спросила Олеся, но с подоконника не слезла.  Ей  пообещали
за труды пять рублей и банку газировки.
   - Мамед едет сейчас на машине в Шлимовск за  товаром.  Он  согласился
взять тебя с собой!
   - Ты что! Какой Мамед?!
   - Из коммерческого киоска, у него  одна  девчонка  знакомая  работает
продавщицей, Тоня.
   - Да ни за что я никуда не поеду с каким-то  Мамедом!  -  возмутилась
Олеся и принялась отковыривать с рамы окаменевшего жучка.
   - Он нормальный. Не козел какой-нибудь! - объяснила Варя. - Мне  Тоня
говорила. Он тебе ничего не сделает!
   - Конечно! - огрызнулась Олеся. - Твоя Тоня, наверное,  выглядит  как
жертва землетрясения, вот на нее никто и не покушается.
   - Верно, - задумалась  Варя.  Простое  объяснение  такой  невозможной
сдержанности Мамеда ей почему-то не пришло в голову. Тоня  действительно
страдала прыщами, да к тому же была немного косоглаза.  -  Ах,  Олеська,
точно! Вот я лопухнулась! Извини. Возвращайся к своим трупам.
   Один раз, со слезами и вздохами пожертвовав пятеркой, она  попыталась
дозвониться  по  межгороду  на  сотовый  Игоря.  Но,   как   и   прежде,
безрезультатно. "И не буду больше!  -  твердо  решила  Олеся.  -  Деньги
тратить. Скоро уже соберу на билет и спокойно уеду домой..."
   Поезд отправлялся через час.
   И Варя убежала, оставив Олесю в приятном обществе мертвых насекомых.
   - Один билет до Шлимовска, пожалуйста, - сказала Олеся, протягивая  в
окно кассы деньги и Варин паспорт. - Плацкартный.
   Кассирша посмотрела на экран  компьютера  и  ударила  по  клавишам  с
рихтеровской страстностью.
   - Еще шестнадцать семьдесят, - бросила она. - Комиссионный сбор.
   Олеся утратила способность говорить, а заодно и думать.
   - А у меня нет, - вымолвила она с трудом. - А нет билета подешевле? В
общем вагоне, например?
   Кассирша отрицательно покачала  головой  и  молча  вернула  деньги  и
документ.
   Убитая горем Олеся медленно отошла от кассы,  а  потом  со  всех  ног
бросилась искать Варю или Елизавету Федоровну. Уж  семнадцать-то  рублей
они  бы  ей  одолжили!  Безрезультатно  пробегав  час,  Олеся  с  тоской
посмотрела вслед уходящему в Шлимовск поезду. Она глотала слезы,  и  все
вокруг думали, что девочка проводила в дальнюю дорогу любимого человека.
***
 
   - Здрасьте, я снова к вам! - объявила с порога Маша.
   Элла Михайловна расцвела широкой улыбкой:
   - Доброе утро, Мария! К Игорю Палычу?
   - Да.
   - А его сейчас нет, - обстрогала ножичком Маши-но сердце  секретарша.
- Но должен вот-вот появиться.
   - Тогда я подожду!
   Маша плюхнулась в кресло напротив секретарского стола.
   Следующие тридцать  минут  Маша  терпеливо  слушала  лекцию  о  месте
строительной  компании   "Триумвират"   в   деловой   жизни   Шлимовска.
Язвительная  журналистка  в  другом  случае  не  пожалела  бы  яду   для
разговорчивой собеседницы, но сейчас она была  заинтересована  в  добром
расположении шведовской секретарши.
   - Вы даже не представляете, Элла Михайловна,  как  интересно  с  вами
беседовать.  В  Шлимовск  стоило  приехать  только   для   того,   чтобы
познакомиться с вами.
   Секретарша  зарделась.  В  дверях   появился   генеральный   директор
"Триумвирата". Нельзя  сказать,  что  он  завыл  от  радости,  увидев  в
приемной Марию Майскую.
   - Пройдемте в кабинет, Игорь Павлович, -  быстро  предложила  Маша  и
первая устремилась туда.
   Недовольный Игорь прикрыл за собой дверь.
   - Я ведь четко объяснил. Что не хочу тебя больше видеть.  Никогда!  -
сдержанно рявкнул он. - Зачем пришла?
   - Игорек, не хами! - ласково посмотрела на гневного  мужчину  Маша  и
попыталась прижаться к нему.
   Шведов брезгливо сморщился.
   - Прошу тебя, уйди, - попросил он, и вроде бы  у  него  заболели  все
тридцать два зуба одновременно.
   - Милый, ты не понимаешь, от чего отказываешься, - горячо  прошептала
отвергаемая  чаровница  и  сунула   ладонь   под   белоснежную   рубашку
строительного магната.
   Тот схватил ее руку и так резко дернул, что едва не превратил  девицу
в инвалида первой группы.
   - Проваливай! - почти закричал  одичавший  от  навалившихся  на  него
неприятностей Игорь. - И никогда  больше  не  попадайся  мне  на  глаза!
Поняла? Никогда!
   Маша подавила судорожный всхлип. Первый раз ш нее так кричал мужчина.
Мужчина, с которым она имела удачный контакт. Или ему не понравилось?
   - Ты не можешь со мной так обращаться! За  что?!  -  крикнула  она  в
ответ.
   Шведов понял, что он, мягко говоря, некорректен. Сволочь, в общем.
   - Извини, - глухо отозвался он. -  Я  во  всем  виноват.  Дал  повод.
Напоил тебя, соблазнил. Теперь ору. Как дикий.
   - Орешь!
   - Прости, Маша. Давай расстанемся по-хорошему. Пойми меня! Моя жена и
ребенок неизвестно где, что с ними сейчас происходит? А  я  занимаюсь  с
тобой любовью в своем рабочем кабинете. Я себя ненавижу. И тебя заодно.
   Маша долго и пронзительно изучала  Шведова  своим  зеленым  взглядом.
Честно говоря, она  не  знала,  что  делать.  Она  привыкла  затрачивать
минимум усилий, чтобы заполучить желанного мужчину, - ей  никто  никогда
не отказывал. Маша справедливо полагала, что  отказаться  от  нее  может
только мужчина с гангреной этого самого органа  -  все  остальные  жарко
целовали следы ее ног и просили многократного повторения. Менее красивые
женщины располагали сотней хитрых уверток для длительного выслеживания и
отлова дичи, Маша всегда  брала  товар  прямо  с  конвейерной  линии,  в
праздничной упаковке. А тут Шведов с его дурацкой верностью  исчезнувшей
Олесе.
   Маша опустила голову и, миновав Игоря, покинула кабинет.
   Игорь сел в кресло, секунду о чем-то думал, потом принялся за работу.
Элла Михайловна принесла ему кофе.
   - Какая чудная девушка эта Мария! - сказала она. - Вы не находите? Но
ушла от вас расстроенная. Вы ее, случайно, не обидели?
   Шведов задумчиво посмотрел на секретаршу и ничего не ответил.
   Автомобиль остановился около Маши сразу, стоило только поднять руку.
   - Подбросите? - заглянула  в  салон  Маша  и,  не  дожидаясь  ответа,
уселась на переднее сиденье. Если бы она  двадцать  лет  на  необитаемом
острове под пальмой прождала корабль, а он проплыл мимо, и тогда  у  нее
не было бы такого разочарованного вида.
   Но собственник авто желал познакомиться.
   - Девушка, вы бы хоть посмотрели на меня! Маша не  отрываясь  глядела
на дорогу. Вернее, внутрь себя.
   - Зачем? - все же спросила она.
   - Я как-никак оказываю вам услугу.
   - Вот еще! - вспыхнула Маша. Но повернула голову  влево.  И  замерла.
Парень на водительском месте излучал голливудское обаяние. На  нем  были
темные очки, не скрывавшие,  впрочем,  настойчивого  взгляда,  на  щеках
возникали и исчезали ямочки, улыбка сияла. Маша  неуверенно  улыбнулась.
"Подавись своей Олесей!" - подумала она о Шведове.
   - Никита Ильич  Белкин,  тридцать  два  года,  врач  диагностического
центра, - представился по полной программе юноша. Он основательно фонил.
   Маша чувствовала импульсы,  посылаемые  в  ее  сторону  разгоряченным
организмом Никиты. Она немного приободрилась.
   - Я - Маша Майская, - сообщила она. - Журналистка.
   - Майская? Как мило! - восхитился Никита.
   - И ничего не мило, - зло огрызнулась Маша, но ее недовольство скорее
относилось к Шведову, чем к новому знакомому. - Красиво!
   - Я именно это и хотел вам сказать!
   - Тогда ладно.
   Врач диагностического центра был гораздо сговорчивее Шведова.
   - Маша, вы явно чем-то расстроены.
   - Угадали.
   - Чем, если не секрет?
   - Один самодовольный тип отказался заняться ее мной сексом.
   Машу нельзя было упрекнуть в любви к туманным пейзажам. Она  выражала
свои мысли предельно ясно. Авто дернулось. Наверное, Никита был  поражен
кретинизмом самодовольного типа. Отказаться от секса с такой девушкой!
   - Ему бы провериться у нас в центре, - сказал парень. -  Наверное,  с
головой не в порядке.
   - Вы правда так считаете?
   - Да. Если бы вы предложили заняться любовью не  ему,  а  мне,  я  бы
кричал "да, да, да!!!" на весь Шлимовск.
   - Предлагаю, - просто, сказала Маша. - Кричите.
   - Вы серьезно? - изумился Никита. У  него  перехватило  дыхание.  Вот
такая упрощенность отношений - как она  привлекательна  для  мужчины.  К
сожалению, обычно  за  такое  быстрое  согласие  приходится  выкладывать
круглую   сумму.   Или   сразу   же   заплатить   девушке   (если    она
квалифицированная профессионалка), или потом заплатить за лечение  (если
она всеядная любительница).
   Маша, как ни странно, была абсолютно здорова в гинекологическом плане
и вовсе не собиралась требовать с  врача-диагноста  денег.  Ей  хотелось
заглушить боль унижения и  вновь  почувствовать  себя  богиней,  которую
страстно хотят. У Никиты Ильича был сегодня один из самых удачных дней в
жизни.
 
*** 
 
   Неприкаянный  Лео  слонялся  по  пустой  квартире.  Маша   никак   не
возвращалась. Она возникла на пороге только в одиннадцать вечера, и  вид
у нее был шикарный -  смело  на  постер  "Плейбоя".  То  есть  одежда  с
развратной  красавицы  никуда  не  делась  и  вполне  сносно  прикрывала
хозяйку. Но вот глаза! Маша предусмотрительно отвела их в сторону, чтобы
Лео не полыхнул, как бензиновый факел.
   Американец все понял. Его реакция была естественна  для  мужчины,  но
как-то не по-американски яростна. Короче говоря, Лео с  размаху  залепил
Маше пощечину.  Бесстыдница  отлетела  к  стене,  стукнулась  головой  о
вешалку да к тому же попала под град щеток, зонтов и обувных ложек.  Лео
раскаялся раньше, чем Маша поняла, что произошло.
   - I'm sorry, Masha, I'm sorry! Прости меня, прости, - заголосил он. И
теперь это было вполне по-американски. Русский  мужик  еще  бы  и  ногой
добавил.
   - Ну и денек! - сказала Маша, с трудом выбираясь  из-под  вешалки.  -
Один отбрил, третий попытался убить.
   - А второй? - спросил снизу Лео.  Он  пресмыкался  в  ногах  у  Маши,
вымаливая прощение.
   - Второй, - улыбнулась Маша. - Не скажу. А то ты  мне,  не  дай  Бог,
череп разнесешь. А я еще не дописала статью.
 
Глава 52 
 
   Вадим и Валерка  сидели  перед  телевизором  и  смотрели  показ  мод.
Бесконечные вереницы тощих и длинных  манекенщиц  тянулись  по  подиуму.
Каждая являлась обладательницей шикарного бюста, что при  их  худосочной
комплекции казалось чудом природы. Эти круглые, идеальные возвышенности,
которые или вовсе не  были  прикрыты  одеждой  (модная  тенденция),  или
откровенно светились под прозрачной тканью, примиряли Вадима  с  кислыми
физиономиями моделей. В девушек  словно  только  что  влили  по  стакану
лимонного сока.
   - Тебе нравятся эти бабы? - спросил Вадим подопечного.
   Ребенок сидел у него  на  колене  и  шкрябал  двумя  нижними  резцами
красное яблоко. Два зуба - это все, чем он мог сразиться с фруктом.
   Валерка внимательно посмотрел в телевизор, но ничего не  ответил.  Он
еще плохо разбирался в женских бюстах (знаком был пока только с одним  -
Олесиным). Яблоко интересовало его куда больше.
   - Глупый ты, - вздохнул Вадим. - И говорить не можешь.
   Ему основательно наскучило сидеть взаперти. С младенцем они, конечно,
жили душа в  душу,  но  собеседником  детеныш  был  никаким.  "Мамма"  и
"бабба", которые он мог предложить слушателю,  звучали,  конечно,  очень
мило, но не влияли на ход диалога. Вадим  подумывал  уже  о  том,  а  не
прогуляться ли ему куда-нибудь, хотя бы в магазин или в ночной бар, пока
малыш будет храпеть в своей корзине.
   - Так и сделаем, - решил Вадим.  -  При  первом  же  удобном  случае.
Правда, мужик? Эй, шкурку-то не  ешь,  подавишься!  Реаниматор  из  меня
хреновый. Я в прямо противоположной области практикуюсь...
   Валерка привалился спиной к животу  Вадима,  задрал  голову  и  ткнул
яблоком в подбородок киллера.
   - Ну, спасибо,  спасибо,  зайчик!  Делишься  с  папулей,  молодец!  -
просюсюкал тот.
   Увидев подобную картину, Платон, давший Вадиму задание похитить Олесю
и ребенка, определенно  решил  бы,  что  киллер  слегка  тронулся  умом.
Перегрелся в душной квартире.
 
*** 
 
   Пиджак  от  Гуччи,   карденовский   галстук,   роскошные   цветы   из
дизайнерского центра флористики, упакованный в коробку  изысканный  ужин
из  ресторана  -  Иван  Степанович  волновался,  как  мальчик.  Оленька,
смолотив за неделю тонну подарков, наконец  согласилась  принять  его  в
своих апартаментах. В кафе  или  бар  им  вход  был  заказан:  Елесенко,
известный  в  городе  донжуан,  сейчас,  накануне  выборов,   напряженно
изображал из себя примерного мужа и папашу. Имиджмейкер посоветовал. Как
будто  наивная  предвыборная   маскировка   могла   ввести   кого-то   в
заблуждение.
   Оля встретила его в платье, которое Иван Степанович сам  ей  подарил.
Полосы белого трикотажа чередовались с  тончайшей  прозрачной  материей:
одна полоса прикрывала грудь, другая  -  бедра,  третья  -  колени.  Все
остальное сияло наготой. Один пупок едва не отправил Елесенко  вслед  за
его противником Сувориным  -  на  больничную  койку  в  кардиологическом
отделении. Темная родинка на белой шее ждала  поцелуя.  Иван  Степанович
чувствовал, что сходит с ума. Девочка была бесподобна.
   - Друзья зовут меня Шушу, - призналась Оля уже в  спальне.  -  Зовите
так и вы...
   Елесенко увидел свое отражение в огромном зеркале платяного  шкафа  у
окна. На его щеках  пылал  апоплексический  румянец.  Но  могучий  торс,
бицепсные руки, талия - все было в норме.
   - Я люблю, чтобы был  свет,  -  сказала  Оля.  И  Елесенко  замер  от
восторга. Как он мог возражать? Люстра под потолком и плафоны на  стенах
ярко вспыхнули.
   Под покрывалом между двумя подушками Иван Степанович заметил плюшевые
заячьи ушки на веревке.
   - Что это? - удивился он.
   Оля засмеялась и приладила ушки себе на голову.
   - Сегодня нашла среди тряпок. Я в них на  утреннике  в  детском  саду
зайчиху изображала.
   - Какая чудесная зайчиха! - восхитился Иван Степанович. -  Дай-ка,  я
тоже примерю.
   Когда он обернулся к Шушу с заячьими ушами на темени, она  покатилась
со смеху.
   - Мне идет? - серьезно спросил Иван Степанович и заглянул в  зеркало.
- Определенно идет!
   "Он не лишен чувства юмора, - подумала Ольга. - Да и вообще..."
   Четыре   часа   господин   Елесенко   подтверждал   свою    репутацию
секс-символа. Надо отметить, что к концу визита Олино отношение к  Ивану
Степановичу было намного лучше, чем вначале.
 
Глава 53 
 
   Собираясь снова за билетом,  Олеся  обменяла  в  буфете  мешок  денег
(звенящие монеты соседствовали в пакете с мятыми бумажками) на несколько
элегантных купюр. Так как  на  Олесе  не  наблюдалось  карманов,  деньги
лежали в Варварином паспорте - сотня, полтинник и  четыре  десятки.  Сто
девяносто  рублей,  на  билет  и  комиссионный  сбор.  На  сдачу  (шесть
тридцать)  Олеся  собиралась  закатить  прощальный  ужин  для  Елизаветы
Федоровны и Вари.
   Неподалеку от кассы на нее налетел парень с авоськой и едва не сбил с
ног.
   - Вам в Олимпиаде участвовать, молодой человек, - недовольно  сказала
Олеся. - С такой-то резвостью!
   - Простите,  девушка,  опаздываю,  -  воскликнул  юноша.  И  помчался
дальше.
   Олеся размяла ушибленный  локоть  и  пристроилась  в  хвост  короткой
очереди - в кассу номер три. Она медленно двигалась в сторону  окна,  но
не видела ничего вокруг. Перед  глазами  витали  лица  ее  любимых,  она
предвкушала встречу с ними.
   "Наверняка уже не надеялись меня увидеть! - думала Олеся.  -  Бедные!
Досталось вам! Но и мне тоже. Как Одиссей после двадцатилетнего вояжа, я
возвращаюсь домой. Рассказ о моих злоключениях будет длиться,  наверное,
неделю.  Никитишна  изойдет  слезами,  Игорь  и   папа   не   перестанут
удивляться, каким образом их изнеженная девочка преодолела  все  барьеры
на пути в Шлимовск. Расскажу о том, как я мыла полы, окна, драила котлы,
отлавливала собак. Ведь не поверят! Не поверят, что  я  оказалась  такой
мужественной и стойкой, что я сумела преодолеть  обстоятельства.  А  мой
Валерка? Испугается мамы, словно не видел меня месяц, а  не  одиннадцать
дней. Глупыш. Как я соскучилась!.."
   - Один плацкартный до Шлимовска, - радостно сообщила она кассирше.  И
раскрыла паспорт, чтобы достать деньги.
   -  Один  плацкартный  до  Шлимовска,  -  повторила  вслед  за  Олесей
кассирша. - Нижнее место или верхнее?
   Олеся не отозвалась. В паспорте лежали  пятидесятирублевка  и  четыре
десятки. Сотни не было.
 
*** 
 
   - Неужели мы будем шантажировать такого крупного зверя? -  неуверенно
спросила  Ольга.  Она  рассматривала  фотографии,  сделанные  Сергеем  с
видеопленки. Иван  Степанович  Елесенко  был  чрезвычайно  симпатичен  с
белыми заячьими ушками на голове.
   - Мы - нет, - ответил Будник.
   - Я боюсь, Сережа!
   - Ты всегда так говоришь. И ничего не происходит. А сейчас мы сильны,
как  никогда.  Не  забывай,  сколько  у  Елесенко  конкурентов  в   этой
предвыборной кампании. Он их в  своей  газете  "Уральская  новь"  утюжит
бронетранспортером.  Кто-нибудь  обязательно  захочет   приобрести   эти
фотографии. Для личной коллекции. Адреса мы  знаем,  я  запомнил,  когда
снимали передачи.
   Они лежали  на  кровати  -  на  той,  которая  являлась  своеобразной
съемочной площадкой.  В  качестве  актеров  здесь  выступили  уже  около
десятка несчастных,  и  ни  один  из  них  не  попытался  разделаться  с
шантажистами. Темперамента мужчин хватало лишь  на  то,  чтобы  блеснуть
перед видеокамерой своими сексуальными возможностями. Увидев фотографии,
они сразу утрачивали энергию и задор и думали только об одном -  как  бы
кассета с их художествами не попала в руки жене, или - еще ужаснее! -  в
розничную торговлю.
   Оля ела клубнику из банки, пальцы и губы у нее были в красном соке, а
язык - ярко-розовым. Сергей влюбленно наблюдал за прожорливой подругой.
   - Все-таки удачно вышло, что Елесенко сам обратил на  тебя  внимание.
Инициатива исходила от него.
   - Да еще какая!
   - Значит, сам во всем и виноват.
   - А он не заявится ко мне за разъяснениями?
   - На всякий случай я уберу пока видеокамеру  и  заменю  тонировку  на
зеркало.
   - Столько работы!
   - Игра стоит свеч, Шушу. Не  забывай,  какой  гонорар  мы  получим  в
результате.
   - Об этом я никогда не  забываю,  -  улыбнулась  Оля.  -  Ты  сегодня
ночуешь у меня?
   - Хотелось бы.
   - Тогда оставайся, - милостиво кивнула  Ольга.  -  Только  знаешь,  в
холодильнике шаром покати. Кроме клубники и хлеба,  ничего  нет.  Купила
сегодня трехлитровую банку.
   - А давай закажем что-нибудь по телефону. Давай?
   - Ой, это ведь дорого!
   - Шушу! Ты забыла, сколько мы с тобой заработали в этом месяце?
   Сергей спрыгнул с кровати и пошел  звонить  по  телефону.  Вскоре  им
доставили две огромные пиццы.
   - У-у! -  изумилась  Оля,  раскрывая  горячую  картонную  коробку.  -
Дока-пицца, нельзя не подавиться! Вкуснотища-то какая!
 
*** 
 
   Между  Лео  и  Машей  вновь  разыгралась  военная  баталия.  Причиной
послужил врач Никита Белкин. Перебирая в памяти  очаровательные  эпизоды
вчерашней встречи с Машей, он вдруг  загорелся  желанием  как-то  помочь
девушке в ее журналистском творчестве. И примчался  в  гости,  хотя  его
никто не звал. Лео взвился, но погас под гневным  взглядом  зеленоглазой
мучительницы.
   - Не забывай, я свободна в выборе, - с интонациями вредной феминистки
заявила она и широким жестом  пригласила  Никиту  в  комнату.  Квартира,
между прочим, принадлежала не ей, а другу Лео. Но  Маша  об  этом  и  не
вспомнила.  Она  поставила  американца  в  чрезвычайно  унизительное   и
двусмысленное положение, откровенно заигрывая с врачом.
   Лео молча терпел издевательства, приберегая семейную сцену на  потом.
Он не был настолько продвинут в своих убеждениях, чтобы радостно принять
Никиту третьим номером в их брачный союз  с  Машей.  Лео  хотел  владеть
белобрысой нахалкой безраздельно.  Журналистка,  впрочем,