ый
цилиндр. Сделаться таким, как Гаппи, - вот цель его честолюбивых стремлений.
Он подражает мистеру Гаппи (который относится к нему  покровительственно)  -
подражает ему в одежде, в манере говорить, в  походке,  словом  уподобляется
ему во всем. Он имеет честь  пользоваться  исключительным  доверием  мистера
Гаппи и порой, когда в личной жизни мистера Гаппи возникают трудности,  дает
ему советы, почерпнутые из глубоких источников собственного опыта.
     Мистер Гаппи все утро лежит на подоконнике, высунувшись  наружу,  после
того как посидел на всех табуретах поочередно, но ни один из  них  не  нашел
удобным, и, стремясь освежить голову, несколько раз совал ее  в  несгораемый
шкаф. Он дважды посылал мистера  Смоллуида  за  шипучими  напитками,  а  тот
дважды наливал их в два конторские стакана  и  размешивал  линейкой.  Мистер
Гаппи изрекает в назидание мистеру Смоллуиду следующий парадокс: "Чем больше
пьешь, тем больше пить хочется",  затем  склоняет  голову  на  подоконник  и
предается безнадежному томлению.
     Продолжая  смотреть  в  окно  на  погруженную  в  тень  Старую  площадь
Линкольнс-Инна и окидывая взором опостылевшие  кирпичные  стены,  выбеленные
известкой,  мистер  Гаппи  вдруг  замечает  внизу,   под   аркадой,   чьи-то
мужественные  бакенбарды,  которые  выставились   наружу   и   приподнялись,
повернувшись в сторону его окна. В ту же секунду в Инне раздается  негромкий
свист, и приглушенный голос зовет:
     - Эй! Га-аппи!
     - Не может быть! - восклицает мистер Гаппи, оживляясь. - Смолл! Да  это
Джоблинг!
     Смолл тоже высовывается из окна и кивает Джоблингу.
     - Откуда ты взялся? - спрашивает мистер Гаппи.
     -  С  огородов,  что   под   Детфордом.   Невтерпеж   стало.   Придется
завербоваться в солдаты. Слушай! Дай-ка мне в долг  полкроны.  Есть  хочется
невыносимо.
     Джоблинг явно изголодался, и  лицо  у  него  такое,  словно,  пожив  на
огородах под Детфордом, он совсем увял.
     - Слушай, Гаппи! Брось полкроны, если найдется. Необходимо пообедать.
     - Хочешь пообедать со мной? - спрашивает мистер Гаппи,  бросая  монету,
которую мистер Джоблинг ловко подхватывает на лету.
     - А долго придется терпеть? - спрашивает Джоблинг.
     - Полчаса - и того  меньше.  Дай  только  дождаться,  чтобы  неприятель
убрался восвояси, - отвечает мистер Гаппи, мотнув головой назад в комнату.
     - Какой неприятель?
     - Новичок. Учится на клерка. Подождешь?
     - Может, дашь мне чего-нибудь почитать для  препровождения  времени?  -
спрашивает мистер Джоблинг.
     Смоллуид предлагает "Список юристов".  Но  мистер  Джоблинг  с  большим
жаром заявляет, что "видеть его не может".
     - Когда так, бери газету, - говорит мистер Гаппи,  -  Смолл  снесет  ее
тебе. Только лучше не стой тут на виду. Сядь у нас на лестнице и читай.  Тут
тихо-спокойно.
     Джоблинг с понимающим видом утвердительно  кивает.  Сметливый  Смоллуид
снабжает его газетой и время от времени присматривает  за  ним  с  площадки,
опасаясь, как бы ему не надоело ждать  и  он  не  улепетнул  преждевременно.
Наконец "неприятель" отступает, и Смоллуид ведет мистера Джоблинга наверх.
     - Ну, как поживаешь? - спрашивает мистер Гаппи, подавая ему руку.
     - Так себе. А ты как?
     Мистер  Гаппи  отвечает,  что  особенно  похвалиться  нечем,  и  мистер
Джоблинг осмеливается спросить:
     - А как она?
     Мистер Гаппи воспринимает это как вольность и внушает:
     - Джоблинг, в человеческой душе есть такие струны...
     Джоблинг извиняется.
     - Любые темы, только не эта! - говорит мистер Гаппи, мрачно наслаждаясь
своей обидой. - Ибо есть струны, Джоблинг...
     Мистер Джоблинг снова извиняется.
     В течение этого краткого разговора деятельный Смоллуид,  которому  тоже
предстоит принять участие в  обеде,  успел  вывести  писарским  почерком  на
клочке  бумаги:  "Вернемся  немедленно".  Он  сует  это  объявление  в  щель
почтового ящика, к сведению тех, кого оно может интересовать, затем надевает
цилиндр, сдвигая его набекрень под тем углом, под каким мистер Гаппи  обычно
сдвигает свой, и уведомляет патрона, что теперь можно удирать.
     И вот все трое направляются в ближайший трактир того  разряда,  который
завсегдатаи прозвали:  "Лопай  и  хлопай!",  и  где  служанка,  сорокалетняя
разбитная девица, как  говорят,  произвела  впечатление  на  чувствительного
Смоллуида, для которого,  как  для  подмененных  эльфами  детей  в  сказках,
возраст не имеет значения. Ведь этот преждевременно  развившийся  юноша  уже
овладел вековой мудростью сов. Если он когда-нибудь и лежал  в  люльке,  то,
наверное, лежал в ней, облаченный во фрак. Глаза у него, у этого  Смоллуида,
старые-престарые; пьет и курит он по-обезьяньи; шея у  него  сдавлена  тугим
воротником; его не проведешь - он знает все обо всем на свете. Словом,  суды
Общего права и Справедливости так его  воспитали,  что  он  сделался  чем-то
вроде древнего, допотопного чертенка, а если теперь и  живет  на  земле,  то
лишь потому, как острят в канцеляриях, что отцом его был Джон Доу, а матерью
единственная женщина в семействе Роу *, что же касается первых его  пеленок,
то их выкроили из синего мешка для хранения документов.
     Не обращая внимания на провизию, соблазнительно разложенную  в  витрине
трактира - подмазанную белилами цветную капусту и битую  птицу,  корзинки  с
зеленым горошком, прохладные спелые огурцы  и  куски  мяса,  нарезанные  для
вертела, мистер Смоллуид ведет спутников за собой. Здесь  его  все  знают  и
уважают. Он кушает только в своем любимом отделении, требует себе все газеты
и ругает тех лысых старцев, которые читают их дольше десяти  минут.  Ему  не
подашь начатого хлебного пудинга и не предложишь куска мяса из вырезки, если
это не самый лучший кусок. А насчет качества подливки он тверд как алмаз.
     Зная его колдовскую силу и подчиняясь его  огромной  опытности,  мистер
Гаппи советуется с ним относительно выбора блюд для сегодняшнего банкета  и,
устремив на него молящий взор, в то время как  служанка  перечисляет  яства,
спрашивает:
     - Что закажешь ты, Цып?
     Цып с видом глубокого знатока  заказывает  "ветчинно-телячий  паштет  и
фасоль" и, демонически подмигнув старообразным оком, добавляет:
     - Да смотри, Полли, не забудь положить в паштет начинку!
     Мистер Гаппи и мистер Джоблинг заказывают то же самое.  Напитки  -  три
пинты портера пополам с элем. Вскоре служанка возвращается и приносит  нечто
похожее на модель вавилонской башни, а на самом  деле  -  стопку  тарелок  и
плоских оловянных судков. Мистер Смоллуид, одобрив все, что поставлено перед
ним,  подмигивает  ей,  придав  своим  древним   очам   благостно-понимающее
выражение. И вот среди  беспрестанно  входящих  и  выходящих  посетителей  и
снующей взад  и  вперед  прислуги,  под  стук  посуды,  под  лязг  и  грохот
подъемника, спускающегося в кухню и поднимающего оттуда лучшие куски мяса из
вырезки, под визгливые требования новых  лучших  кусков  мяса,  передаваемые
вниз через переговорную трубу, под визгливые выкрикиванья  цены  тех  лучших
кусков мяса, которые уже съедены,  в  испарениях  горячего  кровяного  мяса,
разрезанного и неразрезанного, и в такой невыносимой жаре, что грязные  ножи
и скатерти,  кажется,  вот-вот  извергнут  из  себя  жир  и  пролитое  пиво,
триумвират юристов приступает к утолению своего аппетита.
     Мистер Джоблинг застегнут плотнее, чем этого требует элегантность. Поля
его цилиндра так залоснились, как если бы улитки избрали  их  своим  любимым
местом для прогулок. Та же  особенность  свойственна  некоторым  частям  его
сюртука, особенно швам. Вообще вид  у  мистера  Джоблинга  поблекший  как  у
джентльмена в стесненных  обстоятельствах;  даже  его  белокурые  бакенбарды
несколько пообтрепались и уныло никнут.
     Аппетит у него такой ненасытный,  словно  все  последнее  время  мистер
Джоблинг питался отнюдь недосыта. Он так стремительно управляется  со  своей
порцией паштета из ветчины и телятины, что  одолевает  ее  раньше,  чем  его
сотрапезники успели съесть половину своих, и  мистер  Гаппи  предлагает  ему
заказать еще порцию.
     - Спасибо, Гаппи, - говорит мистер Джоблинг, - право, не знаю,  хочется
ли мне еще.
     Но когда приносят вторую порцию, он уплетает ее с величайшей охотой.
     Мистер Гаппи поглядывает на него, не говоря ни  слова;  но  вот  мистер
Джоблинг, наполовину опустошив  вторую  тарелку,  перестает  есть,  чтобы  с
наслаждением отпить портера с элем из  кружки  (также  наполненной  заново),
вытягивает ноги и потирает руки. Заметив, что он сияет  довольством,  мистер
Гаппи говорит:
     - Теперь ты опять стал человеком, Тони!
     - Ну, не совсем еще, - возражает  мистер  Джоблинг.  -  Скажи  лучше  -
новорожденным младенцем.
     - Хочешь еще овощей? Салата? Горошка? Ранней капусты?
     - Спасибо, Гаппи, - отвечает мистер Джоблинг. - Право, не знаю, хочется
ли мне ранней капусты.
     Блюдо заказывают с саркастическим наставлением  (исходящим  от  мистера
Смоллуида): "Только без слизняков, Полли!" И капусту приносят.
     - Я расту, Гаппи! - говорит мистер  Джоблинг,  орудуя  ножом  и  вилкой
степенно, но с наслаждением.
     - Рад слышать.
     - Пожалуй, мне уж лет за десять перевалило, - говорит мистер Джоблинг.
     Больше он ничего не говорит, пока не  кончает  своей  работы,  что  ему
удается сделать как раз к тому времени, когда мистер Гаппи и мистер Смоллуид
кончают свою, и, таким образом, он в превосходном  стиле  достигает  финиша,
без труда обогнав двух других джентльменов на один ветчинно-телячий паштет и
одну порцию капусты.
     - А теперь, Смолл, что ты порекомендуешь на третье? - спрашивает мистер
Гаппи.
     - Пудинг с костным мозгом, - без запинки отвечает мистер Смоллуид.
     - Ну и ну! - восклицает мистер Джоблинг с хитрым видом. - Вот  ты  как,
а? Спасибо, мистер Гаппи, но я, право, не знаю, хочется  ли  мне  пудинга  с
костным мозгом.
     Приносят три пудинга, и  мистер  Джоблинг  шутя  отмечает,  что  быстро
близится к совершеннолетию. Затем, по приказанию мистера  Смоллуида,  подают
"три сыра-честера", а потом "три рома с водой". Счастливо добравшись до этой
вершины пиршества, мистер Джоблинг кладет ноги на покрытую ковром скамью (он
один занимает целую сторону отделения) и, прислонившись к стене, говорит:
     - Теперь я взрослый, Гаппи. Я достиг зрелости.
     - А что ты теперь думаешь, - спрашивает мистер Гаппи, - насчет... ты не
стесняешься Смоллуида?
     - Ничуть. Даже с удовольствием выпью за его здоровье.
     - За ваше, сэр! - откликается мистер Смоллуид.
     - Я хотел спросить, - продолжает мистер Гаппи, - что думаешь ты  теперь
насчет вербовки в солдаты?
     - Что я думаю после обеда, - отвечает  мистер  Джоблинг,  -  это  одно,
дорогой Гаппи, а что я думаю до обеда - это совсем  другое.  Но  даже  после
обеда я спрашиваю себя:  что  мне  делать?  Чем  мне  жить?  Иль  фо  манжет
{Искаженное французское il faut manger -  нужно  питаться.},  знаете  ли,  -
объясняет мистер Джоблинг, причем произносит последнее слово так, как  будто
говорит об одной из принадлежностей мужского костюма. - Иль фо  манжет.  Это
французская поговорка, а мне нужно "манжет"  не  меньше,  чем  какому-нибудь
французику. Скорей даже больше.
     Мистер Смоллуид твердо убежден, что "значительно больше".
     - Скажи мне кто-нибудь, - продолжает Джоблинг, - да хотя бы не  дальше,
чем в тот день, когда мы с тобой, Гаппи, махнули  в  Линкольншир  и  поехали
осматривать дом в Касл-Уолде...
     - Чесни-Уолде, - поправляет его мистер Смоллуид.
     - В Чесни-Уолде (благодарю моего почтенного друга за  поправку).  Скажи
мне кто-нибудь, что я окажусь в таком отчаянном положении, в какое буквально
попал теперь, я... ну, я бы его отделал, - говорит мистер Джоблинг,  глотнув
разбавленного водой рома с видом безнадежной покорности судьбе. - Я  бы  ему
шею свернул!
     - И все же, Тони, ты и тогда был в пиковом  положении,  -  внушает  ему
мистер Гаппи. - Ты тогда в шарабане только про это и твердил.
     -  Гаппи,  я  этого  не  отрицаю,  -  говорит  мистер  Джоблинг.  -   Я
действительно был  в  пиковом  положении.  Но  я  надеялся,  что  авось  все
сгладится.
     Ох,  уж  это  столь  распространенное  убеждение  в  том,  что   всякие
шероховатости "сгладятся"! Не в том, что их обстрогают или  отшлифуют,  а  в
том, что они "сами сгладятся"!  Так  иному  сумасшедшему  все  вещи  кажутся
полированными!
     - Я так надеялся, что все  сгладится  и  наладится,  -  говорит  мистер
Джоблинг, слегка заплетающимся языком  выражая  свои  мысли,  которые  тоже,
пожалуй, заплетаются. - Но пришлось разочароваться. Ничего не наладилось.  А
когда дошло до того, что кредиторы мои принялись скандалить у нас в конторе,
а люди, с которыми контора имела дела, стали жаловаться на какие-то  пустяки
- будто я занимал у них деньги, - ну, тут и пришел конец моей службе.  Да  и
всякой новой службе тоже, - ведь если мне завтра  понадобится  рекомендация,
все это в нее запишут, чем доконают меня окончательно.  Так  что  же  мне  с
собой делать? Я скрылся во мраке неизвестности, жил скромно, на огородах; но
какой толк жить скромно, когда нет денег? С тем же  успехом  можно  было  бы
жить шикарно.
     - Даже с большим, - полагает мистер Смоллуид.
     - Конечно. Так и живут в высшем  свете;  а  высший  свет  и  бакенбарды
всегда были моей слабостью, и мне наплевать, если кто-нибудь об этом  знает,
- говорит мистер Джоблинг. - Это - возвышенная  слабость,  будь  я  проклят,
сэр, возвышенная. Ну! -  продолжает  мистер  Джоблинг,  с  вызывающим  видом
глотнув еще рома, - что же  мне  с  собой  делать,  спрошу  я  вас,  как  не
завербоваться в солдаты?
     Мистер Гаппи, решив  принять  более  деятельное  участие  в  разговоре,
разъясняет, что именно, по его мнению, можно сделать. Он говорит серьезным и
внушительным тоном человека, который еще ничем себя  не  уронил  в  жизни  -
разве что сделался жертвой своих нежных чувств и сердечных горестей.
     - Джоблинг, - начинает мистер Гаппи, - я и наш общий друг Смоллуид...
     (Мистер Смоллуид скромно  вставляет:  "Оба  джентльмены!",  после  чего
делает глоток.)
     - Мы не раз беседовали на эту тему, с тех пор как ты...
     - Скажи: получил по шеям! - с горечью  восклицает  мистер  Джоблинг.  -
Скажи, Гаппи. Ведь ты именно это хотел сказать.
     - Нн-е-ет! Бросил  службу  в  Инне,  -  деликатно  подсказывает  мистер
Смоллуид.
     - С тех пор как ты бросил службу в Инне,  Джоблинг,  -  говорит  мистер
Гаппи, - и я говорил нашему общему другу Смоллуиду об одном проекте, который
на днях собирался тебе предложить.  Ты  знаешь  Снегсби,  того,  что  держит
писчебумажную лавку?
     - Знаю, что есть такой, - отвечает мистер Джоблинг.  -  Но  он  не  был
нашим поставщиком, и я незнаком с ним.
     - А с нами он ведет дела, и я с ним знаком, - говорит мистер  Гаппи.  -
Так вот, сэр! На днях мне довелось познакомиться с ним еще короче,  так  как
непредвиденный случай привел меня к нему в дом. Сейчас незачем  рассказывать
об этом случае. Быть может, он имеет, - а может быть, и нет, -  отношение  к
обстоятельствам, которые, быть может, набросили тень, - а может быть, и нет,
- на мое существование.
     У мистера Гаппи есть коварная  привычка  хвастаться  своими  горестями,
соблазняя закадычных друзей завести разговор об упомянутых  обстоятельствах,
а как только друзья коснутся этой темы, накидываться на  них  с  беспощадной
суровостью, напоминая о струнах в человеческой душе; поэтому мистер Джоблинг
и мистер Смоллуид обходят западню, сохраняя молчание.
     - Все это может быть, а может и не быть, - повторяет мистер Гаппи. - Но
не в этом дело. Достаточно тебе знать, что мистер  и  миссис  Снегсби  очень
охотно сделают мне одолжение и что мистер Снегсби в горячую пору сдает много
переписки  на  сторону.  Через  его  руки   проходит   вся   переписка   для
Талкингхорна, бывают и другие выгодные заказы. Я уверен, что, если бы нашего
общего друга Смоллуида допросили на суде, он подтвердил бы это.
     Мистер Смоллуид кивает и,  как  видно,  жаждет,  чтобы  его  привели  к
присяге.
     - Ну-с, джентльмены присяжные, - говорит мистер Гаппи, -  то  бишь  ну,
Джоблинг, ты, может быть, скажешь, что это незавидный образ жизни. Согласен.
Но это лучше, чем ничего, и лучше, чем солдатчина. Тебе необходимо переждать
непогоду. Нужно время, чтобы забылись твои недавние истории. И смотри -  как
бы тебе не пришлось провести это время похуже, чем в работе по переписке для
Снегсби.
     Мистер  Джоблинг  хочет  прервать  мистера  Гаппи,  но   проницательный
Смоллуид останавливает его сухим кашлем и словами:
     - Ишь ты! Говорит, как пишет, - ни дать ни взять Шекспир!
     - Вопрос делится на два пункта, Джоблинг, - продолжает мистер Гаппи.  -
Это первый. Перехожу ко второму. Ты знаешь  Крука,  по  прозвищу  "Канцлер",
проживающего на той стороне Канцлерской  улицы?  Да  ну  же,  Джоблинг,  ты,
конечно, знаешь Крука, по кличке - "Канцлер",  -  того,  что  живет  на  той
стороне Канцлерской  улицы,  -  настаивает  мистер  Гаппи  понукающим  тоном
следователя, который ведет допрос.
     - Я знаю его в лицо, - говорит мистер Джоблинг.
     - Знаешь в лицо. Очень хорошо. А ты знаешь старушку Флайт?
     - Ее все знают, - отвечает мистер Джоблинг.
     - Ее все знают. Оч-чень хорошо. Так вот, с недавнего  времени  в  число
моих обязанностей  входит  выдача  этой  самой  Флайт  недельного  денежного
пособия с вычетом из него недельной квартирной платы,  каковую  я  (согласно
полученным мною инструкциям) регулярно вручаю  самому  Круку  в  присутствии
Флайт. Поэтому мне пришлось завязать знакомство с Круком, и я  теперь  знаю,
какой у него дом и какие привычки. Мне известно, что у него сдается комната.
Ты мог бы ее снять задешево и жить в ней под любым именем так  же  спокойно,
как в ста милях от города. Он не будет задавать никаких вопросов  и  возьмет
тебя в квартиранты по одному моему слову - хоть сию секунду, если хочешь.  И
вот еще что я скажу тебе, Джоблинг,  -  продолжает  мистер  Гаппи,  внезапно
понижая  голос  и  снова  переходя  на  дружеский  тон,   -   это   какой-то
необыкновенный старикан... вечно роется в кипах каких-то бумаг, всеми силами
старается научиться читать  и  писать,  но,  кажется,  без  всякого  успеха.
Совершенно  необычайный  старикашка,  сэр.  Не  знаю,  пожалуй,  стоило   бы
последить за ним немножко.
     - Ты хочешь сказать... - начинает мистер Джоблинг.
     - Я хочу сказать, что даже я не могу его раскусить, - объясняет  мистер
Гаппи, пожимая плечами с подобающей скромностью. - Прошу нашего общего друга
Смоллуида дать показание, слышал он или нет, как  я  говорил,  что  не  могу
раскусить Крука?
     Мистер Смоллуид дает весьма краткое показание:
     - Несколько раз.
     - Я кое-что понимаю в своей профессии и кое-что понимаю в жизни,  Тони,
- говорит мистер Гаппи, - и мне лишь редко не удается раскусить  человека  в
той или иной степени. Но с таким старым чудаком, как он, с  таким  скрытным,
хитрым, замкнутым (хотя трезвым он, кажется, никогда не бывает) я в жизни не
встречался. Ну-с, лет ему, должно быть, немало, а  близких  у  него  нет  ни
единой души, и поговаривают, будто он страшно богат; но кто бы он ни  был  -
контрабандист, или скупщик краденого, или беспатентный  содержатель  ссудной
кассы, или ростовщик (а я в разное время подозревал, что он занимается  либо
тем, либо другим), ты, может статься, сумеешь извлечь кое-какую  выгоду  для
себя, если хорошенько его прощупаешь. Не вижу, почему бы  тебе  не  заняться
этим, если все прочие условия подходят.
     Мистер Джоблинг, мистер Гаппи и мистер Смоллуид  опираются  локтями  на
стол, а подбородками на руки и устремляют глаза в  потолок.  Немного  погодя
все они выпивают, медленно откидываются назад, засовывают руки в  карманы