в  зубах  и  твердым  намерением  настрочить
статейку о доблестном поступке  Шведова,  молодец,  строитель,  окружает
обездоленных детишек трогательной заботой. Директор,  женщина  неглупая,
не  стала  рассказывать  представительнице  прессы,   как   страшно   их
обидели...
   Игорь в ярости швырнул трубку  телефона.  Конечно,  сами  воспитатели
понимали, что Шведова жестоко подставили, но детям было до лампочки, кто
кого подставил, их не касалась  конкурентная  предвыборная  борьба,  они
привычно ждали от Игоря подарков.
   -  Какой  кошмар!  -  возмутилась  Элла  Михайловна.   Игорь   кратко
пересказал ей  телефонное  выступление  директрисы.  -  Надо  исправлять
положение. Дети не виноваты, что Анвар Хайбуллин такой моральный урод.
   - Вы тоже думаете, это его проделки?
   - А как же!
   - Он успел получить те двадцать тысяч рублей, о которых мечтал?
   - Нет еще.
   - Почему?
   - То названивал каждый день, а теперь исчез.  Деньги  приготовлены  в
бухгалтерии, но я не смогла до него дозвониться.
   - Все. Не отдавайте. Обойдется. Я сам его найду и превращу в лангет.
   - Вряд ли вам это удастся, Игорь Палыч. Я  слышала,  Анвар  Хайбуллин
теперь подвизается у полковника Кукишева.
   - Да? Интересно. К полковнику, значит, прибился,  подлец.  Они  нашли
друг друга. И как я сразу не понял, что за дерьмо этот Хайбуллин.
   - И он наверняка формировал посылки для  детдома  не  на  собственные
деньги.
   - Кукиш финансировал, ясно.
   - А превратить в лангет полковника и вовсе нереально, Игорь Палыч.  У
него же целая армия молодых придурков.
   - Ладно, оставим. Тем более мне сейчас не до этого. Олесю бы вернуть.
Придумайте   что-нибудь   для   детского   дома,   хорошо?   Используйте
приготовленные  для   Хайбуллина   двадцать   тысяч.   И   сегодня   же,
договорились? И объясните как-нибудь, что я не виноват. Так  не  хочется
выглядеть скотиной в глазах детей, Элла Михайловна.
   - Я все сделаю, Игорь Палыч. Не переживайте.
   - Я знаю, что могу вам полностью доверять.
   Элла Михайловна отправилась в приемную  -  думать,  как  плодотворнее
истратить хайбуллинские  тысячи  для  умиротворения  обиженных  малюток.
Оставшись в одиночестве, Игорь  дал  волю  чувствам.  Схватил  со  стола
подставку для авторучек и с размаху швырнул ее на пол. Учиненный погром,
треск, грохот вновь привлекли в кабинет обеспокоенную Эллу Михайловну.
   - С вами все в порядке?
   - И зачем я влез в это болото?! -  с  горечью  спросил  у  секретарши
Игорь. - Зачем мне это нужно? Зачем поперся в эти дебри, Сусанин, блин!
   Элла  Михайловна  сочувственно  вздохнула  и  удалилась.   На   языке
вертелась торжествующая  фраза  "Я  же  вам  говорила!",  но  секретарша
деликатно промолчала.
 
Глава 37 
 
   Передача "Час мэра", назначенная на понедельник, так беспокоила  Нику
Сереброву,  что  она  уже  в  субботу  погрузилась   в   нервозность   и
суетливость, ей совсем не  свойственные.  Обычно  передачи  с  Сувориным
проходили без  сучка  и  задоринки,  прибавляя  Нике  шарма,  а  Валерию
Александровичу - любви  горожан.  Он  четко  отвечал  на  многочисленные
хозяйственные вопросы, демонстрировал отличную память на цифры и адреса,
оживлял беседу  щедрыми  комплиментами  Нике  и  посылал  в  ее  сторону
выразительные взгляды. За  этими  комплиментами  и  взглядами  абсолютно
ничего не таилось, но  зрители  приободрялись,  начинали  фантазировать,
искать клубничку там, где ее не было, и рейтинг  "Часа"  неуклонно  рос.
Суворин   и   Ника   интуитивно   овладели   и    теперь    с    детской
непосредственностью пользовались  "эффектом  слияния",  как  это  делают
эстрадные звезды: тандем Мурат Насыров - Алена Апина, например, способен
собрать гораздо большую аудиторию, чем каждый из певцов  в  отдельности.
Некоторый отсвет фривольности, излучаемый  Сувориным  и  обольстительной
Никой, превращал "Час мэра" для простых зрителей - особенно зрительниц -
в увлекательный сериал.
   Но в понедельник Валерию Александровичу будет не до комплиментов и не
до своего привычного возгласа "ого-го!". Спасибо, если вообще  вспомнит,
зачем они собрались в студии, встревоженно думала  Ника,  в  третий  раз
набирая домашний номер Оли Щеткиной.
   - Оленька, это опять я, - с просительными интонациями сказала Ника. -
Извини,  я  забыла  тебя  спросить,  ты  забрала  из  мэрии  выборку  по
результатам прошлой передачи? Чтобы отчитаться?
   - Ну конечно, Ника  Львовна!  -  недовольно  отозвалась  ассистентка.
Беспокойная начальница ее уже затромбила. - Что вы так переживаете?
   - Боюсь за Суворина. Как он себя поведет? Вдруг неадекватно?  У  него
сейчас такой трудный период.
   - Справится, Ника Львовна, перестаньте дрожать. Что вы как девочка!
   Сесть под пристальное око видеокамеры и  провести  передачу  казалось
Ольге таким же элементарным делом, как почистить зубы. Она,  несомненно,
спокойно выдержала бы прямой эфир, поболтала бы с  Сувориным  часок  без
всякой подготовки и без написанного текста - как  это  и  делают  многие
современные ведущие, пусть немного  дремучие  и  косноязычные,  но  зато
такие веселые, игривые, непринужденные.
   - Ах, Оля, я тебе не сказала...
   - Что еще? - устало спросила Оля.
   - Иван  Степанович,  тот,  который  Елесенко,  вымучил  у  меня  твой
домашний адрес.
   - Как?! - поразилась Ольга.
   - Ты уж прости, но я не смогла противостоять такому  буйному  напору.
Он сошел немного с ума. Твой разрез на юбке и  твои  пышные  волосы  его
потрясли, очевидно.
   - И что мне теперь делать, Ника Львовна?
   - Ну, не с пулеметом же он к тебе придет, если вздумает. С цветами, я
полагаю. Просто знай, что он в курсе, где ты живешь.
   - Обрадовали вы меня, Ника Львовна, ничего не скажешь! На мою  голову
только этого старого козла и не хватало.
   - Прости, золотце, так получилось!
   - Сказал Герасим Муму, - вздохнула  Оля.  -  Ладно,  справлюсь.  Опыт
есть. Я могу вернуться в ванну, Ника Львовна?
   - Я вытащила тебя из ванны?
   - Да. И с моих пышных, а в данный момент мокрых волос капает на пол.
   - Беги, беги! Извини, Оля!
   - Ничего страшного, Ника Львовна.
   Ника забралась  с  ногами  в  кресло.  Усилием  воли  заставила  себя
отвлечься  от  неприятных  мыслей  о  передаче  и  потенциально  опасном
состоянии главного участника - мэра Суворина. И сразу в голове зазвучали
слова, разговор последней встречи с ее  возлюбленным.  Они  встретились,
как всегда, конспиративно, опасаясь разоблачения.
   - Я так тебя люблю.
   - Тогда разводись. Будем вместе и днем, и ночью.
   - Днем я работаю.
   Ника  промолчала.  Мужчины  умело  игнорируют  главное,  цепляясь   к
малозначительным частностям: в предложении Ники  основную  нагрузку  нес
глагол "разводись", а не обстоятельство "днем и  ночью".  Она  прекрасно
знала, что днем он работает.
   - Когда-нибудь я разведусь, - пообещал он наконец.
   Когда-нибудь! Когда ей стукнет пятьдесят? До  круглой  даты  осталось
всего девять лет. По темпам развития их взаимоотношений  он  как  раз  и
созреет к ее торжественному юбилею.
   В очередной  раз  Нике  не  удалось  исторгнуть  из  него  конкретных
обещаний, хотя страсть переполняла ее  возлюбленного,  он  сжимал  ее  в
объятиях крепко, почти яростно, и не хотел отрываться от ее губ.
   Ника в нерешительности посмотрела на телефон. Как хочется поговорить!
Медленно она набрала номер.
   - Алло! Самарский у телефона, - тут же ответил Николай.
   - Привет, - улыбнулась Ника. - Как дела?
   - Ничего  хорошего.  Мои  шансы  победить  на  выборах  медленно,  но
настойчиво тают.
   - Только это тебя и волнует?
   - Угу.
   - Жена дома?
   - Нет, - неожиданно признался Коля.
   - Как? - удивилась Ника.
   - Так. Отправил Алку с ребенком  в  путешествие.  Пусть  отдохнут  от
меня.
   - Когда?
   - Еще во вторник.
   - Когда мы записывали "круглый стол"?
   - Да.
   - И ты ничего мне не сказал? - с обидой спросила Ника.
   - Не сказал, - признался Самарский. - Но ты ведь меня простишь?..
 
*** 
 
   О своей исключительной привлекательности для представителей  сильного
пола Оля Щеткина узнала еще в младенчестве. Ни от кого так настойчиво не
требовал безупречного выполнения гимнастического этюда на бревне учитель
физкультуры в школе, как от  Олечки.  Преподаватели-мужчины  московского
института, где Оля заочно училась на звукорежиссера, превратили три года
учебы в пытку: ни один зачет или  экзамен  у  нее  не  хотели  принимать
прежде, чем она не ознакомится с интерьером дачи экзаменатора. Теперь на
ее голову  свалился  еще  и  господин  Елесенко  с  его  широкоизвестной
любвеобильностью.
   Спасибо, Ника Львовна предупредила подчиненную  о  страсти,  внезапно
овладевшей Иваном Степановичем. Конечно, адрес она  рассекретила  совсем
зря, не стоило этого делать. Но хоть призналась. А то  Ольга  совсем  бы
растерялась, увидев в дверном глазке  радостную  физиономию  Елесенко  в
зарослях красных роз.
   - Добрый день, Оленька! -  звучно  провозгласил  Иван  Степанович,  с
трудом умещаясь в пространстве под  косяком.  Он  влюбленно  оглядел  ее
крошечный  халатик  без  пуговиц  и  остался  чрезвычайно   доволен.   -
Удивлена?
   - Не без того, - холодно ответила Ольга. Она не спешила  притронуться
к громадному букету роз, который  ей  настойчиво  пытался  всучить  Иван
Степанович. - Зачем пожаловали?
   - Я тоже удивлен. Каким образом тебе удалось так долго  скрываться  в
недрах телецентра? Почему я раньше тебя не видел? Я ведь  днюю  и  ночую
сейчас на телевидении.
   - Мы заметили, - хмуро  отозвалась  Ольга.  После  ванны  она  успела
надеть один только халат и сейчас чувствовала себя  неловко.  -  Где  вы
взяли мой адрес?
   - Ника подсказала.
   - А зачем?
   - Я хочу пригласить тебя на обед. Знаю одно уединенное  и  живописное
местечко в лесу за городом. Давай устроим пикничок.
   - Вот здорово! - язвительно воскликнула Оля. - Как вы вообще себе это
представляете? Вы, известный человек в городе, отец семейства, конкурент
мэра, ярый коммунист, в самый разгар избирательной кампании  отправитесь
веселиться за город в обществе девицы, чей возраст  в  два  с  половиной
раза меньше вашего. Как расценят такой  поступок  партийные  товарищи  и
избиратели? Вас не беспокоит вопрос чистой репутации?
   - Так мы же не будем останавливаться на каждом перекрестке и  кричать
о  нашем  чудесном  романе,   -   убедительно   успокоил   Елесенко.   -
Конспиративненько. Как революционеры. Владимир Ильич нас бы понял.
   -  О  каком  романе  вы  говорите?  -   возмутилась   Оля.   Наглость
громогласного и широкоформатного коммуняки не знала пределов.  -  Я  вам
ничего не обещала.
   Она подумала о том, как трудно ей будет избавиться  от  этого  нового
поклонника, престарелого, но очень влиятельного.
   - Это подразумевается, котенок. Куда ты денешься?
   Ах,  правда,  куда  она  денется?   Кто   сможет   ее   защитить   от
любвеобильного Елесенко? Родители? Их сейчас нет. Ника? Та никогда ни  с
кем  не   ссорится,   не   захочет   перечить   и   большому   чиновнику
обладминистрации.
   - Проваливайте, - решительно сказала Оля  и  подтолкнула  Елесенко  к
двери. - Никаких пикничков. Никаких чудесных романов.  Идите,  вас  ждет
осиротевший электорат. Вот станете мэром, тогда я подумаю об  уединенном
местечке за городом.
   - Стану, - без тени сомнения кивнул Елесенко.  -  Но  я  не  мальчик,
чтобы мне выдвигали условия.
   - Вы совсем не мальчик, - согласилась Оленька. - Но не собираетесь же
вы меня насиловать?
   Перспектива, наверное, показалась Ивану Степановичу  столь  чарующей,
что его взор слегка затуманился.
   - Конечно нет, - со вздохом разочарования  ответил  он.  -  Но  очень
хочется. Так. Хорошо. - Елесенко посмотрел на часы. -  Проболтал  тут  с
тобой, когда могли бы уже  давно  быть  на  месте  и  предаваться  милым
забавам на траве.
   В чем нельзя было отказать кандидату Елесенко, так это в честности  и
откровенности.
   Оля ждала, всем своим видом давая понять -  лучшее,  что  мог  сейчас
предпринять  Иван  Степанович,  -  мирно  удалиться.  И,   несмотря   на
циклопические размеры и грубоватость, он чувствовал обертоны настроения.
Понимал чаяния молодежи.
   - И все-таки имей меня в виду, - попросил Елесенко,  лаская  взглядом
строптивую пионерку. - Я очень удачный спонсор.
   - Спасибо, не нуждаюсь, - отрезала Ольга. И открыла входную дверь.
   Из окна кухни она наблюдала торжественное отбытие  Ивана  Степановича
со двора. Он нацепил на нос черные очки, но все равно был  исключительно
узнаваем - колоритная внешность плюс пагубная привычка по поводу  и  без
оного  лезть  на  экран  телевизора   делали   раскатистого   коммуниста
неподвластным маскировке. Владимир Ильич конспирировался лучше.  К  тому
же у Ленина не было такого шикарного  пятисотого  "мерса"  антрацитового
оттенка.
 
Глава 38 
 
   Штатный кардиолог долго и напряженно уговаривал  Суворина  полноценно
расслабиться. Препирательства с врачами еще  больше  приблизили  Валерия
Александровича к фатальной черте. Но  глава  Шлимовска  все  же  не  дал
уложить  себя  в  больницу,  только  согласился  провести  дома  остатки
уик-энда. Он надеялся на свое радиоактивное уральское здоровье,  которое
раньше никогда не подводило, и понимал, что сейчас он не  может  болеть.
Надо найти