и сил -
                     Тем хуже! Он не стоит сожалений,
                     Коль глупость - плод столь долгих размышлений.
                     Пусть слово даст, что зла не затаит,
                     Коль зал иную сцену освистит -
                     Ложь! Это он, себя спасая, льстит.
                     Пусть остр его сюжет и мысли новы -
                     Вздор! Это вкуса признаки дурного...
                     Извольте же, не будет вам сатир -
                     К чему они, коль совершенен мир?
                     Раз оскорбленье видят в поученье,
                     Цель автора - лишь ваше развлеченье.
                     А коль показан им дурак иль плут,
                     Не злитесь: их ведь нет меж вами тут.
                     Скажу вам покороче: пьеса эта -
                     Создание смиренного поэта,
                     Который, как спектакль ни примет зал,
                     Ваш приговор заранее признал.


                            ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА {15}

                                  Мужчины

     Фейнелл, влюбленный в миссис Марвуд.
     Мирабелл, влюбленный в миссис Милламент.
     Уитвуд
     поклонники миссис Милламент.
     Петьюлент
     Сэр Уилфул Уитвуд, сводный брат Уитвуда и племянник леди Уишфорт.
     Уейтвелл, камердинер Мирабелла.

                                  Женщины

     Леди Уишфорт, ненавистница Мирабелла, который прежде для  видимости  за
ней ухаживал.
     Миссис Милламент {16}, племянница леди Уишфорт, красавица, влюбленная в
Мирабелла.
     Миссис Марвуд, подруга мистера Фейнелла, влюбленная в Мирабелла.
     Миссис Фейнелл, дочь леди Уишфорт и жена Фейнелла, некогда состоявшая в
дружбе с Мирабеллом.
     Фойбл, служанка леди Уишфорт.
     Минсинг, служанка миссис Милламент.

     Слуги, служанки, лакеи, танцоры.

                          Место действия - Лондон.

                Время действия - эпоха, современная автору.


        "ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ "

                                 Шоколадная {17}

  Мирабелл и Фейнелл встают из-за карт; около них хлопочет служанка Бетти.

     Мирабелл. Везет же тебе, Фейнедл!
     Фейнелл. На сегодня хватит?
     Мирабелл. Как хочешь. Можно еще, чтобы доставить тебе удовольствие.
     Фейнелл. Не стоит. В другой раз будешь повнимательнее - отыграешься,  а
сегодня тебе не до карт - ты думаешь о чем-то другом. Равнодушие партнера  к
неудаче  портит  удовольствие  от  выигрыша.  Играть  с  мужчиной,   который
безразличен  к  проигрышу,  все  равно  что  завести  интрижку  с  женщиной,
равнодушной к своей репутации.
     Мирабелл. О, ты привереда и гурман!
     Фейнелл. Объясни, откуда эта сдержанность? Ты чем-то расстроен?
     Мирабелл. Отнюдь. Просто я нынче серьезен, а ты весел, вот и все.
     Фейнелл. Признайся, вчера после моего ухода ты поссорился с Мил-ламент?
Фокусы моей прелестной кузины могут вывести из себя даже стоика. Или пока ты
сидел у них, явился какой-нибудь хлыщ и был встречен как лучший друг?
     Мирабелл. Ты угадал: пришли Уитвуд и  Петьюлент.  Мало  того,  изволила
пожаловать моя ненавистница - ее тетка, она же - твоя теща, старуха Уишфорт.
Теперь тебе ясно?
     Фейнелл. Вот что! У этой леди к тебе давняя приязнь и - не без причины.
А жены моей там не было?
     Мирабелл. Была. А еще миссис Марвуд и несколько дам, которых я не знаю.
Увидев меня, они помрачнели и зашептались; потом стали громко жаловаться  на
ипохондрию и погрузились в молчание.
     Фейнелл. Им, видно, не терпелось от тебя избавиться.
     Мирабелл. Потому я и решил не трогаться с места. В конце концов старуха
прервала тягостное молчание и разразилась филиппикой против долгих  визитов.
Я сделал вид, что не понял, но тут к ней присоединилась Милламент.  Тогда  я
встал и с натянутой улыбкой объявил, что, по-моему, гостю не так  уж  трудно
понять, когда он становится в тягость. Она залилась краской, а  я  удалился,
не дожидаясь ответа.
     Фейнелл. Ты напрасно на нее дуешься,  она  сказала  так  лишь  в  угоду
тетке.
     Мирабелл. Она сама себе хозяйка  и  не  обязана  ходить  у  старухи  на
поводу.
     Фейнелл. Ну что ты! Она же потеряет  половину  приданого,  если  выйдет
замуж без согласия тетки!
     Мирабелл, В ту минуту мне было бы куда приятней,  прояви  она  поменьше
осмотрительности.
     Фейнелл. Я понимаю, почему ты им так мешал! Вчера у них  был  очередной
шабаш: они собираются трижды в неделю поочередно друг  у  друга  и  проводят
дознание,  как  коронер  над  трупом  {18},  только  покойника  им  заменяет
чье-нибудь доброе имя. Мы  с  тобой  им  не  компания:  они  постановили  не
принимать в свою секту мужчин. Но во избежание  сплетен  кто-то  предло  жил
допустить одного или двух. Вот они и выбрали Уитвуда и Петьюлента.
     Мирабелл. И кто же настоятельница этой общины? Ручаюсь,  леди  Уишфорт:
она повсюду твердит о своей ненависти к мужскому полу  и  со  всей  Энергией
пятидесяти пяти лет ратует за платонизм и  фруктовые  наливки.  А  потомство
пусть само печется о себе - ей-то ведь больше не плодиться.
     Фейнелл. Не разгадай она, что твое внимание к ней притворно и ты втайне
любишь ее племянницу, она, пожалуй, не  стада  бы  такой  мужененавистницей.
Если бы ты искуснее притворялся, все шло бы в согласии с законами природы.
     Мирабелл. Я делал все, что в человеческих силах, конечно, до известного
предела. Я льстил ей без зазрения  совести  и  даже  взял  на  душу  грех  -
посвятил  ей  стихотворение.  Мало  того,  я  подговорил  приятеля  сочинить
памфлет, в котором она обвинялась в любовной связи с  молодым  человеком,  а
сам вдобавок сообщил ей, что злые  языки  болтают,  будто  она  вдруг  очень
располнела. А когда ее свалила водянка, убедил, что в  городе  ходят  слухи,
она, мол, лежит  родами.  Если  и  этого  мало,  черт  возьми,  значит,  для
ублажения старухи надлежало и в самом деле переспать с ней! Но на  это  меня
уже не хватило. Впрочем, разоблачением я обязан твоей приятельнице и подруге
твоей жены - миссис Марвуд.
     Фейнелл. С чего вдруг она так на тебя  ополчилась?  Может,  она  делала
тебе какие-нибудь авансы, а  ты  пренебрег  ими?  Женщины  неохотно  прощают
подобное невнимание.
     Ширабелл. До недавнего времени она держалась со  мной  любезно.  Но  я,
признаться,  не  из  числа  хлыщей,  которые  склонны  дурно   истолковывать
воспитанность дамы и полагать,  что  если  она  им  кое-что  позволяет,  то,
значит, позволит уж все.
     Фейнелл.  Ты  настоящий  кавалер,  Мирабелл.  И  хотя  у  тебя   хватит
жестокосердия не ответить на страсть дамы, ты достаточно великодушен,  чтобы
печься о ее чести. Однако наигранное безразличие выдает тебя с  головой.  Ты
отлично знаешь, что пренебрег ею.
     Мирабелл. Зато твой интерес к этому делу отнюдь не кажется  наигранным.
Твои мысли явно больше заняты упомянутой дамой, чем женой.
     Фейнелл. Постыдись, дружище! Если  станешь  отпускать  колкости  в  мой
адрес, я вынужден буду тебя покинуть и поискать себе  партнеров  в  соседней
комнате.
     Мирабелл. А кто там?
     Фейнелл. Уитвуд и Петьюлент. (Бетти.) Подай мне шоколаду. (Уходит.)
     Мирабелл. Который час, Бетти?
     Бетти. Да скоро в церкви венчать перестанут {19}, сэр. (Уходит.)
     Мирабелл. А ведь в самую точку  попала,  негодница!  (Смотрит  на  свои
часы.) Батюшки! Уже почти час!

                               Входит слуга.

     А, ты вернулся! Ну как, свершилось великое  событие?  Что-то  ты  очень
скучный.
     Слуга. Там столько набежало парочек к Панкрасу {20}  -  страх,  сударь:
выстроились друг за дружкой - хоть сейчас в контрданс! Наши-то  оказались  в
хвосте - никакой тебе надежды поспеть. А тут еще пастор хрипнуть стал  -  мы
испугались: а ну как совсем голос потеряет, пока до нас очередь дойдет!  Вот
и кинулись мы на Дьюкс-Плейс {21} - там их в миг окрутили.
     Мирабелл. Так ты уверен, что они обвенчались?
     Слуга. Обвенчались и в постель легли, сударь! Сам видел.
     Мирабелл. Свидетельство у тебя?
     Слуга. Вот оно.
     Мирабелл. А что, портной принес платье Уейтвелла и новые ливреи?
     Слуга. Принес, сударь.
     Мирабелл. Прекрасно. Так вот, возвращайся домой, слышишь, и  пусть  они
там не расходятся до моего приказа. Пусть Уейтвелл навострит уши и  ждет,  а
наша курочка почистит перышки и спешит к Пруду Розамонды {22} -  я  буду  ее
ждать там в час дня. Мне надо увидеться с ней, прежде  чем  она  вернется  к
хозяйке. И если ты не хочешь, чтоб тебе оторвали уши, держи язык за  зубами.
(Слуга уходит.)

                    Возвращается Фейнелл, за ним Бетти.

     Фейнелл. Видно, тебе повезло, Мирабелл: ты заметно повеселел.
     Мирабелл. Я тут затеял  одну  шутку,  пока  не  могу  тебе  рассказать.
Хорошо, что они сегодня не сходятся на шабаш. Не пойму, Фейнелл, как это ты,
женатый, а следовательно - осмотрительный человек, позволяешь жене  состоять
в их секте.
     Фейнелл. Право, я  не  ревнив.  К  тому  же  там  все  женщины  и  наши
родственницы. А что до вхожих туда мужчин - они не опасны: их никто  в  грош
не ставит.
     Мирабелл. Ну, я  другого  мнения.  Если  мужчина  хлыщ,  тут-то  и  жди
сплетен. Ведь у женщины, если она не  совсем  дура,  есть  лишь  один  повод
водиться с мужчиной.
     Фейнелл. Ужели  всякий  раз,  когда  Уитвуд  болтает  с  Милламент,  ты
ревнуешь ее?
     Мирабелл. Не столько ревную, сколько начинаю сомневаться в ее уме.
     Фейнелл. Ты несправедлив: ума ей не занимать.
     Мирабелл. Она достаточно хороша собой, чтобы внушать мужчинам  подобные
мысли, и слишком воспитанна, чтоб оспаривать подобные похвалы.
     Фейнелл. Сдается мне, что для  пылкого  любовника  ты  слишком  большой
критикан: ты видишь все слабости возлюбленной.
     Мирабелл. Для критикана я слишком пылкий любовник. Я люблю ее со  всеми
недостатками. Больше того, за них-то я и люблю  ее.  Капризы  Милламент  так
искусны, а может быть, так натуральны, что ничуть ее  не  портят.  В  других
женщинах манерность отвратительна, ей  же  она  придает  обаяние.  Признаюсь
тебе, Фейнелл: однажды, обиженный ею,  я  в  отместку  разобрал  всю  ее  по
косточкам; рассмотрел в отдельности ее недостатки, изучил их и даже запомнил
на память: реестр был так велик, что рано или  поздно  должен  был  побудить
меня возненавидеть ее от всей души. Мало-помалу я так  привык  перебирать  в
уме погрешности Милламент, что  под  конец,  вопреки  моим  намерениям,  они
перестали меня отталкивать. И вот наступил день, когда я мог  думать  о  них
без всякого раздражения. Теперь они кажутся мне столь же привычными,  как  и
мои собственные. Похоже, близок день, когда я начну дорожить ими  в  той  же
мере.
     Фейнелл. Женись на ней, мой тебе совет! Пусть ее  прелести  будут  тебе
хоть в половину так же знакомы, как пороки, и, клянусь жизнью,  ты  обретешь
покой.
     Мирабелл. Ты так думаешь?
     Фейнелл. Ручаюсь своим опытом. Я человек женатый, мне ли того не знать.

                             Входит рассыльный.

     Рассыльный. Не здесь ли находится некий сквайр Уитвуд?
     Бетти. Здесь. А вам он зачем?
     Рассыльный. У меня письмо от его брата сэра Уилфула. Белено передать  в
собственные руки.
     Бетти. Он в соседней  комнате,  приятель.  Иди  вот  туда.  (Рассыльный
уходит.)
     Мирабелл. Как! В столицу прибыл глава клана - сэр Уилфул Уитвуд?
     Фейнелл. Его нынче ждут. Он тебе знаком?
     Мирабелл. Видал однажды. По-моему, он подает надежды со временем  стать
изрядным чудаком. Кажется, ты имеешь честь быть с ним в родстве?
     Фейнелл. Да. Он - сводный брат нашего Уитвуда.  Покойница  матушка  его
была сестрой леди Уишфорт, моей тещи. Женись на  Милламент  и  тоже  станешь
величать его кузеном.
     Мирабелл. Что ж, лучше быть ему родственником, чем знакомым.
     Фейнелл. Он прибыл в Лондон, чтоб снарядиться в путешествие.
     Мирабелл. Господи! Ведь ему же за сорок.
     Фейнелл.  Неважно.  Пусть  Европа  убедится,  что  Англия   располагает
болванами всех возрастов. В этом наша гордость.
     Мирабелл. А почему бы парламенту, чтоб уберечь честь нации,  не  издать
закон, запрещающий вывоз дураков?
     Фейнелл. О ни в коем случае! От этого был бы один вред.  Лучше  немного
потерять на вывозе, чем пострадать от чрезмерного производства и  отсутствия
сбыта.
     Мирабелл. А что, дурь этого странствующего рыцаря сродни глупостям  его
здешнего братца?
     Фейнелл. Ничуть. Наш Уитвуд так же мало схож с упомянутым рыцарем,  как
мушмула с диким яблоком, хоть их и можно привить на одной ветке. Первая тает
во рту, второе - не проглотишь; в первой - сплошь мякоть; во втором  -  одна
сердцевина.
     Мирабелл. Первая сгниет прежде, чем поспеет,  а  второе  -  никогда  не
поспеет: так и сгниет.
     Фейнелл.  Сэр  Уилфул  представляет  собой  странную  смесь  робости  и
упрямства. Пьяный, он походит на влюбленное чудовище из "Бури" {23} и  ведет
себя в том же духе. А его столичный родственник, надо отдать ему должное, не
лишен добродушия и не всегда безнадежно глуп.
     Мирабелл. Не всегда. Глупость одолевает его в тех  случаях,  когда  ему
изменяет память или когда под рукой не оказывается тетрадочки, в которую  он
заносит чужие мысли. Он дурак с хорошей памятью и пригоршней  чужих  острот.
Он из тех, чью болтовню  мы  терпим  лишь  потому,  что  от  нее  никуда  не
денешься. У него одно прекрасное свойство  -  он  не  спорщик:  так  дорояшт
репутацией  человека,  наделенного  чувством  юмора,  что  готов   принимать
оскорбление  за  шутку,  а  откровенную  грубость  и  брань  за  иронию  или
ро-зыгрыш.
     Фейнелл. Если ты еще не закончил его портрет, можешь дописать с натуры.
Вот он собственной персоной - прощу!

                               Входит Уитвуд.

     Уитвуд. Ну посочувствуйте мне, голубчики! Пожалейте меня, Фейнелл! И вы
тоже, Мирабелл.
     Мирабелл. Охотно.
     Фейнелл. Но в чем дело?
     Уитвуд. Мне не было писем, Бетти?
     Бетти. Нешто рассыльный не вручил вам только что?
     Уитвуд. Ну да, а еще не было?
     Бетти. Нет, сударь.
     Уитвуд. Какая досада! Ужасная досада! Рассыльный этот -  осел,  вьючное
животное! - принес мне письмо от моего безмозглого брата - тяжеловесное, как
речь  о  добродетелях  усопшего  или  стихотворный  панегирик  одного  поэта
другому. Но самое ужасное, что  этот  эпистолярный  опус  лишь  предшествует
появлению своего создателя.
     Мирабелл. И такой дурак приходится вам братом!
     Уитвуд. Только сводным. Сводным, а не родным, честное слово!
     Мирабелл. Что ж, тогда он, возможно, лишь сводный дурак.
     Уитвуд.  О,  это  прекрасно,  Мирабелл,  le   drole   {Плут,   пройдоха
(франц.).}! Просто прекрасно! Впрочем, хватит про  него,  черт  подери!  Как
поживает ваша супруга, Фейнелл?  Я,  кажется,  болтаю  вздор,  а  все,  чтоб
отделаться от мысли об этом ироде. Простите великодушно, что вам, столичному
жуиру, я задал столь неуместный и слишком личный вопрос.  Право,  я  говорю,
что в голову взбредет, - словно какая-нибудь вековуха на свадьбе. И все  же,
миссис Фейнелл - редкостная женщина.
     Фейнелл. Хорошо, что вы не думаете, о чем говорите, а то ваши хвалебные
речи преисполнили бы меня тщеславием или ревностью.
     Уитвуд. Во всей столице один только  Фейнелл  ладит  с  женой.  А  ваше
мнение, Мирабелл?
     Мирабелл. Если вам нужно знать в точности, пойдите,  справьтесь  у  нее
самой.
     Уитвуд. Послушайте, Мирабелл!..
     Мирабелл. Да?
     Уитвуд. Примите мои извинения, голубчик. Я что-то  хотел  спросить,  да
позабыл...
     Мирабелл. Признателен вам от души.
     Уитвуд. Уж вы простите: такая стала память - никуда!..
     Мирабелл. Остерегайтесь подобных извинений, Уитвуд.  Все  знакомые  мне
глупцы непременно жалуются либо на память, либо на сплин.
     Фейнелл. Куда вы подевали Петьюлента?
     Уитвуд. Он сидит там, считает свои деньги - час назад они  были  моими.
Мне сегодня безбожно не везло.
     Фейнелл. Дайте ему обыграть вас в карты: вы ведь всегда побьете  его  в
остроумии. Поскольку вам достался ум, отпущенный на  вас  обоих,  пусть  ему
хоть в чем-нибудь повезет.
     Мирабелл. А по-моему, Петьюлент не  склонен  считать,  что  вы  острите
удачнее его, Уитвуд.
     Уитвуд. Перестаньте, прошу вас! Вы сегодня не в духе и  готовы  спорить
но любому поводу. Петьюлент - мой друг и порядочный  малый.  Он  -  милейший
человек и кое-что знает: честное слово, он не лишен остроумия - надо  отдать
ему должное. Он мой друг, и мне не след говорить о нем  дурно.  А  если  его
невысоко ценят в свете, то не стоит его за это обливать презрением. Так что,
не обижайте моего друга.
     Фейнелл. Но вы же не считаете, что ваш друг - образец воспитанности?
     Уитвуд. Нет, конечно, у этого бездельника ужасные манеры, черт  бы  его
подрал: поведение под стать какому-нибудь судебному приставу, что правда, то
правда. Очень жаль, честное слово! А так, он вообще энергичен, с огоньком!
     Мирабелл. А как насчет храбрости?
     Уитвуд. Честное слово, чего не знаю, того не знаю.  Но  честное  слово,
если он с чем-то не согласен - никому не даст спуску.
     Мирабелл. Даже мужчине,  которого  побаивается,  или  женщине,  которую
любит?
     Уитвуд. Тут вы правы: он своих слов наперед не обдумывает.  Но  у  всех
свои слабости. Вы к нему слишком строги, честное  слово!  А  я  его  прощаю:
оправдываю все его недостатки, кроме одного  или  двух.  Один  у  него,  без
сомнения,  есть.  Будь  он  моим  братом,  я  б  и  тогда  его  осудил.  Тут
действительно остается желать лучшего.
     Мирабелл. Так поделитесь с нами этой тайной, Уитвуд.
     Уитвуд. Нет, уж вы меня простите! Чтоб я выставил напоказ  изъян  моего
друга! Увольте, голубчик, не могу!
     Фейнелл. Наверно,  ему  недостает  искренности  или  еще  какого-нибудь
пустяка.
     Уитвуд. Если  бы!  Кто  же  за  подобное  осудит  остроумца?  Требовать
искренности от острослова не  разумнее,  чем  постоянства  от  красавицы.  В
первом случае это свидетельствовало бы о том, что скудеет ум, а во втором  -
убывает красота.
     Мирабелл. Может быть, он, по-вашему, слишком самонадеян?
     Уитвуд. Нет, нет! Это всего лишь азарт  спорщика  и  желание  неустанно
участвовать в разговоре.
     Фейнелл. Может, слишком невежествен?
     Уитвуд. Что вы - это его счастье!  Будь  он  образованней,  как  бы  он
выказал свой природный ум?
     Мирабелл. Ну, тогда косноязычен?
     Уитвуд. А вы знаете, мне это в нем теперь даже нравится  -  косноязычие
позволяет мне порой выступать при нем толмачом.
     Фейнелл. Нахален?
     Уитвуд. Нет, не то.
     Мирабелл. Тщеславен?
     Уитвуд. Нет.
     Мирабелл. Ага! Наверно, дело в том, что подчас он сдуру выкладывает всю
правду: не хватает ему смекалки придумать что-нибудь похитрей.
     Уитвуд. Что? Правду?.. Ха-ха-ха! Ну так вот,  слушайте:  он  вообще  не
говорит правды. Ясно? Он лжет, как горничная, как привратник у знатной дамы.
Вот в чем его слабость.

                               Входит кучер.

     Кучер. Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?
     Бетти. Здесь.
     Кучер. Три дамы там, у меня в карете, желали бы с ним поговорить.
     Фейнелл. Каков Петьюлент, а? Слыхали: целых три!
     Бетти. Сейчас я скажу ему.
     Кучер. И еще подайте им две чашки шоколада и стакан  коричной  настойки
{24}. (Бетти и Кучер уходят.)
     Уитвуд. Не иначе - две досужие  шлюхи  и  сводня,  страдающая  одышкой.
Теперь вы знаете, кто эти дамы.
     Мирабелл. А вы, я вижу, на короткой ноге с его знакомыми.
     Уитвуд.  Дружба,  которой  не  сопутствует  доверие,  столь   же   мало
привлекательна, как любовь без обладания или вино без здравицы. Так и  быть,
открою вам  всю  правду.  Он  уже  неделю  нанимает  этим  шлюхам  карету  и
оплачивает кое-какие их расходы с тем, чтобы они ежедневно справлялись о нем
в общественных местах.
     Мирабелл. Ну и ну!
     Уитв