Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
й из
Галицких. Он, должно быть, недавно научился ходить и теперь, убежав от
кого-то, весело смеялся, пока не увидел чужого дядю. Тут он сразу стал
серьезным и показал на дядю пальцем. Потом, мягко ступая ножками, обошел
вокруг стола, согнулся и показал пальцем на шкаф с книгами, на фикус и на
кровати ребят. "Ты здесь?" - сказала девушка лет четырнадцати, с толстой
светлой косой и такими же монгольскими чертами в лице, как и у Леши, и
вошла в комнату, заставив Дмитрия Алексеевича нырнуть под одеяло. Не
обращая внимания на гостя, она схватила малыша и, целуя, унесла.
Завтракала вся семья на кухне, сидя за большим столом, покрытым новой
клеенкой. С одной стороны в ряд сидели дети: девушка с косой, оба драчуна
и еще одна девочка. Сгорбленная старуха держала на коленях младшего,
кормила его кашкой. Жена Галицкого, полная и, должно быть, всегда
спокойная женщина, поставила на стол блюдо с крупно нарезанным хлебом и
большую сковороду. На ней возвышалась гора картошки, красиво поджаренной
крупными, плоскими ломтями. Картошка была немедленно разложена по
тарелкам. Застучали ложки, и сейчас же раздался окрик старшей сестры: "А
ну, не стучать!" Сковороду убрали, и вместо нее появилась высокая кастрюля
с какао и около десятка эмалированных кружек.
- Сашок, как это все называется? - спросил Галицкий и развел руками,
словно обнимая весь стол.
- Майне фамилие, - ответил младший драчун.
- Моя фамилия, - подтвердил Галицкий, оглядывая свое семейство. -
Ничего, везем!
- Дмитрий Алексеевич, - заговорила вдруг жена Галицкого. - Мы тут
спорили с Петром. О вашем Антоновиче. Может, лучше было бы, если б он
все-таки подождал сержанта и заявил ему?
- Положение у него было щекотливое... - осторожно начал Дмитрий
Алексеевич, чтобы помягче подать свою точку зрения.
- Ей нравится, когда идут мирно, по инстанции, - весело загремел
Галицкий. - Пишут начальству, в редакции - так ты хочешь? А Урюпин и
Максютенко, мол, подождут...
- Ну и что ж? А так он мог ошибиться...
- Слушай, Нина, этим он и хорош - тем, что в сложной обстановке, как
хирург, быстро нашел единственно верный, спасительный путь. И, заметь,
законный путь. Закон охраняет существо, а не форму. Антонович проявил, я
бы сказал, настоящее, суворовское мужество. А человечишка, если бы ты
посмотрела!..
И, обращаясь к Дмитрию Алексеевичу, Галицкий добавил:
- Она у меня умеренная.
- А он у меня все время в драку лезет! - Жена перевела в сторону
Галицкого прощающий взгляд. - Вроде этих вот, боксеров моих. Чужие синяки
ловит. Пора бы отдохнуть.
- Еще отдохнем! - Галицкий засмеялся. Он, подбоченясь и выпятив бритый
кадык, сидел за столом в сиреневых подтяжках и белой шелковой сорочке,
которую он расстегнул, обнажив грудь, густо обросшую до ключиц. Он пил
какао из "папиной", высокой кружки.
- Я тут недавно статистикой занимался. Над нашей машиной трудились вы,
Крехов с Антоновичем, ну и немножко я. Из сорока восьми узлов не пошел
только один узел. Мы ахнули - всего только два процента! Девяносто восемь
уложили в мишень! А над машиной Гипролито трудился целый институт. Два
института! Академик, три доктора, два кандидата и целый отдел инженеров!
Первую авдиевскую машину сделали - полмиллиона затратили, и трубы вышли
дороже, чем при ручном способе. На балансе завода повисли два миллиона
убытка. Во второй раз - полтора миллиона пустили в дело, и опять не вышло!
Перерасход чугуна! А ведь разрабатывают, совещаются, обсуждают. Все
солидно, с поклоном в сторону авторитетов. Тридцать три богатыря решают
проблему, а у нас только четыре - и наша берет! Вот вам тема для
диссертации - что такое монополия, почему все валится у нее из рук и чем
она отличается от настоящего коллектива.
- Один паренек, инженер молоденький, сказал мне года три назад: "Это,
говорит, вам не авдиевское Конго!"
- Да, их кое-кто уже чует. Но еще больше слепых. Если Авдиев вдруг
провалится, для многих ваших коллег в Гипролито это будет громом среди
чистого неба.
- Невидимый град Китеж... - проговорил Дмитрий Алексеевич.
- А ведь с каким апломбом говорят о коллективе! Помните ваш первый
техсовет? Спросить бы у того же Тепикина, что он разумеет под словом
коллектив...
- Тепикин все разумеет. Он знает, что это такое, и знает главную
примету коллектива, которую я только теперь по-настоящему понял - когда в
меня пальцем ткнули: "Вот он, одиночка, шкурник!" Теперь-то я знаю, что
такое коллектив. Если взять самую большую или самую маленькую единицу в
авдиевской бражке, в душу к любому если забраться, - там бесконечное
одиночество свищет, как ветер в половецких степях. Хоть их там и целая
компания, но это не коллектив. А сколько лет стучался я к ним под крышу! С
пальмовой ветвью! Ничего ведь не знал!
- А я! Я ведь был у Авдиева в институте. Верил в него! Как барышня,
восхищаюсь, а он передо мной павлином... По плечу: "Ничего, брат, учись...
Это все доступно... Труд, только труд!.." Я сам себя еще не знал, а он уже
застраховался. Что-то во мне подметил. Послал в докторантуру - старый
прием! И действительно, три года он у меня на этом выиграл. А потом я
смотрю: он тему мне такую дал, чтоб подальше от его тучных пастбищ!
- Но как крепко держится!
- Ничего нельзя было поделать. Сам я не мог... Разговорами здесь не
сдвинешь ничего. Они скажут, что черное есть белое, и проголосуют "за". И
Саратовцев подтвердит. Здесь нужен факт вроде вашей машины. И нужен еще
завод, не подвластный Шутикову, - вроде нашего завода. У себя они не дали
бы построить. Вы говорите, почему я вами занимался. Потому, что вы сделали
все, что мог сделать один для всех. Вы сделали и для меня: дали мне в руки
возможность освободить Гипролито от этих пиратов. Я рад, что вы нашлись.
Пейте, пейте еще! - Галицкий ухнул Дмитрию Алексеевичу из кастрюли полную
кружку какао. - Пейте! Укрепляйтесь для новых боев!
- Боец! Так тебя и испугались! - сказала жена Галицкого. - Иди уж,
вояка! - она мягко толкнула Петра Андреевича в спину. - Иди, на завод вон
уже пора!
4
Павел Иванович Шутиков переживал горячие дни. Прежде всего
подозрительно долго затянулась разработка нового стандарта на трубы.
Наконец все чертежи и расчеты вместе с пояснительной запиской прибыли из
НИИЦентролита. К ним были приложены заключения специалистов и даже мнение
академика Саратовцева, который с расчетами был согласен и считал возможным
временно увеличить вес труб, учитывая перспективы дальнейшего улучшения
литейной машины.
- Прекрасно! - весело сказал Шутиков и прострочил зелеными чернилами
бумагу, которую ему подсунул Тепикин. Он докладывал всю эту историю.
Но бумагам этим не суждено было уйти дальше канцелярии министерства.
День только начинался, и Павел Иванович вызвал для беседы по личному
вопросу Вадю Невраева. Вадя ждал в приемной и сразу же вошел. Серый пиджак
его был застегнут, галстук - точно посредине, и голубые глаза смотрели с
непонятной сдержанной мукой. Опустив руки по швам, Вадя проплыл серой
утицей через кабинет и остановился перед начальником. Шутиков достал из
стола его заявление об уходе с работы.
- Что это? - спросил он, уже в который раз прочитав бумагу, и
удивленно, ласково просиял. - Что это вы, товарищ Невраев? Меняете климат?
Перекочевываете?
- По состоянию здоровья. Хочу полечиться и потом думаю пойти на учебу.
Вот имеются медицинские справки.
- Справки - что! - Шутиков, улыбаясь, пристально посмотрел на Вадино
лицо. Там была все та же неподвижная мука. - Ну что ж! - сказал Шутиков. -
Когда вы хотите уйти?
- Я сейчас думаю в отпуск... И хотелось бы не возвращаться.
Шутиков молча прострочил: "В приказ. Уволить по собственному желанию".
Вадя молча взял заявление, повернулся и выплыл из кабинета с тем же
дурацким выражением на лице.
"Что ж тебя гонит отсюда? - подумал Шутиков, глядя ему вслед. - Ведь
будто никакой бури не предвидится. Что же это ты потемнел, заволновался?"
Потом Шутиков засмеялся: он подумал, что и самый чуткий флюгер иногда
ошибается. Дует ураган с юга, а он, дрожа, показывает точно на север. "Но
что же он чует, наш флюгер? Пусть это будет южный ветер - но что же это?"
Если бы Дроздов был в Москве, Павел Иванович вызвал бы его, и они
сообща нашли бы, в чем гвоздь. Но Дроздова не было в Москве. С тех пор,
как Леонид Иванович разошелся с женой, он все время пропадал в
командировках, на заводах - вплотную занялся вопросами новой техники.
Ближе к полудню у одного из телефонов зашипел сигнал. Шутиков снял
трубку и сразу оскалился и засиял всем желтым золотом, которое было на
нем. Звонил профессор Авдиев и просил во что бы то ни стало задержать
материалы по новому стандарту.
- Что такое? Я уже отослал! - сказал Шутиков, нажимая кнопку звонка. -
Так что вы говорите, Василий Захарович, что?
- Есть некоторые соображения, - ответил в трубке глухой голос Авдиева.
- Да, кстати... Лопаткин освобожден, вы знаете? Это - раз...
- Верните материал, который утром... - сказал Шутиков вошедшей
секретарше. - Узнайте в экспедиции и сейчас же мне... Что? - закричал он в
трубку. - Василий Захарович, повторите!
- Приехал в Москву и уехал опять. Машину строит. Или уже построил...
- А на каком заводе, не знаете? А министерство? Тоже не знаете?
- Министерство - можно догадаться, - ответила трубка. - У них,
по-моему, договор. Уже работает. По-моему, основные узлы уже в металле...
- А откуда узнали?
- Сведения верные.
- Очень приятно! - сказал Шутиков.
- Мне тоже, - ответил Авдиев. - Надо бы покалякать, Павел Иванович...
- Завтра должен Дроздов приехать, поговорим. Давайте созваниваться
завтра с утра.
Он положил трубку, позвонил секретарше. Прошла минута, две - никто не
появлялся. Он вышел в приемную - там никого не было. Он мягко просиял, что
было у него на этот раз выражением растерянности, вернулся в кабинет.
Через несколько минут появилась секретарша с бумагами в папке.
- Их не отправляли. Леонид Иванович хотел сам по приезде...
- Вот и прекрасно. Оставьте здесь.
Когда секретарша ушла, Шутиков раскрыл папку, и аккуратно исполненные
бумаги, вид которых еще утром так приятно облегчил его, - эти бумаги
сейчас испугали его своей ясностью, откровенно и любовно сделанным
подлогом. Они были красивы красотой ядовитого гриба. Шутиков поворошил их
и вернулся к первому листу, где красовалась его беспечная, сделанная
наискосок подпись.
"Я направил эту стряпню в комитет!" - подумал он. Взял бумагу со своей
подписью и положил ее отдельно на столе. "Хорошо. Ну, допустим, мы
опоздали и все это ушло в комитет. Дроздов доложил, и новый стандарт,
скажем, утвердили. Что дальше?" - "А дальше вот что, - тут же пришел
ответ. - Становится известным, что есть машина Лопаткина, которая льет
трубы точно по старому стандарту. И комитет говорит: отказать. Не к чему
выбрасывать по два кило металла на каждой трубе! Но и это не все.
Лопаткин, конечно, поднимет шум, напомнит, где сможет, что он предлагал
свою машину нам и что это было восемь лет назад, и что мы возмутительно,
безобразно, беспрецедентно... - как еще пишут в газетах?.." - и Шутиков не
очень весело улыбнулся, стал смотреть в сторону, шаря при этом по столу.
Ему сразу вдруг захотелось закурить.
"Постой! - вдруг ударила его новая мысль. - А шестьдесят тысяч тонн
чугуна? Куда ты их теперь денешь?"
В ту же секунду он почувствовал нарастающее жжение в сердце, которое
перешло в сильнейший укол. Застонав, он нажал кнопку звонка, быстро прошел
к дивану и тяжело опустился на него.
Он лежал и, держась рукой за грудь, улыбался, сияя желтыми коронками.
Секретарша, войдя, сразу поняла по этой улыбке, что Павел Иванович
страдает - у него уже бывали приступы, и он всегда так скалился от боли.
Она подбежала к телефону, позвонила вниз, в поликлинику, и через несколько
минут в кабинет вошла женщина в белом халате и с чемоданчиком. Она
потрогала лоб, пощупала пульс у Павла Ивановича, отвернула на нем шелковую
рубашку и, обнажив его белую жирную грудь, осторожно прижала к ней
мембрану фонендоскопа.
- Полежите часок, - сказала она, выслушав Шутикова. - Когда боль
пройдет, пожалуйста - домой, в постель.
Взяла графин, налила полстакана воды, капнула туда из маленького
пузырька и подала Шутикову. Павел Иванович выпил и лег. Но когда женщина в
белом ушла, он сел на диван и рукой подозвал секретаршу.
- Машину...
Она тут же позвонила в гараж.
- Все эти бумаги мне в портфель, - сказал Шутиков, морщась, заправляя
рубаху в штаны. - С собой возьму.
И он уехал домой.
Назавтра он приехал в министерство среди дня. Высокий парадный подъезд
смотрел на него, как ловушка. Прошли сутки - гигантский срок! Павел
Иванович знал, чего стоят сутки в _такое время_. Он быстро прошел на
второй этаж и дальше, особым коридором, к себе в кабинет. Сразу же
позвонил. Как только открылась вдали дверь из приемной, спросил: "Дроздов
приехал?" И вздохнул с облегчением, когда секретарша сказала: "Он уже
справлялся о вас".
Леонид Иванович вернулся из командировки ночью. В десять часов утра он
уже был в своем министерском кабинете и снимал трубки телефонов. Ему с
утра начали звонить. Через двадцать минут он узнал все то, что так
испугало вчера Шутикова, и вдобавок кое-что такое, чего Павел Иванович еще
не знал. Ему сообщили, что вся переписка Лопаткина воскресла и попала в
Верховный суд, а оттуда в районную прокуратуру, к помощнику прокурора
Титовой, которая проявляет к делу какой-то повышенный интерес. Сведения
эти передал Дроздову по телефону испуганный шестидесятилетний старик,
заведующий министерским бюро по изобретениям, который вчера давал
объяснения Титовой.
- Ты, видно, еще мало жил на свете, - закрыв глаза, с раздражением
сказал ему Дроздов. - Паникер! Чего ты испугался? На то они и прокуратура,
чтобы копаться в наших дебрях. Искать наши прорехи. Ты говоришь,
документы! У нас тоже есть документы. Мы тоже храним бумаги! Ну-ка,
принеси мне все наши исходящие по этому делу, мы сейчас посмотрим...
"Да... - подумал Леонид Иванович и, выйдя из-за стола, принялся
разгуливать по ковру. - Недооценил я товарища Лопаткина... А почему? Все
из-за этого политика (так Леонид Иванович называл Шутикова). Дела затевает
большие, а знать - ни шиша не знает. Куда тебе! Сук давно перегнил, а ты
все на нем сидишь, ничего не понимаешь, только улыбаешься, когда надо бы
на другой перелезть! Не-ет, рано или поздно все равно загремишь! В такую
историю влез - и других еще тащит!"
Здесь надо заметить, что Леонид Иванович этим утром задумался об
_истине_ в деле Лопаткина, о том, что можно было еще в сорок шестом году
поддержать этого изобретателя, взять на себя какой-то риск, ударить с ним
вместе на противников, в том числе и на Шутикова. "Нет, нет, нет! - сказал
он тут же. - Тогда это лежало за пределами здравого смысла. Нельзя было.
Проиграли бы вместе. Тогда - нет! А вот сейчас..."
В эту минуту к нему вошел заведующий бризом, неся перед собой семь
папок. Он прикрыл дверь ногой и опустил папки на тот стол, который был
придвинут к письменному. Леонид Иванович надел роговые очки и, держа руку
в кармане, поставив колено на стул, закрыл глаза, солидно засопел.
- Ну давай, давай... Что тут у тебя...
Старик тоже достал очки, протер их платком и, посадив на нос, раскрыл
папку с крупно намалеванными на обложке цифрами: "1945". У него была
заранее заложена бумажкой нужная страница.
- Ну-ка, что здесь? - спросил Леонид Иванович.
- Мы, министерство, отвечаем вам, Леонид Иванович... Вы еще в Музге
были. На ваш номер...
- Ага, помню. Он ведь у нас подавал заявку! Да, да, я отослал в
министерство. Ты, давай, найди это. Это будет нужно!.. Так... Дальше. Или
нет, давай так: отнеси машинисткам, и пускай скопируют все исходящие и мое
отношение из Музги. В трех экземплярах. Давай поскорее.
Через час Леониду Ивановичу принесли копии всех нужных бумаг.
Министерство, оказывается, не раз писало институту Гипролито о
необходимости срочно спроектировать машину Лопаткина.
"Пожалуйста! Допрашивайте! - подумал Леонид Иванович, нажимая кнопку
звонка. - У нас козырей хватит. Вот мы такого-то пишем. Вот напоминаем.
Вот приказ министра..."
- Вызовите ко мне, - сказал он вошедшей секретарше, - вызовите,
значит... да, вот: Бочарова Сергея Сергеевича, потом еще Графова и кого же
третьего? Ну хотя бы Севрука. И скажите, чтоб принесли бутылок пять воды.
Бочаров - это был тот начальник отдела, который на узком совещании
докладывал о перерасходе чугуна. Тихий человек этот пережил несколько
полных составов коллегии министерства. Остальные двое были рядовыми и
притом молодыми инженерами. К большому начальству их вызывали не часто. И
поэтому, войдя в кабинет Дроздова, они сразу превратились в студентов.
- Садитесь, товарищи, - сказал Дроздов, и все трое сели. - Извините,
жара начинается, - он показал на свой расстегнутый китель и кивнул на
открытое окно, за которым светился и кричал автомобильными гудками
сумасшедше яркий день. - Вы как, Сергей Сергеевич, свободны сейчас? -
спросил он, становясь с каждой минутой все более строгим и как бы старея.
- Я просил бы вас возглавить комиссию по расследованию ряда фактов. Вы
что-нибудь знаете об изобретении Лопаткина?
- Что-то слышал, - поспешил ответить Севрук. - Он в каком отделе
работает?
- Нет, это другой Лопаткин. Я специально пригласил вас, как людей
нейтральных. Сергей Сергеевич, впрочем, должен знать о центробежной машине
Лопаткина.
- Да, я вообще говоря, кое-что знаю... но видел я только одну машину
конструкции Гипролито, о которой мы говорили...
- Очень хорошо. В таком случае я вас проинформирую. Инженер Лопаткин
около восьми лет назад предложил нам конструкцию новой машины для
центробежной отливки труб. Я сразу отослал его заявку в министерство -
дело было еще в Музге. Восемь лет он пытался внедрить эту машину, и все
время какая-то невидимая сила отбрасывала его назад...
Открылась дверь, и буфетчица внесла на подносе пять бутылок лимонада и
стаканы. Откупорила бутылки, налила каждому и бесшумно удалилась. Леонид
Иванович выпил стакан, налил еще и выпил. И инженеры скромно отхлебнули из
своих стаканов.
- Четыре раза технический совет министерства принимал решение о
проектировании машины, - продолжал Дроздов посвежевшим голосом. - Министр
издал два приказа. Товарищ Шутиков и я много раз устно и письменно
напоминали... Да что там говорить - вот некоторые документы, которые мы
подняли. Вы ознакомитесь с ними. В вашу задачу входит установить
виновников этой беспрецедентной в-волокиты. - Тут Леонид Иванович вышел
из-за стола и принялся ходить по ковру. - Теперь о машине Гипролито. - Он
прошел на другой конец кабинета и там остановился. - В то время как этот
институт всячески тормозил изобретение Лопаткина, ряд его работников,
совместно с нашими учеными-корифеями спешно проталкивали свою машину, ту
самую, Сергей Сергеевич, которая вам причинила столько хлопот. Им удалось
протолкнуть ее. Они ввели в заблуждение руководство министерства, дав
неправильную оценку машине Лопаткина, а свою - расхвалили